ДАВНЯЯ ПРИТЧА, Или четыре деяния о смысле человеческой жизни
1
Кто же не слышал давнюю и широко известную притчу о том, что надлежит сделать каждому человеку в жизни, чтобы можно было считать, что прожита она не зря?
Согласно притче для этого требуется: убить змею, посадить дерево, построить дом и родить сына. Причём родить надо не ребёнка вообще, мальчика или девочку, но именно сына.
Что же станет делать человек, услышавший притчу и понявший её буквально? Неужели, вооружившись палкой, кинется в лес убивать ни в чём не повинное пресмыкающееся, первым попавшееся ему под руку. Затем, взявшись за лопату, посадит дерево, после чего своими руками построит дом из кирпичей и брёвен. И, поселившись в нём с молодой женой, родит, если повезёт, именно сына, а не дочку. Вырастит его и, состарившись, сможет считать себя человеком, честно исполнившим свой земной долг, а потому и готовым безо всяких страхов перейти в мир иной.
А что, если человеку не случится убить змею или посадить дерево? Если он не сумеет построить своими руками дом или у него родится не сын, а дочь? Сможет ли он в таком случае считать свою жизнь вполне состоявшейся?
В какой же внутренней зависимости друг от друга могут находиться эти четыре деяния? Почему цепь деяний, завершающаяся рождением, должна начинаться непременно с убийства? Можно ли посадить дерево, не убив прежде змею, и родить сына, не построив дом? И чем могла так провиниться змея, что её необходимо убить?
А так ли проста эта притча, как нам хотелось бы думать? Не содержит ли она ещё скрытый, не лежащий на поверхности смысл, не вдруг и не сразу поддающийся разгадке?
2
Попробуем начать размышления не с убийства змеи, а с постройки дома. Какой именно дом нужно построить человеку прежде, чем родить сына? Ведь дома бывают не только из кирпичей или брёвен, возводимыми собственными руками. Они бывают и иными. Вот, к примеру, о сооружении дома что говорится в Библии: «устройте из себя дом духовный» (1Пет2:5). Так что бывают ещё и дома духовные, сооружаемые из самих себя.
Не о таком ли доме и говорится в притче?
В Библии достаточно подробно рассказывается ещё об одном доме - доме кожевника Симона в Иоппии (Деян 9:43), где какое-то время гостил апостол Пётр.
Как-то около шестого часа Пётр взошёл помолиться на верх дома, а внизу в это время готовили еду. Пётр же был голоден.
Надо ли нам обязательно знать эти, казалось бы, малосущественные подробности?
Однако, дело в том, что сам дом кожевника Симона, где какое-то время проживал Пётр и о котором нам столь подробно рассказывает Библия, выступает здесь не только как дом, обустроенный для проживания, но ещё и как образ того внутреннего дома, который каждому из нас надлежит обустраивать - как образ нашего двухуровневого внутреннего мира.
Ведь человек по своей природе является противоречивым двойством: он существо одновременно и духовное и телесное. Один человек - это как бы два разных человека, помещенных один в другого, причём у каждого из них свой путь. Вот что этому поводу говорит апостол Павел: «если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2Кор 4:16).
И эта противоречивая двойственность приносит человеку много проблем и даже бедствий, обрекая его на нескончаемую борьбу с самим же собой.
В послании к Римлянам апостол Павел говорит: «не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (7:15).
Обратим внимание на то, с какой поразительной искренностью говорит апостол о самом себе. Многие ли из нас способны на такое?
Но вернёмся к дому кожевника Симона, который представлен в Библии ещё и как образ нашего двойственного внутреннего мира. Если низ нашего внутреннего мира подчинён удовлетворению земных телесных нужд человека (внизу готовили еду), то его верх служит нашему общению с Богом. Не случайно сказано, что апостол Пётр восходил помолиться на верх. И это понятно: ведь верх - ближе к Богу, низ - дальше от Него.
Если верх нашего внутреннего мира тяготеет к Богу, то его низ тяготеет к земле и земному.
Какой выбор мы сами сделаем, какой из уровней будет у нас в приоритете, тот и станет главенствовать над нами, диктуя нам свои условия. Иначе говоря, весь вопрос состоит в том, кого мы сами для себя признаем господином, а кого слугой. Кому станем подчиняться и служить, а кем будем управлять и над кем властвовать.
Не об этом ли и было сказано Иисусом Христом в одной из Его малых притчей? «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф.6:24, Лк.16:13).
Итак, дом требуется соорудить человеку в самом себе духовный. Но какому же сыну надлежит жить в таком доме?
3
Надо сказать, что о сыновьях в Библии говорится много и часто. Иногда сыновей называют сыновьями чрева (Пр.31:2, Ис.49:15).
Не означает ли это, что кроме сыновей чрева возможны и какие-то иные сыновья? Например, духовные?
Разве родить в себе духовного сына не означает стать другим, то есть ещё раз родиться в самом себе?
О необходимости другого рождения говорил Иисус фарисею Никодиму, одному из начальников Иудейских, как-то пришедший к Нему ночью побеседовать о главном (Ин.3:1).Ночью он пришёл не случайно, поскольку опасался реакции своих соплеменников, настроенных по отношению к Иисусу враждебно.
Иисус сказал ему тогда: «кто не родится от воды и Духа не может войти в Царство Божие» (Ин. 3:5).
Однако Никодим Иисуса не понял. Ему был ведом только один вид рождения - физический, и потому он отвечал Иисусу с недоумением так: «как может человек родиться, будучи стар? неужели он может в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?» (Ин. 3:4).
Сказанное о том, что Никодим пришёл к Иисусу разговаривать именно ночью, имеет не один, а два смысла. Этим было сказано не только про его опасения относительно соплеменников, но ещё и о том, что Никодим пришёл к Иисусу, будучи духовно слепым.
Что же имел ввиду Иисус, говоря о необходимости родиться другой раз? Он говорил ему об особом рождении - духовном.
Об этом же Им было сказано ещё и так: «Рождённое от плоти есть плоть, а рождённое от Духа есть дух» (Ин.3:6).
Разве в этих словах не содержится намёк на то, что один и тот же человек способен произвести на свет как телесное потомство, так и духовное?
Из сказанного легко понять, что у рождаемого от плоти как отец, так и мать - плоть. У рождённого от Духа - Отец - Дух. Но кто же в этом случае его мать?
4
За ответом на этот вопрос вновь обратимся к Библии.
В Первом Послании Евангелиста Иоанна читаем: «Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и Сии три суть едино. И три свидетельствуют на земле: дух, вода и кровь; и сии три об одном» (5:7-8).
О чём свидетельствуют на небе Отец, Слово и Святый Дух? О троичности Бога.
О чём свидетельствуют на земле дух, вода и кровь? О троичности нашего внутреннего мира. Это как бы лестница, стоящая внутри нас, по которой нам надлежит подниматься вверх, день ото дня обновляясь внутренне.
Не напоминает ли это ту лестницу, которую увидел во сне будущий патриарх Иаков? Один конец её стоял на земле, а другой касался неба. По ней спускались и восходили вверх Ангелы, словно бы приглашая Иакова следовать за ними. А на верху лестницы стоял Господь (Быт 28:12).
Разве это не означает, что небо и земля существуют не только вне нас, но и внутри нас: небо и земля нашего внутреннего мира?
Итак, дух, вода и кровь. Про кровь, названную здесь последней, и, следовательно, находящуюся на самой нижней ступени этой лестницы, читаем в Библии: «душа всякого тела есть кровь его» (Лев. 17:14).
О чём же здесь сказано? Во-первых, что кровь – это душа именно тела. Значит, есть и ещё какая-то иная душа.
Во-вторых, если сказано, что душа всякого тела есть кровь, то речь здесь идёт не только о теле человека, но также и о теле животных. Ведь и у животных, как и у нас всех, тоже есть тело. Тело и кровь - это то, что роднит нас с ними.
Что же в таком случае отличает нас от них? Понятно, что дух и вода.
Так может быть вода и есть та иная душа, которая напрямую уже не соотносится с телом и которой животные, в отличие от нас, не обладают?
А что можно тогда сказать про дух? Дух - это вершина нашего внутреннего мира, и как вершина он ближе всего к Богу, а, значит, и роднее всего Ему. Не случайно же о нём в Библии сказано так: «Светильник Господень - дух человека» (Пр. 20:27). Светильник Господень, чтобы лицезреть человеку самого себя изнутри, но уже не своими глазами, а глазами Бога.
5
Вернёмся теперь к змее и дереву, с которых начинается притча.
Если исходить из того, что дерево, действительно, нельзя посадить в себе, не убив в себе прежде змею, то это будет означать, что змея и дерево находятся в некой взаимоисключающей друг друга связи: либо змея, либо дерево.
Здесь уместно вспомнить одно из мест Библии, где рассказывается о том, как Бог повелел Моисею пойти к старейшинам и сказать им, что Он выведет народ из угнетения Египетского. Моисей же опасался, что ему не поверят, что он говорит это по поручению Господа и не прислушаются к нему.
В руке у Моисея был в это время жезл. Господь велел ему бросить его на землю. Моисей бросил, и жезл, оказавшийся на земле, тут же превратился в змея. Моисей в страхе побежал.
Тогда Господь повелел Моисею взять змея за хвост. Моисей сделал это. И змей в его руке тотчас же превратился в жезл (Исх.3:16-17; 4:1-4).
Теперь нам следует задать вопрос самим себе: для чего всё это было сделано?
Безусловно, Бог наделил Моисея способностью совершать чудо превращения жезла в змея и наоборот, чтобы ему поверили, что он - посланец Бога. Ведь способность человека совершать чудеса была тогда для людей главным аргументом их уверенности в том, что человек этот сопричастен небесному миру.
Но только ли для этого было совершено с участием Моисея чудо превращения жезла в змея и наоборот?
Разве Бог тем самым не показал Моисею ещё и существование двух противоположных принципов бытия человека? Если змея, безногая и бескрылая, не способная отрываться от земли, олицетворяет собой бытие заземлённое, которое может быть обозначено как Горизонталь, то жезл, в свою очередь, - это вертикаль, поскольку один его конец направлен вниз - к земле, а другой вверх - к небу. Он олицетворяет собой бытие, способное восходить снизу вверх, устремляясь от земли к небу.
Но что может быть общего между сценой из Библии, где Моисей бросает на землю жезл, превращающийся в змея, а, нагнувшись, берет змея за хвост, и он снова становится жезлом, со змеёй и деревом, о которых рассказывается в притче?
А разве дерево - не тот же жезл, нижний конец которого направлен к земле, а верхний-; к небу? Так что змей и дерево в притче так же олицетворяют собой два противоположных принципа бытия человека, как библейский жезл и змей.
Надо сказать, что в основе этих двух принципов нашего бытия лежит наличие у человека двух разных, совсем не похожих друг на друга душ.
Одна душа - та, которая обслуживает все наши телесные нужды. С ней мы рождаемся, и с нею же умирает наше тленное тело. Эта душа, как уже говорилось, роднит нас с животными. В притче она-то и присутствует в образе ползающей по земле змеи.
Но есть у человека ещё и другая душа, не ползающая по земле, а тяготеющая к небу, подобно дереву. Она устремляется от земли нашего внутреннего мира (т.е. низшей души), где она рождается и в которую пускает свои корни, к небу нашего внутреннего мира.
Эту душу человеку надлежит взращивать в себе самому как дерево. И какой окажется высота этого дерева, будет зависеть уже от самого человека.
Так что если низшая душа роднит нас с животными, то именно душа, возрастающая в нас, подобно дереву, делает каждого из нас человеком.
О наличии у человека не одной души, а нескольких, говорится в мифологии древних египтян. Там названы три души: Ах, Ба и Ка. Ка умирает вместе с телом, а Ба после смерти тела уходит в небо, где встречи с ней ждёт высшая душа Ах.
О присутствии в человеке не одной души говорит и Библия. Так, в книге известного исследователя переводчика Библии Д.В.Щедровицкого «Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево»(1) названа нешама (высшая душа) и нефеш (животная душа). В отличие от высшей души, нефеш, давая жизнь телу, после смерти тела не переходит в духовный мир.
Какой же вывод из всего сказанного надо сделать? Прежде всего, тот, что в притче вовсе не предлагалось убить змею даже и в самом себе. В ней предлагалось лишить главенства над собой животную часть нашего внутреннего мира, пресмыкающуюся по земле подобно змее, уподобляя нас животным, чтобы предать это главенство душе, подобно дереву устремляющейся к небу, и этим делающей нас людьми.
6
Но если мы рождаемся с животной заземлённой душой, а другую душу, тяготеющую к небу, нам надлежит взращивать в себе самим, подобно растущему вверх дереву, то как появляется в нашем внутреннем мире дух, о котором говорится в Первом Послании Евангелиста Иоанна?
Может быть, этот дух и есть тот самый духовный сын, которого нам и предстоит родить в самих, о чём говорится в притче, и о чём и сказал Иисус фарисею Никодиму, пришедшему к нему ночью.
Ведь именно человек и есть то единственное из всех живых существ, способное к осознанному самопреобразованию. Это было сказано ещё в 6 веке н.э. древнегреческим философом Дамаскием.
Именно об этом говорилось и в Библии ещё задолго до разбираемой здесь притчи.
Но кто же отец этого грядущего сына?
Здесь следует сказать несколько слов о змее.
Дело в том, что змея - не только образ нашей заземлённой животной души, с которой мы рождаемся. Змея (змей) - символ многоплановый и многозначный. Не только одни бедствия могут исходить от змей.
Так, атрибутом древнегреческой богини мудрости Афины были и сова (птица, видящая исключительно ночью), и змея, символизировавшая ум и мудрость.
Большим уважением были окружены змеи и в Древнем Египте. Египетские фараоны носили урей - украшение, обвивавшее в виде змеи их голову. Змея смотрела с головы фараона вперёд, наподобие лампочки на каске шахтёра, освещающей путь в подземной тьме. Разве из этого не напрашивается вывод, что змея для египтян была символом ума?
Может быть, и теперь она всё ещё продолжает оставаться символом нашего ума? В таком случае диапазон, охватываемый символикой змея, достаточно широк - от нашей животной заземлённой души, с которой мы рождаемся, до обретаемого нами по мере взросления ума. И поскольку всё это обречено, в конечном счёте, умереть вместе с нашим смертным телом, то можно сказать, что змей - царь всего смертного в нашем внутреннем мире. К бессмертному нам ещё только предстоит идти. Змей на этом непростом пути оказывается лишь первой ступенькой, воздвигаемой нами самими внутри лестницы, ведущей нас от земли нашего внутреннего мира к его небу.
Разве не именно об этом и сказал однажды Иисус своим ученикам так: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всякую силу вражию, и ничто не повредит вам» (Лк.10:19).
Заметим, что вовсе не о змеях, встреченных в лесу, идёт здесь речь, но о тех змеях, которые символизируют землю нашего внутреннего мира, где змей - властелин и хозяин. И вовсе не убивать змей дал Он власть своим ученикам, а наступая на них, как на ступеньку, восходить в самих себе как по лестнице к нашему внутреннему небу.
Что же касается скорпионов и всякой прочей силы вражьей, о которой тоже было сказано тогда Иисусом, то это нечисть нашего внутреннего мира, влияние которой на нас необходимо преодолевать.
Итак, душа, взращиваемая в себе нами самими, становится матерью, рождая от змея-ума того самого духовного сына, которого и требуется каждому из нас родить в самих себе. Поэтому и сказано в притче, что родить человеку требуется не ребёнка вообще (сына или дочь), а именно сына, ведь дух - мужского рода.
Но хотя в притче говорится о рождении всего одного сына, но он - всего лишь мостик к заветному Царству Небесному. Чтобы войти в Царство Небесное, надо родиться ещё раз, теперь уже, как об этом сказано в Библии, от Духа Божия, то есть родить ещё одного сына.
Какую роль в этом может сыграть земной дух–ум, названный Евангелистом Иоанном в своём Послании первым?
Дело в том, что сын, рождённый душой от змея-ума, уже не сын-ум, как его отец, но сын-разум, то есть как бы на одну ступеньку выше на нашей внутренней лестнице.
Так же вода-душа, будучи изначально двойственной и родив одного духовного сына – разум, уже и сама не остаётся прежней. С рождением сына-разума ослабив своё тяготение вниз и, напротив, усилив тяготение вверх, она преображается в душу-мудрость, оказывающейся способной родить ещё и другого духовного сына - теперь уже от Духа Божьего.
Сын, рождаемый душой-мудростью от Духа Божьего уже не разум, а Свет, открывающий нам дверь в Царство Небесное. Это и есть высшая ступенька нашей внутренней лестницы, верхним своим концом касающаяся неба, где стоит ожидающий встречи с нами Господь.
Так вот о чём эта притча, кажущаяся столь простой, обыденной и понятной каждому:
- она вовсе не о реальном змее и не о реальном дереве;
- она не о доме, который надо сложить своими руками;
- и не о телесном сыне, которого подлежит родить.
Она о душе, которую надо привести в порядок, устраивая из себя дом духовный.
О сыне духовном, которого надо родить в самом себе, пройдя через второе рождение, о котором говорил Иисус.
Она о самом главном в человеке - о нашем внутреннем мире, определяющем как наш путь по жизни, так, в конечном счёте, и судьбу каждого из нас.
Не живи как змей, бескрылый и безногий, ходящий на брюхе, никогда не отрываясь от земли, а живи как дерево, вырастающее из земли, приносящая свой плод высоко над землёй, в котором созревает новое семя нашей грядущей жизни.
Все четыре деяния, о которых в ней сказано, - это наш осознанный путь в самих себе, готовящий нам встречу с Небесным Отцом. И обо всём этом ещё прежде, чем в притче, говорится нам в Библии.
(1)Москва, «Тере всенф», 2003, стр.51