(Про жизнь и смерть, про радости и слёзы)
В ночь на Сочельник в центре небольшого парка усадьбы Варшавских, на заснеженном балконе приземистого дома, в распахнутой шубке, сапожках с оторочкой, стояла девочка. Молитвенно сложенные на груди руки, взгляд в бездонную высь и губы, что-то шепчущие неслышно, но горячо.
Звезда, быстро падая, серебром прочертила след на чёрном бархате небес и упала прямо ей в руки. Детские глаза округлились от испуга и засмеялись от любопытства.
– Тата, татинька, – шумно вбежала она в ярко освещённый украшенный зал и, задыхаясь от восторга, прошептала: – Мне в ладошки упало чудо.
– Душенька, что за чудо? – раздался усталый мужской голос.
Рядом с натопленным камином в удобном кресле, одетый в военную форму, отдыхал с дороги крепкий, плечистый мужчина с короткой стрижкой на густых тёмных волосах, тронутых сединой.
– Звёздочка с неба. Она растаяла, исчезла. Я её не разглядела.
– Желание загадала? Ты ведь знаешь, на Рождество загадывают самые сокровенные желания.
– Успела, успела, – оживилась девочка. – Я попросила милости у боженьки: здоровья матушке, здоровья татиньке и немного радости себе.
– Спасибо, солнышко моё – добрая душа, – ласково отозвалась из соседней комнаты мать, после чего сильно, натужно закашлялась, прикрывая тонкие посиневшие губы платком и, кутаясь в шаль.
– Доченька, – задумчиво произнёс отец, – о сокровенном не рассказывают, как бы тебе этого не хотелось, его хранят на сердце, иначе не сбудется.
(Слова прозвучали пророчеством)
– Георгий, не пугай понапрасну, – попросила жена и вновь закашлялась, пуще прежнего.
– Хорошо, дорогая, не тревожься, – муж подошёл, заботливо подоткнул край одеяла, поправил подушки. – Велю накрыть стол к чаю.
Под колокольный звон утра Беата каталась по гладкому льду замёрзшего пруда. Первые шаги в новеньких коньках были неуклюжими, давались с трудом. Она часто падала, ушибалась, но вновь поднималась и продолжала скользить, балансируя руками. Когда совершенно выбилась из сил, стряхнула с подола снег, пригладила выбившиеся локоны и вернулась домой.
– Ангел мой, святой Гвяздор* не забыл про тебя?
– «Звёздный человек» добр ко мне. Подарок замечательный, матушка.
Детство – беззаботное время, где сказкам место и полёт мечтам, ушло в одночасье и безвозвратно. На смену ему пришли нелёгкие испытания.
В 1939 году семью Варшавских депортировали, как опасных, неблагонадёжных элементов. Переселенцы скитались по просторам «новоиспечённой родины»: из Гродно в Ростов, из Ростова в Казахстан. Степь приняла их холодно, неприветливо.
Пугающее прозрачное небо, осипший гуляющий ветер. В сером поле ни дерева, ни тени, ни строений, где можно было укрыться.
– Где обещанное жильё? – недоумевали люди.
– Ставьте палатки, ройте землянки. Потом что-нибудь придумаем.
В целину вбили колышек. На табличке начертали номер спецпоселения, где народу предстояло влачить «закованные» дни. Ни спрятаться, ни убежать.
Больная маменька, не выдержав изгнания, тихо угасла. Отец с дочерью разом осиротели. Потеряв любимую жену, Георгий замкнулся в себе, скорее существовал по инерции, не замечая ничего вокруг. Иной раз гладил дочь по голове, при этом «сухие» серые глаза его блестели. Всё понимающей Беате, было достаточно, что тата просто рядом.
Казалось, горя не изжить, но со временем боль притупилась, жизнь пошла своим чередом. Георгий работал в колхозе, строил дома, дочь помогала в поле. Жили как все: голодно, трудно. Помощи не просили. Никогда не теряли надежды вернуться к родным местам да святым крестам.
За годы ссылки Беата неплохо овладела русским языком. Долгими скучными вечерами пристрастилась к чтению. Натура её позволяла легко сходиться с людьми, свободно общаться со сверстниками. Из «противной панночки» скоро превратилась в надёжного «своего парня» и верховодила местными ребятами.
Тем временем…
Закружили стервятники Второй мировой над Европой. Чёрный ворон – птица смерти - стальными когтями вонзилась в её живое трепетное тело. Широко разлилась Печаль-река. Стаи бешеных псов со звериным оскалом промчались дальше – на восток.
В 1943 году Беату призвали в ряды Красной армии, определив в зенитно-артиллерийские войска для охраны железнодорожных мостов. Судьба распорядилась, решительная девушка вступила в смертельную схватку с фашизмом.
На месяц отправили в учебный лагерь, где знакомили с зенитными установками, учили приёмам ведения боя, улучшали физическую подготовку.
– Боец должен быть телом сильный, а духом крепкий, – твердил усатый капитан.
– Когда стрелять будем? – теребили его.
– Когда портянки научитесь наматывать, – отшучивался «усатый нянь». – Может, через неделю. Может, завтра.
Наконец этот важный час настал. Боевая задача – ликвидировать наземную цель. Новобранцы старались, но поразить цель так и не смогли. Позже, в настоящем бою, в настоящем аду, они приобретут необходимый опыт, которого не было.
Мессершмитты, пролетая, бомбили мосты, а заодно расстреливали расчёты. Девчонки сражались. Поначалу плакали от страха, звали на помощь маму, но орудие без приказа не оставляли.
О, сколько их, неопытных, отважных зенитчиц осталось лежать в сырой земле! Вечная память героям!
Варшавскую Беату назначили командиром расчёта неслучайно, по праву. Во время вражеских атак с воздуха она, мгновенно оценив обстановку, находила и принимала верные решения, опережая действия противника.
– Прирождённый командир, – отмечало начальство.
Друзья обходились без дифирамбов.
Воюют у того, кто сам воюет.
Её заместителем стала наводчик орудия Стрельцова Настя, высокая статная сибирячка. Малограмотная, но сметливая от природы. Дочь лесника считалась лучшим стрелком взвода. Обладая уникальным слухом, она во время ночного дежурства по гулу мотора безошибочно определяла вражеские самолёты и давала им отпор.
– Если злобно бурчит, значит, мессершмитт, если воет, то юнкерс.
– А наши?
– Наши? Наши поют!
О Стрельцовой в полку ходили легенды.
В минуты затишья девушки грелись в землянке.
– Что этим фрицам надо? Зачем они лезут из всех щелей? – злилась Настя.
– Хотят уничтожить, сделать нас рабами. Не дождутся! Придёт пора, остановим и раздавим.
– Глупо умирать молодым, правда?
В ответ тяжёлое молчание. (Сама всё знает, каждый день ходим по краю).
– Вечно голодные, по уши в грязи. Девчата превратились во что-то среднее – оно, – сокрушалась сибирячка.
– А ты меньше глядись в лужицы, не придётся расстраиваться, – не поддавалась жалости подруга.
– Эх, в баню бы по-чёрному, да с веничком, да парку страсть как много, да шайку холодной воды. После баньки и умирать не так страшно.
– Отоспаться бы, – добавили в один голос и рассмеялись над несбыточной мечтой.
В жизни Настя Стрельцова была скромной, застенчивой. Парни подшучивали над ней. Она смеялась, краснела от смущения. Бывало, что рослая сибирячка пряталась за хрупкой спиной, но твёрдым взглядом подруги. Зенитчики помнили, как Варшавская, спасая её, «наградила» оплеухами пылкого штабного волокиту. Думали, что отомстит обеим, но как-то обошлось.
Однополчане уважали Беату за отчаянную храбрость. Новобранцы побаивались, за глаза называли Княжной, словно догадывались о тайне, которую она тщательно скрывала. Серьёзная красавица полька редко смеялась. С ней можно было поговорить по душам, она попусту не болтала. Ни с кем не заигрывала. Ждала своей любви.
Алексею Заречному Беата понравилась сразу, как встретились. Влюбился, но виду не показывал, понимал, что на войне всякое может случиться.
Угрюмый лейтенант на деле оказался заботливым, внимательным командиром. С таким легко воевать. Был строг, но справедлив с подчинёнными. Зря не хвалил, зря не ругал. Его ценили. Ему доверяли.
Именно с ним поделилась горем Беата, когда получила заветный треугольник от друзей, сообщивших о кончине отца. Безутешно рыдала на его плече, а он осторожно гладил её головку, приговаривая:
– Поплачь, Беата! Поплачь, милая! Легче станет!
Бок о бок прошли Великую Отечественную старший лейтенант Заречный, ефрейтор Варшавская и рядовой Стрельцова. Остались живы, повезло! Правда, ранений не сосчитать. Прошли фронтовыми дорогами Украины, Белоруссии и встретили Победу в Гродно.
Среди руин некогда красивого города шли победители. Впереди, та самая маленькая девочка, что рано повзрослела. Война стёрла с лица земли и отчий кров, и парк, и пруд, где по утрам купалось солнце. Война забрала её родителей, уничтожила родных, оставшихся в немецкой оккупации. Лишила всего, но оставила свидетелей былого счастья – довоенные снимки, сохранившиеся, но спрятанные в кармане гимнастёрки.
В ночь на Сочельник 1946 года в последнем вагоне санитарного поезда, следующего на север, возвращались домой фронтовики. Громко играла гармошка. Кто-то пел, кто-то плясал, кто-то плакал.
У окна сидела девушка в полушубке, валенках. Молитвенно сложенные на груди руки, взгляд в тревожную даль и губы, что-то шепчущие неслышно, но горячо. Звезда, быстро падая, серебром прочертила след на чёрном бархате небес. Беата вздрогнула, глубоко вздохнула.
– О чём грустишь, ненаглядная? – улыбнулся Алексей.
– Да так, вспомнилось.
– Желание загадала?
– Так точно.
– Что, если не секрет?
– Секрет. Не проси, любимый, всё равно не скажу, иначе не сбудется.
*Святой Гвяздор или «звёздный человек» - польский Санта Клаус.