Володя, сын адмирала

         
                рассказ
из серии рассказов «портреты современников»
 
Наша школа располагалась недалеко от Академии Жуковского, рядом с Петровским парком и фасадом выходила на улицу Верхняя Масловка, переходящая в Нижнюю Масловку, по которым тянулись трамвайные линии. На другой стороне от школы влево по Верхней Масловке стояли дома офицеров. Эти основательные дома замыкались в замкнутое пространство с проходами со стороны улицы и со стороны Петровского парка. В то время они выделялись высотными домами в двенадцать этажей с торжественными башенками.  В них жили те, кто учился в Академии Жуковского, преподаватели академии и их дети.  Дальше по улице жили художники. На Масловке располагались их мастерские и квартиры, где они жили.  Наша школа имела номер 221. Позже ей присвоили другой номер. В ней учились дети военных, дети художников и тех, кто жил в этом районе.  В моем классе училось человек семь детей военных. Ваня Захаров, Игорь Снитков, Миша Урбанович, Наташа Сыскова, Люда Силова, Боря Скоробогатов, Боря Жуков. Из детей художников с нами учились Марина Медведева и Леля Ведерникова. Игорь Снитков и Миша Урбанович проучились с нами пять лет и уехали с родителями к новому месту службы, которые получили отцы, после окончания академии имени Жуковского. Ваня Захаров крепкий и очень застенчивый паренек в очках проучился с нами несколько дольше. Наташа Сыскова и Люда Силова учились с нами до конца. Возможно их папы были из числа преподавательского состава академии. Вообще, за время учебы какие-то ребята переставали с нами учиться, а какие-то появлялись вновь.  Половина учеников не имела отношение ни к академии, ни к художникам. Я жил в доме на Коленчатом переулке в противоположной стороне от офицерского городка и ходил до школы минут пятнадцать. В нашем классе учился молчаливый парень Саша с фамилией Галахеров. Однажды преподаватель по русскому языку и литературе  Лев Иосифович спросил его, откуда у него такая фамилия. В ней явно присутствовало нечто американское. И паренек сознался, что его родители, американские коммунисты или сочувствующие, из Америки. Они  послали его учиться в Советский Союз к родственникам, чтобы он  выучился и стал настоящим человеком. Вскоре после школы он, как говорили, уехал обратно в Америку. В соседнем классе у нас учился мальчик испанец. Его родители были испанскими коммунистами, и они его тоже отдали в семью военных, чтобы он учился в Советском Союзе и стал настоящим человеком. Мальчик был худой, стройный и очень смуглый. Он учился с высоким белокурым парнем, который называл его братом. Мы все не понимали, почему этот рослый парень с вьющимися белокурыми волосами называет его братом и везде защищает. Только потом выяснилось, что он приемный сын у их родителей. У них в семье был еще старший брат. В то время в Испании правил Франко, который не только притеснял коммунистов, но и уничтожал их. Вскоре после окончания школы  братья уехали в Испанию. Франко к этому времени умер, а в Советском Союзе начались деградационные процессы, которые привели к его развалу.

Я учился в пятом классе. Лучшим учеником у нас был Игорь Клибанер. Он хорошо усваивал материал, знал больше остальных учеников и первым научился играть в шахматы.  Он жил в пяти минутах ходьбы от школы. Как-то он вынес на улицу шахматы и предложил всем одноклассникам с ним сыграть. Конечно, он всех обыграл, потому что другие ребята или вообще не умели играть или играли очень плохо. Позже я оказался  свидетелем того, как учительница по географии после урока спросила Игоря, знает ли он, как на Земле образовалась жизнь. Это было не по программе.  Мы ничего такого не проходили. Но Игорь ответил ей на этот вопрос, и она осталась довольной. Когда мы гуляли с  Игорем он предлагал мне играть в игру на внимательность. Надо было увидеть два одинаковых числа на номерах домов, машин или уличных надписей и постучать другого по плечу сказав: «Пять-пять или семь-семь.» И он тоже в этой игре выигрывал. Подготовка у него была хорошая, и я только потом понял, откуда это шло. Один раз Игорь пригласил меня к себе домой. Он позвонил в дверь, она открылась, и мы вошли. Меня сразу удивил запах, который стоял в квартире. Когда я вошел в квартиру, то увидел сутулую спину высокого удаляющегося человека. Он не сказал «здравствуйте», а просто удалялся по коридору и все. В этой спине я уловил  то самое пренебрежение, которое витало по квартире в виде запаха. Это был типичный еврейский запах, который источают люди, испытывающие любовь к себе, своему телу и поэтому не желающие смывать с себя свои выделения и испарения. Это был такой затхлый запах, который не давал мне возможность дышать. «Кто это?» - спросил я, когда мы вышли из квартиры, в которой провели короткое время.  «Мой дед», - ответил Игорь.  От Игоря тоже шел этот запах, но он мне казался почти незаметен. Больше у Игоря дома я никогда не был. Мне самому не хотелось туда идти, к тому же дед, сказал Игорю, чтобы он больше никого в дом посторонних не приводил. Игорь закончил школу с медалью, закончил Институт «Стали и Сплавов», пработал в институте  и уехал в Израиль. Еще у нас в классе был отличник Боря Скоробогатов. Тоже еврей. Он не был особо внимателен, быстро считал и хорошо играл на скрипке. От него всегда пахло ухоженностью.  Еще из отличников был Сережа Львов. Его папа дослужился до коммерческого директора металлургического объединения. Я у него в библиотеке брал интересные книги. Сережа раздавал всем знакомым читать книги и забывал, кому и что он давал. Я уже после школы искал с ним встречи, чтобы отдать его книгу, которая у меня завалялась. Вообще, у нас уже сложился отношения в классе и образовались связи.  Были и отличники, безобразники с отстающими, к которым я относился и середняки, к которым я тоже относился. Кто-то хорошо играл в футбол.  Кто-то хорошо рисовал. Кто-то, как комик, кидал во время урока смешные реплики, которые веселили весь класс.

 Мы отучились почти весь сентябрь и однажды во время урока дверь в наш класс открылась, и завуч ввела к нам в класс скромного паренька, который стоял с ней, опустив голову и поворачивал голову то в одну сторону, то в другую. Ему было как-то неудобно из-за того, что они зашли во время урока и всему виной оказался он.
Завуч сказала:
- Вот этот молодой человек теперь будет учиться в вашем классе. Его зовут Володя. Прошу, так сказать, любить и жаловать.
Учительница попросила Володю сесть на свободное место и продолжила урок.
Новый ученик всегда вызывает интерес у одноклассников. В начале сентября к нам в класс пришел учиться Петя Гладковицин. Румяный симпатичный мальчик, которого сразу посадили на первую парту поближе к учителю. Уже скоро мы поняли, что он очень глуп. Петя пионерским галстуком вытирал очки и нос, был предельно невнимателен и на вопросы учителя ничего не мог ответить. Кроме того, двойки его нисколько не расстраивали.  Он покорял такой милой непосредственностью, что ему всегда хотелось дать щелбана, что многие из нас и делали просто так.  Мы били Петю несильно, но с любопытством, потому что его реакция на тычки и щелбаны была милой, миролюбивой и симпатичной. Иногда его было жалко. И мы защищали Петю от посягательств ребят из других классов. Проучился он в нашем классе недолго. В первой половине года его забрали из нашей школы. 

Володя сразу обратил на себя мое внимание. Он не старался с кем-нибудь подружиться, вел себя независимо, не стремился занять в классе видное место. Во всем его образе проглядывала воспитанность  и скромная сдержанность. Он очень быстро  и естественным образом попал в число отличников. И поведением он отличался от нас всех в лучшую сторону.  Он мог служить примером. Послушен, прилежен, подчеркнуто аккуратен и вместе с тем со своим достоинством, в котором скрывались простота и естественность. Он никогда не отвечал на тычки и толчки и даже не представлял, что кого-то просто так может его толкнуть, вызывая на выяснения отношений.  В школе это было принято. Толкали человека или говорили ему что-то резкое и смотрели, как он себя поведет. Это в классе ты отличник, а на перемене ты, как все.   Вот мы тебя толкнем и посмотрим, чего ты стоишь.  Вова старался отходить в сторону и избегать конфликтных ситуаций. Когда что-то происходило подобное, он смущался и не знал, как себя вести. У нас, как и в любой другой школе находились старшеклассники, баловники и безобразники, которые любили давать подзатыльники ребятам из младших классов. Они могли дать пинка и ударить ногой по заду, как по футбольному мячу. Били не сильно, но чувствительно. Эти не относились к хулиганам и совсем оторванным,  которые, не окончив школу, прямо шагали в тюрьму и в исправительные колонии.  С этими школьными безобразниками и баловниками, к которым относился и я сам, у нас с друзьями сложились особые отношения. Мы не давали им спуску и тоже нападали и давали пинков.  Все это вылилось в такую игру здоровенных восьмиклассников и малышей из шестого класса. Сначала старшие ребята на нас злились за то, что мы им не даем спуска, а потом мы как-то подружились и уже делали все эти выпады с улыбками и пониманием. И вот я как-то увидел, что эти наши знакомые толкнули Володю. Ну, так бывало. Он вроде идет тебя не замечает, а потом, выставляет бедро, и ты летишь в сторону.  И Володя отлетел в сторону и стоит растерянный, не понимая, что с ним произошло. А тот здоровенный парень назад возвращается, и я уже вижу, что будет. Он его снова толкнет бедром на приятеля, другого парня, а тот в ответ его снова толкнет, но в обратную сторону. И тогда я на этого парня наскакиваю сзади. Он пытается меня скинуть, и у него это не получается. Обычно они вдвоем баловались. И тут конечно, второй подскакивает, и они меня вдвоем начинают тискать и пинать.  И это происходит, пока кто-нибудь из учителей не увидит эту возню и не скажет: «Это что здесь такое?  Колпаков, Дорожкин, вы опять к маленьким пристаете?» И те в ответ: «Что вы, Марина Федоровна, он сам к нам пристает». Потом учительница уходит и все продолжается. В тот раз  я объяснил этим ребятам, чтобы они не приставали к Володе, потому что он не может им ответить тем же. «А кто он?.. Твой друг?» – спросили они. «Да, мой друг», - ответил я. И с тех пор стал защищать Володю. Так мы с ним подружились.
Я всегда восхищался его способностью общаться с другими людьми. В нем все было от ума, интеллигентности, предельной честности и порядочности. Я бы так и не узнал его до конца, если бы ни один эпизод на уроке английского языка.
 Английский язык у нас преподавала Ева Исаевна, маленькая, изящная еврейка лет семидесяти. У нее были черные глазки, черный вьющийся волос с приятной сединой. Она всегда ходила в шелковистых платьях, которые так облегали ее фигуру, что подчеркивали скромную стройность. Незамужняя, сдержанно эмоциональная, воспитанная и деликатная. В общем, человек приятный во всех отношениях. К тому же она был нашего роста.  На уроках английского языка  она играла с нами в познавательные игры. Я по понятным причинам запомнил только одну игру. Она доставала из своей сумочки картинки показывала нам, и мы должны были произнести на английском то, что было нарисовано на картинке. Потом она кого-нибудь просила выйти за дверь, показывала классу картинку и приглашала войти ушедшего. Тот должен был по памяти называть английские  слова, которые мы учили,  до тех пор, пока не произнесет то слово, которое обозначало нарисованный на показываемой картинке предмет. Главное, нужно было называть слова с правильным произношением. Первым она попросила на уроке выйти за дверь меня. Я особо не хотел выходить, но все же по просьбе учительницы вышел. Стоял за дверью и вспоминал пройденные слова. Первое слово, которое мне пришло на ум было слово «роза», которое произносилось, как «э роуз». Вторым словом, которое я хотел произнести было слова машина, которое произносилось как «ка-а». Меня позвали, я вошел, встал у доски и Ева Исаевна вся в предвкушении чего-то интересного и игрового попросила меня произнести первое слово. И я сказал: «э роуз». Ева Исаевна открыла рот и растерянно заморгала глазами. А весь класс засмеялся и зашумел. Я не понял, что произошло и откуда взялась такая странная веселая реакция.  Смотрел на учительницу, на класс и ничего не понимал, почему они так на меня смотрят, не то с восхищением, не то с веселым и хитроватым оптимизмом.  Ева Исаевна посмотрела на меня, улыбнулась и с любопытством спросила: «Вы стояли за дверью и подглядывали?» Я ответил: «Да, я стоял за дверью… Но не подглядывал». Она снова растерянно посмотрела на меня и спросила: «Тогда откуда вы знаете, какую картинку я показывала классу?» Я помялся представляя, как бы я мог подсмотреть в дверь и увидеть какую картину она показывает, когда дверь находилась от учителя слева и за спиной. А картина показывалась классу. Я даже через дверь не смог бы ее увидеть. Все снова засмеялись и зашумели.  Получалось что я картину просто угадал с одного раза и тем сам расстроил игровую интригу Евы Исаевны. «Ладно, - сказала она. – Садитесь, я поставлю вам за урок четыре». Я удивился и тут же спросил: «А почему четыре?» На это Ева Исаевна ответила: «Над произношением нужно поработать».
И вот на уроке английского языка Ева Исаевна задает вопрос на английском языке Володе. Она ему говорит: « Веселов… Лысен ту ми…» Что означает: «Веселов, слушайте меня…» Она задает Володе вопрос по программе. Тот старательно, как положено, по уроку отвечает ей на английском языке.  Она кивает головой и спрашивает его. «Скажите, Веселов… - И она называет фамилию, имя отчество какого-то другого человека, - не ваш родственник?» Володя спокойно без особой гордости и ложной скромности отвечает: «Это мой отец». Ева Исаевна говорит: «Я так и знала» Она смотрит в газету «Правда», которая лежит у нее на столе. Ева Исаевна в отличие от некоторых иных преподавателей всегда читала газету «Правда», которая лежала у нее на столе или в сумочке. Она внимательно смотрит на Володю и спрашивает: «Вы знаете, что в газете «Правда» большая статья о вашем отце?» Володя опускает глаза, потому что ему неудобен вопрос. Ева Исаевна говорит классу: «Можете все подойти ко мне и посмотреть». Урок в это время заканчивается, мы все поднимаемся из-за парт и идем к ее столу. На преподавательском столе лежит развернутая газета «Правда», печатный орган ЦК КПСС. И на весь разворот газеты видим  большую статью. С левой стороны вверху заголовок, под ним  на четверть страницы фотография человека в военно-морской форме  с погонами адмирала или контр-адмирала. На голове фуражка с козырьком, белым верхом, кокардой. И в статье написано, что адмирал Веселов  на подводной лодке совершил походом беспримерное плавание вокруг земного шара без всплытия. Это совершено впервые в мире. К этому походу готовились долго и вот это свершилось. Приводилась карта, как подводная лодка вышла из Владивостока, прошла через Тихий, Атлантический океаны, подошла к Американскому континенту и вернулась во Владивосток.  В статье говорилось о награждении и многое, что еще. Мы смотрели в газету, читали статью, переводили взгляд на Володю, который стоял совершенно спокойно, не выражая каких-то эмоций. И даже казалось, что в этот момент он, как будто что-то обдумывал свое.
Через некоторое время Володя пригласил меня к себе делать уроки. Так было принято. Тогда мы ходили друг к другу в гости, чтобы делать уроки. Жил он на углу улицы Мишина и  Мирского проезда в пятиэтажном желтом доме. Мне очень хотелось посмотреть, как живет семья адмирала. Я сходил домой, пообедал и пошел к Володе заниматься. Пришел к его дому, поднялся на четвертый этаж. Меня встретил Володя с бабушкой и мамой. Женщины усадили нас за круглый стол. Тогда почти во всех семьях в центре комнаты обычно стоял круглый стол, который мог раздвигаться. Мы сели, раскрыли тетрадки  и принялись делать математику. Володя быстро решил все задачи и ждал, когда я закончу.  Я пытался заглянуть в его тетрадь, но ничего не увидел и как-то стыдно было подглядывать, потому что его мама и бабушка за нами смотрели. В какой-то момент Володя посмотрел на решение моей задачи и сделал замечание, после которого я тоже быстро закончил решение задач. Как только мы закончили с уроками нам предложили чай с печеньем. Мне было очень хорошо и спокойно в его семье.  Ничего адмиральского я в ней не увидел. Кроме того, обстановка в квартире мне показалась весьма скоромной. И отношение ее обитателей ко мне показалось дружелюбным и весьма добрым. Даже конфеты и печенье к чаю мне показались весьма обычными. Но уходил я не разочарованным, понимая, что мне было хорошо в этом доме. Позже Володя мне рассказал, что папа сейчас после похода во Владивостоке, у него много работы и, если приедет, то всего на несколько дней. 
Мы гуляли с ним после школы. Он мне рассказывал о Владивостоке, о сопках и немного о кораблях.
Вова учился в нашем классе до конца учебного года и весной сообщил, что уезжает во Владивосток. Сюда в Москву к бабушке они приезжали с мамой, пока отец готовился к походу и плавал. Теперь надо было возвращаться обратно.
Мне взгрустнулось, что он уезжал, но делать было нечего. Тем более, что он уехал почти тут же, как поставил меня в известность. Среди таких шалопаев, как мы,  было не принято писать письма и разводить  всякие там сантименты. Тем более, жизнь уводила нас дальше, преподносила новые сюрпризы, подносила приятные и неприятные моменты жизни,  и открывала  новые горизонты. Мои школьные и дворовые друзья не оставляли меня и давали энергию для жизни.
Тем не менее я вспоминал Володю. Мне всегда не хватало его кристальной честности, порядочности, вдумчивости, дисциплинированности. Но я  точно знал, что из него получится настоящий человек, моряк, военнослужащий или инженер.  Такие люди не могут и не должны пропасть в жизни, где много лжи, предательства, корысти и фарисейства.
Какое-то время спустя я попытался его найти. Но зная, его скромность, я не смог найти его в социальных сетях. Как-то мне повезло, и я отыскал контр-адмирала Веселова. Спустя лет десять я снова попытался найти Володю Веселова и наткнулся на книгу Владимира Веселова, как военного историка. Фотографии в статье о нем я не обнаружил и не знаю он это или не он. Повторная попытка найти сведения об отце адмирале или контр-адмирале Веселове не увенчалась успехом. В интернете произошло напластование новых событий и появилось много новых фамилий адмиралов и контр-адмиралов.
Сейчас  это уже и не так важно. Главное я помню Володю и знаю, что все у него в жизни по характеру сложилось хорошо, правильно.

    Конец.