В 70 км от Петербурга есть поселок - Ушаки. Когда-то это было просто дачное место. Но это было давно.
Для меня Ушаки существовали как бы в двух измерениях - настоящем, которое я видела сама и прошлом, которое возникало из воспоминаний моих родных.
Настоящее представляло собой две комнаты большого дома. Они принадлежали мой прабабушке. Перед окнами был маленький садик, так ловко спланированный, что там помещались и клумбы. И отдельная площадочка с садовыми розами, таинственный уголок с муравой и чугунной скамейкой под березой, грядки клубники и кусты смородины с крыжовником.
Улица называлось Парковая, когда-то она и была такой, вдоль нее были высажены высокие лиственницы. Их срубили добрые поселяне после войны на нижние венцы для домов - лиственница не гниет.
Я также знала, что когда-то вокруг дома бабушки простирался лес и знала примерно его границы. Теперь там домов помещается домов 30.Их выстроили после войны, но еще мой отец помнил, как его посылали в собственный лес за черникой для киселя.
Еще помню, с каким уважением относились к моей прабабушке. Если мы с ней куда-то шли - за водой, в лес или просто гуляли, то встречные пожилые люди, особенно мужчины, кланялись, снимая шапку и всегда учтиво говорили "Здравствуйте, Евгения Ивановна!"
Никогда не видела ни к кому такого почтения. Вот когда я поняла, что значит "ломать шапку перед кем-либо".
СМутно припоминаю рассказы - из-за голода, который стал верным спутником после 1917 года и был куплен этот дом. Чтобы его купить моя прабабушка Евгения Ивановна продала 6 или 7 колец из своего приданого. Лес, конечно, кормил, а для детей была куплена корова. Эта корова была особенная, ее звали то ли Красавица, то ли Красотка (что менее вероятно). Она слушала только моей прапрабабушка. А так очень была свирепая. Если она отвязывалась и выбегала на улицу - все прятались. Раздавался крик "Красавица идет!" и- все убегали.
Притом коровка была маленькая, изящная и вся белая. Евгения Ивановна мне так и объясняла, чтоб не было слишком много молока. Иначе его было бы не выпить. "Не торговать же?"
Бабушка показывала мне, где был театр когда-то. Где был костер, в котором жгли иконы из церкви. В церкви она пела, пока ее не закрыли. Ее мама вытащила тлеющую икону из кучи и унесла домой. Это был свт. Николай. Икона цела до сих пор.
Когда впервые приехали в Ушаки после войны, то всех сразу предупредили - не хватайте никаких железяк или проволок, могут быть мины. И мины действительно были, потому что кто-то все же дернул за проволоку.
Мой отец говорил, что в лесу оружия и боеприпасов было - целые кучи. Счастливое детство! Никаких игрушек не нужно. Несчастные случаи были редкостью, хотя их взрывали разными способами. "Видишь ли, - обьяснял отец - мы отлично знали, что такое снаряды и прочее - они предназначены для убийства. Вот и соблюдали правила безопасности."