Я думаю о любви... Всегда о любви.
Н. Петровская
Хочу рассказать о Нине Ивановне Петровской, женщине, которая по насыщенности жизни могла бы стать героиней античной трагедии, но по русской истории прошла практически незаметно, задев лишь краешек начала 20 века.
Нина Петровская покончила самоубийство в 49 лет, как раз, по словам Данте, «земную жизнь пройдя до половины». Вероятно, она знала, что самоубийством обрекает себя на вечные муки в бездне (ад по-русски бездна, т.е. без дна), но жить ей было ещё страшнее.
Жизнь каждого человека похожа на звезду, только какая-то звёздочка светит слабо, тихо-мирно проживая свой срок, а какая-то сияет ярким светом, помогая другим звёздам светить ярче.
О жизни Нины Петровской можно сказать словами «светя другим, сгораю сам».
Имя этой очень незаурядной женщины неразрывно связано с русским символизмом и с его яркими представителями Андреем Белым и Валерием Брюсовым. Она любила их глубокой, трудной, мятущейся любовью, которая, если считать общим числом (один год с Белым, семь с Брюсовым) , дала ей всего восемь лет яркого женского счастья.
Биография Нины Петровской до замужества мало известна, она не рассказывала о своём прошлом, даже скрывала свой год рождения. Лишь известно, что она родилась в семье чиновника, закончила зубоврачебные курсы, в 18 лет вышла замуж за Сергея Соколова (псевдоним Сергей Кречетов), страстного любителя литературы и искусства.
Собственно, творческая биография Нины Петровской началась после того, как в 1903 году её муж основал издательство «Гриф», где печатались альманахи «Гриф» со стихами поэтов-символистов. Нина стала помощницей мужа в издательских делах и одновременно хозяйкой литературного салона.
Их дом на Знаменке стал центром притяжения представителей поэтической богемы начала XX века, в частности, символистов. Сначала в салон приходили молодые, начинающие поэты, позже стали заглядывать знаменитые Блок, Брюсов, Бальмонт ...
Здесь можно упомянуть о том, что, общаясь с символистами, Нина Петровская увлеклась декадентством (фр. decadent — упадочный). Декаданс был не столько течение или стиль, сколько настроение. Излюбленными темами в творчестве декадентов были смерть, любовь, страдание, одиночество, тоска по “святыням, которых нет” и сетования на бессмыслицу бытия ... Не думаю, что Нина Петровская «заразилась» от декадентов их идеями, просто она сама была близка к ним своими душевными запросами.
Из стихотворения «декадентской мадонны» Зинаиды Гиппиус:
Не ведаю, восстать иль покориться,
Нет смелости ни умереть, ни жить.
Мне близок бог, но не могу молиться,
Хочу любви, но не могу любить...
Под влиянием поэтическо-писательской среды, в которой Нина Петровская вращалась, она стала сочинять рассказы и поэмы, которые печатались в «Грифе», в «Золотом руне», в «Перевале» (также основанных её мужем) и в других изданиях.
Но гораздо интереснее литературных занятий были для Нины Петровской отношения с поэтами-мужчинами, посещавшими её салон. Они вызывали в ней сильные чувства и эмоции, нужные для ощущения полноты жизни. Нина не была, как Гиппиус, красавицей, но её молодость и эмоциональность делали её привлекательной и вызывали к ней интерес.
Первым, кто проникся к Нине чувствами, был Константин Бальмонт. Он предложил молодой женщине любовь, сильную, страстную, сжигающую дотла. Нина не отказалась, но такая любовь чуть не спалила ей душу и оставила неприятный осадок.
Нина объявила себя грешницей, надела чёрное платье и погрузилась в покаяние. Тут в её жизни появился златокудрый ангел-спаситель Андрей Белый. Нина вспоминала, как в первый раз его увидела: «В вестибюле Исторического музея, после чьей-то лекции, в стихии летящих с вешалок, ныряющих, плавающих шуб, словно на гребне волны, беспомощно носилась странная и прекрасная голова, голубовато-прозрачное лицо, нимб золотых рассыпавшихся волос вокруг непомерно высокого лба».
А сам Белый считал, что знакомство с Ниной произошло именно в 1903 году.
Вот так он описывал в мемуарах Петровскую: «худенькая, небольшого росточку, она производила впечатление угловатой; с узенькими плечами, она казалась тяжеловатой, с дефектом: какая-то квадратная и слишком для росточку большая, тяжелая голова, казавшаяся нелепо построенной; слишком длинная, слишком низкая талия; и слишком короткие для такой талии ноги; то казалась она мешковатой, застывшей; то — юркала, точно ящерка: с неестественной быстротой; она взбивала двумя пуками свои зловещие черные волосы, отчего тяжелая ее голова казалась еще тяжелее и больше; но огромные карие, грустные, удивительные ее глаза проникали в душу сочувственно…»
Нина Петровская позже признавалась в «Воспоминаниях», что в браке не была счастлива, она испытывала «томление по жизни и горькую тоску существования».
Видимо, это стало поводом того, что она влюбилась в Андрея Белого влюбилась сразу глубоко и сильно. В его присутствии ей хотелось высвететь насквозь, стать березкой, охваченной ветром!»
Владислав Ходасевич отмечал, что она «в доброте, и в злобе, и в правде, и во лжи — всегда, во всем доходила до конца, до предела, до полноты и того же требовала от других».
Андрей Белый не был готов к такой силе чувств, он возлюбил Нину возвышенно, а её слишком земная и требовательная любовь сильно его обременила.
Белый описывал отношения с Ниной: «Она меня незаметно втянула в навязанную ею роль: учителя жизни; и укрепила в иллюзии думать, что я ей необходим, что без меня-де — погибнет она; так заботы о ней начинали незаметно переполнять мои дни, переполненные и так; заходы к ней учащались до почти ежедневного появления; беседы вдвоем удлинялись».
Белый стал тяготиться романом с Ниной, но «боялся, по его словам, прервать его, так как Нина была способна на многое и могла наделать глупостей».
В итоге Андрей Белый в прямом смысле сбежал от Петровской в Нижний Новгород. Их связь была недолгой, продолжалась всего год и закончилась в 1904-м.
Из «Воспоминаний» Петровской: «Пережить крушение реальное, горе, катастрофу с простыми входящими человеческими данными, вероятно, было бы легче и проще. Это же, ирреальное, оказалось, по последствиям острее ножа».
Нина сильно переживала. Поступок любимого человека выбил её из колеи, жизнь вдруг стала пустой и неустойчивой. Они с мужем поменяли квартиру, но хлопоты по обустройству облегчения не принесли. Нина чувствовала себя оскорблённой в лучших своих чувствах и мечтала отомстить Белому.
В это время на неё обратил внимание Валерий Брюсов. Когда Петровская и Белый были парой, Брюсов не замечал ее, так как сама личность этой женщины его не интересовала. Но когда случился разрыв, он предложил страдающей Нине свою помощь. Брюсов в то время увлекался оккультными науками и убедил Нину попробовать с помощью чёрной магии вернуть беглого возлюбленного. Хитрый Брюсов «убивал двух зайцев» - проверял силу магии и желал помочь Нине воспрянуть духом.
Но Нина отказалась – она сама хотела стать для Белого притяжением без всяких колдовских штучек.
Природу своей любви Петровская описала в рассказе «Бродяга» (1908):
Моя любовь то, что называют «безумием». Это бездонная радость и вечное страдание. Когда она придёт, как огненный вихрь, она сметёт всё то, что называется «жизнью». В ней утонет всё маленькое, расчетливое, трусливое, чем губим мы дни. Тогда самый ничтожный станет богом и поймёт навсегда великое незнакомое слово «беспредельность».
Нина Петровская считала, что, вступая в «союз с Брюсовым», она лишь желает отомстить Белому, но из этого союза – родилась Любовь!
Из «Воспоминаний»:
«В ту осень В.Брюсов протянул мне бокал с темным терпким вином, где, как жемчужина Клеопатры, была растворена его душа, и сказал: — Пей!
Я выпила и отравилась на семь лет…»
Эта любовь-отрава определила всю ее дальнейшую жизнь. Думаю, в рассказе «Бродяга» Нина Петровская описывала именно Брюсова: «Иногда я видел ее мужа -- всегда мрачного молчаливого человека. Иногда слышал какие-то странные рассказы об их жизни, но, встречаясь, не замечал ее глаз, быстро забывал лицо и никогда не предчувствовал нашей любви».
Петровская увидела Брюсова еще в юности, в доме известной спиритуалистки А. И. Бобровой: «…вот он появился – <…> нездешний такой и такой земной, преувеличенно корректный, светский <…>... он на меня взглянул мельком, как на стену».
Любовь разгоралась. В июне 1905 года Брюсов и Петровская вместе жили на озере Сайма в Финляндии, там их отношения достигли апогея. После возвращения они почти ежедневно переписывались, изливая на листках бумаги признания в любви.
Он: «Ты вознесла меня к зениту моего неба. И ты дала мне увидеть последние глубины, последние тайны моей души».
Она: «Я полюбила тебя с последней верой в последнее счастье. Второй раз я бросила мою душу в костер и вот сгораю, чувствую, что второй раз не будет воскресения».
Но страстная любовь не может существовать долго, особенно со стороны мужчины. Уже к 1906 году со стороны Брюсова стал ослабевать накал чувств. Он стал отдаляться от Нины, всё больше погружаясь в литературные дела и творчество, даже подумывал вернуться к жене. Бросать Нину резко, как Андрей Белый, Брюсов не собирался, он постепенно приучал её к мысли, что «всему приходит конец» и любви тоже.
Но Нина не сдавалась. Продолжая любить, она желала возродить любовь в нём, но - безуспешно. От отчаяния она взрывалась - то любила, то ненавидела, ломала мебель и била предметы, бросая их «подобно ядрам из баллисты» (Брюсов «Огненный ангел»).
Андрей Белый, не выпускавший Петровскую из виду, писал о ней: «Раздвоенная во всем, больная, истерзанная несчастною жизнью, с отчетливым психопатизмом, она была — грустная, нежная, добрая, способная отдаваться словам, которые вокруг нее раздавались, почти до безумия; она переживала все, что ни напевали ей в уши, с такой яркой силой, что жила исключительно словами других, превратив жизнь в бред и в абракадабру»
Не в силах пережить возрастающее напряжение и болезненную взвинченность, Нина стала употреблять наркотики. Всё, что составляло и питало её жизнь, - любовь, страсть, отчаяние, безумие, ликование, ненависть, порочность, привязанность – однажды достигло критической точки.
14 апреля 1907 года в Политехническом музее на лекции Андрея Белого она подошла к Брюсову и выстрелила в него в упор из браунинга, но пистолет дал осечку.
Её душа продолжала болеть. Весной 1908 года Нина в первый раз приняла морфий.
В 1911 году она разошлась с мужем и решила уехать за границу. На вокзал пришёл Брюсов и принёс бутылку коньяка. Они сели рядом в купе и пили прямо из горлышка. Оба понимали, что расстаются навсегда.
Нина скиталась по Европе, жила во Флоренции, в Варшаве, Мюнхене, в Риме (где приняла католичество, как Рената), в Париже. Время от времени зарабатывала переводами, шила белье для солдат, писала сценарии, нанималась на любую, даже чёрную работу, побиралась, голодала, пила ...
В 1913 году в Париже совершила попытку самоубийства – выбросилась из окна гостиницы, но осталась живой, лишь сломала ногу.
Осенью 1922 года она приехала в Берлин, который в начале 20-х годов был центром русской эмиграции. В Берлине Нина встретил многих знакомых , среди них Белого и Ходасевича. Стала работать в газете «Накануне», выходившей под литературной редакцией А.Н. Толстого. Стала подумывать о возвращении на родину, надеясь на содействие А.Н. Толстого, но тот неожиданно уехал в Россию, не поставив её в известность.
9 октября 1924 года в Москве от воспаления лёгких скончался Валерий Брюсов. Нина добавила к своим мемуарам дополнительные воспоминания о нём и попробовала опубликовать их через А.М. Горького (познакомились на Капри), но не получилось.
Однажды в Берлине Нину Петровскую встретила её знакомая Е.В. Выставкина-Галлоп (русская писательница и переводчица), которая позже сказала о ней: «В опустившейся, старой, больной, нищей женщине трудно было узнать сразу блестящую хозяйку модного литературного салона», но через несколько минут разговора она преображалась и в итоге представала «сильной духом, ясно мыслящей, вполне сохранившей внутреннее единство».
Нине Петровской исполнилось 45 лет. Она превратилась в больную, худую, осунувшуюся женщину с пристрастием к алкоголю и морфию. Она живёт в нищете, часто голодает, страдает нервным расстройством, но изо всех сил старается сохранять самообладание и достоинство.
По всему, она находилась в состоянии, которое описала в своём стихотворении Зинаида Гиппиус:
Да и когда замолить мне грехи мои?
Ведь я на последнем склоне круга...
А самое страшное, невыносимое, —
Это что никто не любит друг друга…»
В 1927 году Нина Петровская вернулась в Париж. Средств к существованию не было, но она крепилась, потому что жила ради единственного родного существа – сестры Нади, которую вывезла с собой за границу. Надя была тихая, болезненная девушка, но своим присутствием она скрашивала страшную жизнь сестры ...
В Париже Нину с сестрой приютили Владислав Ходасевич и его жена Нина Берберова. Они сами испытывали затруднения, но пытались ей помочь, даже нашли для неё работу (на кухне в ресторане), но жизненные силы у Нины были на исходе.
В середине января 1928 года тихо и безропотно умерла Надя, а 23 февраля Нина ушла из квартиры и на последние гроши сняла в отеле нищенского квартала номер, где включила газ и покончила с собой.
Перед смертью написала в прощальном письме: «Я спросила себя – “можешь жить?” и ответила – “не могу”<…>. Смерти я не боюсь <…>. Я колола ей (сестре Наде) руку иглой 4 раза, потом себе. Думала, заражусь трупным ядом. Но нет. В моей физической конструкции заложена какая-то сверхчеловеческая сила <…>. Я ее любила, оказывается, как никого в жизни. Но из этой комнаты с паршивыми цветочками на обоях живой и для жизни я не выйду. Такова моя судьба: умереть лютой смертью».
В рассказе Петровской «За гранью» есть пророческие строчки: «И есть у меня только одна надежда, что смерть милосерднее жизни, что в тот момент, когда спадут цепи земли, Единый сжалится надо мной, не пошлет одиноко скитаться во тьме холодных изначальных пространств, а сольет меня навеки с той сладковейной тишиной, где потонет навеки моя усталая душа».
В некрологе в парижском номере газеты «Дни» (издание русского зарубежья) от 25 февраля 1928 года было написано:
«Кончилась её подлинно страдальческая жизнь в маленьком парижском отеле, и эта жизнь — одна из caмых тяжелых драм нашей эмиграции. Полное одиночество, безвыходная нужда, нищенское существование, отсутствие самого ничтожного заработка, болезнь — так жила все эти годы Нина Петровская, и каждый день был такой же, как предыдущий, — без малейшего просвета, безо всякой надежды».
Ужасная, ужасная, трагическая судьба женщины, ставшей своеобразным символом эпохи русского символизма. Эта эпоха ушла вместе с Ниной Петровской навсегда, но оставила в русской литературе яркий и содержательный след.
Самым крупным произведением Нины Петровской стали «Воспоминания» - это бесстрастный, серьёзный и вдумчивый взгляд на прекрасную эпоху русского символизма, без которого наши представления о том времени были бы недостаточно глубоки.
К сожалению, имя Нины Ивановны Петровской сейчас почти забыто и вспоминается лишь в связи с именами Брюсова, Белого и Ходасевича.
Владислав Ходасевич, близкий знакомый Петровской (и, похоже, влюблённый в неё), писал о ней: «По правде сказать, ею написанное было незначительно и по количеству, и по качеству. То небольшое дарование, которое у нее было, она не умела, а главное — вовсе и не хотела истратить на литературу».
Это неправда. Ещё на «заре своей туманной юности» я прочла рассказы Нины Петровской. Написанные от мужского лица, они произвели на меня неизгладимое впечатление свой свежестью и самобытностью, Нина Ивановна Петровская удивительно талантливая писательница, её проза сродни поэзии. Жаль, что она оставила нам, потомкам, не очень много своих сочинений, но, главное не в их количестве, а в качестве.
Есть редкие люди, предназначение которых состоит в том, чтобы обогащать своей Любовью других. Нина Петровская из таких людей. Она жила полной грудью, умела любить, как никто другой. Любовью было наполнено всё её существо, и не её вина, что её любимые мужчины не смогли ответить её тем же.
Хочу закончить выше написанное отрывком из рассказа Нины Петровской «Бродяга», который, может быть, заменит печаль в сердце читателя светлым воспоминанием о погасшей когда-то одинокой звёздочке:
-- О чем вы думаете? -- спросил я с любопытством. Она взглянула и улыбнулась -- грустно, красиво.
-- Я думаю о любви, -- ответила она просто. -- Всегда о любви. Смотрю в глаза, угадываю темные тайны душ, слушаю мелодии голосов и все спрашиваю -- не здесь ли?
-- Кто? -- спросил я, не понимая.
-- Любовь.
Тогда я засмеялся и сказал:
-- Посмотрите так и на меня. Может быть, здесь?
Она посмотрела. Внимательно, вдумчиво, строго, точно не слыша шутки, и ответила:
-- Может быть. Трудно угадать, кого уже отметила любовь.
Из-за стола вставали. Электричество погасло. Принесли свечи. Красные стены кабинета потускнели. На столе апельсинные корки и недопитые стаканы. У женщин смятые прически, под глазами синие тени.
Поздно. Но отчего мне так не хочется прощаться?
-- Мы вместе? -- спросил я несмело.
-- Да.
Иллюстрация - на фото слева направо: Андрей Белый, Нина Петровская, Валерий Брюсов.