Один день из жизни школьных подруг

Ната Ивахненко
      
               


          Сидя на колченогом стуле и привалившись плечом к стене, техничка тётя Клава, сухенькая женщина лет сорока, мирно подрёмывала. Из под белой косынки, повязывающей её круглую, как небольшой арбуз, голову выбились кудельки седых волос, челюсть слегка отвисла, обнажив неровный ряд мелких зубов; узловатые, обтянутые огрубевшей шершавой кожей руки безвольно покоились на острых худых коленях. Тётя Клава устала. Да и то сказать: попробуй ка с раннего утра натаскать из сарая пять вёдер тяжеленного угля и несколько вязанок дров, выгрести золу из восьми плит, обогревающих классы, растопить их, натаскать из колодца воды, перемыть полы в учебных комнатах, коридоре, спортзале и учительской. А начнётся весна - работы прибавится. Сотня сорванцов на своих резиновых сапогах каждый день будет приволакивать в школу ошмётки жирного маслянистого чернозёма. Металлический скребок, сделанный трудовиком из поломанной косы, и примостряченый перед школьным крыльцом не в состоянии отчистить обувь, облепленную чуть ли не по щиколотку, землёй. А про сменку в ту пору слыхом не слыхивали. Да и не было у родителей сельских детишек лишних рубликов на эти излишества.
          В персональном "кабинете" тёти Клавы - кубовой, отгороженной в школьном коридоре дощатыми стенами, на плите, отапливающей одновременно учительскую и классную комнату восьмиклассников, в большой кастрюле согревалась вода для технических нужд. На полу громоздились оцинкованные вёдра, у двери стояла большая, грубо сколоченная из деревянных палок швабра с просыхающей на ней ветошью. Размеренно тикали ходики, в тишине слышалось отчётливо подрагивание секундной  стрелки. Внезапно проснувшись (словно кто-то в бок толкнул) и взглянув на часы, женщина воскликнула: "Батюшки святы! Проспала!" Схватив со стола медный колокольчик, женщина выскочила за дверь и потрусила по коридору сельской восьмилетки, громким звоном оповещая окончание пятого урока. "Опоздала, на три минуты опоздала!" - сокрушалась техничка. За дверьми классных комнат послышался шум голосов, грохот откидывающихся крышек парт, топот ног. Почти одновременно со стуком распахнулись восемь дверей и в узкий длинный коридор, словно семечки из кульков, посыпалась ребятня. Дети помладше бежали к выходу из школы наперегонки, сбивая друг друга с ног, визжа и хохоча при этом. Накопившаяся от пятичасового сидения энергия требовала выхода. А вот старшеклассники - восьмиклассники, находясь на высшей ступени школьной иерархической лестницы и считая себя взрослыми, покидали школу сдержанно, без шалостей и криков.
         Подружки Катя и Света, закутавшись в большие пуховые платки, натянули на себя драповые, одинаковые по фасону пальтишки. Надо отметить, что вся девчячья верхняя одежда изготавливалась на советских фабриках в те далёкие времена исключительно из клетчатого драпа. Знать бы, к какому шотландскому клану принадлежала красно-чёрная с белыми прожилками клетка, украшающая пальтишко Светланы, или же сине-зелёный орнамент пальто Катюши? Но девочкам до этих тонкостей не было дела. Радости ширпотреб, купленный пару-тройку лет назад на вырост, изначально не доставлял, а уж теперь к тому же пальтишки девочкам стали и вовсе тесноваты и коротковаты. Повзрослевшие девочки уже хотели выглядеть красиво и модно, но пока об этом приходилось лишь мечтать.
       Подружки вышли на школьное крыльцо. Уже неделю стояли настоящие крещенские морозы, а до того деревню накрыл сильнейший снегопад, отрезав Николаевку от внешнего мира. Три дня подряд ветер носил снежные заряды, переметая единственную сельскую улицу. Дважды в день дядя Гриша на грейдере расчищал дорогу, а всё равно утром в школу и после полудня из школы домой приходилось брести по колено в снегу. Но вот наконец-то погода улеглась. Ночью трещали морозы под тридцать градусов, и днём температура не поднималась выше минус двадцати. Зато, считай, весь без малого семичасовой день светило солнышко, и на душе от того было радостно: середина января, половина зимы прошла, и, как ни крути, скоро весна!
         Солнце ослепило подружек, они крепко зажмурились, подставляя лицо лучам.  "Пригревает" - заметила Катя. "Ага" - согласилась Светлана. - "Катьк, а ты можешь сегодня переночевать у меня?" - спросила Света подругу.
- С чего бы вдруг? - Катя чуть приоткрыла один глаз, а за ним и второй, постепенно привыкая к яркому свету солнца и сияющему в его лучах снегу.
- Мы сегодня с Юркой одни ночуем. Мама дежурит в ночь (мама у Светы работала санитаркой в дурдоме), а бабушка заболела (бабушка жила на другом краю села, ну, а отец давно уехал в город, бросив на произвол судьбы жену и детей) Я бы ничего, и одна бы переночевала, да Юрка боится, он такой трус!
        Юрка, младший брат Светы, рыхлый низкорослый пацан-второклассник на самом деле был трусоват. Света частенько отвешивала в школе тумаков его обидчикам.
- Кать, ну что, придёшь? Втроём нам веселее будет.
- Если мама разрешит, приду. - Согласилась Катя. - Вместе уроки выучим, поболтаем, погадаем на картах.
- Идёт. Буду тебя ждать.
         Подружки разошлись по домам. Деревенские дети рано взрослели, становились самостоятельными. Маньяки-насильники в тех краях не водились, деревенские жители были законопослушны, уходя из дома они даже не запирали дверь на замок, лишь набрасывали цепку на проушину. Из воровства лишь практиковалась детьми кража яблок и арбузов с чужих огородов, да и то больше из озорства, нежели из стремления обогатиться за чужой счёт. Отпуская из дома своих детей, родители не переживали, что с ними может произойти что-то плохое.
- Ладно, ступай, Катя, выручи подругу. - Согласилась мама. - Только уроки чтобы все выучили, да долго не засиживайтесь. И смотрите, ребят в дом не пускайте. Только узнаю... - Пригрозила она.
- Ну, что ты, мама, какие ребята? - Смутилась Катюша.
- Знаю я вас, голова только женихами и забита.
       В пять часов пополудни уже стемнело. В то время, как над огородами ещё алела узенькая полоса заката, за рекой застыла густая синева, стремительно заливающая, как чернила из перевёрнутой чернильницы, небо. Кое-где заблестели самые яркие звёздочки, через полчаса они засияют, заискрятся по всему небосводу. Для села, в котором имелось лишь два фонаря, тускло подсвечивающих дорогу (один у школы, другой - у дома председателя колхоза), естественное освещение - звёзды да луна - было незаменимым.
          Катя, размахивая портфелем, торопливо шагала по улице, поскрипывая растоптанными валенками по отливающему, словно синькой подкрашенной простыни, снегу. Мороз крепчал и от дыхания вокруг лица на шали козьей шерсти ореолом образовался иней. Минут через десять Катя дотопала до Светиного дома, правильнее сказать - домишка. Приземистая, белёная известью, изба под нахлобученной камышовой крышей посматривала на улицу подслеповатыми глазами-оконцами, на треть утопая в накануне наметённых сугробах. Девочка открыла входную дверь, в сенцах была непроглядная темень. Крошечное окошечко под потолком уже не пропускало с улицы света. Катя наощупь продвигаясь вдоль стены, нащупала ручку двери и распахнула её.
- Ты бы хоть валенки от снега отряхнула. - Негостеприимно буркнула Света.- Сейчас лужи натекут. Сама вытирать будешь.
- Здрасьте вам! - Возмутилась гостья. - В сенцах темень непроглядная, как бы я там веник нашла? У вас что - электричества нету? - Спросила Катя, заприметив на столе горящую керосиновую лампу.
- Ага, нету. - Подтвердила Света. Накануне протянутые к дому провода ветром оборвало, а дядя Саша (колхозный электрик) уже две недели в запое.
- Весело, ничего не скажешь. Как-то страшновато без света.
- Не боись! Прорвёмся. Ладно, ты раздевайся, а я пойду двери в сенцах (одна из них выходила на улицу, а вторая - во двор) запру на засов.
         В небольшой комнате, разгороженной печкой на две неравные части, было жарко натоплено. От дрожащего пламени лампы на стенах и потолке шевелились загадочные призрачные тени. Ощущение таинственности происходящего не оставляло детей весь вечер. Мама Светы оставила детям на ужин большую миску холодца, крынку молока, к которой прилагалась булка и банку вишнёвого варенья. Света, Катя и Юра на отсутствие аппетита не жаловались, они с удовольствием уплели славно приготовленный крепкий, пахнущий чесноком и специями, холодец. Поплёвывая косточками из варенья, ребята завершили ужин молоком с булкой. Убрав со стола посуду и разложив учебники, они старательно выполнили домашние задания, затем немного поиграли в "Дурака" Юрка начал зевать и тереть глаза кулаками.
- Всё, Юрасик, спать! - приказала Света.
        Вяло сопротивляясь, Юрасик улёгся на узкую, стоящую за цветастым пологом кровать, и вскоре тихо засопел. Девчонки, освободившись от обузы, раскинули карты, погадали на женихов, да и тоже решили улечься в кровать. Болтать и сплетничать в кровати даже сподручнее. Стоящие на столе круглые ходики показывали половину десятого. Расположившись на пышной пуховой перине и укрывшись стёганным ватным одеялом, дечонки почувствовали себя словно птенцы мягком уютном гнёздышке.
- Света, давай не будем лампу гасить. - Предложила Катя. - Стрёмно как-то...
- Хорошо. - Согласилась юная хозяйка и подкрутила до минимума фитиль.
        Тесно прижавшись друг к другу они шёпотом засекретничали о своём, девичьем. У каждой были свои тайны, которыми хотелось поделиться. Вокруг стояла пронзительная тишина. Слышалось лишь отдалённое гудение электрических проводов, протянутых от столба к столбу вдоль деревенской улицы. Катя ещё что-то говорила, говорила, но по молчанию подруги поняла, что та уже видит первый сон из девяти, положенных человеку. Однако, Кате не хотелось спать, она так рано никогда не ложилась. У них дома был чёрно-белый телевизор - большая редкость по тем временам, а ещё - приёмник. По вечерам всей семьёй смотрели телек, или же Катя "ловила волну" и слушала песни на иностранных языках. Катя в школе изучала немецкий язык; английский же, французский, итальянский был ей не знаком. Катя не понимала ни слова, но музыка, голоса исполнителей волновали юную романтическую душу. Заграничные мелодии разительно отличались от транслируемой по радио отечественной музыки. Эта музыка будоражила воображение, манила в неведомые чудесные страны, где всё красиво, где всегда солнечно и не бывает суровых зим, проливных дождей, раскисших чернозёмных дорог. Музыка обещала неземную любовь, о которой уже мечталось в бессонные ночи. Катя обожала музыку! У Кати дома была крошечная комната, переделанная из кладовки. Там даже не было окна, от кухни комнатка отделялась шторой, но Катя имела возможность уединится, слушать музыку, читать книги хоть до утра. У Светы не было телевизора. Читать при тусклом свете керосиновой лампы не представлялось возможным, и Кате ничего не оставалось, как придаться своим мечтам. Она в совершенстве владела способом погружения в мир фантазий, подолгу могла путешествовать по просторам будущего, сулившего счастье. Но под гнётом тишины Катя постепенно стала отключаться. Едва-едва она переступила грань, отделяющую явь ото сна, как до её слуха донёсся странный звук: трёхкратный глухой резкий стук разбудил Катю. Девочка мгновенно очнулась, ей стало не по себе. На улице глухая ночь, кто мог заявиться в такую пору?
- Света, Света, к нам кто-то стучался! - Катя тормошила подругу, но та, пробормотав что-то в ответ, перевернулась на другой бок и тихо засопела. Вдруг в сенцах послышалось истошное кошачье мяуканье.
- Свет, я впущу кошку? - Спросила Катя, но ответа не услышала. - Света крепко спала.
           Босыми ногами Катя ступила на прохладный дощатый пол и, как была в майке, подойдя к двери, приоткрыла её. Из сенец дыхнуло ледяным холодом. Мяуканье прекратилось, но кошка не торопилась идти в тёплое помещение. "Кис-кис" - позвала Катя противное животное, но оно ни в какую не откликалось на зов девочки. Вернувшись ни с чем, озябнувшая Катя нырнула в тёплую постель под бочок подруги. Сон как рукой сняло. От холода ли, от непонятного состояния тревоги её стало трясти. "Ты чего такая ледянющая" -  проснувшись, недовольно спросила Света. "Кошке дверь открывала. Кошка в комнату просилась" - "Какая кошка? Что ты городишь? У нас и кошки-то нет" - "Странно. Я слышала, как она мяукала под дверью" - "Тебе приснилось, наверное" - "Я давно уже не сплю, меня разбудил какой-то странный стук" - "Наверное, мальчишки баловались, в окно или дверь снежком бросили" - "Нет, Света, не в окно и не в дверь. Да и стучали три раза с одинаковым интервалом" - "Ладно тебе, спи уже. Почудилось, наверное"
       "Должно быть почудилось, и кошка, и стук - почудилось" - успокаивала себя Катя. Она уже было согласилась с доводами подруги, как вдруг этот самый противный и загадочный стук раздался снова: "Тук-тук-тук"! Обе девочки явно услышали его, и доносился он не со стороны двери или окна! Нет! Источник звука находился где-то совсем рядом с кроватью. Перепуганные девчонки, дрожа телами, прижались друг к другу. "Ты только не кричи. - Шептала Света. - Разбудим брата, тогда конец! Он такой трус. Но что же это было? Может ветер дверью сарая стучит?" - "Да не похоже" - возразила Катя. "Не похоже" - согласилась Света. "А кошка?" - "Да, ещё и кошка..."
           Девчонки всё же постепенно успокаивались, но вдруг троекратный стук раздался снова: "Тук-тук-тук" - глухо разносилось над кроватью. Звук шёл по деревянной балке потолка. Кто-то стучал сверху, с чердака. У девчонок волосы зашевелились на головах. Они зажали рты ладонями, чтобы не закричать.
- Кто-то на чердак забрался? - Свистящим шёпотом предположила Катя.
- Не может быть. У нас лаз на чердак в сенцах, и он закрыт. Чтобы забраться в него, нужна лестница, а она стоит во дворе у сарая. Да и двери в сенцы закрыты изнутри. С улицы никто незамеченным не мог пробраться. Должно быть это "хозяин" балуется. - Предположила Света.
- Наверное. - Согласилась Катя.
       До утра, до возвращения Светиной мамы с работы, девочки не сомкнули глаз. Стуки больше не повторялись.
- Три раза по три? - Выслушав рассказ, переспросила тётя Рая. - Это точно - домовой. Надо было у него спросить: "К добру или худу?"
- Да что ты, мама? Знаешь, как мы перепугались! А ты говоришь: "Спросить"
           Как оказалось, это было всё таки к худу. В эту ночь скончалась бабушка Светы.