Кроличьи ушки или я дам Вам Парабеллум

 
 Однажды во время потоковой лекции дверь в аудиторию распахнулась, и в проеме показалось взволнованное лицо декана. Все обернулись. Студент N на выход! К моему большому удивлению, прозвучала моя фамилия.
Когда мы зашли в «святая святых» - к  декану в кабинет, там, прямо в его кресле, сидел молодой человек.
Декан завел меня и быстро вышел, как мне показалось, пятясь к двери задом.
Молодой человек мельком глянул на меня и со значением сунул мне под нос красную книжечку с гербом СССР и тремя большими золотыми буквами на ней, увидев которые я удивился, чтоб не сказать нечто покрепче. Мне показалось, что это происходит не со мной, а я все еще досматриваю вчерашний фильм про шпионов.
Несмотря на то, что я оставался на стуле, всю картину я видел, как бы издали. Такое впечатление на меня произвели эти буквы.
Молодой человек пристально посмотрел мне в глаза. И неожиданно задал утвердительный вопрос:
- Зачем вы подрываете советскую власть, распространяя чуждую идеологию?!
Тут я совсем растерялся.
- Я ничего не распространяю, я учусь.
- Скажешь, что и журнала «Плейбой» у тебя нет? - перешел на «ты» сидящий в кресле.
- Журнал есть…
- Ну вот! Все ясно! - облегченно произнес представитель власти, будто только что расколол матерого шпиона, окопавшегося в самом сердце обороны нашей Родины.
- A разве… - успел лишь промолвить я, но был прерван.
- Вопросы здесь задаю я!
Мне опять показалось, что я в кино или принимаю участие в какой-то постановке, но, вспомнив грозную книжечку и то, что я нахожусь в кабинете декана, постарался вернуться в действительность.
- От тебя зависит, будешь ты учиться дальше или…
Он сделал многозначительную паузу.
Я тоже не знал, что сказать.
- Кто снабжает тебя подобной литературой? С какой целью?
- Купил. В Одессе. На толкучке. Правда… За десять рублей, - добавил я для убедительности.
- В общем, так! Принесешь вечером на Розы Люксембург, кабинет N, журнал и все, что есть подобное.
- Ничего больше нет…
- Принесешь! - повторил он с нажимом.
- Да, конечно. Обязательно! - заверил я быстро, пытаясь вспомнить, куда засунул злополучный журнал при недавнем переезде.
- Можете заходить, - кинул товарищ декану, нервно прохаживавшемуся в приемной. И произнес фразу, которая врезалась мне в память.
- Парень оказался не виноват.
Я тогда первый раз отчетливо осознал, что разница между «виноват» и «не виноват» в той стране, как и судьба любого, зависела не от поступков данного человека, а от решения другого, который имел право это определять по своему усмотрению.
- Иди и никому не говори о нашем разговоре. Иначе ничего не получится!
Что может «не получиться», я выяснять не стал и помчался домой за журналом.
Вечером тот же товарищ встретил меня в холле бывшего дворца княгини Натальи Уваровой, дочки Федора Терещенко, недалеко от которого был взорван социалистами командующий немецкими войсками генерал-фельдмаршал фон Эйхгорн, занимавший на то время весь дом.
- Принес?! - живо спросил он.
- Да. Конечно.
Мы миновали множество коридоров и лесенок в величественном здании, стены которого хоть и сохраняли часть первозданной красоты, но были частично покрашены масляной краской коричневого цвета, что усугубляло и так мрачную атмосферу.
Пока мы шли, у меня в голове пронеслось множество обрывочных воспоминаний.
Вот я в пионерском лагере... мог утонуть в озере, но сумел выбраться. Вот мы с мамой и няней украшаем елку, а папа, переодевшись в костюм Деда Мороза, несет в мешке подарки. Вот я первый раз вдвоем с девушкой еду на машине отца, одолженной без его ведома. Вот….
Но самая яркая картинка, которая мне представилась тогда, это ряд каторжников, бредущих в кандалах и лохмотьях по бескрайним заснеженным просторам Севера «во глубину Сибирских руд»…
Интересно, промелькнула мысль, разрешат ли мне взять дубленку…
Воистину верно говорили про эту организацию: «из их кабинетов виден Магадан».
В скромной комнатке в глубине здания, с окном, выходящим во двор, встречавший первым делом забрал журнал, бегло пролистнул его и с деловым видом спрятал в стол.
Мне же он дал лист бумаги и сказал:
- Пиши!
Текст надиктовал примерно следующий: «Я такой-то, родители такие-то, работающие там-то, хранил у себя журнал с развращающими советскую молодежь картинками, чуждыми нашему образу жизни… приобретенный у неустановленного лица… добровольно сдал и т.п.»
Когда я закончил писать, он аккуратно положил лист в папку и сунул ее в другой ящик.
Я уже начал думать, что главная цель всей операции была завладеть моим журналом и спросил:
- Могу я идти домой?
Хозяин кабинета пересел на стул напротив меня. Его тон изменился.
- Вижу, ты парень хороший… Ты готов помочь своей Родине?
- Я всегда готов помочь Родине! - сказал я уверенно.
- Мне нужен список всех твоих друзей и знакомых, кто может собираться около памятника в парке Шевченко…
После треволнений дня я перепутал парк с бульваром и мне ярко представился памятник напротив рынка, где постоянно на праздники собирались толпы людей.
- A что? Около памятника Ленину собираются враги Советской власти?! - спросил я с неподдельным интересом.
Он посмотрел на меня внимательно и продолжил:
- Следующий раз принесешь свою записную книжку и поговорим.
А потом добавил успокаивающе:
- Особой стрельбы от тебя не потребуется!
Это оказалась ключевая фраза дня.
- Как?! Вы не дадите мне парабеллум?! - воскликнул я расстроенно. - Я очень хорошо стреляю!
- До свидания! - швырнул хозяин кабинета.
Больше мы не виделись.