Травовед

Часть I

Какой бы ни была судьба далекого от общества человека, она не могла сложиться лучше чем у него. Поля окрашенные круглый год в зелёный свет, радуга озаряющая скучное голубое небо разнообразием своих цветов, невероятное количество насекомые и бродящих по полям маленьких млекопитающих. Не придумаешь места лучше для такого человека.
Руфус Грин уже не помнил когда родился. И если спросить его о том, каким важным событиям из его жизни больше всего он гордится, то Руфус сказал бы "что с утра, он выпил на удивление вкусный чай", вкус которого до сих пор сидит у него на языке.
Таким был Руфус. И не то чтобы в его жизни не было важных событий, он просто почти все забыл или, по крайне мере, очень долго не предавал им значения, следовательно они стали не важны и канули в лету. А в жизни Руфуса было очень много всего. Однако почти все - не все, кое-что осталось. Это кое-что касалось его излюбленных объектов, на которые он потратил большую часть своей долгой жизни. 
То что росло из самой земли, заполнило своими корнями поверхность коры занимало его сознание в большей степени, чем общечеловеческие ценности цивилизации. Стоит только заговорить с ним о том, какие растения существуют в мире, он сразу переводит тему, однако в голове его мелькают сотни картинок тех растений, которые он знает и десятки тех, которые он никогда не видел, но знал, что они где-то должны расти.
Например, однажды, когда солнце скрылось за горизонтом Руфуса посетил его очень старый друг Генри. Генри постучался в дверь на заднем дворе. В это время Руфус крепко спал и не слышал, как Генри стучится.
Поняв это, Генри решил поговорить с ним через открытое окно. У окна была расположена прекрасная клумба, а на подоконнике стоял горшок с Alive. Завидев Генри, они сразу обеспокоенно защебетали, но это обстоятельство не остановило старого лиса. Он прошел через клумбу и вплотную приблизился к окну, в которое четко и очень разборчиво сказал, «Руфус, я знаю, что ты не спишь, мне необходимо немного зёрен того самого деревца, которое ты мне давал от боли в коленях!». Долго он прислушивался к звукам в доме и в итоге услышал внезапный тихий стук. Генри вытянул шею, но ничего толком не увидел, но в эту же секунду его как дрянном ударили громкие слова Руфуса, сказанные несколько скомкано «Я не знаю о каком дереве ты говоришь, но никаких семян у меня и в помине не было, и ничего я тебе соответственно не давал!». Далее послышался храп. Генри не стал ничего выяснять и несколько испуганный покинул сад своего друга, а Руфус благополучно продолжил спать.
Сегодня утром он встал пораньше. Дом был усыпан лучами недавно взошедшего над горизонтом солнца. Руфус медленно поднялся с кровати, оделся и вышел во двор. Погода была такая же как и всегда. Тёплый ветер обдувал старые сморщенные щеки, прикрытые густой седой бородой квадратной формы. Руфус был рад тому что его лицевая растительность все еще способна поддерживать форму, а особенно он был рад тому, что не изменил своей бороде. Какой она была пол жизни назад, такой и оставалась по сей день. Он уже успел взгромоздить на свою переносицу большие круглые очки.
День был ясный. Каждая травинка, каждый листочек вырисовывался настолько четко, что Руфус мог в одночасье просто забыть чувство реальности и погрузиться в сон наяву. Потому что такой реальной реальность точно не должна быть. Перед его глазами возникли события, заставившие его немедленно взбодриться. Он вытащил из старых шерстяных брюк свою глиняную трубку с набитыми внутрь сухими листьями табака и попытался ее раскурить. Первая спичка погасла не добравшись до чаши, он выкину ее, зажег еще одну и поднёс огонь к табачной камере. Табак долго и упорно не хотел разгораться. Тогда-то он еще раз вспомнил то событие и попытался с большим рвение раскурить табак, тот не поддался. 
Руфус вспомнил Solar, стоявший в горшочке и увидел, как его потемневший стебель постоянно опускает голову к земле. Все это мигом пронеслось у него в голове и воспоминание такое явное, что он даже взбодрился, заставило его вспомнить, что он никогда не видел Solar и уж тем более то, как это загадочный цветок вянет у него на подоконнике. Табак съежился и стал еще более сухим, воздух затянул огонь в трубку и как настоящий джентльмен уступил место даме.
Огонь плавно обтёк табак, краюшки которого уже довольно сильно подгорели, а сам табак нагрелся и в итоге вошел в реакцию. Руфус с наслаждением выдохнул первый клубок дыма. Он было вдохнул еще раз, но табак снова потух. Тогда он спокойно побрел по тропинке на свой задний двор, пытаясь снова и снова раскурить табак. Дойдя до заднего двора, он озарил своим внимание клумбы с различными экзотическими растениями. Табак раскурился шикарно к тому моменту. Клубы дыма валились из его рта каждые пять секунд. Руфус ходил между клумбами и осматривал их со всех сторон, потом внезапно вспомнил, что обещал Alive из полить еще вчера днём. Он поспешил  к подоконнику с лейкой. Они завизжали еще тогда, когда он был на пол пути.
Руфус полил их держа при этом трубку в зубах и обдавая их табачным дымом. "Мои сладенькие" - сказал он сквозь зубы и поплатился тем, что чуть не выронил трубку. Он еще раз втянул сладкий мы в свою ротовую полость и выдохнул его, создав облачко над Alive'ми.
Больше всего Руфус нравились грибы, которые росли у него отдельной грядкой. Он мог смотреть часами на то, как они переливаясь под землёй создают, отправляют и получают энерго-сообщения в виде электрических импульсов. И всегда любил видеть их живыми. 
Однажды утром к Руфус, как оно часто бывало, зашел Генри. Причиной его визита оказалось, то, что он не мог видеть сколько времени было в данный момент, так как забыл, что такое часы. Руфус был сонным с утра и скомкано ответил ему, что времени уже достаточно чтобы просто сидеть на лавочке и наслаждаться жизнью". Так они и сделали. И спустя час после того, как они уселись на лавку перед домом мимо них, как пух по воздуху, пролетела чуть ли не на носочках молодая прекрасная девушка с корзиной, наполненной самыми различными грибами. Руфус посмотрел на корзинку и разочарованной шмыгнул носом. Он не увидел любимых электро-волн у мертвых грибов, зато девушка так и светилась огнями и даже более того переливалась электро-волнами. Тогда он подумал о том, что животные невольно могут решить, стона из семейства грибных и съесть ее. Руфус медленно отошёл от подоконника с Alive'ами и снова присел на лавку, фронтом на большой зелёный холм. Каждый раз когда он смотрел на этот холм, он вспоминал свою мать. Только ее он по настоящему и любил. А этот холм он любил почти такой же любовью. И дело было вовсе не в холме. Сам холм не представлял из себя ничего особенного. Просто зелёный горб, на котором еле виднелась рыжеватая лестница.
Руфус поднялся со скамейки и голыми ступнями прошел весь двор. Его взгляд был устремлён на вершину холма.
Табак в трубке уже заканчивался, однако трубка курилась на редкость отлично. Большие клубы густого дыма рассеивались где-то в вышине. Дым был полный, насыщенный, не то что в начале курения.
Руфус помнил, как посади на этом холме своё первое растение Piot. Он совсем не прижился и Руфусу пришлось выкорчевывать его и сажать в другом месте. Он сажал его каждый день в разные места, но тот нигде не приживался, в конце концов растение исчезло вовсе, а на его месте выросли прекрасные Аlive. Ему тогда было не больше десяти лет. Он старался изо всех сил и впоследствии засадил весь холм цветами более прекрасными, чем он когда-либо мог себе представить. Они расцвели, и цветы и растения, и снизу казалось, что многие ветки дотягиваются до облаков. Сад был пышным, полным и насыщенным невероятными растениями. Он созерцал его. Стоя напротив холма, он смотрел на его грибовидную верхушку и поражался ее восхитительной красотой. 
— Чего ты там высматриваешь? — спросил у него Генри, неожиданно появившись из неоткуда. 
— То, что не видно глазу дурака, — спокойно сказал Руфус. Он вытряхнул пепел из трубки и положил ее в карман своих старых брюк.
— А что не видно глазу дурака? — спросил несколько иронично Генри.
— Дураку не понять! — ответил, довольный своим остроумием Руфус.
— Так я не понял, чего ты там высматриваешь?
— Свою жизнь, Генри, она вся там, пойдём!
— Ну пойдём!
Они оба очень медленно пошли в сторону рыжей лестницы.
— О, помню, как однажды мне приснилось, что я наконец отправляюсь на небеса. Поднимаясь по ступенькам, я поскользнулся и упал.
— Потому что под ноги нужно смотреть!
— В итоге я даже не постучался в небесную дверь и проснулся на середине сна.
Они уже поднимались по лестнице и Генри, отвлекаясь на свой рассказ чуть не оступился.
— Ты и сейчас не постучишься, — сказал ему Руфус, — а вот на небеса так точно отправишься;
Руфус посмотрел на напряженное лицо Генри. Тот сузил брови и поджал губы, пытаясь сконцентрироваться на подъеме. Где-то вдали виднелась ранняя туча. Руфус уныло посмотрел на нее.
По прошествии некоторого времени они забрались на холм. Перед ними предстала величественная оранжерея.
Как солнце она озарила их доселе маленький мирок. Огромный прозрачный купол, над которым на сотни метров в высоту и ширину росли гигантские деревья.
Генри уселся на лавку, располагавшуюся рядом с куполом и через пол минуты сладко заснул. «Пусть спит», — подумал Руфус и встал на порог двери, ведущей  внутрь оранжереи.
Он в который раз вытряхнул пепел из трубки и попытался отворить дверь. Но как оказалось эта полуприкрытая дверь была заперта.
Руфус достал из кармана нечто наподобие дверного ключа округлой формы и вставил в скважину. Повернув его несколько раз, Руфус неожиданно для себя вдруг вспомнил, что дверь в оранжерею давно не закрывалась. Замок не работал с давних времён.
Теперь он оттолкнул. Ее от себя и она поддалась.
Руфус поспешно вошел внутрь. Запахи тысячи растений, невероятно яркие, приторные до тошноты донеслись до Руфуса за одну миллисекунду. А за вторую миллисекунду к нему вернулись все воспоминания об этих растениях, которые только могли быть в его небольшой седой и благодаря шапке несколько грибовидной голове.
Оранжерея вмещала в себя более тысячи различных растений. Руфус прошел вперёд по специальной тропинке. Он еле слышно произносил какие-то слова на непонятном языке и где-то вдали ему откликались Alive'ы. Они щебетали словно птички в саду, но только их щебет отличался тоном зеленого царства, а именно характерным «шёпотом листьев».
Справа росли только те, которые Руфус посадил за первую половину жизни. Слева соответственно за вторую. Густой лес засаженный пальмовидными деревьями, дубами, сиренево-золотистыми кустарниками, ягодами грибовидной формы, тюленьей мякотью, моловостью, водяными лилиями, ветрячихой, суррогатной крапивой, спиртосодержащими чайными листьями, омелой, красными "кометами", похожими на новорожденных младенцев, баобабами размером с куст, всяческой пищевой растительностью, скрученными, словно тряпка, яблоками, древовидными пирамидами, водопадами наэлектризованными пушинками питающимися земным током, нейрогенными колокольчиками (о которых Руфус всегда говорил с очень удивленной интонацией, как о прирученных растениях - их свойства до сих пор не были известны, цветами наполненными солнечной энергией, картинными розами и растениями, которые когда-то были людьми, напоминали непроходимые джунгли. Однако с другой стороны оранжереи (то есть, с левой) все было высажено аккуратно и с некоторым интервалом. Там, в основе своей росли, пищевые растения и растения прикладного характера: апельсины Ядъяци (как обезболивающие, открытое некогда ученым растениеводом Лукьяци Наутолино), арарсы ("витаминный дождь", коренья и мякоти, которых на земле даже не было видно, они росли под землей, аккуратные копейки, смолина, корш против заболеваний глаз, сопдалисия, курпума, и многое другое.
Солнце ярко пылало прямо по середине купола небесного. Его лучи рассеивались по куполу оранжереи и давили на глазные яблоки Руфуса.
Казалось, что лучи как бы обтекают купол, но ни все же просачивались внутрь и поэтому Руфус старался не поднимать взгляд на самые высокие деревья. В частности, когда он подошел. К Woood'у, то не смотрел на его верхушку, а разглядывал трещетки и спирали на нижней части ствола. В этот самый момент Руфус услышал звон. Он обернулся и увидел Генри, который в этот самый момент звонко стучал по стеклянному куполу оранжереи со стороны улицы. С Генри спали штаны и оголили его дряхлые морщинистые ноги заросшие седыми волосками. Он стоял, не двигаясь, пока не понял, что уронил свои штаны. Тогда Генри подтянул их, улыбнулся Руфусу и пошел к двери оранжереи. Руфус стоял абсолютно неподвижно и еле слышно шептал что-то на непонятном языке. Когда Генри вошел в оранжерею Руфус замолк.
Генри подошел к Руфусу и спросил:
— На что ты смотришь?
Тот ответил, что ни на что не смотрит и всем своим видом дал понять, что разговаривать сейчас не предрасположен.
— Мне нравится вот это растение! — сказал Генри и побрел к стволу, который находился за ограждением.
Руфус ожил в ту же секунду и попытался остановить Генри. Чем ближе его друг подходил к неведомому растению, тем больше действий мог бы заметить любой сторонний наблюдатель от самого растения.
— Это Dicti - книга! — заорал Руфус — она опасна для тебя! 
Генри остановился и посмотрел на книгу на верхушке ствола. Ее страницы заманчиво перелистывались самостоятельно. "Сколько интересного написано на страницах этой книги" — подумал Генри, однако пойти вперёд не решался. Неведомыми текстами были переполнены страницы Dicti. 
— Смотри! — сказал Руфус. Старик достал из кармана маленький засохший труп мухи и подкинул его так чтобы он упал точно на страницы "книги".
Пошел дождь. Небо заволокло серыми тучами и последние лучи солнца съели темные небесные тени. Страницы книги с остервенением захлопнулись. Генри моргнул и увидел, как книга съела труп мухи, проведя его через стебли вниз к корням. Потом она закрылась и осела от недостатка солнечного света.
— Пойдём домой, — сказал Генри Руфусу.
Однако Руфус не собирался уходить из оранжереи так рано.
— Ты что испугался?
— Никак нет, сэр! Правда твоя книга немного разочаровала.
— Сюжет не понравился? — спросил Руфус.
— Да уж, я как будто умер вместе с главным героем.
Они оба громко засмеялись. Минуту они хохотали, а потом умолкли и уставились на капли дождя, которые, словно вводя их в сон, медленно стекали со стеклянного купола.
Руфус перевёл свой взгляд на Astro. Они находились в дальнем конце оранжерейной дорожки, на которой стоял Руфус.
Медленно, но верно он проследовал к ним. Это растение было из тех, что не имели стебля. Части его невесомого стебля парили в воздухе и были соединены, как планеты в космосе, материей неведомой науке. Можно представить, что Руфусу казалось будто между ними находиться "чёрная материя". Однако он этого не знал. И именно поэтому каждый раз это растение приковывало его внимание сильнее остальных.
Генри проследовал за ним. Руфус дошёл до Astro и какое-то время просто стоял и любовался данным растением.
— Смотри как оно прекрасно! — сказал Руфус, обращаясь к Генри.
Тот только кивнул и так же уставился на него. 
— Чтобы оно не умерло необходимо "нашептать ему".
Руфус начал тихо шептать. Генри, который стоял рядом не мог услышать ни единого слова из того, что нашептывал растению Руфус. Потом Руфус подошел к цветку и аккуратно его приобнял. Вокруг них появилось белесое свечение. Генри созерцал сие представление и в его зрачках явно отсвечивалось это свечение. Он завороженно смотрел на Руфуса и растение. Они образовали союз, но ревнивые Alive'ы давно знали о предстоящем соединении. Они защебетали Heve, а то в свою очередь источило сквозь землю несколько маленьких электроимпульсный и космическое растение погасло, погрузив Руфуса в кромешную тьму. Он слишком резко открыл глаза, почувствовав на коже электрический разряд, свет Astro ослепил его и тут же погас. Руфус отпрянул от растения и в растерянности встал, как столб на одном месте. Он абсолютно ослеп на одну минуту и эта минута показалась ему целой вечностью в темной сырой темнице. Потом он постепенно начал прозревать и первое, что он увидел это светящиеся в темноте глаза Генри. Потом он снова увидел растения вокруг себя и все то же Astro, так же величественно смотрящееся со стороны, как и за минуту до этого. Грустный Руфус отошёл от Astro и приблизился к Генри.
— Ты жив? — спросил Генри с негодующим видом. Свет в его зрачках к этому моменту уже потух. 
— Нет, я мертв, точнее все, чем я когда-то являлся, мешком иллюзий.
— Ты бредишь, Руфус — сказал Генри с неподдельным беспокойством.
— Возможно, но это не отменяет того факта, что жизнь это сложное разиллюживание иллюзий. 
Они пошли вперёд. Думы их были полны грусти и старческой тоски. Они общались друг с другом и вспоминали те времена, когда оранжерея была маленькой клумбой на зеленом холме.
— А почему мы решили основать ее на холме? — спросили Генри.
— Я уже не помню, — ответил Руфус, — наверное потому что земля там была более подходящая, —  а про себя подумал "они издалека, и чем ближе они к небу, к своим родным краям, тем лучше растут они".
Холм возвышал космические растения над земным и приближал их к открытому космосу насколько это было возможно в тех местах. Их энергия переплеталась с волнами энергии земного шара, которые в свою очередь образовывали очередную цепь, связывая растения с космическим миром звезд и темной материей.
Все они были найдены Руфусом на земле, поэтому существовать на ней они могли без лишних сложностей.
Растения росли и ростом своим растворяли грусть Руфуса. Купол есть сдерживающий фактор не позволяющий им улизнуть или вырасти настолько чтобы раздробить землю надвое. Например Darkot не раз разрушал планеты своим могучем корнем и чтобы он не мог разрастись до ужасных размеров Руфус ограничил его и другие растения от переизбытка космической энергии, установив над ними стеклянный купол.
Руфус и Генри медленно продвигались по тропинке внутри оранжереи. Генри посматривал на Руфуса, а Руфус всегда смотрел прямо, как будто не видел, а может и не хотел видеть то, что находилось вокруг него. А вокруг уже росли не те хаотичные растения. Они с Генри перешли на вторую половину оранжереи, обойдя полукруглом первую. Там как и полагалось зрелой логичной задумке, все было продуманно с великой скрупулезностью. Ни одного лишнего растения ни по признакам пользы, ни по признакам красоты, ни по каким либо другим видимым травоведу признакам. Стальная логика и ни капли жалости к своим прихотям. Таким был Руфус до недавнего времени, пока окончательно не состарился и снова не впал в детство.
Ему было не интересно смотреть на то, что он сам же и сотворил, хотя он, конечно, крайне серьезно относился к большой пользе второй половины оранжереи.
Генри внезапно остановился, он вдруг вытянул шею и издал пронзительный крик. Потом замер
Вся оранжерея, такая живая и естественная в миг затихла и не единого шороха не было слышно вокруг, и не единого движения не было видно в течении нескольких минут. 
Руфус напрягся и повернулся к Генри. Он секунду постоял, а потом спросил:
— Зачем?
— Я понял, что без крика оранжерея не умолкнет. Она завлекает тебя Руфус. Пойдём домой.
— Теперь, пожалуй, да! — сказал Руфус и они вместе отправились к выходу.
Дождь закончился спустя минуту. Когда они вышли из оранжереи на небе показалось солнце. Они спустились с холма и медленно, уставая все больше с каждым шагом, добрались до дома Руфуса.
— Пока, Руфус...А впрочем, я хотел еще сказать, что твоим растения хорошая погода вовсе не нужна, они и без нее не плохо существуют.
— Пока Генри...
Руфус вошел в дом и прикрыл дверь. Нужно было растопить камин. Рядом с камином лежали маленькие рубанки. Он аккуратно сложил их в камин, достал из-за пазухи длинные спички и поджег. Дрова разгорелись не сразу. Маленький костерочек, который только-только начал проглядываться сквозь поленья, наводил Руфуса на мысли о прошлом. Костёр разгорался медленно. Сначала Руфус вспомнил событие, которое произошло с ним по меркам его долгой жизни не так уж и давно.
Мальчик по имени Зорька вышел из дому рано утром. Он был опечален плохим настроением отца, поэтому шел нехотя, в гордом одиночестве, вспоминая утренний скандал. Он нёс на себе пустой мешок. В кармане у него лежали деньги.
Дойдя до перекрёстка, он свернул налево в сторону рынка. Он шел, наблюдая за тем, как птицы летают над ним, как они порхают в воздухе и какими быстрым способом огибают друг друга. 
Он и сам не заметил, как дошёл до рыночной площади.
На деньги, которые у него были в кармане, он собирался купить немного картофеля, риса и хлеба. Он прошел еще пару шажков вглубь пустого рынка, пока не присмотрелся и не увидел, что на рынке многого не хватает. Не было овощей и фруктов, мяса и много чего другого.  Вокруг продавались лишь травы и растения, не было ни сыра, ни хлеба, а только лишь зелёный продукт. Его сильно расстроило такое стечение обстоятельств. Зорька повернул и побрел прочь, осознав, что привычных ему продуктов здесь сегодня не будет. Опустив голову он брёл до тех пор пока на его пути не возникла крупная фигура. Крупная она была относительно Зорьки. Для него все прохожие были большими.
Он поднял голову и увидел, что уткнулся в прилавок, а рядом с ним старичок в смешной шапке и роговых очках рассматривал какое-то зеленое существо на прилавке. Зорька заинтересовался тем же, чем и престарелый смешной джентльмен. От досады и скуки Зорька попытался с ним заговорить. 
— Сэр, а что вы рассматриваете ?
Джентльмен опешил, но потом, через несколько секунд учтиво ответил:
— Это маленькое Heve, она еще не достаточно созрела, чтобы с тобой разговаривать, но уже может тебя видеть. 
— А я бы хотел себе такую приобрести, — сказал мальчик.
— Купить! Что ты! Если бы Heve продавались, то я бы был самым счастливым человеком в мире, а сейчас я даже не уверен, что держу ее в руках, возможно мне просто кажется, что она есть, как и кажется, что есть ты. 
Руфус положил Heve обратно, подошел к двери оранжереи, вышел и пошел в дом.
Он мгновенно забыл то, что произошло с ним давеча. И только сейчас, сидя у камина, он вспомнил это и задался вопросом, как этот мальчик попал в оранжерею и почему он хотел купить Heve, в наличии которой у себя в оранжереи Руфус сомневался до сих пор.
Огонь разгорелся сильнее и Руфус, наблюдая за ним, начал углубляться в коридоры своей древней памяти.
Все что он мог вспомнить касалось его знакомства с Генри. Когда-то давно, когда Руфус еще не казался себе таким старым и дряхлым, он побывал в довольно отдаленной местности, которая звалась «Северными полями».
На траве лежал снег. Руфус с походным рюкзаком на плечах медленно продвигался вдоль огромного заснеженного поля, направляясь к лесам, которые отделяли неизвестные Руфусу земли от «Северных полей».
Еще утром и до полудня он видел леса невооруженным глазом, но после полудня на небе сгустились тучи и поднялась снежная буря. Поля заволокло гигантским слоем снега, а леса невозможно было увидеть.
Руфус продвигался сквозь бурую. Он точно знал в каком направлении нужно идти, но идти было невыносимо сложно. Был только один путь выжить и добраться до леса живым - обеспечить себе убежище. 
Он долго ходил по не просматриваемой местности в поисках убежища, пока не услышал, что его кто-то подзывает. Он пошел на очень отдаленный голос и в итоге увидел человека, лицо которого было чем-то закрыто.
Человек куда-то устремился. Руфус пошел за ним. Пройдя пару десятков метров человек остановился и стал подзывать к себе Руфуса. В этих условиях Руфус плохо видел и не понял зачем человек зовёт его к себе. Пройдя эти несколько метров до человека, Руфус перестал перекрывать лицо руками. В этой части «Северных полей» снег не шел.
Удивленный и ошарашенный Руфус стоял перед человеком и дрожал. Человек снял с себя куртку и пригласил Руфуса в юрту. 
Замёрзший Руфус, почувствовал тепло, когда подходил к юрте и сразу туда нырнул, как только зрительно получил одобрение от хозяина. Внутри он увидел женщину и ребёнка. Руфус, как мог, поздоровался с хозяевами и уселся у костра. Костре горел хорошо. В юрту вполз Генри. Он уселся рядом с женой и дочерью и спросил у Руфуса:
— Как вы оказались здесь?
Руфус что-то невнятно промямлил. А Генри не стал переспрашивать, решил дождаться пока он согреется. Через пару минут Генри снова заговорил.
— Ничего не бойся. Ты дома.
— Спасибо, — сказал Руфус. Он уже немного согрелся.
Ему было довольно тепло сидеть у камина в этот вечер воспоминаний. 
«Генри уже дома», — подумал Руфус, — «Надо быдл позвать его к себе».
Руфус попытался вспомнить лица его жены и дочери. Но так и не смог. Картинка в голове была недостоверная. Он ее не винил. Потом он задался вопросом куда они пропали и почему Генри остался один. Но на этот вопрос Руфус как ни старался, однако, ответить не мог.
Он достал свою курительную трубку, набил в нее моряцкий пятачок табачка, который ему кстати подарил Генри, и закурил.  Табак был густым и очень насыщенным. Руфус с удовольствием его курил. Он всегда отмечать, что табак привезённый моряками с других континентов самый лучший.
Несколько минут он наслаждался им, пока не вспомнил, что Генри достал этот табак из своих очень старых запасов. Еще давно, когда Генри жил на Северных полях, он оправился в плавание со своей семьей. Тогда Руфус ждал своего друга в юрте несколько месяцев. Вернулся Генри с мешком табака, но ни жены, ни дочери с ним рядом не было. Тогда Генри и стал странным, каким оставался и по сей день. Он никогда не рассказывал Руфусу о том, что случилось с его семьей.
Руфус вдохнул густой копченый дым, и выдохнул его одновременно выдохнув из себя всю печаль.
Он вдруг вспомнил, а может и придумал, что тот самый мальчик, которого он встречи у себя в оранжерее сказал ему, что держит путь к «Северным полям», но зачем не сказал. "Возможно он хотел отправится в плавание" - подумал Руфус и а этот же момент забыл о чем думал. Костёр в камине разгорелся не на шутку. А Руфус все вспоминал.
Он вспомнил, как однажды пробирался по густым лесам расположенным у горных хребтов. Зачем он лазил по этим лесам, он вспомнить так и не смог. Что-то очень важное искал Руфус в этих опасных, наполненных хищными животными территориях. 
До наступления темноты все шло хорошо. Он что-то собрал и продвигался уже не вглубь леса, а шел как бы относительно фронта. 
Стемнело быстро. 
Перед тем, как продолжить вспоминать, Руфус подложил еще пару дров в камин, чем оттенил часть огня. В вечерней комнате Руфса света поубавилось. Он сел в своё кресло и постепенно уже докуривал моряцкий табак из запасов Генри.
Он вспомнил, что шел по лесу в кромешной тьме, но видел все отчетливо, так как к тому времени уже научился довольствоваться лунным светом. Он также видел серые скалы, которые выступали и в данный момент были темнее всего остального.
Присмотревшись к скалам Руфус решил, что нужно идти в обратном направлении - так сказать пробираться к выходу из леса. 
Он было хотел отвести взгляд от скал, обернуться и пойти в заданном самому себе направлении, как нечаянно краем глаза увидел тень, проскользнувшую где-то на одном из выступов скалы.
Она была белее, чем все что мог видеть Руфус сейчас.
Он немного испугался, однако, все же, обернулся и пошел к выходу их чащи.
Огонь в камине заметно разгорелся, как и интерес Руфуса к его же собственным воспоминаниям. Поленья потрескивали. 
Он шел по лесу, иногда оборачиваясь назад, под его ногами трещали ветки, но порой ему казалось, что не только. Одни за другим деревья расступались перед ним. Он был очень рад, что пробирается по лесу с завидной легкостью. Однако, он все чаще слышал главное - глухой рык горного зверя.
Вдалеке Руфус увидел огонёк. Лесной дом стоял в пятистах метрах от того места, где находился Руфус. Он ускорил свой шаг и добрался до дома за несколько минут. Постучался, он от нетерпения самостоятельно приоткрыл дверь и был приятно удивлён, когда увидел на пороге своего друга Генри.
— Заходи быстрее!
Руфус вбежал в дом.
— Смотри! — сказал Генри, подзывая его к окну. Мимо дома Генри молниеносно пронёсся снежный барс. Он тут же скрылся за деревьями.
— Пронесло. Ты дома! — сказал Генри.
Руфус нахмурился. На руке заболел большой давно заживший шрам.
Он погладил его, и сидя на кресло-качалке попытался вздремнуть. Поленья потрескивали в камине. За окном ночная мгла покрыла все поле. Луна встала на своё место. Не было ни дождя, ни ветра.
Благостная погода.
Трубка Руфуса все еще дымилась, лежа на столе. Деревянные стены, как никогда раньше, пахли хвоей. 
Руфус заснул быстро. Во сне он видел свой старый дом, видел старый сад.
Он пришла по холмам как солнечный зайчик и собирал все интересные его взгляду цветы. Руфус был ребёнком.
В миг наивысшей радости Руфус посмотрел прямо перед собой. Еловый лес окружал деревню, в которой он жил, будучи ребёнком. В этот лес он побаивался ходить. Однако сейчас с наивным чувством любви к природе он был готов забраться в чащу этого леса. Но дойдя по полям до чащи, Руфус остановился. Там в глубине гулял горделивый олень-альбинос с белыми, как снег, рогами и шерстью по всему телу и морде.
— Иди сюда, иди, — говорил ему олень, — я покажу тебе свет. Воодушевлённый Руфус подошел к оленю и погладил его обеими руками.
— Зачем? — спросил он.
— Это твоя судьба, — ответил белый олень.
— Тогда поехали.
Руфус сел на спину оленя и они отправились вглубь леса.
Не слишком долго, но и не так уж быстро они добрались до чистой лесной опушки.
— Все, — сказал олень, — теперь слезай.
Руфус слез с оленя, который тут же бесследно исчез.
«Как же я доберусь до дома», — подумал про себя Руфус, когда оказался на опушке совершенно один. Но весь его интерес к обратному пути в миг испарился, когда он вдруг увидел, что растёт в самом сердце лесного пустыря.
Он подбежал к цветку, который там рос и опустился на колени. Потом маленький Руфус прикоснулся ладонями к светящейся шапке Solar и немного приподнял ее. Растение оторвалось от земли, но не так как остальные, вырываясь с корнем. Оно как будто по собственному желанию приподнялось над землёй без малейшего ущерба стеблю или корням.
Руфус заплакал. Он никогда в жизни не видел ничего прекраснее, чем это растение. У него появилось желание забрать цветок домой, однако он понимал, что на этой опушке Solar будет намного лучше, чем в деревне, где кучи зевак захотят его потрогать или даже просто на него посмотреть. Уже один взгляд другого человека на это растение был неприемлем для Руфуса. Он отпустил его, но оно все еще парило над землёй, как был призывая мальчика забрать себя. Руфус плакал, но теперь от горькой печали. Он знал, что не может унести растение с собой. Как только эта мысль пронеслась в голове мальчика растение прильнуло к земле и через пару секунд бесследно исчезло, как белый олень некоторое время тому назад.
Незаметно для себя Руфус оказался в своей деревне. И также неожиданно вдруг проснулся в своём кресле дряхлым стариком. Щеки Руфуса были мокрыми.
Он встал со своего кресла и медленно приблизился к камину.
«Иногда, он пылает, как солнце, а иногда холоднее ледника в Арктике» — подумал Руфус. «Бывал и я в своё время таким же как солнце, но утратив его, я больше не искал, а почему собственно?» — опять подумал он.
История жизни Руфуса, мокрыми камешками, выплывала на берег его памяти. Ответ очевидца мог бы удивить старика.
— Я видел, — сказал Генри, стоя у двери его дома, — я видел, как горели твои глаза в эту секунду.
— Генри, откуда, ты черт возьми опять взялся! — воскликнул Руфус.
— Ты словно ожил, как будто кто-то подкинул в твоё нутро паления и поджег их, в надежде, что станет тепло. И стало, Руфус, стало.
— Как ты...почему ты так ясно излагаешь свои мысли?
— Твой огонь меня оживил.
— Неужели, — сказал Руфус и присел на кресло.
— А вот представь себе, старый ты дуб.
Генри медленно подошел ко второму креслу и плюхнулся в него не в силах больше стоять.
— А вот представь, — снова начал он, — в моем доме, где жил мой ребёнок и моя жена, я первый раз увидел сквозь кострище твои молодые глаза, я понял именно тогда, что ты не просто так явился к нам.
— Я заблудился.
— Отнюдь, как это говориться, тебя направила рука Господа, — сказал Генри и протянул свою руку к чашке с чаем.
— Банально, до тошноты.
— Но ведь Господь может быть, лесным богом, кикиморой, чудовище болотным или...
— Чем?
— Или растением, Руфус. О чем ты молчал все эти годы, что мы были с тобой знакомы.
— Ни о чем я не молчал, я тебе еще лет пятьдесят назад рассказывал про Solar.
— И что же?
— Вопрос совершенно не логичный, Генри, тебе пора идти спать.
— Ты говорил, а я забыл, и что же...и что же ты предпринял, чтобы его разыскать? Ничего!
— Это невозможно, такое растение во всей галактике или же во всей вселенной, лишь одно и то исчезло, в тот самый миг, когда я...
— Когда ты что, Руфус?
— Когда я предал веления своей души..
— Что ты сделал?
— Предал себя.
— Ты прощён!
Руфус поднял свои утомленные глаза и с удивление взглянул на Генри.
— Ты прощён, ведь всю свою жизнь ты потратил на то, чтобы растить и оберегать растения всех видов и цветов, в надежде, что когда-нибудь в твоей прекрасной оранжерее появится оно — солнце. Ты спросишь где искать твой цветок? Все просто. Он там же где и был до этого.
В глубоком лесу, за оврагами и ямами, за лиственницами и кустарниками, среди высоких ив, где ни ступала нога человека, ты его найдёшь. Долгой дорогой, через степи и рощи, тропинками нетоптаными, в деревьях заблудившимися, там где ручейки затянулись корнями тысячелетних дубов, в родине твоих снов, в местах, где предки твои искали себе пропитание, где жили они и обитали, найдёшь ты пустырь, лысый пригорок, куда ходят покормится зеленой травой волшебные олени. На нем, в самом центре положено лесным духом зернышко, что в недра солнца нашёл он на заре тысячелетий, и расцветёт оно красным пламенным бутоном, и вдруг поднимется над землёй, как будто и корней у него нет, и озарит весь лес и душу твою древнюю тёплом летним, и будет в лесу радость и бог покажется из-за горизонта, знаменуя своей яркой улыбкой, победу над жизнью старого растениевода Руфуса.
– Травоведа...
— Что?
— Я говорю, что я Травовед.
— Ах, да...— сказал Генри и задумался, — а что я собственно здесь делаю, подойду-ка домой. Сегодня ведь праздник — день цветов, и мне как раз нужно выспаться. Так я зашел к тебе Руфус за семенами от боли в коленях, которые ты мне давал на днях.
— Не давал я тебе никаких семян, нет у меня таких семян, — проворчал Руфус, а сам в благоговейном трепете от слов неожиданно поумневшего Генри, погрузился в мечты о Solar.
— Ну тогда я пошел, бывай мой старый друг, Генри.
— Это ты Генри.
— Да, да пока, Генри.
Руфус снова остался один в своём доме. Он погрузился в мысли о чудесном растении, а камин, как бы невзначай, подмигивал ему красными искорками костра. Как будто говоря, мол, в глубоком лесу, за оврагами и ямами, за лиственницами и кустарниками...
— Черт бы тебе побрал, Генри, еще не хватало, чтобы камин мне сказки рассказывал. По моему полоумие передаётся через воздух, — сказал Руфус и глубоко вздохнул.
— Сказки! – воскликнул Руфус и встал с кресла. Он довольно быстро для старика подошел к гигантскому шкафу, полностью заполненному старыми книгами о растениеводстве, травоведении, народной медицине, магии растений, странными книгами с географическими картами несуществующих планет, инженерными учебниками, материалами по физмагии, книгами про чай, про крепкий табак, про крепкий чай «Крепчай», древними альбомами предков, его прадедов, прапрадедов, прапрапрадедов, гигантобородых седовласых старцев, а самое главное сказками, которые Руфус пытался увидеть своими чуть подслеповатыми глазами. 
И вдруг он вспомнил, что сборник сказок, который он ищет глазами, лежит в его памяти книжкой с темно-синим переплетом, в дальнем углу за гигантскими фолиантами по пособиям «Как приготовить Крепчай».
Он сунул руку в третий ряд книжек и неожиданно для себя очень легко достал синюю книгу, на которой пылью с теснения одного из фолианта зеркально отпечатались две буквы А и К. Он сдул их с книги, как ненужные воспоминания о его первой половине жизни выдул вместе с дымом из его головы крепкий табак, и снова присел на кресло.
— Так-так, посмотрим-ка, что здесь у нас написано.
Содержание:
«Простая история о городе в горах»..................8
«Снежный король и его слуги-гоблины»...........12
«Solar в воскресную ночь».................................25
...
— Вот оно! — воскликнул Руфус и в миг его глаза загорелись, как у ребёнка, увидевшего сладкий торт.
Он пролистал до двадцать пятой страници и стал читать вслух.
Жил в одном далеком царстве цветовод и было у него три дочери. Старшая разумная была, средняя рукодельница, каких свет не видывал, а младшая ни туды ни сюды, хоть ты тресни, но красивая, глаз не оторвать. И было у цветовода три розы, под стеклянными вазами росли они.
Понадобилось ему однажды в город уехать, но прежде чем за порог выйти, обратился к дочерям и сказал:
— Дочери мои, коль скоро я приеду, двери никому не открывайте, а ежели явится старуха злая, скажите три раза «Роза алая, спаси и господь нас упаси» и она исчезнет. Только дверь не отворите ей ненароком, а то беда всех нас ждёт неземная.
На этом отец собрался и отправился в путь. Сидели три сестры долго, до вечера сидели, отца ждали, но так и не явился он.
Заскучали сестры и играться начали, да случайно одну вазу над розой разбили. Источила роза свой запах, на весь дом, да на весь двор и в дверь постучалась сила неведомая.
— Кто там? — спросила сестра старшая, — разумная.
— Это старушка-соседка, отвори милочка, дело есть.
Поняла старшая сестра, кто пришёл и тут же проговорила:
— Роза алая спаси и господь нас упаси!
Старуха и исчезла. Пошла старшая сестра спать. Сидит теперь средняя, вяжет свитер невероятной красоты, три розы алые на нем.
Стучится в дверь опять кто-то.
— Кто там? — спрашивает средняя сестра.
— Этот сосед ваш, Евграф из замка ближайшего, отвори дорогуша, дело есть.
Поняла и средняя сестра кто пришёл и тут же проговорила:
— Роза алая спаси и господь нас упаси!
И исчез Евграф, как будто и не было его.
Настал черед младшей сидеть. Смотрела все на себя в зеркало, налюбоваться не могла и опять постучался кто-то в дверь.
Подошла младшая к двери, да и открыла ее, чтобы выспросить, кто пришёл. Но не успела она сказать слово, как дом обуял туман, а сама она бесследно исчезла.
Воротился через несколько дней отец — цветовод, видит дело не чисто, в дом зашел, а там сестры две мертвехонькие лежат, а младшей и след простыл. Стал тогда горевать цветовод, но делать нечего, одна дочь жива осталась, найти ее нужно.
Побрел цветовод по лесам, по долам в поисках дочери и набрел на опушку. Оленя там встретил волшебного, тот и говорит ему:
— Подарю я тебе цветок, что перенести тебя сможет к дочери твоей, только одно мне нцжно, окажи услугу, посади семя, что лежит у копыт моих, ведь сам не могу.
Цветовод диву дивился, но все же взял семя и посадил. И выросло на месте том прекрасное растение Solar, яркое, как солнце, красивое, как мать природа, желанное, как мед.
— Прикоснись к растению и в миг перенесешься к дочери своей, только с собой не тяни, оставь на полянке его.
Цветовод прикоснулся к растению и в миг перенесся на другую опушку лесную, напротив избушки стоял он. Но велико было желание забрать Solar с собой и, перемещаясь, сорвал он цветок солнечный. Тогда загорелся цветок в его руках и увидела Яга-старуха этот свет, выбежала на опушку и умертвила цветовода, а цветок тот исчез. Плакала душа цветовода, по ту сторону леса, но все глядела в окно избушки Яги, стоял на окошке горшок с розой алой, той розой дочь его была превращённая.
— Solar в мире ином, — подумал Руфус, захлопнув незавершенную сказку, — я должен его отыскать!

Часть II

Этой ночью Руфус заснул в своём кресле. И был у него сон яркий, как в детстве. 
Морозной зимой, когда снежные хлопья буквально пристывали к лохмотьям маленького мальчика, шедшего с западной границы двух государств к краю, в котором царило лето, ворчал суровый ветвистый ветер, обжигая его молодую нежную кожу на щеках и ладонях.
В душе царил покой. Но вопрос на устах отдавался хриплым юным голоском в шуме зимы.
— Где я? — спрашивал вроде бы мальчик, — Я пережил множество зим, но такой зимы, отдающей темной синевой неба, обесцвеченным яркой полной луной снега я не видал никогда.
Мальчик молодой телом, но душой древней, как первые лепестки ростка на нашей большой планете, вспомнил все. Он вспомнил жизнь своей души. Все возвышения и все падения, неурядицы и перипетии, все свои влюбленности и соединения в любви, другими словами весь свой путь от зарождения души в мире.
Он умел отличать свет от тьмы в бесконечной разности их оттенков, любить душой всеобъемлюще в сумме любви тысячи детей. Его глаза кристально чистые видели каждую снежку будто в первый раз и в то же время различали каждый элемент узора, соотнося его с прежним опытом. 
Мальчик брёл по заснеженной долине и чем больше он углублялся в свою необъятную душу, тем сильнее изменялось вокруг него буквально все. Снежинки становились то желтыми, то пурпурно-розовыми, то гладкими как лёд, то острыми как ёж. Он подумал о душах всех матёрей, которых когда-либо любили его тела, и о той матери, которую однажды полюбила его душа. И картина вокруг него, в момент мысли о ней, изменилась кардинально. Зима в миг стала летом. Полотно полей покрылось зеленой травой, расцветали душистые ландыши, а рядом с ними постепенно проглядывалась мать-и-мачеха.
Он стал думать об отцах, которых когда-либо любили его тела и вспомнил того, которого однажды полюбила его душа. И в миг божественного провидения загорелся на границе земли и неба алый закат и полчище воинов пошли в атаку, а другое полчище отступало под гнетом страха и отчаяния. Кровавыми реками залилось полотно полей и стало все вокруг темно-красным от крови людей, и где-то среди них лежал тот самый отец, которого однажды полюбила его душа.
Мысль упорхнула в сторону, так как и душа, гнёт страха восприняв, в бега ударилась под вихрями судьбы. И побежал за ней мальчишка в сторону и отдалилось восприятие его. 
Душа вдруг вспомнила и то, как пару раз за все века и все тысячелетия влюблялась и любила, а в итоге соединялась с другой душой без сроку. О души эти, как блаженны они в свету очей его души, воскликнули, и понял он, что в вмести с ними до сих пор живет. 
Он на колени встал, крови уж не было у ног его, просил прощения у душ, за жизни вредные что прожил вместе с ними, а за полезные благодарил, как должно. И после этого он больше их не слышал. 
Мальчишка, не был больше молодым, и щеки розовые щетиной покрылись, а плечи шире стали, как мужские. Он шел опять и мысль текла чрез жизни ручейки и веси. Дошёл до странной пирамиды. Ох, как хотелось внутрь заглянуть, лишь потому, что за столетия и тысячи бездонных лет, он не видал, того что видел здесь, не ощущал, того что чувствовал, представ пред ней, той странной пирамидой. 
Сейчас нам говорить, читатель дорогой, о том что было вне его, об атмосфере, бессмысленно. Упомяну лишь, видел он вокруг лесной сад и солнце ярко высоко светило, как изменялось все, где реки крови, где зима остались я не знаю, внимание мужчины привлекла она. Такая небольшая, но если ближе подойти, то величавее, чем самые великие постройки человека. И это объяснить я тоже не могу.
Уже мужчина, он приблизился к постройке, и пирамида с ним заговорила. Тишайшим шепотом она на ушко, поведала таинственную суть, сказала «Отрекись от всех и вся, внемли и слушай, осталось три подарка, три живых и солнцелюбивых лепестка, на том цветке, что ищешь ты, тебе из них подарен третий, твоя задача отыскать его, все жизни что прожил ты, все миры, что ступнями своими проходил, все ради этого момента, когда найдёшь ты лепесток Solar». 
И в этот самый сладостный момент покрыла волосы мужчины седина, опали щеки, сгорбилась спина и снова пирамида взяла слово: «Мы встретимся с тобой, не нужно заходить, покамест не настал тот час, когда увидишь ты меня в лике самого злейшего врага, не разорвёшь в себе ты паутину смыслов и в мире этом жизнь твоя нынешняя последняя, запомни ищи Solar в самом...».
— Где? В самом густом лесу, в самом страшном сне, а может быть в самом красивом мире? — бредил Руфус во сне и вдруг проснулся.
Первый вопрос, который решил он себе задать с пылом и с некоторой тревогой: «Почему я еще не в пути?»
Руфус собрал все необходимые вещи. В мешок, который надевал он на плечи, он положил табак, что сам вырастил не так давно. Положил он туда и пару своих любимых трубок и сборник сказок, что нашёл не так давно.
— Думается мне, что если бы я вознамерился прочесть все сказки мира и выбрать из них самые важные, то у меня бы получился именно этот сборник, однако автор неизвестен, увы!
В мешок свой Руфус также положил немного риса, хватит на неделю и чая, который тоже сам и вырастил в своей оранжерее. Но чашку, как и полагается он взял для чая. 
В мешок воспоминаний положил он мать родную, оранжереи образ и кольцо, которое давно оставил, странствуя по свету вместе с Генри. 
— Мне странным образом всегда казалось, — проговорил он самому себе, — что на кольце том вся вселенная осталась, спиралью синеватой двигалась она, причём ведь в унисон с другими, такими же спиралями, как эта. 
В момент воспоминания глаза его вдруг озарились тем же синеватым цветом, опять как будто наяву он погрузился в сон и в пирамиде той предстал в виде костей.
— Ты о самом себе не плачь, о величайший, — сказала пирамида его духу. Душа витала в облаках, а дух стоял как столб заворожённый тем зрелищем, что в пирамиде он увидел. Там мир другой был не иначе.
И растерялся Руфус. 
— Но помнить должен ты, что я сказала, не заходить пока...теперь я злейший враг твой на века.
Проснулся Руфус и свалился на пол. Поднялся еле-еле, на плечи он накинул свой мешок, мешок воспоминаний глубоко зарыл, из дому вышел, и не обернувшись пошел далече и таков он был.

Руфус вышел из своего дома и побрел в сторону ближайшего леса. На дороге, недалеко от дома он встретил Генри.
— Куда-то ты собрался, мой старинный друг? — спросил Генри, с усмешкой.
— Так ведь ты сам мне говорил идти, — с недоумение воскликнул Руфус.
— Я! Да может не в себе я, но не помню, чтобы говаривал тебе такого бреду, с твоими то костями и старостью дойти можно только до костлявой с косой. 
— Не бреши, Генри, что-то подсказывает мне, что мы не встретимся больше, возьми вот это!
Руфус протянул Генри небольшой резной ключик.
— Что это?
— Теперь она твоя!
— Моя! Но ключ он мой, имеешь в виду дверь.
— Да, дверь и вся оранжерея тебе теперь принадлежит. Ты береги ее пока не покинет тебя жизнь, а до тех пор найди ученика и передай все то, что передал тебе я.
— Но что же?
— Ключ и дверь, прощай!
И больше слов он не сказал, ушел в тот лес, который был довольно близко с его домом, но в то же время Руфус, так далече, уже пол века не ходил. 
Он брёл по лесу долго. Вокруг казалось все таким знакомым. И кое-где сорвал он листья кариоты и положил их в свой мешок. Те листья нравились ему всегда. Они точь в точь как хвостики рыбешек. Он знал, когда усталость вдруг найдёт его и под давлением земли он должен будет умереть лист кариоты жизнь ему дарует его и настроение вернёт. 
Он дальше шел. Густым был лес, ветвистыми деревья, кустарники пухлы, наполнены расой. 
Вот что уж точно он не ожидал в лесу том встретить, так это баобаб, размером больше дома раза в два. Хотелось бы ему конечно влезть на верх и там уже сорвать листочки древа, но сделать этого не мог он. Старость не давала. 
Он просто стал искать в корнях и листьях, те листья, что узнал бы из тысячи других. Опали с дерева какие-то не так давно. За эту славную удачу Руфус бога отблагодарил. Случись бы с ним болезнь какая кожная и листья баоба помогли в беде. 
Напротив древа величавого он долго, стоял, дивясь той высоте, и плодородными свойствами, но время в путь отправится уже настало и он побрел по тропам еле видным. 
Зашел он в чащу неземную. И выбраться не мог он долго из нее. Мешали листья, ветки и колючки пройти ему, но он отчаянно старался. Лес, будто говорил «опасно дальше», но знал наш Руфус то, что всякая опасность не помешает старцу травоведу, потому что рок уже известен наперёд и даже если в океане листьев и ветвей придется затонуть ему, то тут же воскресит несчастный ангел тело и поведёт его тем же путём, что вёл до сей поры. 
Действительно, наш Руфус спустя минуту выбрался из чащи леса и побрел вперёд. В пути он повстречал венерины башмачки. Сорвал их Руфус — пафиопедиллум душистый. Знал он и то, что в миг отек бы спал отвар паифедиллума он примени к больному месту и успокоил бы его больную голову, избавив от болезни, если бы была такая.
Полюбовался Cypripedium и пошел. Путь его также далёко как был, но Руфус наслаждаясь подарками лесными забыл об этом. Страсть жизни его снова обуяла, как в юности когда-то. Он все шел, ему встречались все необычнее для сей природы травы, какие можно встретить в странах дальних.
Темнеть вдруг стало, солнце начало садиться и заблестело что-то вдруг в кустах. Увидел Руфус чудо из чудес, хрустальную траву у ног своих. Ветвилась та, как неземная.
— И это пригодится мне, — сказал он, — ее я положу рядом с листьями баобаба и где он не поможет поможет лишь она.
Совсем уже стемнело и Руфус понял, что пора бы обустроить свой ночлег. Он сел у деревца, спокойно и размеренно костёр разжег и оградил ветвями, то место где он ночевать собрался. На костре том Руфус рис себе сварил, поел.
Насытив свой желудок рисом, он выжил сок из башмачка и приложил к израненной коленке. 
На утро зажила она. Ночевка мирною была. Ни один зверь не приближался к ночлегу Руфуса, ни один волк не потревожил сон его безумным воем.
Встал Руфус, на плечи он накинул свой мешок и снова в путь отправился.
Что на пути он встретил словами не опишешь. Прекрасная глициния росла. Великолепно дерево, с прекрасным крепким корнем ветвилось перед ним. Светло-фиолетовый цвет слепил его глаза, однако на глицинию смотреть считалось удовольствием не меньше. Но знал он, что не только красотой глициния поможет путнику украсить его путь, а если тело путника обдаст безумный жар, то справится она на раз-два с ним и оградит его от злого жара.
Сорвал он ветвь глицинии, в мешок сложил и путь продолжил свой. 
Глубоким лес тот был, познал то Руфус за двое суток, не скоро выйдет он из леса, но дары, которые приносит лес, как будто в сон его отправили опять. 
Но знал, что спать ему не должно. Он шел и погрузился в куст, которого давно не видел наяву. Эпифиллум, откуда взялся он в лесу, колючий, с прекрасными, как солнце лепестками, что может дать такой вот куст? То сложно было Руфусу представить, но несколько колючих лепестков сорвал он все же. Он знал, что этот кактус может остановить кровотечение и очень быстро, и раны заживить он тоже мог. 
Побрел герой наш дальше и забрёл он к полю, то лесом окружённое стояло. Как рад был Руфус оказаться спустя два дня в просторной тишине. Там и присел он, на сегодня завершив свой путь.
Но вдруг встал Руфус, огляделся, замер в миг, вдруг что-то понял, и проснулся наяву.
— Я в сказке был, в своих мечтах, желаниях и от того я не пойму, как занесла меня судьба на это поле!
Раз Руфус наш проснулся, то не зря, пожалуй, что пора и нам от сказки отойти, изменим стиль повествования друзья, нам лучше прозы стиля не найти.

Когда Руфус пробирался сквозь заросли деревьев, он увидал эту полянку и просто обомлел от ее вида. Порой бывает так, что идёшь во тьме и не видишь что впереди на сажень. Почти в такой же ситуации находился и Руфус.
Да, конечно, в лесу было светло, тепло и пахло душистыми еловыми ветками, однако, Руфус не знал, что его может ожидать впереди. 
Но теперь он видел это. Он шел к этой полянке несколько дней и наконец на нее набрел. Разве мог он предположить, что она окажется такой чудесной. Никогда. 
Он пробрался к своему вожделенному пустырю и уселся, облокотившись спиной о дерево. 
— Вот бы сейчас камин растопить, — сказал в слух Руфус. Он достал свою курительную трубку, забил табачка, так чтобы воздух в мундштуке проходил свободно и раскурил до огненного кольца в чаше. 
Недаром он так любил курить ее. Она всегда была ему надежной опорой, еще с юности, да и сейчас развеяла все его плохие мысли и навела на одну очень хорошую идею.
— Нужно, разжечь костерок!
Руфус встал, немного бодро, но не слишком, все же по стариковски. За пол часа навалил веток перед деревом и зажег костёр искоркой извлечённой из двух камней твёрдого кремния. 
Уж очень он пожалел, что не взял с собой огнецвет, потому что из кремния он извлёк искру с большим трудом. Костёр разгорелся, а Руфус с явным старческим благоговением покуривал трубку. 
На удивление воспоминания ему уже были не нужны. Он лишь посмотрел на деревья и они на миг что-то ему напомнили. Но что?
Как благостны были те секунды, когда он действительно отделался от назойливого прошлого и перешёл ту черту, за которой есть лишь недолгое, но счастливое будущее. Но эти пакостные деревья все свели на нет и он вдруг вспомнил, что за прошлое они ему напомнили. 
Он вспомнил лес, правда древний, как сама природа.
Однажды, он действительно побывал в таком лесу. Его окружали гигантские деревья, веток которых Руфус вряд ли сейчас бы смог разглядеть, да и тогда трудновато было. 
Он шел через этот древний лес, устремляя свой взгляд в бесконечную чащу. Нескончаемыми мудрыми стволами был лес богат и Руфус чувствовал себя среди них маленькой зеленой букашкой, сопоставляя себя с ними и по разуму и по размеру. Такие они были большие и мудрые. 
Руфус жаждал познать их мудрость. Он прикасался к ним пока шел, останавливался и обнимал своими руками их могучие бесподобные стволы и что-то откликалось в его душе в этот миг. Он как будто слышал их голос. Они буквально говорили с ним. Но не словами, а ощущениями, которых прежде Руфус не испытывал. Если бы можно было передать в чувствах аромат вечной мудрости, Руфус почувствовал бы его, но для этого, обнять одно дерево не достаточно, нужно обнять весь лес, целиком, что Руфус, конечно, не мог сделать, потому что как мы знаем был маленькой зеленой букашкой. 
Лес пленил, манил и заговаривал его чувствительную душу. Он захотел тогда стать одним из этих деревьев и они сказали, что это можно устроить. Сказали, чтобы Руфус будучи на смертном одре, воззвал к ним и они наполнили бы его энергией, чтобы благодаря этой энергии он встал с кровати и пришёл к ним, в этот древний как мир лес, за чудом, которое они в ту же секунду с ним бы совершили, превратив Руфуса в маленькую осину. Они ему сказали тогда, что мечтать он будет об одном, о том, чтобы мудрый филин прилетел к нему и сел на его ветки и стал рассказывать ему сказки про мир, в котором он никогда не бывал. Сказали они ему и то, что мучатся он будет от своего несовершенства долгие века. Страдать будет от древесной мысли о том, что всяк филин тут же слетит с его слабых веток, когда почувствует падение. И ни один другой садиться не будет после немногочисленных попыток, пока его ветви не отрастут и пока он не сможет своей музыкой души призвать филина, который однажды все же сядет на его ветвь, не побоится и расскажет долгожданную сказку о мире, в котором Руфус не был никогда. 
Руфус вспомнил все это и заплакал. Он забыл, где тот древний лес и путь к нему в своём разуме, как ни старался, найти не мог. 
Руфус посмотрел на свою курительную трубку из, которой сочился дым. Он в миг обезумел и ахнул от удивления, когда вспомнил из какого дерева сделана она. Как раз из того, которое он обнял и, которое позволило ему на память о лесе ее из себя сделать. 
Он прикоснулся губами к мундштуку и дым, как то иначе вошел в него, как магический луч из далекого прошлого, как голос леса. В этот момент он увидал вдалеке упрямый столб дыма, который был сильно выше самых высоких деревьев. 
Он опять заплакал и неожиданно для себя понял, что пора отправляться в путь. Теперь он знал куда ему идти и где, возможно, наивно просто, располагался его древний лес, также возможно из более молодого перетекая в стай.
Руфус аккуратно затушил костёр, накинул на плечи мешок, зажал в губах раскуренную трубку и отправился через полянку снова в лес, ведомый столбом загадочного дыма. 
Он шел по непротоптанной дорогк, которую будто видел перед собой, как направление, как вектор движения и не замечал, что просто идёт по лесу без каких-либо троп. Он знал в глубине души, что за сотни миль, где-то в чаще вдруг наткнётся на свое дерево. Шел и видел его перед собой так явно, как когда-то в юности. 
Дорога его была долгой и утомительной. Одни бугры, да овраги. И почему-то по неведомым причинам за целый день пути в старом-новом лесу Руфус не нашёл ни одного прекрасного растения. 
Перед глазами снова прошлась мягкой поступью тьма. Та тьма, которая преследовала его на протяжении всего похода. Но что-то мелькало в этой тьме мыслей, что-то необъятное непостижимое для его разума. Какой-то объект, который разумный Руфус не сразу узнал. Но чем дальше он продвигался, тем отчетливее он различал его контуры в своих мыслях. Живое существо, да нет, буквально человек, но будто бы совершеннее любого из живущих на этой планете. 
Жительница леса проникла в его мыли с полной ясностью, когда наступила ночь. Руфус и помыслить не мог о том, кто она такая, пока отчетливо не увидел ее лицо прямо перед собой. Она была нежна, коварна и явно лесом родимая, предстала перед ним во всей своей зеленой красоте. Глаза карие, волосы цвета древесины и маленький аккуратный венок белых роз дополнял ее необыкновенный образ эстетичного, лесного, феерического существа. 
И вдруг она заговорила с ним.
— Мальчик будет! Покажи путь ему к врагу своему зимнему. Он твой воин будущий, а ежели потерпишь поражение, древом станешь и ни один филин во все века не сядет на тебя, как бы ты не рос.
Этот ужасающий голос прекрасного создания исчез, когда Руфус закрыл глаза. В этого же миг он заснул утомленный своим походом и сражённый красотой и ужасом лесного гостя.
И снился ему лес. Все такой же, каким он и был. Ему снилось, как заблудился он в этом лесу. Бродил он по нему ни много ни мало несколько лет, но так и не мог выход найти. 
К кому было обращаться Руфусу, кто бы услышал его в этот момент. Но крик, который после долгих скитаний все же вырвался наружу был услышан. Он был услышан цветком Solar. И очень кстати, цветок, оторвавшись от земли всего в нескольких метрах от Руфуса, впавшего в отчаяние и лежащего у дерева без сил, подлетел к нему. Огонь Solar ослепил Руфуса, однако следом он почувствовал, как его тело плавно поднимается в воздух, а затем он уверился в том, что может летать. 
В полетах своих Руфус излечился от отчаяния, а цветок Solar, превратился в прекрасное создание леса и стал Руфусу другом. 
— Мы летаем с тобой и наблюдаем за всем, что творится в лесу, что мы ищем, зачем мы живем, ведь я нашёл тебя Solar, а значит жизнь моя подошла к концу?
— Я лишь звезда в небе, я могу лишь вести путника к его настоящей цели, указав ему на дорогу, но добраться до меня все равно, что добраться до звезды, которая уже погасла миллионы лет назад, меня нет, я не существую.
Руфус посмотрел на Solar и только сейчас увидел, как прозрачно существо, в которое цветок превратился. То была женщина и как странно было осознавать, что женщину эту Руфус любил всю свою жизнь, но на самом деле ее никогда не существовало. 
— Но я же так тебя люблю, как можете быть, что тебя не существует?
— Я тень, но все же существую лишь внутри тебя, я есть в твоё душе и полно, я буду там навечно, я с тобой, в тебе, я это ты.
Тень Solar исчезла в этот миг, и появилось в душе Руфуса тепло. Тепло и свет, что он давно искал. 
Он все летал и больше понимал, что ему нужно для земной его цели и мало помалу его душа настолько успокоилась, что стала цельной и яркой, как солнце. 
Руфус и в свое беспредельное спокойствие не мог поверить. Никогда в течении всей жизни он не испытывал ничего подобного. Однако сейчас он мог не только летать над лесом, он имел возможность изменять его. И Руфус сделал так чтобы лес преобразился. Все тропы что натоптаны, он протоптал, и все ловушки леса он извёл, свою тропу увидел и продлили ее до выхода из леса, что сиял вдали. Но только лишь тропа из леса вышла, проснулся Руфус с тенью на лице. 
Тень кустарника защищала его от проникающих сквозь густые деревья солнечных лучей.
Он не вставая, набил курительную трубку и закурил.
В молчании с самим собой Руфус курил почти час после сна. Он воображал Solar женщиной, той которая ему приснилась, и мечтал увидеть ее снова. Теперь он знал истину — секрет его одиночества. Сейчас Руфус вспомнил всю свою жизнь. Он вспомнил, что всю жизнь скитался, искал себя, искал пути в те райские кущи, к которым прикоснулся во сне. Но ни разу удача ему в этом не помогла. Однако дело его процветало, с каждым годом оранжерея становилась все прекраснее и Руфус любовался ей, пока к нему не приходило чувство всеобъемлющей тоски, тогда он снова собирался и отправлялся в путь на поиски райских кущ. В своих скитаниях он встретил Генри и оторвал его от семьи на несколько десятков лет, когда Генри вернулся его семья уже погибла от голода и нищеты. Он был везде и обошёл весь мир, но в душе своей ни сделал и шаг к цели. 
Главным трудом его жизни была оранжерея. Он чуть не выронил трубку из рук, когда почувствовал, что перед смертью еще раз хочет ее увидеть. Сильное желание одолело его разум, оставалось только встать и побежать в сторону дома. Но Руфус знал, что поздно ему бежать. Смерть уже бродила около него и всей душой он чувствовал ее.
Пока он курил трубку смерть не смела к нему прикасаться, но как только он ее докурит, она накинется на него и заберёт его себе.
Руфус снова погрузился в свою память. Дым струился из чубука, навевая приятные мысли. Он вспомнил родной дом, в котором провёл детство и юность, вспомнил мать и отца, которые всегда его любили, вспомнил как в детстве играл ночью со звёздами, переставляя их на небосводе и как в лесу повстречал Solar. И вдруг понял, что ушел вскоре после того, как потерял это великое растение. Именно тогда впервые Руфус почувствовал тоску, которая и увела его из родного дома в невиданные края.
— Что это? — воскликнул Руфус. Он вдруг увидел за тучным кустом острый треугольник парящий в небе. 
Тогда Руфус встал с трубкой в зубах и перспектива изменилась.
За кустами, буквально в десяти метрах от него самого скрывалась небольшая по виду пирамида. Однако Руфус сразу узнал ее. Хоть и в одном из его многочисленных снов он видел пирамиду, именно ее, узнать ее сейчас было делом простым.
Тогда Руфус, не мешкая, накинул на себя мешок и пошел к ней. Дойдя до нее, он все еще покуривая трубку, встал напротив входного отверстия.
— Я пришёл! — сказал он.
Но ничего не изменилось. Тогда он решил зайти внутрь. Пропустив через себя смесь воздуха и последней дымной затяжки, Руфус сделал шаг во входное отверстие и исчез в темноте.
У порога пирамиды лежала старая разбитая трубка Руфуса. Вскоре пирамида исчезла. Однако дубовая трубка так и осталась лежать на голой сырой земле. Она покрылась мхом и плесенью. Постепенно корни деревьев обволокли ее. Она стала похоже на нечто, что всегда было в корнях. Потом корни затянули трубку в землю и ее уже нельзя было увидеть. 
Прошло много лет и однажды, внезапно, на том месте где когда-то лежала трубка Руфуса, сквозь землю просочилась, струйка дыма.

КОНЕЦ