Город и горы

ГОРОД И ГОРЫ






Михаил Куканов

ГЛАВА 1

В начале тёплого лета зеленеющая трава колыхалась на бескрайних просторах полей южной Армении. Природа пела человеку на незнакомом языке, как будто плясала под дудочку мудрого армянского старца. Напившись коньяка, он танцевал в веселом угаре, а все вокруг блистало под лучезарным солнечным светом, давая армянским глазам покой и умиротворение.
В день, когда ночь сдвинулась на час и подарила свету дополнительное место в сутках, поднялся небольшой ветерок, окутывающий всю долину и, кажется, доходящий до самой вершины величественной горы Арарат. Он полз медленно, как бы поглаживая сырую землю и зеленые острые кончики полевой травы, бежал дальше вдоль длинных пешеходных дорог, приближаясь к горе, наклонял стебельки араратской пшеницы и уже у горы обдувал желтые листики лилий, таких лучезарных, доверившихся солнцу, цветов. Там он начинал свое восхождение на гору слез, поднимаясь все выше. Через каждую тысячу метров ветерок терял себя и в конце, на самой вершине исчезал, соединяясь с сильными воздушными потоками, диктующими климатические условия на территориях Армении и ее соседей.
Разливаясь в стороны, река Касах повиновалась маленькому ветерку. Как вода камень точит, так и ветерок направляет течение реки. Долгие годы он дул именно так, как дует сейчас и направлял течение реки так, как оно движется в данный момент. Маленькими и большими ручейками руководил ветер и тем самым двигал течение туда, где в нем нуждались армяне. Ручейки реки Касах протекали через небольшие деревушки с числом жителей не более ста человек. Там они были жизненно важным источником неиссякаемой природной жидкости, которая дарована человеку господом и переведена в армянские деревушки ветерком по его приказу.
В долине можно услышать, как вода движется в устье реки, как обступает большие булыжники, как с брызгами взмывает вверх, но стоит отойти на сто метров вдаль и уже ничего не будет слышно. Полная тишина полей вокруг гигантской горы обволакивает и засасывает все живое, вынуждая птиц лететь в тишине. Здесь можно встретить быструю, в цвет скалистого грунта ворону, летающую в поисках еды, или вдалеке увидеть большого грифа-падальщика, наблюдающего за маленькими птицами, вроде воробьев или гагарок. Все они мирно существуют в пространстве полей и горных хребтов, окружающих Армению. Тихо живут, не видя городов, а лишь бескрайние просторы дикой природы, на которых кое-где проглядываются крыши одноэтажных домов, построенных очень давно и в совокупности именуемых деревенской местностью. Чаще всего птицы пролетают незаметно для жителей деревень. Однако бывает и такое, что они останавливаются, заранее зная, что найдут в деревне еду. Но такие птицы вряд ли понимают, что есть риск самим стать едой горного народа. Они тихонько подлетают к крыше какого-нибудь старенького дома, садятся на уголок и прислушиваются ко всем звукам, которые слышны в округе.
Так в старую деревню, расположившуюся у реки Касах, рядом с границей Турции, залетел молодой черный гриф и сел на крышу обветшалого дома в надежде раздобыть небольшое количество еды. Он учуял запах печёного хлеба, исходящий от окна землянки.
Из дома вся в муке, с красными руками вышла темноволосая, смуглокожая старушка. Она вдохнула свежий воздух и увидала грифа, сидящего на крыше.
— Кыш отсюда, убирайся прочь, несчастный, — прокричала старушка, размахивая руками. Устав прогонять птицу, она сложила руки на пояс.
— Что делается, что делается! — восклицала она — теперь к нам и грифы летать начали. Самим есть нечего, а они последнюю корку норовят выкрасть. Кыш, зараза, нет здесь ничего для тебя!
Гриф с умным видом посмотрел на старуху, взмахнул крыльями и направился прочь от деревни.
— Пошел, пошел отсюда, троглодит!
— Да что ты все ругаешься и ругаешься, Арусь? Пожалуй, опять гриф прилетел? — отозвался старый мужчина, плетущийся с большой тележкой, набитой арбузами.
— Явился, не запылился, старый ты труженик! За столько лет совместного житья уже мог бы и привыкнуть ко мне. Ты погляди, опять арбузы домой тащит, а мяса не было там, где ты арбузы взял?
— Тебе еще и мяса подавай! Скажи спасибо, что три спелых ягоды нашел! — сказал старик, завозя тележку все выше на холм к своему дому.
Старая женщина ничего не ответила, а лишь с любовью посмотрела на своего мужа.
Старик поднял тележку на холм и поставил ее у дома, рядом с входной дверью.
— Арусь, ой, спина болит! Налей-ка чаю, попью, а потом примусь разгружать арбузы. Этого на месяц хватит, голодать не придется.
— Ну что же мы одни арбузы есть будем? — спросила Арусь, ставя на огонь старой печки воду для чая, — я хлеб испекла свеженький, на его запах гриф тот и прилетел.
— Что же ты его не поймала? — сказал старик, посмеиваясь, — суп бы потом сварили.
— Это уж твое дело птиц ловить. Сходи и скажи лучше мальчишке из соседнего дома — Арману, пусть птицу нам словит, а мы ему за это куска хлеба не пожалеем.
— С дуба что ли рухнула, старуха! Какую птицу? Юноше за девочками бегать охота, а ты ему птицу, да птицу! Кстати, а где наша Наргиз-то? Пожалуй, с мальчишками гуляет по полям?
— Да нет, дедуля! Наша на реку пошла белье стирать. Что-то ее правда давно не видно. Надо бы проверить, — сказала Арусь, сняв крышку с чугунного чайника. Старуха поднесла большую чашку и налила в нее кипяток, покрошила чабреца и на блюдечко вывалила свежего мацуна.
— Держи дед, чай и творог. Благо я еще мацун готовлю, а то руки потихоньку слушаться перестают. Видишь какие красные!
Старик отхлебнул немножко горного чаю. Он не стал торопиться с ответом и немного помолчал, уставившись в дальнее окно землянки. Ложечкой он съел немного мацуна и, глубоко вдохнув воздух, сказал:
— Знаешь, что бабка, руки твои золотые, потому что опыту накоплено немерено, не хай себя понапрасну.
— Может быть и так, — сказала Арусь, садясь рядышком, — однако какая от него польза, когда руки трясутся.
Они оба задумались и через несколько секунд уже смотрели в единственное окошко. Смотрели они на зеленое поле, да на баранов своих одомашненных, чьи рога еле виделись за окном. Блеяли они на редкость громко. Пора было кормить животных, и старик это понимал. Еще с тележкой в руках, он думал о том, что не придётся ему отдыхать вторую половину дня. Бараны не дадут. Привередливые животные, то им не это и это не так. А если их как-то заденешь, так они вообще убить могут, ну если не убить, то с ног свалить горазды.
— Пора баранов выгуливать. Арусь, завтра зарежу одного, супа приготовишь и Наргиз накормишь досыта. А пока нужно их хорошенько покормить. Что посеешь, то и пожнешь, как говорится.
Он поставил чай и блюдечко с мацуном на печку, попрощался с Арусь, поцеловав ее в лоб, и направился к баранам.
Старик вышел на улицу и повёл отару на кормежку в открытое поле. Через десять минут, наблюдавшая за ними Арусь, потеряла мужа и стадо из виду.
Дед выглядел уставшим. Его большие седые усы покрывали всю верхнюю губу. Можно было лишь догадываться, улыбается он или грустит. Нос прямой и ровный, но огрубевший от старости будто говорил, что не только армянская кровь течёт в его жилах. Однако темные глаза, ближе к карим, никого не заставляли сомневаться в том, что он по национальности армянин. На голове у деда сидела декоративная черная шапочка, как у помощника попа, такая невзрачная, а из-под головного убора в разные стороны лезли седые пышные кудри. Надетая утром кожаная жилетка была довольно просторной и хорошо на нем сидела, однако облезлой и старой была. Брюки и потертые сапоги ничем не выделялись, но сам дед говаривал: "Я в этой одежде хожу столько... Да столько не живут, сколько я хожу в этой одежде".
Дед шел спокойно, опираясь на небольшую трость. Дорога была дальняя. Его путь лежал через холмы к зеленому полю. Старик и стадо шли медленно, нерасторопно. Солнце пекло головы, однако это не мешало продвигаться по крутым холмам вплоть до начала бескрайнего поля.
По пути к пастбищу можно было увидеть многое, но только не баранам. Их глаза, расположенные по бокам, не могли смотреть, вдаль, а лишь фиксировали то, что расположено справа и слева от себя, и то довольно редко. В основном, наклонив голову, бараны следовали за своим пастухом, смотря под ноги на траву и цветы. Они не заметили перемены, когда под копытами появилась не только трава, но и красные маки.
Дед плёлся впереди и нередко засыпал во время ходьбы. Но он тут же просыпался и продолжал идти вперед. Отставшие бараны вынуждали его останавливать всех остальных. Пока стадо стояло, он шел в самый его конец и лупил отставших животных своей тростью. Это быстро приводило баранов в чувства, и они с громким блеянием снова примыкали к стаду и уже не отставали.
Зайдя на маковое поле, дед решил, что надо ускорить шаг и пойти быстрее, ведя за собой стадо. Если бы какой-нибудь баран снова отстал, он не стал бы останавливать все стадо из-за страха, что животные здесь заснут. Они довольно быстро двигались через маковое поле, но дед все же успевал насладиться прекрасным видом цветов.
Красота макового поля была просто волшебна, очаровательна и очень привлекательна для уставших путников. Дед, прожжённый жизнью, знающий, как опасен дурман мака, желал бы прилечь посреди поля. Хотел раскинуть руки, положить рядом трость и заснуть от усталости, которая пришла после разгрузки тяжелых арбузов. Но он не стал этого делать.
Прежде чем благополучно пересечь маковое поле, старик все же полюбовался красотой тысяч красных бутонов и тем, как на фоне зелёных холмов они выделяются, будто кровь на поле брани.
Он видел, как большой полосатый шмель присел на бутон, заполз внутрь и стал опылять цветок. Один из баранов, заметивший резкое исчезновение шмеля в бутоне, решил толкнуть его своим носом. Дед ударил барана тростью по голове, но это не спасло беднягу от гнева толстого насекомого. Вылетевший из красного цветка ошарашенный шмель напал на барана, и тот, не зная куда ему деваться, побежал внутрь стада, чтобы укрыться от обидчика. К счастью, это его спасло, и шмель, по обыкновению не злопамятный, улетел искать новый бутон.
Маковое поле закончилось и снова потянулись холмы. Зеленого луга еще не было видно. Поднимаясь на холмы и опираясь на трость, дед кряхтел, но не останавливался. Ведь если он прервет движение, то остановку сделает и все стадо, которое уже сложно будет привести в движение. Поэтому он шел, несмотря на усталость и возраст.
Горный воздух всю жизнь предавал сил. Вот и сейчас, вдохнув поглубже, старик почувствовал, как он дает ему силы идти вперед, забираться на холмы и вести за собой стадо несмышлёных баранов, которые понимают только язык палки. Они шли за ним, постоянно отвлекаясь на все, что могло встретиться на полях Армении. Будь то насекомые, маленькие птички или же дикие животные, прятавшиеся далеко в лесу, бараны всегда отвлекались на них, но потом снова опускали взгляд на траву.
Все время их долгого похода вдалеке была отчетлива видна гора Арарат. Она, как маяк, для потерявшихся суденышек, как путеводная звезда для капитанов кораблей, как жизненная цель одного великого человека, была для армян всем. Весь народ, также, как и дед, идущий в полях со своим стадом, скорбел по утраченной давным-давно святыне армянского народа.
Пока шел, он смотрел вперед и еле сдерживал свои слезы, порой не веря, что некогда армянская гора стала турецкой. Но армянский народ говорил: "Она наша, потому что в наших сердцах". Дед был того же мнения. Проживая всю жизнь в одной деревне, старик не раз заглядывался на великую громадину, особенный символ армянской нации. Будучи еще ребёнком, он смотрел на гору Арарат с благоговением. Подростком бежал к ней после ссоры с родителями, прекрасно осознавая, что не сможет подбежать вплотную. Мужчиной шел к горе праздновать свадьбу, а отцом водил сына к горе, перед его уходом в армию. После смерти сына плакал в полях, думая об осиротевшей внучке и все смотрел на заходящее солнце, и на гору Арарат, которая всю его жизнь была рядышком, совсем близко и все-таки далеко.
Позже он водил любимую внучку Наргиз, маленькую, еще совсем несмышленую, повидаться со старым другом, духом Арарата. И вот сейчас он зашел со своим стадом на ровнехонькое зеленое поле и присел на траву, чтобы снова встретиться с ней — великой горой Армении.
С начала дед сидел тихонько и ничего не говорил, но как только стадо начало разбредаться по полю, он внезапно громко закричал. Этот клич понимали все бараны. Они медленно сгруппировались и не отходили слишком далеко от своего пастуха. Паслись бараны всегда близко и слишком сильно не разбредались.
Дед усаживался на траву по-турецки, бросал рядом с собой трость и на правую руку клал уставшую голову. Глаза его то открывались, то закрывались, а голова висела будто в невесомости. А если старик все же засыпал, то стадо довольно быстро разбредалось. После заката он вставал и звал своих баранов. Они прибегают на клик, привыкли, иначе чуют, что палки им не избежать, вот и бегут обратно к деду.
Но на этот раз дед уснул довольно крепко. Однако проснулся не в сумерках, как обычно, а еще когда было светло. Сон его прервал довольно подозрительный стук. Сильный такой, как будто бараны начали бодаться между собой. А потом услышал болезненный крик. Старик как ополоумевший, подскочил и побежал туда, откуда раздавались звуки. Еще издалека дед увидел человека, лежавшего на траве и барана злого рядом с ним. Окликнул пастух животное, тот испугался и побежал к стаду.  Подбежав, он увидел, что лежит соседский мальчишка, Арман.
— Вот те на! — воскликнул он и замер в недоумении.
(Обзор со стороны Армана)
Встал Арман очень рано. Так рано, что даже сам удивился. Солнце уже взошло, однако деревня еще спала. Маленькое окошко той части дома, где располагалась комнатка Армана, закрытая от глаз остального семейства лишь большим книжным шкафом, пронизывала через себя яркие солнечные лучи. Солнце било по глазам юноше своим ярким светом несколько минут, и он не решался их открыть. С закрытыми глазами Арман лежал на своей кровати, но уже не спал. Он не думал ни о чем, а просто наслаждался утренним пробуждением, мягкой подушкой и предвкушением нового дня.
Он встал с кровати через полчаса после того, как проснулся. За это время он уже успел несколько раз перевернутся с бока на бок, переменить решение о продолжении сладкого сна, посмотреть в окно на голубое чистое небо, а также протереть глаза, запустить пальцы в волосы и почесать голову. К этому времени уже встала его мать. Он представил, как сейчас, пойдет на кухню, покушает приготовленное матерью блюдо. Он уже точно знал, что потом родительница пошлёт его в поля за травами для супа из баранины. "Бедный баранчик, — подумал Арман, сидя на своей кровати, - Сосед нам его с облегчением продал, но сам прекрасно знал, что папа барана зарубит. Теперь есть его будем".
— Тьфу, живодеры! — сказал Арман вслух, да так громко, что сам не ожидал.
"Только бы мама не услышала, а то супа мне точно не достанется», - про себя подумал юноша.
Арман был обычным деревенским мальчишкой, семнадцати годов отроду. С утра он выглядел помятым. Его короткие растрепанные волосы напоминали рога. Глаза темно-карие, черный волос и брови густые не по возраст. Однако нос как будто совсем не от горных народов достался, ровный и красивый он был.
Он натянул на себя старые потертые, ничем не примечательные брюки, накинул архалук, то же весь потрёпанный и рваный, доставшийся ему от прадеда. Хотя мать и штопала одежду, выглядела она небрежно, однако Армана это не смущало. В далекой деревне все дети и те, что по богаче - с козлами, козами и коровами, и те, что победнее - с одним лишь бараном, одевались одинаково.
Свой старый архалук прикрыл и обвязал талию темным кожаным ремнём, таким толстым, что сразу можно было догадаться — самодельная вещь, не иначе. Он надел сандалии, но решил все-таки не торопится выходить из комнаты, а еще немного посидеть и помечтать.
Рядом с его кроватью находилась небольшая коробка из-под арбузов. На ночь он прятал ее под кровать, а вставая первым делом доставал ее оттуда.
Арман сел на край кровати рядом с коробкой и заглянул в нее. Обычная коробка, в которой лежала куча завязанных у горлышка мешочков, а также большая старая книга с надписью «Атлас". Однако первые две буквы стёрлись за долгие годы хранения в библиотеке. Досталась книга юноше не самым законным путём.
Тогда библиотека еще работала. Арман был совсем ребёнком и очень часто туда забегал. Но вскоре ее закрыли. Это случилось по нескольким причинам: не кому было работать и поддерживать порядок. Большинство книжек разворовали люди с деревни.
Но во времена еще функционирующей библиотеки там хранилось много книг. Как-то раз, ночью Арман возвращался домой, было совсем темно. И юноша решился тайно туда пролезть. Он страшно боялся попасться. Старый дед ворчун, заведовавший библиотекой, всегда ходил с большой палкой. Дети знали, зачем ему нужна эта палка. Но когда пытались рассказать об этом родителям, они не верили и насмешливо отмахивались. Однако Арман видел все своими глазами и не хотел получить палкой по голове, как баран из стада старика.
Он тихонько залез через заднее окно в библиотеку и в темноте, на память, добрался до старого атласа. Арман украл его и с тех пор каждый день изучал, лежа на своей кровати.
Он аккуратно высунул книгу из коробки и положил ее на кровать. От корки до корки она была изучена им. Страны, города, острова все это он мог прочитать с закрытыми глазами. География была его страстью еще с детства. Даже сейчас, в тысячный раз, открывая книгу, он с вожделением вглядывался в первую попавшуюся карту. В один день это могла быть Новая Гвинея, во второй — Япония, а на третий он все-таки открывал карту родной земли и изучал местность, на которой живет вот уже восемнадцатый год.
Под книгой лежало несколько десятков маленьких мешочков с землей. Арман долгое время собирал ее. В одном мешочке хранилась земля с поля, в другом — горная земля, в третьем — речная, в четвёртом мглистая или лесная, в пятом мешочке была земля, которую юноша достал из полутораметровой ямы, в шестом мешочке мог лежать песок или другая земля.
Был один мешочек, который ему пришлось, потом выкинуть. Однажды Арман принял за землю овечий помет. Он аккуратно сложил его в свой фирменный мешочек и кинул в коробку. Наутро ему нужно было проверить землицу и узнать, что с ней стало за ночь. Армана сразу сбил странный запах. Чтобы отыскать его источник, ему потребовалось около часа. Раскрывая все мешочки, молодой армянин совершенно случайно наткнулся на тот, в котором был тот самый помет. Ему пришлось выкинуть и мешочек тоже. Он до сих пор помнил этот неприятный инцидент и каждый раз, когда заглядывал в коробку, посмеивался в душе над самим собой.
Арман лёг на живот и раскрыл перед собой атлас. Облокотившись на локти, он стал листать книжку, просматривая и прочитывая в очередной раз те страны, территории и народности, которые забывал чаще всего.
На окно сел маленький воробей. Он стал тихонько постукивать в стекло своим клювиком. Юноша ненадолго отвлёкся от чтения и стукнул кулаком по стеклу. Стук был достаточно громким и мать с кухни это услышала.
— Арман, ты уже встал? — послышался тревожный вопрос.
Арман не ответил, он хотел казаться спящим. Однако воробей сел во второй раз и снова стал стучать клювом по стеклу. Теперь Арман не мог позволить себе как следует стукнуть, чтобы воробей исчез, но читать он тоже уже не мог. Да и желудок уже отзывался. Юноше хотелось есть. Поэтому, все обдумав, Арман отложил атлас и пошел на кухню завтракать.
Он прошел коридор и увидел маму на кухне. Она важно стояла и кидала ломаные дрова в печь. Арман тихонечко прошел к столу и сел. На его лице виднелся оттенок стыда, однако ни словами, ни какими-либо действиями он этого не показал. Женщина повернулась к нему.
— Есть будешь?
— Да, - ответил Арман, - может быть еще дрова нужны?
— Нет пока, но к вечеру потребуются.
Его мать еще несколько минут топила печь, легкими движениями подбрасывая внутрь куски дров, потом вышла на улицу и захлопнула дверь.
Арман сидел за столом и ждал. Как всегда, все что сделано с утра захватывает голову на весь оставшийся день. Юноша думал о странах и земле, на которой они расположены. В его голове проскакивали мысли о том, где сегодня можно было бы найти такую землю, чтобы она отличалась от остальной, собранной им раньше. Ему все чаще приходила в голову мысль поехать на велосипеде через границу, подъехать к Арарату и взять немного земли с этой величественной горы. Он бы остановился у ее подножия, кинул велосипед и быстренько побежал собирать землю для своей коллекции. Горная земля его очень интересовала. Его давней мечтой было раскопать трехметровую яму рядом с Араратом и посмотреть, как изменяется слой горной породы под землёй. Жалко, что это было невозможно. Он думал о том, что, не раз подъезжая к границе, видел, как солдаты снуют туда-сюда, следя за порядком. Арман видел их издалека, но, когда они его замечали, мигом садился на велосипед и ехал обратно, опасаясь, что солдаты выстрелят в спину. Жутким был тот момент, когда он, мчась на старом, почти сломанном велосипеде, представлял себе, как падает с него, получая выстрел в спину. Уже дома он успокаивался и обязательно бежал к себе в комнату разглядывать атлас.
Мама зашла на кухню через дверь с большой глиняной бадьей в руках. Арману снова стало не по себе, и когда он уже решился помочь, женщина сказала:
— Донесу. Сейчас кюфты тебе налью родной. Есть будешь!
— Это тот бедный баран, которого нам подарил дед Арсен? — спросил юноша, когда мать с грохотом поставила бадью на стол.
— Он, а что? Жалко?
— Немного.
— Эх, мой мальчик, что баранов то жалеть? Людей надо жалеть. Вон, твой дед, например, погиб во время войны, а ради чего?
— Знаю, — сказал Арман с тоской в голосе
— Сейчас разогрею, печка уже горячая.
Она взяла глиняную тарелку, чуть наклонила бадью над ней, налила суп и поставила его греться с помощью совка.
— Скоро все наши тарелки потрескаются, и останется только хлебать из ведра.
— Пусть Лусине сделает нам тарелки!
— А ты что будешь делать? Есть только? - пошутила мать и так рассмеялась, что Арману самому смешно стало.
— Лусине, иди завтракать! — прокричала она, немного успокоившись.
— Она как убитая спит, я сейчас разбужу!
И юноша побежал в комнату к сестре. С кухни было слышно, как он ее будит. Детский крик и много недовольства со стороны маленькой Лусине услышала женщина с кухни.
— Лусине, слушай брата, иди скорее кушать!
Арман вернулся на кухню и сел за стол, в ожидании супа. Мать взяла совок, достала из печи суп и подала к столу.
— Ешь сыночка, не подавись — сказала мама, посмеиваясь и глядя на Армана.
— Мам, хватит, я же сегодня пойду за травами.
— Пойдешь, куда же ты денешься. О, а вот и милочка пришла, садись.
На кухню, растирая заспанные глаза, зашла маленькая Лусине, уже одетая. Она села за стол рядом с братом.
— Лусине, иди к ручью, умойся хорошенько и приходи.
Девятилетняя девочка, не сказав ни слова, встала со стула, открыла дверь и пошла к речке умываться. Арман повернулся к окну и стал наблюдать за тем, как Лусине идет к ручью. На улице никого не было. Ветер дул не сильно. Лусине села на коленки и опустила руки в воду. Она не умывалась, а мотала руками по воде.
— Мам, да она дурачится, — сказал Арман, чтобы перевести разговор с себя на сестру.
— Пусть мается, ей еще можно, а вот ты должен работать.
Юноша нахмурился и продолжил есть суп. Лусине умылась и пришла обратно на кухню. За это время мать успела поставить еще одну тарелку суп в печку и погреть его, так, чтобы было приятно его есть. Не слишком горячо. Она знала, что Лусине пожалуется на то, что суп слишком горячий и не станет его кушать, даже если сильно проголодалась.
Лусине села за стол. Мама поставила суп перед дочерью и та, отхлебнув немного мясного бульона, принялась за трапезу.
Во время еды Лусине ни о чем не думала, возраст не позволял, в то время, как ее брат полностью погрузился в свои мысли. И мысли эти были совсем безрадостными.
Он вспоминал деда. Точнее вспоминал ту единственную встречу, когда дед приезжал с войны навестить семью. Арману тогда было всего три года. Дедушка был в весёлом расположении духа. Пил, пел, плясал, как будто знал, что война скоро закончится. В этом он оказался прав. Однако дед не знал того, что не доживёт до ее окончания. Как рассказывал отец, вернувшись на фронт, дед пошел с ротой в очередную атаку и погиб, как герой. Однако Арман так не думал. Он считал, что на войну идут не герои. Ему казалось, что там воюют только дураки. Те, кому своя жизнь недорога. А насчет деда он знал только одно, тот был не дурак, но смысла в его уходе на фронт было меньше, чем в зеленом листе Кохи (Сосна Коха — армянская). В своих размышлениях Арман не заметил, как остался на кухне совсем один. Мать унесла остатки супа в схрон. Она поставила бадью в большую яму, вырытую во дворе и пошла вдоль ручья на реку стирать белье. Когда женщина ушла, Лусине оставила часть супа и убежала к себе в комнату играть в игрушки, которые привёз ей отец из города. Занятый своими мыслями Арман не сразу заметил, как его сестра вышла из-за стола, оставив суп не доеденным. Увидев это, юноша разозлился.
— Лусине, если мама увидит, она тебя накажет! — прокричал он, - быстро иди, доедай!  Иначе всё расскажу и тебе мало не покажется.
 — Вечно ябедничаешь на меня, — проговорила Лусине, лениво выходя из своей комнаты. Она снова села за стол, взяла ложку, наполнила ее и вылила обратно, продела то же самое еще несколько раз.
— Быстро доедай, я сказал! — проговорил Арман строго. Лусине начала есть. Она недовольно ела суп, постоянно поглядывая на брата. Он уже доел и следил только за тем, чтобы доела и сестра.
— Все, — сказал девочка, отодвигая от себя тарелку.
— Не кидай ложку в тарелку, а клади аккуратно.
— Вечно ты ругаешься и всех обижаешь! — выпалила она, выходя из-за стола, и побежала к себе в комнату играть в ненавистные так ее брату игрушки. Арман пошел во двор. На улице было жарко, хотя дул ветер. Юноша пошел за дом и достал из мешка с огородными приспособлениями небольшую лопату. Взяв ее вместе с мешком, он пошел на юг, там, где поверх зеленого поля виднелась гора Арарат. Арман любил идти и смотреть на гору. Он любил дорогу, по которой каждый раз выходил к холмам. Изо дня в день мальчик отправлялся в путешествие по этой дороге к засеянным угодьям, к небольшим лесистым местностям, проходя по сухой земле вдоль протоптанных путниками и им самим тропинок. Чтобы спуститься с нагорья, на котором располагалась деревня, ему приходилось идти вдоль извилистой дорожки через каменные глыбы, вросшие в землю. Когда он уже спустился, его окликнула мать.
— Куда ты? — спросила она, не подозревая что ее вопрос плохо слышен из-за ветра.
— К горе, — прокричал Арман, но мать его не услышала. Он ответил так лишь для того, чтобы скрыть истинную цель своего похода. К ближайшей точке гористой местности он даже близко боялся подходить. Арман положил лопату в мешок. Освободив правую руку, он стал поглаживать каменные глыбы, понимая их ценность как никто другой. Миллионы лет камни образовывались, рассыпались в песок, а железо, руда, золото оставались невредимыми.  Потом их захватывала земля и они снова превращались в камни и глыбы, образованные вулканическим путём и обрушением древних гор. Арман не знал, как были образованны, но знал, что они бесценны, как все вокруг, и бессмертны, как ничто другое.  Он пошел дальше спокойно, не обращая внимания на ветер. Гористая местность, состоящая из песка, камней и глыб закончилась, и теперь ноги ступали по траве. Впереди виднелся холм. Мелкими шарообразными кустарниками казались деревья на холме издалека. Арман прогуливался по знакомой тропинке. Он знал здесь каждый кустик, каждое деревцо, каждый холм. Любил, когда пасут овец или коз. Но больше ему нравилось, когда проходил дождь, и трава становилась мокрой, а на небе плыли остатки туч, закрывая солнце. Пасмурная, но такая благодатная погода. Глядя на усиливающийся ветер, он ожидал такую погоду в ближайшие несколько часов. Однако хотел успеть просмотреть до дождя один дальний участок земли. Арман полагал, что двух километрах от деревни, в небольшом лесочке, где обитали дикие животные, в том числе кабаны и коварные грифы, скрываясь за кустарниками и за двухметровой толщей земли, располагаются некрупные залежи меди. Древние холмы, в прошлом возможно похожие на горы, навевали Арману мысль о заточенных в горных породах самородков еще не добытой меди, о которой никто ничего не знает. Рассказы местных стариков о близлежащих лесах, которые еще сто лет назад не существовали, заинтересовали Армана, а юношеская наивность подвигла на поиски полезных ископаемых. Арман понимал, что возможно не удастся найти ничего из того, что себе придумал. Ни железа, ни цинка, ничего, а уж тем более золота. Но медь, он так много о ней читал в книгах по геологии, которые ему, к счастью, не пришлось воровать из библиотеки. Они лежали на полках шкафа в одном из классов местной школы, в которой Арман обучался. Юноша предполагал, что найденные им куски земли, раскопанные на двухметровой глубине, могут иметь лишь однопроцентное содержание меди от всей массы, а возможно вообще он не найдет в них ни единой медной крупинки. Однако он был намерен выяснить, есть ли в том лесу медь или нет. Вязаный мешок, какой обычно используют для хранения картофеля, он предполагал использовать не только для сбора земляных образцов, но и в качестве сита для слишком мелких песочных крупиц и лишней земли. Арман подошел к холму и стал медленно взбираться на него. Лопату он вскинул на плечо, а мешок скомкал и зажал в кулаке. Привычная дорога, порой сворачивала в такие дебри, что Арману во время прогулок внимательно отслеживал свой путь. Но великая гора выводила его на правильную тропу, и он снова смело шагал вперед. Сейчас он никуда не сворачивал и шел по той дороге, которая была ему хорошо знакома. Он знал куда она ведет и как меняется ландшафт на пути. Где располагаются холмы, которые можно безопасно обойти или где длинные, неровные холмики. На них лучше взобраться, чтобы не потеряться в поисках обходного пути. Ветер утих и Армана это немного расстроило. Ненадолго солнце зашло за хмурые облака, стало прохладно, однако потом оно снова вышло, обдав загорелое лицо Армана теплом. Он обернулся и увидел, что ушел уже достаточно далеко. Холмы закрыли вид на деревню почти наполовину, а деревья, между которыми располагались маленькие домики, размылись в его глазах и стали одним целым. Ему захотелось лечь на траву, но он преодолел это желание и пошел дальше.  Арман часто ходил по этому пути. Только одна улыбка на его лице отчетливо выдавала его любовь к своей деревне, близлежащей местности и к полям цветов. Он часто оборачивался, чтобы охватить взглядом, начинающийся где-то вдалеке агрыдак, заполнить воздухом легкие и с упоением прокричать на все поле! (Земля, моя земля!) Арман спустился вниз с холма и вдали увидел свой небольшой лесок. Отсюда он казался совсем маленьким, но по мере приближения вырастал в большого гиганта, с одной стороны страшного и темного, а с другой такого манящего свирелью птиц и загадочностью деревьев. Тропинка размылась и Арману пришлось идти к лесу по траве. Благо не мокрая она была. Даже если с самого утра голубая роса блистала на тонких травинках, то сейчас после восхода солнца она быстро испарилась. Тропа размылась потому что почти никто кроме Армана не ходил в лес напрямик. Местные охотники заходили в большой лес с другой стороны. В тот лес Арман не стремился, ему хотелось затронуть лишь край маленького леса, который он сейчас видел. Арман до жути боялся кабанов и диких козлов. Около чащи, этот страх усилился. Он немного замедлил шаг, оглядываясь по сторонам и, порой всматриваясь в чащу леса, побаиваясь увидеть там страшное дикое животное. В сущности, он страшился лишь того, что вовремя не заметит бегущего из лесу кабана, волка или бешеную лисицу. В детстве ему не раз приходилось бегать от диких зверей. Однажды Арман шел своей обычной тропинкой домой из школы. Он всегда оборачивался назад, оглядывая зеленые холмы уже пройденные им, но в тот раз он отругал себя за излишнюю боязливость и продолжил идти вперед, не зная, кто находится позади него. Арман услышал, в тот момент, когда закончил мысленный монолог, что сзади кто-то бежит. По его позвоночнику проползла холодная змейка и он, не оборачиваясь, рванул вперед. Как рассказывал потом отец, отогнавший животное выстрелом из дробовика, за Арманом гнался темно-серый волк. Хищник был очень стар и испугавшись оружейного залпа, сразу развернулся к лесу и побежал прочь от Армана. Приближаясь к лесу, Арман вспомнил и то, как отец, вернувшись на следующий день после охоты, рассказал, что его выстрел ранил волка в ногу и тот, углубившись в чащу леса, умер и был обглодан грифами. Эта история вспомнилась Арману именно сейчас. Ему казалось, что она имеет решающее значение в сегодняшнем походе, однако диких зверей нигде не наблюдалось. Это обстоятельство не очень радовало Армана, так как знал, что не замеченный зверь представляет большую угрозу, чем тот, который на виду. Юноша продвигался все ближе к лесу и наконец, дошел до первых деревьев. Небольшой сосновый лес теперь казался непроглядным. Арман остановился перед самой чащей, вглядываясь в ее глубину. Разглядеть что-либо на расстоянии пятидесяти метров было невозможно. Всё от травы до солнца закрывали могучие ветвистые сосны с темно-зелёными иголками. Ночью услышав внезапный шорох или тихий осторожны рык, можно было не на шутку испугаться. Однако и в дневное время Арман достаточно сильно боялся входить в чащу. Но тишина леса и запах сосен успокоили его. Арман минуту постоял у чащи, потом шагнул вперед и устремился вглубь. В его планы входило пройти около ста двадцати метров в чащу леса, затем повернуть направо и пройти еще пятьдесят ближе к середине. Он устремился по грязной дороге вдоль разбросанных сосен. Старые ботинки юноши порой утопали в грязи. Он оглядывался по сторонам, поднимал голову к верху, словно ожидая атаку с воздуха. Арман смотрел на деревья и пытался не вглядываться в глубину, чтобы не чувствовать головокружения. Причиной мог бы стать лесной воздух и сосредоточенный взгляд вперед. Он шел, все также утопая ботинками в грязи, надеясь найти твёрдую землю, где можно было бы начать раскопки. Лопата порой сильно давила на плечо и ему приходилось снимать ее с плеча, волоча за собой, словно ленивую собаку на поводке. Мешок он сложил и засунул под мышку. Так идти было намного удобнее. Арман прошел достаточно глубоко, чтобы, наконец, повернуть направо и пойти ближе к центру. На его удивление поворот был удачным. Грязь уменьшилась. И чем больше он откланялся вправо, тем тверже становилась земля под ногами. Теперь он шел увереннее. Никаких посторонних звуков вокруг не было. На некоторое время он почувствовал себя в безопасности. Кривые сосны наравне с прямыми привлекали взгляд юноши. Он шел и думал о своем. Арман любил сосны с детства. Давно, когда он только еще начинал ходить в деревенскую школу, у себя во дворе он нашел любимое дерево и вплоть до подросткового возраста ходил к нему. Когда Арману было грустно, он подходил к красивой сосне, словно обезьянка взбирался на нее и сидел там, пока не успокаивался. Он разговаривал с ней, любил ее, как живого человека и всегда вспоминал о ней с душевной теплотой. Впоследствии это чувство исчезло и было совсем забыто. Теперь Армана интересовала геология и девушки. Других интересов у него не было. Сейчас он думал о геологии, предвкушая серьёзную находку. Шел и представлял, как найдет залежи меди, словно клад, оставленный пиратами на необитаемом острове. Как раскопает все подчистую и наполнит свой мешок до середины. Он знал, что больше не донесет. Его привлекала сама возможность такой находки и будоражила одна мысль о реальности найденной меди. Он продвигался вперед, ступая по твёрдой земле, и представлял, будто уже нашел столько меди, что можно начинать проводить полноценные геологические исследования. Естественно, он не доверил бы никому исследовать найденные залежи, кроме себя. Его мечтания прервал голос разума, и юноша, будто очнувшись, оглядел деревья, обернулся и подумал о том, что может ничего не найти. Он остановился в тот момент, когда почувствовал, что дальше идти нельзя, иначе можно заблудиться в лесу. Для раскопок он выбрал просторное место. Маленькая полянка посреди леса, по сравнению с другими местами, заросшими соснами, казалась открытой и подходящей для дела. Солнце ярко светило сквозь верхушки деревьев. Свет пробивался на место раскопок и падал Арману на голову. Он кинул мешок на землю и подошел к центру поляны, примечая место, где можно раскопать яму. Лопатой он оставил полоски по четырём углам прямоугольника и принялся за дело. Копал он по десять минут, потом отдыхал. Юноше предстояло сделать яму полтора метра глубиной и почти метр шириной. Арман знал, что чаще всего медь лежит на большой глубине. Однако в некоторых случаях она может лежать и на поверхности. На это он и надеялся, копая и вытирая пот со лба. Железная лопата поначалу его не слушалась. Когда одна нога соскальзывала, он пытался ударять лопату второй. Но сам процесс копания земли был для него не основной проблемой. Главной — были надоедливые корни, которые так и мешали лопате впиться в земную твердь и отделить от нее кусочек. Их приходилось силой рубить, еще резче ударяя по лопате и чаще меняя ноги. Земля постепенно стала уступать и Арман, замечая некоторый прорыв, вдохновился и начал работать с большим рвением. Но по мере того, как земля отрывалась, ложилась на лопату и улетала прочь в деревья и кусты, у Армана возникало противоположное чувство, что сегодня он не найдет ничего стоящего. Лопата снова и снова касалась земли. Арман вскапывал твердь с благоговейным чувством стремления к труднодостижимой цели. Если бы он мог, то разом бы выкопал большую яму и добрался бы до цели очень быстро. Он не знал о том, как трудно даётся геологам поиск полезных ископаемых. Он с детской наивностью верил в то, что достанет нужный ему металл без серьезных усилий. В лесу становилось жарко. Солнце все выше поднималось над небосклоном. Яркий свет все дальше покрывал лес. Когда Арман почувствовал жар на своих плечах и стал задыхаться от нехватки прохладного воздуха, он приостановил работу, наблюдая за тем, как солнечные лучи медленно передвигаются по деревьям, мерцая в проеме небольших облаков, закрывающих им путь к земле. Ветви сосен застыли в тени без малейшего намека на движение. Арман пытался отдышаться, но никак не мог набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы восстановить привычное дыхание. Когда он увидел пыль, летящую вдоль яркого солнечного луча, ему стало еще труднее вдыхать воздух, но через несколько минут он все же смог восстановить дыхание и решил продолжить раскопки. Во время работы он постоянно оборачивался, переходил от одного края к другому, копая то в одном, то в другом месте. И каждый раз его внимание привлекало одно не очень красивое и довольно странное дерево, с зарубками на расстоянии полутора метра от земли. Поначалу Арман подумал, что возможно лесные животные, вроде белок или дятлов, могли оставить такие отметины на сосне, но почему-то дерево вновь и вновь привлекало его внимание. Однако он перестал думать об этом и продолжил копать. Юноша продвинулся на метр в ширину и на полметра в глубину. Арман стоял внутри и копал все глубже. Он немного отдышался и вытер пот со лба. Через полминуты снова потек пот. Усилием воли Арман попытался избавиться от желания протереть лицо рукой, но не прошло и минуты, как ему снова пришлось оторваться от работы и тыльной стороной ладони провести по горячему лбу.
Лопата стукнула по земле и со скрежетом отклонилась в сторону от того места, куда целился Арман. Он еще раз вонзил ее в то же место, но немного слабее. Лопата подалась влево и вонзилась в грязь. По звуку и по тому, как железная лопата отскочила от предмета, можно было точно сказать, что это не корень. Но и на металл это было не очень похоже.
Арман с испугом замер, устремив свой взгляд на что-то светлое, виднеющееся из-под влажных комков земли. Это не было похоже на металл. Юноша не сомневался, что ему не приходилось видеть что-то похожее раньше.
Арман решил откопать находку. Со страхом он взялся за лопату и принялся за работу. Но с каждым новым взмахом ему становилось все страшнее. Он освободил находку от земли ровно на половину и руки машинально выпустили лопату. Она упала на землю и ударилась об грязно-белую верхушку человеческого черепа.
Арман выбрался из ямы и сел на траву, прикрыв лицо руками. Он до последнего не мог поверить в то, что нашел в этом старом лесу человеческий череп. Юноша поднял глаза к небу, посмотрел на яркое солнце, потом переместил взгляд на сосну, которая так часто привлекала внимание во время работы, что он, пожалуй, запомнил ее цвет, фактуру и некоторые трещинки коры в области, где располагались зарубки, предположительно оставшиеся от когтей или клюва лесного животного. Арман обомлел, когда снова посмотрел на эти зарубки. Теперь они напоминали ему следы от пуль. Он никогда не видел ничего подобного, поэтому мог лишь предположить в силу своей юношеской горячности, что эти следы являлись отпечатками огнестрельного оружия.
Он встал на ноги и с осторожностью заглянул в яму. Все-таки любопытство одержало верх над страхом. Череп все также лежал на половину в земле. Можно было видеть чёрные, заполненные крупинками грязи, отверстия для глазных яблок и длинную неровную полоску, проходящую по всему черепу, от правого виска к левому. Такой одинокий череп. Скорее всего, там были и другие части человеческого скелета, однако Арман не очень хотел их раскапывать. Но жгучее любопытство пересилило страх, и юноша решил копать дальше. О поисках меди он уже позабыл. Мысль о полезных ископаемых вылетела из его головы, как молодой воробушек из гнезда. Он поднял лопату с земли, спрыгнул в яму и осторожно стал копать вокруг черепа.
Не прошло и нескольких минут, как он снова наткнулся на что-то твёрдое. Арман уже полностью раскопал череп и положил его на землю рядом с ямой. Было заметно, что у находки смещена челюсть, которая была треснута в нескольких местах. Потрясённый Арман продолжил копать. Ему было интересно, что же он может найти в этой земле. Земная твердь словно ящик Пандоры. Открывая его, путник не осознаёт опасности. Он продолжил копать и вскоре снова наткнулся на кость. Из-под земли была видна небольшая окружность. Он подумал, что человеческое плечо, но скорее всего деформированное, потому что размеры слишком велики. Однако еще немного прокопав, он с ужасом отстранился в сторону. Там лежал другой череп.  Он был в два раза меньше предыдущего.
"Детский," — подумал Арман, и у него перехватило дыхание. Вдыхать воздух стало тяжелее. Пришлось облокотиться на стенку ямы. Лопата снова выпала из рук. Он судорожно водил ладонью по земле за спиной, пытаясь избавится от стресса и испуга. Но это не сильно ему помогало. Сам череп не вызвал у него сильного страха, однако вид круглого отверстия чуть выше надбровных дуг поразил его и заставил оцепенеть. Детский простреленный череп был направлен лицом вперед, в сторону Армана. Жутко и страшно было глядеть в пустые глазницы и думать о том, какая судьба постигла этого ребенка.
В лесу все еще было жарко. Птицы пели, обдавая волнами свирели всю окружающую местность. Однако Арман не обращал внимания на звуки. Он судорожно вылез из ямы, поднял свой мешок и побежал прочь из леса. Бежал он довольно быстро. Больше всего ему хотелось избавиться от ужасного впечатления. Мысли о черепах заставляли его сердце биться сильнее. Он немного замедлил шаг, когда, уже выбежал из леса. Через несколько сотен метров он перешёл на ходьбу. Голова гудела, а дыхание постоянно прерывалось. Приходилось делать вдохи глубоко и ровно. Однако ни яркое солнце, ни поле, ни привычные холмы, ни дальнее расстояние от места захоронения не помогало Арману восстановить дыхание и сердечный ритм, а также избавится от ужасающей мысли о найденных в лесу скелетов.
С ужасом он проходил через все места, которые до сегодняшнего дня вызывали в нем только хорошие светлые чувства. Сейчас Арман ощущал только крайний испуг и не обращал внимания на окружающие природу. Трава под ногами все также кренилась от легкого утреннего ветерка, солнце все также пекло его темную голову, а холмы все также расходились волнами. Ничего не изменилось, ничего не произошло вокруг, однако ему было не по себе.
Он почти бежал, спотыкаясь об кочки и ямы, не замечая даже маленьких препятствий. Если бы он все еще находился в лесу, скорее всего ему бы пришлось не раз столкнуться лбом с деревом. Его глаза были направлены вниз, однако взгляд казался стеклянным. Как будто он смотрел в никуда. Когда ему нужно было оглядеться, он открывал глаза шире, быстро осматривался в поисках ориентиров, потом снова опускал глаза и следовал вперед. Чем дальше он уходил от леса, тем легче ему становилось дышать, тем медленней он шел, и тем осознанней становился его взгляд. По мере отдаления от ужасной находки он все меньше предавал значение тому, что с ним произошло в лесу.
Одинокие деревья, раскинутые по холмам и долинам бескрайних просторов, еще напоминали о лесном происшествии, но уже не так ясно. Собственные шаги по густой зеленой траве, под куполом чистого неба приводили его в чувства. Каждый новый сделанный шаг отвлекал Армана от увиденного. И каждое его движение постепенно приходило в гармонию с окружающей местностью. С тишиной бесчисленных холмов, красочных полей где-то вдалеке, с лугами окутанными утренней дымкой тумана, с горой, которая напоминала о себе даже когда была за спиной. Такое чувство, когда идешь вперед и вдруг замираешь на секунду, ощущая на своих плечах ветерок с вершины — это сказанные горой слова утешения. Ты помнишь темно-зеленый пейзаж нижней части горной местности зимой. От середины и до самой верхушки расстилается снежный покров. И пытаешься представить себе, как он растаял и, как, оставшаяся на самой верхушке шапочка чуть поблескивает, напоминая тебе о суровых зимних временах. Арман успокоился. Теперь он шел, вглядываясь вдаль в поисках хоть небольшого намёка на приближение к деревне. Стремился быстрее попасть в родную обитель, избавится от жуткого ощущения, страшащего его, и от надоедливого любопытства, порождающего еще больший страх непонимания своих собственных влечений.
Арман не приходил в ужас, когда вспоминал отдельные части черепов, хорошо запечатлевшиеся в его памяти. Белая кость лба, затылок, изгиб челюсти, все это по отдельности не было таким ужасающим, как картина отрытых останков в целом. Там, где лопата судорожно упала на землю и немного подпрыгнула, где он облокотился руками о стенку ямы, а из земли на него глядела темные глазницы детского черепа. Арман вздрогнул и прибавил темп. Но через некоторое время он все же немного замедлил шаг. Стал дышать ровно и пошел спокойно. Это произошло тогда, когда он увидел вдалеке свою деревню. Простецкие домики с пологими самодельными крышами, грязный желтый кирпич, выцветший от проливных весенних дождей в горах. Вид деревни напомнил детские годы, мокрую зеленую траву поутру и как когда-то давно вместе со своими друзьями выбегал ранним утром в поле и катался по земле в знак того, что можно делать все, потому что он уже взрослый. После этого незаметно прокрадывался домой весь мокрый, снимал одежду и прятал ее в углу за матрасом, чтобы мама не видела. Через день одежда высыхала, и Арман вытаскивал ее, надевал на себя и шел гулять. Мать выглядывала из окна и кричала ему вслед "Арман, где ты достал это мятое тряпьё, сними сейчас же и надень что-нибудь другое".
Он улыбнулся, продолжая шагать по траве напрямик к деревне. Но мысль о черепах не покидала его. Как страшно было сознавать то, что живых людей застрелили в лесу и еще так близко к его дому. Он подумал о том, что возможно там были и другие черепа. Кто-то расстрелял всю семью или же пленников, или путников, кого угодно, но людей, в том числе и ребенка.
Когда Арман немного успокоился, ему в голову стали приходить мысли по поводу того, что могло произойти в том лесу. Одни догадки его ужасали, другие были довольно логичными, но ничего, о чем он думал, не казалось ему достаточно правдоподобным.
В конце концов, он перестал об этом размышлять и начал подниматься уже совершенно спокойно по той тропинке, с которой недавно спускался, поглаживая большие доисторические булыжники.
Путь от леса до деревни в этот раз показался ему слишком коротким. Он прошел через холмы и большое поле, подошел к тропинке, ведущей на холм, и забрался по ней к домам так быстро, что даже не успел серьезно, без лишних чувств поразмыслить над случившимся. С другой стороны, ему хватило ужаса и страха. Еще в лесу, когда ощущение испуга было свежо, время тянулось медленней, чем когда-либо. Там он чувствовал себя, как в клетке. Юноше казалось, что он двигался быстро, но в то же время понимал, что все происходит медленно, слишком медленно. Мучения всегда длятся долго.
Арман вдохнул свежий воздух. Он увидел свой дом и мать, которая развешивала белье на толстый длинный шнурок, натянутый между деревьями. Она не замечала сына, пока он не подошел вплотную к дому. Веревка была уже почти вся завешана бельем. Некоторые вещи успели немного подсохнуть на ярком солнце. Мать только что, перестирав это бельё в ручье, была слишком уставшей.
— Явился! — громко прокричала он, завидев сына — где ты был? Почему бледный такой?
— Я был в лесу.
— А я увидела только то, что уже семь часов утра, а ты ещё не отправился за травами. Отец уже встал, поел, теперь на работу собирается, а ты чем занимался, картошку капал? — сказала она и засмеялась, поглядывая на грязную лопату и мешок.
— Лучше не спрашивай, не хочу говорить об этом.
—Как хочешь, только вот к полудню мне нужно свежий суп приготовить и травы нужны уже сейчас. Где они? — она хихикнула.
— Я пойду за ними, только в дом зайду, переоденусь и вот это на место положу, — Арман поднял мешок и лопату.
Заборов в деревне не было, поэтому он беспрепятственно подошел к двери дома и открыл ее правой рукой, одновременно удерживая лопату и мешок в левой.
Дом казался очень старым. Одноэтажная деревянная постройка была построена еще дедом Армана. Его семья жила в небольшой землянке на этом же участке, но, когда родители деда умерли, ему в голову пришла идея перестроить дом. Он снес его и поставил новый, который служит семье его сына верой и правдой до сих пор. Однако дом уже сильно обветшал. Дожди размочили дерево, и оно потемнело, кирпичный фундамент трескался в некоторых местах, особенно там, где силились насекомые. Окно выходило на противоположную солнечной сторону. Из него можно было увидеть Арарат.  Чаще всего мать Армана наслаждалась видом этой горы, стоя на кухне. Также она могла видеть ручей и некоторые из деревенских домов. Тропинка, по которой все спускались с холма находилась чуть поодаль, с левой стороны.
Арман встал под деревянный навес, который обычно шатался во время сильного ветра. Входя в дом, он услышал добрый отцовский голос. Его отец, Николо, разговаривал с Лусине, но когда зашел Арман он резко замолчал, а потом проговорил:
— Арман джи, куда ты так рано ходил, а?
Отец еще не увидел своего сына. Арман шел по коридору, а он сидел в комнате. Юноша встал в проеме двери и посмотрел на отца.
— Доброе утро, пап, я ходил в лес.
— Доброе утро, зачем ты ходил в лес и почему ты такой бледный? — спросил отец, сидя на диване вместе с Лусине.
Маленькая Лусине посмотрела на брата, а потом на отца и как будто бы поняла, что им необходимо поговорить наедине. Она спрыгнула с дивана и побежала к себе в комнату.
Долгая пауза прервалась повторенным вопросом.
— Так где ты был, сын мой?
Арман положил лопату и мешок за стенку, а сам вошёл в комнату и сел рядом с отцом на диван. Николо почесал бороду и строго посмотрел на сына. Арман задумался: а потом ответил:
— Я был в лесу, за холмами, в том маленьком лесу, который всегда обходят охотники.
— Чёрное пятно, понятно, и что же ты там увидел, что так побледнел? — задал вопрос отец. Он сморщил лоб и своими большими темными глазами посмотрел на сына еще пристальней.
— Не знаю даже, как сказать...
— Говори, как есть! — перебил Николо сына и почесал проплешину на своей голове.
Арман посмотрел на отца и удивился тому, как же много седых волос было у него.
— Я раскопал кости убитых людей — сказал Арман и уставился в пустоту, как тогда, на выходе из леса.
Николо точно также посмотрел вперед пустым взглядом. Потом сказал:
— Ты их видел?
— Да, только черепа, возможно один мужской, и один детский с дыркой во лбу.
Николо опустил голову и о чем-то задумался. Потом пару раз тяжело вздохнул и, сложив ладони на колени, сказал:
— Я не стану выяснять, зачем тебе понадобилось копаться в земле черного пятна. Скажу, если бы дед был жив, он бы в подробностях описал все, что происходило в этом лесу и тебе бы не захотелось больше приближаться к этому месту, как и охотникам, которые его обходят.
— Возможно и так. Теперь точно не хочется. Что случилось с этими людьми?
— Это не самая завидная участь, сынок.
— Даже не знаю, хочу ли я это услышать.
— Здесь всё будет зависеть от того, захочу ли я рассказать про это. Пожалуй, что нет.
—Ты не можешь так поступить. Несмотря на то, что пришлось увидеть останки, все же хочу узнать, что с ними случилось, — сказал Арман громко, а потом замолчал, боясь, что мать или Лусине его услышит.
— Я вижу, ты поражён тем, что увидел. Но это лишь малая часть того, что произошло в годы войны в наших краях. Мне, слава богу, не довелось видеть многое из того, что здесь происходило, однако кое-что я все-таки видел.
— Этих людей?
— Я их знал.
— Почему ты никогда об этом не рассказывал, отец?
— А как ты думаешь, почему солдаты не любят говорить о войне?
— Мне кажется, что им просто тяжело. Они как будто переживают снова все, о чем говорят.
— Почти так. В душе у них происходит ровно то же самое, что они пережили на войне, когда о ней рассказывают.
— Неправда, такого быть не может.
— Послушай, что я тебе расскажу, а потом суди. Я был еще ребёнком, чуть младше тебя. До нас доходили отголоски страшной войны в Турции, но никто не придавал этому большого значения. До поры до времени. К деду стали приезжать его старые друзья, они просили убежища, но он им отказывал. Представляешь, как трудно ему было отказать своим друзьям в убежище. Его нельзя винить, он хотел сохранить семью.
— Турки уже тогда пришли на нашу территорию?
— Насколько я понял по рассказам твоего деда, им не составило большого труда вторгнуться на территорию Армении. И тот лес, в котором ты сегодня побывал, был их местом обитания. Я знаю, что там был небольшой лагерь. Те люди, которые бесчинствовали, перебрались сюда, они не состояли в турецкой армии. Им просто наравне с другими хотелось убивать. Что они и делали.
— Можешь не рассказывать дальше.
— Почему?
— Мне страшно это слушать.
— Ты сам спросил и сам хотел услышать, хотя не важно, я могу не и рассказывать.
Они посидели несколько минут, потом Арман заговорил.
— Ну а все же, как они могли поселиться в этом лесу, ведь рядом же деревня и возможно там были военные.
— Эти люди сумасшедшие. Такие есть в любом обществе и когда начинается война, они выходят на свободу и показывают все свои худшие черты. Поэтому все их боялись, и они беспрепятственно поселились в чаще. Однажды они пришли и в нашу деревню.
— Неужели мужчины позволили им ворваться?
— А что деревенские могли сделать, сынок, взять грабли и лопаты и забить их до смерти? Это было невозможно, против огнестрельного оружия не попрешь. Ночью с винтовками в руках они ворвались в деревню, я спал и ничего не слышал. Утром я увидел, что дом наших соседей горит.
— Вместе с людьми?
— Слушай дальше. Они забрали семью к себе в лес. Отца, мать и двоих детей — девочек. Я-то был сильно старше этих детей, им было лет по девять. Одной девять, другой около восьми...
— Так это их кости, пап?
— Какой ты не терпеливый! К сожалению, скорее всего их. Всю семью расстреляли. Я не знаю, что им всем пришлось пережить перед тем, как они умерли. Видимо те люди просто хотели поиздеваться.
В глазах Армана снова читался испуг. Он не мог выговорить ни единого слова. Через несколько минут в комнату зашла мать.
— Николо, ты поел?
Николо встал с дивана и сказал:
— Да. Мне пора на работу дорогая, жди поздно. Пока Арман джи.
Отец вышел из дома. Арман еще некоторое время тихо сидел на диване, не издавая ни звука. Все это время мать пыталась выпытать у него что-то. Но он пропустил ее слова мимо ушей и ничего не ответил. На кухне было слышно, как отец заводит свою ладу и выгоняет со двора, слышно, как шумят колеса. Как он выезжает на прямую дорогу и удаляется. Тихий звук мотора, становится еле слышимым.
— Я, пожалуй, пойду за травами, — сказал Арман очень осторожно, чтобы не выдать дрожи в голосе.
— Пожалуй, уже пора, – сказала мать — не забудь кепку надеть, а то напечет голову.
Арман вышел из дома и пошел в поле. Снова спустился по тропинке, но уже не думал о камнях. Потом взошёл на первый холм, но уже не замечал красоты природы, снова ощущал траву под ногами, но мысли об утренней росе, теперь казались ему воспоминаниями о том, как слезы лежат на лепестках. Через некоторое время ему стало легче. Но он все еще шел по полю и думал о бедной семье.
Арман прошел несколько холмов и забрался на самый высокий, с которого можно было увидеть и дальний лес, и бескрайнее поле и цветущие красные луга где-то вдалеке. В направлении к лесу ему идти не хотелось. Поэтому он, недолго думая, решил идти по протоптанной пастухами тропинке к маковому полю, и далее выйти на просторы зеленеющих лугов.
Гора Арарат находилась слева от него. Он шел по тропинке, наблюдая за тем, как белые облака на голубом небе плывут в сторону маковых полей. Ему хотелось быстрее дойти до того места, где краснела земля, и где воздух наполнялся одурманивающим запахом.
Он не желал думать, однако мысли роем неслись сквозь его голову. Отцовский рассказ никак не мог забыться, несмотря на окружающую природу. Стоило ему хоть немного отвлечься от созерцания зеленого поля и опустить голову на траву, мысли быстро приобретали негативный оттенок. После, возникало беспокойство и, наконец, сильно раздражение от несправедливости, желание что-либо изменить и в то же время страх, что все это может повториться. Он чувствовал усталость. Природа казалась ему естественно прекрасной, но в то же время грустной и одинокой. Он не мог сопоставить то, каким образом такая великолепная природа могла породить противоречивую природу человека. Он не мог понять, каким образом человек приходит к тому, чтобы совершать подобные ужасные поступки.
Холмов больше не было. Деревьев на его пути почти не осталось. Арман подходил к маковому полю. Он шел не очень быстро, но ему казалось, что время бежит. Минута за минутой. Погруженный в себя, молчаливый он следовал по пастушьему пути и ясно желал окунуться в дурман макового поля. Возможно, он хотел забыться. Убрать из своей головы, приносящие боль, мысли о несправедливости. Может быть, он просто хотел покоя.
Вот ему на глаза попались первые бутоны мака, и с каждым шагом их становилось все больше. Арман поднял глаза и осмотрел маковое поле. Таким большим и бескрайним казалось оно. Как будто вся Армения была окутана красными цветами. Он зашел в цветы и ненадолго остановился, созерцая все вокруг. Его внимание резко переместилось внутрь себя.  Он стал следить за тем, что происходит в его голове. За тем, как меняется его мысли и эмоциональный фон. Стал ощущать некоторое спокойствие. Раз, он вдохнул воздух, два, вдохнул второй раз, и голова немного закружилась. Появилось сильное желание лечь на землю. Примять маки своим телом и заснуть здесь. Поспать всего несколько часов.
Слева виднелась гора Арарат. Арман заметил ее и снова ясно вспомнил все, что с ним сегодня произошло. Он шагнул вперед. Шаг был не особенно длинным, но именно это действие привело его в чувства. Арман шагнул еще раз и уверено пошел через маковое поле по направлению к зеленому лугу. Наконец, начала выглядывать зелёная трава. Дурман макового поля немного подействовал на юношу. Голова закружилась. Он знал, что мак за такой небольшой промежуток времени не способен сильно повлиять на сознание. И подумал о том, что, скорее всего еще сказывается усталость и тот факт, что он забыл надеть кепку.
Солнце то скрывалось за облаками, то выглядывало. Этого было достаточно, чтобы темные волосы Армана сильно нагрелись.
Он вышел из поля цветов и проследовал дальше, по чуть влажной зеленой траве. Слышно было, как щебечут птицы где-то вдалеке. Странно, что луг был пуст в такой ранний час. Никакого скота не было видно. Пастухов нигде не было тоже. Одиночество немного расслабило Армана. Захотелось отдохнуть где-нибудь у дерева или посреди луга. Он прошел еще дальше. Трава становилась выше. Ему захотелось лечь на нее и заснуть. Желание не остывало. Арман остановился, но так и не смог заставить себя лечь. Он присел на корточки, осмотрелся и полностью сел в траву, выгнув спину в направлении ног. Потом сел по-турецки и стал размышлять.
Отсюда можно было видеть гору. Арман посмотрел на нее. Каждый раз он восхищался ее красотой и каждый раз чувствовал горечь от того, что гора находится на территории Турции. На территории тех людей, которые некогда терроризировали его народ. А случай, произошедший пару часов назад, заставлял его с ненавистью относиться к этим людям. Ему приходилось себя успокаивать, однако это не помогало. Негативные мысли все больше заполняли его голову. Постепенно его стало клонить в сон. Усталость сводила его мысли на нет. Глаза стали закрываться и захотелось прилечь. Но внезапно со спины Арман услышал звук копыт, отбивающихся землю. Он раскрыл глаза от испуга, но не успел повернуться. Что-то стукнуло его по голове. Еще один удар. В глазах темнота. Последнее что он запомнил, так это то, что он упал на землю.
ГЛАВА 2
Сквозь пелену слышался глухой топот копыт. Тело как будто растворилось в невесомости и время от времени подпрыгивало на кочках. Каждый раз, когда упрямый баран останавливался и начинал ходить по кругу, пытаясь скинуть с себя Армана, напуганный дед бил тростью животное. Баран тряс головой, выказывая недовольство, однако становился податливым и продолжал идти вперед.
Арман лежал на спине барана, как мешок с картошкой. Дед стегал барана своей палкой все чаще. Чем ближе они подходили к деревне, тем больше животное беспокоилось и тем сильнее и чаще дед лупил его.
Пошел небольшой дождь. Маленькие капли падали на молодые зеленые травинки, подкашивая их. Эти капли намочили и шапку деда, и шерсть баранов настолько, что всем кроме Армана, лежавшего без сознания на спине у животного, сильно хотелось укрыться от дождя. Дед желал поскорее найти укрытие. Он и так целый день работал. С самого утра ему пришлось втаскивать арбузы на холм, потом в середине дня пасти свое стадо и под конец дня случайно наткнуться на юношу, да и еще стать виноватым в том, что парень оказался без сознания. Его посещали разные мысли. Вплоть до того, что не пора ли старику перестать работать и попытаться насладится старостью.
Дед обернулся назад и посмотрел на упрямого барана, чья ноша казалась слишком тяжелой со стороны, и отвернулся, чтобы меньше думать о плохом.
— Ну же, хорошие мои, мы почти дошли, — громогласно сказал дед под звуки усилившегося дождя.
Деревни не было видно. Дед вглядывался в знакомые ему места, но никак не мог уверить себя в том, что ведет стадо в правильном направлении. Помимо настигших их туч, где-то далеко за горизонтом заходило солнце. Стемнело.  Незнакомым и тревожным казалось все вокруг. Даже для человека, который прожил в этих краях всю свою жизнь окружающая местность была неузнаваемой.
Юноша до сих пор находился без сознания. Его тело мирно покоилось на бараньей спине и лишь изредка тревожно вздрагивало. Деда это пугало. Он не знал почему Арман так долго приходит в себя. Чувство вины и сильной тревоги съедало старческое сердце. Но несмотря на это, старая и отрешение помогли ему смириться с ситуацией. После часа тщетного поиска оконных огоньков среди холмов родного края, он уже почти бесцельно вёл своих баранов в темноту.
Опираясь на трость, дед шел по мокрой земле в надежде отыскать знакомое место. Но зрение его подводило. Дождь не прекращался ни на минуту, а вокруг становилось все темнее. Бараны стали разбредаться в разные стороны. Он кричал им, бил их тростью и бегал вокруг них под дождем, чтобы собрать стадо во едино и продолжить движение. На его удивление баран с Арманом на спине больше не тревожился и покорно следовал за своим пастухом. Будто бы осознал свою вину перед юношей и дедом, перестал брыкаться, вошел в положение и стал следовать совести.
— Совестливый баран. Что мне, старику, оказывается может прийти в голову во время дождя. Похорони меня бог на это месте, да где же эта деревня!
Пиковый момент, когда дождь лил во всю силу, миновал. Теперь капли падали с неба намного реже. Это было радостное событие для всех. Тучные животные с тяжелой намокшей шерстью медленно передвигались по холмам, следуя за своим пастухом. Как только дождь прекратился все разом решили отряхнуться от воды.
— Стой черт! — крикнул дед барану с Арманом на спине. Тот даже не отреагировал на выкрик пастуха и стряхнул бедного юношу на мокрую траву. Дед подбежал к Арману и поднял его голову и прислонил ухо груди. Сердце билось равномерно. Он посмотрел на смуглое лицо мальчика, которое казалось еще темнее поздним вечером и тихонько ударил его ладонью по лицу.
— Проснись Арман, нужно искать деревню, — сказал дед.
Арман оставался без сознания. Тогда дед взвалил на себя юношу и потащил. Спускаясь с холма, он не ощущал сильной тяжести, но в тот момент, когда спуск закончился и начался новый подъем, дед остановился. Он был не в силах нести Армана на спине, поэтому решил снова взвалить его на того же барана. Задача оказалась трудно достижимой для старика. В полумраке он выискал того самого барана, словно почувствовал его среди остальных. Взял привередливое животное за рога и попытался его усмирить. Баран брыкался, извивался, все больше норовил освободить свои рога и ударить ими пастуха. В конце концов опытный старик усмирил животное и тихонечко положил ему на спину Армана. Они пошли вперед.
Тучи на небе рассеялись. Темно-синее покрывало убаюкивало путников. Они медленно продвигались и наконец дед увидел вдалеке огонек. Это Арусь не могла уснуть, дожидаясь своего мужа.
— Наверное она сейчас укладывает Наргиз. Вот они удивятся, когда я им гостя приведу в такое время.
На первый взгляд оконный огонёк горел довольно близко. Но это только так казалось. Сильное желание деда добраться до своего дома затуманило ему разум. Он знал, что все желанное кажется ближе, чем есть на самом деле. Расстояние до источника света ночью никак нельзя определить на глаз. А если попытаться, то можно войти в заблуждение. Но в его возрасте память и зрение стали подводить.
Он шел вперед, оборачивался, обходил стадо и подгонял баранов тростью. Следил за тем, чтобы Арман ненароком не упал со спины животного. И снова продолжал идти вперед. Уже можно было отчетливо увидеть контуры окна и людей, которые находились внутри дома. Ощущение усталости все это время проследовало его, но сейчас он словно помолодел и зашагал быстрее. Старику очень хотелось отдохнуть. И именно тогда он подумал, что никогда больше пойдет со своим стадом прогуливаться по холмам близ деревни. Больше всего он желал, чтобы Арман пришел в себя. Порой он пугался от мысли о том, что животное нанесло юноше непоправимую травму, поэтому завидев окошко, заторопился, надеясь на врачебную мудрость бабушки Арусь.
Загон для баранов был совсем рядом. Дед остановил стадо, тихонько подошел к барану, на спине которого, похрапывая лежал Арман. Старый пастух улыбнулся.
— Спит мальчишка.
Дед аккуратно снял Армана со спины животного и положил его на траву. Он быстро отвел всех баранов в загон, закрыл на защелку деревянную дверцу и вернулся к Арману. Взвалив его на себя, дед направился к двери дома.
Дверь открыла Арусь. Она завидела деда, когда он сгонял своих баранов в загон и неспешно направилась открывать дом. Наргиз засыпала в своей кровати и в полудреме услышала, как недовольные бараны топтали мокрую землю копытами и блеяли. Отперев дверь, Арусь увидела промокшего деда с темной поклажей на спине.
— Ты что несёшь малахольный?
Дед зашел в дом и тень, лежащая на Армане, как пелена спала под тусклым светом четырех свечей, расставленных по всей комнате.
— Подарок, — сказал старик угрюмым тоном и вошел в дом.
— Шутишь… Боже, это же человек!
— Да и не какой-то там, а соседский мальчишка Арман.
— Как же так! Ты что с дуба рухнул, дед? Что с ним случилось?
— Ничего, спит малёхонько.
Дед подошел к своей кровати, которая стояла рядом с металлической черной печкой и аккуратно, насколько мог, положил на нее Армана. Наргиз мигом проснулась. Она не подавала виду, что проснулась. Вроде спала, подложив руку под голову. Однако все слушала и особенно отчетливо слышала дыхание гостя, которого она еще и узнала. Все дети играли вместе, но Наргиз почти никогда не общалась с мальчиками, а Арман почти никогда не общался с девочками. Однако иногда они замечали друг друга в деревне.
— Что же это! — вскричала бабка Арусь и побежала мочить холодной водой маленькое полотенце, — Вот малахольный, что выдумал, человека угробил! Дурь из тебя вся что ли еще не высыпалась?
— Да не я это! Ругаешься зря! Баран остолоп хотел ударить мальчишку, да видимо промахнулся, на счастье. Ничего выживет, — сказал дед, а сам покрылся испариной.
— Что ты говоришь такое, дурень!
Арусь подбежала к Арману, села рядышком и положила на его лоб холодную тряпку.
— Зачем ему твоя мокрая тряпка, он и так промок весь!
— Молчи!
Дед замолчал. Он вдруг остро почувствовал свою вину, присел на кровать Наргиз и уже почти заплакал, но вдруг Наргиз отвлекла его, неожиданно заговорив:
— Деда, что там такое?
Она не могла видеть, что происходит на соседней кровати, так как была повёрнута лицом к стене, а дед сидевший на кровати мешал ей перевернуться.
— Цветок мой, чего ты не спишь?
Наргиз попыталась повернуться, но одеяло скрутилось в трубочку и не давало ей двигаться.
— Постой, я встану.
Он поднялся, и Наргиз перевернулась. Она вдруг увидела знакомого мальчика и засмущалась сильнее чем тогда, когда услышала его имя от деда. Арусь переложила Армана на бок, поэтому Наргиз могла отчетливо видеть его лицо целиком. Его брови, густые не по годам, темный легкий пушок над верхней губой, смуглую кожу и совсем не пухлые, выразительные юношеские скулы округлого лица.
— Деда, похоже он просыпается.
— Да нет внученька, это тебе только кажется.
— Она права, балбес, он приходит в себя, смотри, как щеки зарумянились.
Арман на секунду открыл глаза и снова заснул, будто и не просыпался вовсе. Арусь потрогала его голову с тыльной стороны. Там образовалась большая шишка.
— Ух и большая же! — сказала старуха, с укоризной взглянув на деда, — это все ты со своими неугомонными баранами.
— Что там, Арусь?
— Шишка, балбес. Хорошо, что крови нет, повезло мальчишке.
Дед закрыл лицо руками от стыда и вины. Он понимал, что, если бы тогда не заснул, возможно баран не отбился бы от стада и не ударил мальчика по голове.
Наргиз посмотрела на деда. Ей захотелось его пожалеть. Но интерес к гостю пересилил это желание. «А что, если он проснётся и увидит меня, а я на него смотрю», — подумала Наргиз и в миг отвернулась к окну. За окном висели звезды, малюсенькие отблески прошлого. Стекло было мокрое, поэтому звезды размывались в нем, как краски на только что нарисованной картине, под проливным дождем. Она снова повернулась, посмотрела на своего деда и сказала:
— Ну деда, перестань винить себя. Ты же не мог знать, что один из твоих баранов ударит его, правда?
Дед, как маленький ребенок успокоился от ее слов и убрал руки с лица.
— Я не знаю, зачем его туда черт понёс, может забрёл, пока траву щепал, да это и не важно уже.
Он посмотрел на Армана, потом повернулся к Наргиз.
— Ты ведь знаешь его, Наргиз?
— Да деда, но мы не общались ни разу.
— Ох горе мне, как я оправдаюсь перед его родителями?
— Сам пойдешь и попросишь прощение за своего барана, — сказала Арусь, перекладывая мокрую тряпку с тёплой стороны на холодную.
За окном снова полил дождь. Он стучал по стеклу и оживлял всех, кто находился в доме. Даже Арман слегка дернулся и вроде бы попытался перевернуться на другой бок, но поёрзав и помычав сквозь сон стал меньше двигаться и вскоре снова глубоко заснул. Стук дождя немного вразумил деда. Он стал яснее мыслить. Завидев, что Арман немного двигается, дед стал смелее. Страх его ненадолго отпустил.
Свечка на столе погасла от тоненького ветерка, проходящего сквозь расщелину между стеной дома и оконной рамой.
— Наргиз, встань, зажги свечу, — сказал дед.
— Да бог с ней, с этой свечой. Сейчас ночь, чем темнее, тем лучше для тех, кто спит, — отозвалась Арусь.
— А для тех, кто не спит? — спросила Наргиз
— У таких, забот полон рот, как например, теперь у нашего деда и у меня. А ты засыпай милочка, спи.
— Не могу спать, бабушка.
— Это почему же, дитя?
Наргиз зарделась румянцем. Она машинально погладила рукой свои черные волосы, посмотрела на бабушку и отвернулась.
— Дождь за окном не дает.
— Дождь милочка не помеха, тем кто спать хочет.
— Может быть, бабушка, но мне помеха.
— А может быть и хорошо, что ты не спишь. Мальчик проснётся, отведёшь его домой.
— А как же я и родители? — спросил дед
— А ты, болван, завтра придешь с утра и извинишься за себя и за свою скотину.
— Ну ладно уж тебе, животное тоже не специально, может испугалось.
— Ты же ведь спал, пока твой баран по лугу бесхозным ходил.
— Откуда ты знаешь, что я спал?
— Да я так, образно сказала. Ох, да ты еще заснул по правде!
— Ничего я не заснул, просто проглядел, — сказал дед и отвернулся к окну.
Неожиданно в доме наступило молчание. Никто больше не решался говорить в слух, будто все поняли, что легче будет от тишины, чем от споров. Наргиз положила голову на подушку. Дед пригорюнился, а бабка все так и сидела над Арманом, перекладывая мокрую тряпку с одной стороны на другую.
В чугунной печке хрустнули раскалённые поленья. Огонь вспыхнул и тут же погас.
В этот момент Арман открыл глаза. Веки еще слипались, и он мог видеть только очертания кровати сбоку и человека, сидящего над ним. Юноша почувствовал жар на макушке и стал ерзать по подушке, то медленно открывая глаза, то закрывая их. Он немного съехал головой с подушки и внезапно осознал, какой жар его преследовал. Арман полностью открыл глаза и увидел старушку Арусь, которая улыбаясь, гладила его по голове и что-то говорила. Он не мог отчетливо слышать ее слова первые несколько секунд. Голова гудела, а в ушах стоял звон. Все прошло, когда он поднялся с кровати и сел, облокотившись на стену спиной.
Юноша оглядел комнату сонным взглядом, кое-как поздоровался с бабушкой и дедом, сидевшими напротив него. Наргиз закрылась покрывалом, поэтому он ее не мог видеть. Арман покачался на кровати, словно маятник, но не сильно, а тихонечко, как будто его бедная голова тянула все тело то в одну сторону, то в другую. Глаза, немного прикрытые, бегали по комнате. Головокружение прошло незаметно. И его состояние значительно улучшилось. Тогда Арусь молча протянула ему стакан воды. Он глотнул, вежливо отдал старушке стакан и вдруг замер, заметив шевелящийся предмет под одеялом, где сидел дед. Арман показал пальцем на голову Наргиз.
— Наргиз, — сказал дед шёпотом, — а ну-ка вылезай, это же не прилично.
Девушка тихонечко вылезла. Сначала показались ее карие глаза. Она посмотрела на сидящего у стены Армана, на его глупый, но добрый взгляд и хихикнула.
— Ну ты что, смеяться еще будешь, не прилично. Вылезай, — снова повторил дед.
Она открыла лицо полностью. Было видно, что Наргиз с большим усилием сдерживала улыбку. Арман улыбнулся. Тогда она засмущалась и отвернулась к окну.
— Ну что, миленький, как ты? — сказала, сидящая рядом с Арманом Арусь.
— Да ничего вроде, — проговорил он тихим, слабым голосом.
— Конечно ничего, орёл! — вскричал вдруг дед.
Арман резко взялся за голову. Он почувствовал, как его мозг сжимается от громкого голоса старика. Тяжесть распространилась на всю верхнюю часть его бедной головы.
— Ты что, не кричи так! — сказал Арусь шёпотом с хрипотцой.
— Ой, прости.
Дед замолчал. Никто не решался заговорить с Арманом. Наргиз — потому что стеснялась, Арусь — потому что чувствовала вину за своего деда, а дед — потому что ему было стыдно за себя. В конце концов тишину прервала Арусь.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Скажи, не стесняйся.
— Да вроде ничего, только есть хочется.
— Господи, ну конечно, сейчас все тебе сделаю, у меня такой вкусный супчик есть, объедение. И хлеб свежий, — защебетала Арусь, поднялась и пошла доставать хлеб из кухонных шкафчиков у окна, — сейчас поешь хлеб, а я пока за супом схожу.
— Да нет...
— Что такое?
— Супа неверное не нужно, спасибо. Хлеба будет достаточно.
— Ах вежливый какой. Супчик поесть нужно, сынок, а то силы не восстановятся. На, кушай хлеба пока, сейчас приду.
Арман взял в руки, только что оторванный от батона, кусок свежего мягкого хлеба с чуть подгоревшей коркой и сказал спасибо. Арусь побежала во двор за супом.
— На здоровье, мой дорогой, — сказала она, выходя из дома.
В комнате остались только дед, Наргиз и Арман. Молчание было недолгим.
— Ты прости меня, друг, — сказал дед, — за своими баранами не уследил... ух упрямые... я им покажу...особенно тому, кто тебя, это...
Дед посмотрел на Армана жалостливым взглядом и опустил глаза на пол.
— А что случилось-то, и голова так болит?
— Сынок, тебя мой баран лягнул по голове... ну и покажу я ему...зараза...завтра же в суп добавлю.
— Но как мы добрались? Я же был совсем в другом месте.
— Тот же баран, который тебя лягнул и довёз тебя целым и невредимым на своей спине.
— Довёз?
— Да, прямо на спине, ты бы видел каким он, был молодцом.
Дед замолчал. Наргиз взглянула на Армана и захихикала. Арман быстро посмотрел на Наргиз, потом перевёл взгляд на деда.
— Может не будете барана трогать?
— Нет, я ему задам...чертяга! Постой, ты не злишься?
— Нет, я хочу, чтобы он жил.
Молчание наступило снова. Недоумение деда дошло до Наргиз, и она поняла, что он не ожидал услышать что-то подобное от пострадавшего юноши.
— Тебя Арман зовут, правда? — вдруг спросила Наргиз.
— Да, а тебя как?
— Никак.
— Наргиз, так не прилично, детка, скажи, как тебя зовут! — встрял дед.
Наргиз засмеялась, а Арман широко улыбнулся.
— Что вы улыбаетесь, пожалуй, влюбились оба?
— Ну что ты деда, что за чепуха!
Арман зарделся краской. Он не думал, что его внутреннее чувство так будет видно в разговоре и симпатия к Наргиз окажется такой явной. Однако не подал виду и посмеялся.
— Просто вы...
— Просто ты, дедуля, сказал ему мое имя, когда ко мне обращался! — перебила Армана Наргиз.
— Да будет тебе, как будто ты Арман до этого не слышал, как я к своей внучке обращался. Правда она у нас красивая, да?
— Перестань, деда, — сказала Наргиз и залезла под одеяло с головой.
В этот момент в дом зашла Арусь, в руках она держала небольшую кастрюлю с холодным супом.
— Вот так, — приговаривала она — сейчас поставим на печку и суп согреем. Дед, а ну-ка дровишек подкинь, а то сидишь без дела, молодёжь смущаешь.
— Что значит смущаю? Я их жизни учу!
— Себя бы поучил, как за баранами следить.
Дед снова почувствовал себя виноватым, уставший встал с кровати, дотянулся до щепок, лежащих в углу и подкинул их в печку.
— Хорошо, теперь все будет хорошо, — причитала Арусь, разогревая суп над огнём.
— Пойду, пожалуй, посмотрю, что там бараны делают.
— Иди, иди, там как раз дождь закончился.
Наргиз вылезла из-под одеяла, когда дед ушел. Она посмотрела на Арусь, потом в окно. Все это время Арман следил за ее взглядом.
— Что там интересного?
— Где?
— Там, за окном?
— Ну... звезды интересные, а что?
— Звезды далеко.
— Планеты, значит, другие интересно рассматривать.
— Так их и вовсе не видно.
— И что, все равно интересно.
— Зачем нам те планеты, у нас своя под ногами.
— И что?
— Ничего, просто так много всего мы не знаем о своей планете, о земле, о пластах там всяких, — сказал Арман так, чтобы не умничать.
— О каких таких пластах?
— Ну, земных, которые под нами.
Арусь посмотрела на детей. Суп вскипел, поэтому она прервала их разговор.
— Так, давай-ка поешь мой мальчик, тебе силы восстанавливать нужно, а ты Наргиз спать ложись, уже давно пора.
Бабка подсела к Арману, налила бараний суп в тарелку и подала ему вместе с ложкой. Он отхлебнул немного супа и прервался. Потом опять отхлебнул.
— Что еще за пласты? — тихонечко сказала Наргиз, повернувшись к стенке.
Арман еще немного пошатывался. Увидев, что Наргиз повернулась к стенке, он потерял всяческий интерес к происходящему вокруг. Ему казалось, что повернись Наргиз еще хотя бы раз, возможно решился бы остаться здесь на ночь, несмотря на то, что, когда его нет дома, мать не может заснуть. Арман вопросительно посмотрел на Арусь. Бабка повернулась к нему, мельком взглянула на тарелку с супом, из которой поднимался водяной пар.
— Что же ты не ешь, горячий слишком?
— Нет.
— А что тогда, мой мальчик?
— Вы не могли бы сходить к моей маме, пока я ем суп?
— Ох да, конечно, сейчас же схожу.
Она вскочила с кровати, забыв про все на свете и побежала через открытую дверь во двор, где сидел дед. Бараны мирно лежали в темноте за забором, а дед сидел на лавке у дома в позе мыслителя и уже почти задремал, когда Арусь вдруг крикнула:
— Что же ты сидишь, дурень! Мальчишку травмировал, теперь на улице решил поспать.
Дед медленно открыл глаза и в полудреме что-то пробормотал, словно хотел оправдаться, но не смог произнести ни слова.
— Ох, что же мне с тобой делать-то? — сказала Арусь и поковыляла к дому Армана.
Она шла в темноте, обращая внимание на горящий свет в окнах. Когда дом Армана был уже совсем рядом, Арусь немного замедлилась, а потом и вовсе остановилась.
— Что же это я? — сказала она вслух в темноте, — если сейчас среди ночи объявлюсь и скажу матери, что сына баран стукнул, она нас с дедом с потрохами съест. Лучше подожду, пока Арман вернется домой. А завтра сама пойду и все расскажу.
Тем временем Арман доедал суп, сидя на кровати в полуосвещённой комнате напротив Наргиз. Он не хотел мешать ей спать, да и у самого уже не было сил говорить что-либо, однако девушка сама стала ерзать на кровати, потом вдруг повернулась и спросила:
— Что такое пласты?
Арман прервался, положил ложку в тарелку и поставил ее на кровать. От волнения ему захотелось усесться поудобнее, и он начал двигаться, пока не заметил, что тарелка с супом двигается вместе с ним.
— Ну что молчишь, что это такое?
— Я не знаю...Ну, то есть я знаю, но не до конца.
— Не хочешь говорить, не надо, — сказала она и уже почти отвернулась от него к стенке, как он вдруг сказал.
— Земные пласты. Ну, то есть, по-другому земная кора.
— У земли есть кора?
— Конечно, иначе мы бы все здесь сгорели от жара лавы. Понимаешь, внутри земли много огня, а точнее жидкой раскалённой массы. Она конечно же опасна.
— Откуда она там?
— Давно образовалась. Еще тогда, когда планета только зарождалась.
— И осталась там навечно?
— Нет, уже миллиард раз превращалась в камень и расплавлялась. Но в сущности, да, навечно. Так как никуда не девалась.
— Ничего не понятно! Что ты умничаешь, нормально сказать не можешь?
— Могу, но лучше объяснить все наглядно.
— Занудству нет придела, — сказал она и отвернулась.
Арман посмотрел на Наргиз. Ее черные волосы мирно лежали на подушке, в них отражалась свеча. Он вдруг почувствовал, что хочет рассказать все что знает о геологии и не только. Не отрываясь от созерцания ее волос, он сказал:
— Давай завтра.
— Что? — сказала Наргиз в стенку.
— Встретимся у дома...
— У моего!
— Да, у твоего и я тебя все объясню.
— Жди меня в десять. Ну все, а теперь иди домой, а то я тут уснуть пытаюсь.
— Иду, спокойно ночи.
Наргиз ничего не ответила.
Арман так и не доел суп. Он тихонечко встал с кровати, подошел к двери, отворил ее и вышел на улицу. Пройдя пару метров по траве, он почувствовал, что его ноги промокли.
На улице было тихо. Мелкие звезды еле различимые на темном небе, словно прятались, скрываясь от глаз людей. Но Арман на них даже не взглянул, он повернулся к деду и увидел ночной Арарат. Далёко в тумане гора еле виднелась, сливаясь с небом, но все же Арман различал ее. От созерцания горы его отвлёк храп деда.
— Извините, — сказал он тихо, — дедушка извините, я ухожу.
— Ах, ух, да, да, иди, — пробормотал он сквозь сон, — счастливого пути, да, да...
Арман пошлепал по мокрой траве в сторону дома. Он вглядывался в темноту, ожидая увидеть вдалеке два женских силуэта, но никого не видел. С одной стороны, его это даже обрадовало. Он остался совсем один посреди деревни. Наедине с собой он мог думать, о чем угодно. Ему грезилась завтрашняя встреча с Наргиз. Будто он ходит с ней по полю и указывает пальцем на горный хребет, объясняя каким образом тот образовался и какое отношение имеют к горам земные пласты. Он вдруг мысленно посмотрел в ее глаза и ощутил внутреннее тепло. Арман замечтался. Мокрые ноги совсем его не беспокоили. Он про них вообще забыл, как будто нет ног, рук и тела, и вообще нет ничего кроме образа Наргиз. Однако звук, который он постоянно создавал, шагая по лужам, которых было бесчисленное количество на пути к дому, отвлекал Армана от его мыслей и возвращал в реальность.
Он пришел к своему дому так быстро, что даже сначала прошел его. Но следующая за его домом очередная избушка навела его на мысль о том, что он прошел свою калитку. Тогда Арман вернулся и зашел во двор.
В доме горела свеча. И мать сидела у окна. Дожидаясь Армана, она зашивала дырки на одежде дочери.
"А где же Арусь? — подумал Арман, — Ну ладно, завтра поинтересуюсь."
Арман закрыл калитку и пошел в дом.
В кустах, рядом с домом спряталась бабка. Из окна ей было видно, как мальчик зашел в дом, как он подошел к матери и обнял ее.
Арусь улыбнулась, но улыбка быстро сошла с ее морщинистого лица. Ей было безумно стыдно за свой поступок, однако она понимала, что приняла правильное решение. Арусь следила за Арманом из кустов, пока он шел. Успокоившись, она направилась домой.
Дед все еще дремал на лавке. Она стукнула его по голове и сказала:
— Дедуля, пойдем в дом, он ушел.
Дед проснулся и посмотрел на Арусь.
— Кто ушел?
— Ман, я все уладила.
— И к родителям его сходила?
— Пойдем, спать уже давно пора
— Пойдем.
Кряхтя, дед встал с лавки и направился за бабкой в дом. Наргиз никак не могла уснуть. Дед завалился на свою кровать, а Арусь, увидав, что Наргиз еще не спит присела к ней на кровать. Она стала ее гладить.
— Ничего, миленькая, спи, родная, — сказала она, когда Наргиз чуть приоткрыла глаза.
Арусь посмотрела на свою внучку с упоением и вспомнила вдруг ее лицо в тот момент, когда она повернулась к Арману. Бабка сразу поняла, что он ей понравился, но гордая Наргиз никогда и ни ому бы не сказала о своем чувстве. Когда Наргиз уже закрыла глаза и задремала, Арусь наклонилась, чтобы поцеловать ее на ночь и тихонечко прошептала внучке на ушко:
— Он хороший мальчик, это видно по глазам. Спи, сладенькая, спокойной ночи.
— Спокойной, бабушка, — сказала Наргиз сквозь сон.
Дед к этому моменту уже крепко спал. Бабка потушила все свечи и легла на свою кровать, но чувство вины не покидало ее ещё несколько часов, потом она заснула.
В доме семьи Армана царила тишина и покой. Уставшая мать Армана тихо легла на кровать рядом с дочкой в их общей комнате. На раскладном диване в гостиной, как убитый, спал отец семейства.
Арман в темноте нащупал свой шкаф, зашел за него и лёг на кровать. Света не было, но он знал, что рядышком лежит его коробка с образцами земли. Даже сейчас, уставший, засыпая на мягкой подушке, Арман думал о геологии и об открытиях, которые предполагал совершить в будущем. Сон медленно обволакивал его бедную голову. Макушка головы ныла. Он прикоснулся к шишке совсем немного и почувствовал острую боль. Это его не смутило. Он повернулся к стенке и стал считать баранов. Потом подумал, что лучше все-таки считать овец и начал пересчитывать одну за другой. Но в воображаемой картине, когда овечки перепрыгивали через забор, его больше всего привлекла земля, по которой они бежали к забору, отталкивались и на которую потом приземлялись.  Он вдруг представил, как волна земли поднялась где-то вдали и постепенно дошла до овечек. В его воображении в том месте, где находился забор, образовался большой разлом, в который все овечки упали. Новые овечки прыгая через забор независимо от желания Армана падали в бездну разлома земной коры. Он понимал, что где-то неподалёку земные пласты движутся в разных направлениях. Ему стало интересно посмотреть, что же там находиться в этой бездне. Арман остановился перед разломом во сне, когда вдруг почувствовал реальное головокружение. Его потянуло вниз, и он упал в расщелину. Словно пушинка Арман парил в воздухе пока не достиг дна. Во время полета, он зорко присматривался к изменениям земной породы. Сначала был песок, потом отчетливо вырисовывались гранитные каменные глыбы, уголь, слой металла, покрытого глубокой древней ржавчиной, раскалённая магма, океанические породы, базальт. Когда Арман приземлился, он увидел перед собой слой совершенно незнакомый. Холод, пещера, выросшие с пола сгустки непонятной массы. Такие же сгустки свисали с потолка. Вдруг он вспомнил, что в одной книге из библиотеки прочитал о сталактитах и сталагмитах, образующихся при взаимодействии воды и известняка.
Арман окинул пещеру взглядом и ужаснулся. Повсюду валялись мертвые овцы. Он стал смотреть по сторонам и вдруг заметил изменение, которое крайне его удивило. Мертвые овцы стали как будто врастать в камни и превращаться в доисторические отпечатки давно ушедшего прошлого. Он присмотрелся к одной такой овце и увидел вместо нее каменную раковину, вросшую в стену пещеры. Юноша не мог поверить своим глазам. Его голова снова закружилась. В этот раз неспроста. Он увидел камень, блиставший в породе, совершенно непохожей на растворённый водой известняк. Он стал задыхаться, когда понял, что это алмаз. Но не от того, что его слишком сильно удивила красота природного алмаза, а от давления, которое он предположительно надумал, зная, что кристаллическая решётка драгоценного камня стала прочнее благодаря этому давлению, иначе алмаз так и остался бы графитом. Он подошел поближе и уже совсем забыл про своих овец. Алмаз блеснул и вмиг покрылся красной тягучей массой. Сквозь прозрачную магму было видно, как камень чернеет и приобретает свои прежние свойства. Арман побежал прочь. Он не желал быть расплавленным магматической субстанцией и уж точно не хотел оставаться в такой жаре, если бы даже нашел безопасное место. Лава нагоняла его и не давала ему прохода. Вокруг него образовался круг красной жидкости, расплавляющей все на своем пути. И этот круг сужался. Оставшееся до него расстояние стало совсем маленьким. Пустого места почти не осталось. Все запалила лава. Тогда Армана обуял страх. Он закричал, что есть мочи и внезапно для самого себя проснулся в кровати, среди ночи, весь в поту.
Первые несколько секунд он тяжело дышал. Когда к нему пришло осознание полной безопасности, он выдохнул, вытер с лица пот и почувствовал желание немного походить.
В комнате было довольно прохладно. Арман встал с кровати, аккуратно обошёл в темноте коробку с землей, подошел к окну и посмотрел во двор. Трава все еще росла и никаких расщелин на земле не было и подавно. Он подумал о том, что интереснее изучать свойства земли со стороны, чем исследовать их самостоятельно. До сегодняшнего дня Арман предполагал, что он практик, однако сейчас, стоя у окна, смотрел на блестящую луну и внезапно пришел к выводу, что все же интереснее читать про землю и рассказывать про нее другим, чем исследовать самостоятельно. Он внезапно вздрогнул, вспомнив про кости, которые нашел в лесу.
— Кошмар наяву, — проговорил он вслух, — А этот баран, похоже хотел до меня что-то донести. Он мог меня убить, если бы не промахнулся. Может это знак.
Арман еще немного походил по своей комнате. Ему надоело думать, он почувствовал усталость и решил выйти на свежий воздух. Юноша на цыпочках обогнул свой шкаф, тихо, как мышь, прошел по коридору к двери, аккуратно, без лишних звуков отворил замок, чтобы отец, спавший в гостиной ничего не услышал, и вышел на улицу.
На улице было прохладно. Арман вдохнул полной грудью свежий воздух. Ему захотелось курить. Он не часто курил, скорее покуривал изредка, однако, когда момент располагал, он не мог себе отказать в удовольствии. Отец всегда прятал свои сигареты под лавкой и Арман это прекрасной знал. Еще он знал то, что отец никогда не считал их. Арман подошел к лавке, которая стояла напротив окна, подсунул руку под нее и достал мокрую пачку. Мокрой она стала от того, что сырое дерево впитавшее дождь намочило бумагу, однако сигареты сильно не пострадали. Он достал одну сигарету и положил пачку на место. Взяв спички с беседки, Арман поджег сигарету и закурил. «И все-таки, — подумал он, пройдя на беседку, — без лавы, скорее всего люди никогда бы не узнали, что такое огонь и я бы сейчас не смог покурить».
Он затянулся, стоя на мокрой траве. Мгновение и мысли о геологии снова накатили. Иногда ему не хотелось думать о конкретных фактах любимой науки, и он просто размышлял о разном, но только в рамках своих увлечений.
«Земля дала нам все, — думал он, пока курил, — пищу, полезные ископаемые энергию, все на свете дала. Она нас взрастила и вскормила. А мы — люди, чаще всего даже не знаем об этом. Ничего не знаем о земле, о том, что разрушаем ее, о том, что без полезных ископаемых и воды, которая исходит из недр земли мы не смогли бы жить так, как привыкли или не жили бы вовсе. Просто вымерли в ту же секунду, когда бы не стало воды. Ладно, пора отдохнуть от этих мыслей».
Юноша снова вдохнул табачный дым. Потом сел на лавку лицом к горе. Он курил сигарету и наблюдал за тем, как вдалеке у горизонта восходящее солнце постепенно освещает великую гору. Арман сидел в шлепках, закинув ногу на ногу, и думал о том, как ему хорошо. Дым выходил из его рта и поднимался все выше, растворяясь в сумраке раннего утра. В его памяти порой возникало лицо Наргиз. Через некоторое время он докурил сигарету и пошел спать. Уже во второй раз.
Утро наступило незаметно. Солнце, обогнув гору, поднялось достаточно, чтобы некоторые лучики света проникли в дом и упали в конец коридора на стену, рядом со шкафом, за которым спал Арман. Солнечные зайчики, создаваемые ветвистым комнатным растением на подоконнике, поблескивая, прыгали по стене прямо перед глазами спящего юноши. Он бы не поднялся с кровати раньше двенадцати, если бы не дал себе четко понять перед сном, что нужно проснутся в десять и успеть на встречу с Наргиз. Солнечные зайчики его пробудили, но не до конца. Он вроде бы открыл глаза, посмотрел в свое окно на деревья и тут же их закрыл, не осознавая, что мигом заснёт и уже не проснётся до двенадцати, а может и до более позднего часа. Окончательно его пробудил шум, доносившийся с кухни. Каждое утро мать Армана и Лусине, просыпаясь, начинали что-то делать, создавая грохот, топот и шум.
Юноша пробудился и заложил руки за голову. С равнодушием снова посмотрел на деревья и вдруг неожиданно для себя осознал со всей ясностью, что скоро должен будет встретиться с Наргиз. Как это бывает, все что беспокоило вечера переходит на другой день, но не сразу. Пробудившийся ото сна человек лишён беспокойства и тревог, если конечно он хорошо поспал, однако потом, все что происходило с ним вчера приходит и в новый день. Вот и Арман первую минуту чувствовал себя очень хорошо. Но в следующее мгновение он вдруг вспомнил о вчерашней тревоге, а также об очаровательном чувстве внутри фантазий и обеспокоился за сегодняшнее. Ему на миг показалось, что он проспал. Все его внимание сконцентрировалось на настенных часах, которые весели с обратной стороны шкафа. Без двадцати минут десять.
Арман вскочил с кровати быстро оделся и пошел к реке умываться. Он прошел через коридор, поздоровался с матерью и сестрой.
— Доброе, куда-то ты намылился, мой дорогой?
— Умыться.
— Только лишь умыться?
— Да, а что?
— Ты, наверное, не слышал, но по утру, совсем рано к нам заходила бабка Арусь. Знаешь ее?
— Да.
— Ну так она мне и рассказала, что с тобой вчера приключилось.
— Хорошо.
— Но почему ты мне не рассказал?
— Мам, мне совсем некогда об этом говорить, я пошел умываться.
— Она еще сказала, что вы подружились с ее внучкой.
Арман ничего не ответил, он уже почти вышел из дома, как мать вдруг добавила:
— Будь умницей, девочки любят, когда ты относишься к ним уважительно.
Сидевшая за столом Лусине мягко засмеялась, как будто боялась чем-либо обидеть брата, но в то же время не могла сдержать смех.
Арман был счастлив, что мать в этот момент не увидела его красное лицо. Он бегом добрался до ручейка, забрался в кусты, чтобы его никто не видел и как следует умылся. До встречи оставалось около десяти минут. Арман вдруг решил, что желает окунуться в проточную воду, но для этого ему пришлось бы уйти дальше в лес и найти там реку. На это времени не было. Он снял свою одежду. И в одних трусах просто лёг в ручей. С самого начала на спину, потом на живот. После этого ему стало значительно легче. Он вылез из ручья, одел рубаху и штаны на мокрое тело, влез в шлепки и пошел на свидание. Его совершенно не смущало то, что он мог показаться потным из-за мокрой одежды. Юноша чувствовал прилив сил после охлаждающего тело купания. Однако он все же задумался о том, что перед тем, как появится на глаза Наргиз ему необходимо высохнуть. В основном его мысли крутились вокруг того, о сем они будут разговаривать во время свидания.
«О геологии однозначно, — подумал он, — я же обещал. А вдруг ей совсем скучно станет, и мы не сойдёмся характерами и не найдем общих интересов. Ведь получается, что наша прошлая встреча была вынужденной, а теперь, как бы запланированная. И поэтому необходимо, как-то ее заинтересовать, ведь она этого и ожидает, правда? Может быть ей вообще не интересна геология, но интересен я. А может наоборот. И вообще, если я опять начну занудствовать, как люблю, что она тогда скажет. Просто уйдёт, даже не попрощавшись, а я останусь со своей Землёй у разбитого корыта. Что значит со своей Землёй? Ведь это самое главное для меня и, если ей не нравится моя часть, значит вообще не хочу общаться. Да, именно так, пусть тогда лесом идет. И без нее много интересного.
Но насколько все становится интереснее с ней! Как все преображается что ли. Вот скажем, полезные ископаемые, ну, например, уголь. Если я просто на него посмотрю, то он конечно вызовет у меня интерес. А если она возьмёт его в руку, тогда, наверное, полюблю уголь всей душой, только потому, что она держит. Странно как-то, и почему я об этом обо всем думаю с такой стороны. Ведь это обычная встреча, дружеская, правда?»
Он шел даже, не пытаясь заставить себя быть решительнее. Арман доверился мысленному потоку и просто шагал, надеясь на то, что все пройдет хорошо. Желание снова увидеть Наргиз сегодня, несмотря на то что, было настолько сильным, что юноша, сам себе удивляясь, не мог ничего с этим поделать. Он понимал к чему приведут попытки, как-либо повлиять на свое внутреннее состояние. Но не до конца отдавал себе отчёта в том, что каждый раз боролся с собою, дабы успокоиться и привести свои чувства в привычное состояние.
Яркая зелёная трава, изменяя свой цвет во время движения на темно-желтый и даже коричневый, порой отвлекала Армана от размышлений о предстоящей встрече. Он боялся все испортить и в то же время убеждал себя в том, что необходимо сделать все естественно. Наслаждаться природой и своими знаниями, которые как судьбу на картах, Арман собирался показать Наргиз.
Он прошел несколько домов и с дрожью в коленках остановился напротив дома Наргиз. На часах было ровно десять. Он вдруг подумал о том, что она, наверное, передумала гулять с ним и просто решила не выходить из дома. Только эта мысль промелькнула у него в голове, как он увидел Наргиз, которая тихонько открыла дверь и вышла из дома.
Девочка спустилась по деревянным ступенькам порога и пошла по тропинке, так беспечно глядя на небо, как будто не замечала того, что около калитки ее уже ждет Арман.
Он увидел Наргиз и обомлел. Она была одета в желтое платье в горошек. Подол платья и рукава, огибающие плечи, были обшиты белым кружевом. На ногах у нее были темные, в цвет горошин на платье туфли без каблука. Волосы собраны на затылке в хвост. Она шла по тропинке между высокой травой, чуть ли не вприпрыжку. Это был явный знак того, что сама находится в очень хорошем настроении.
С другой стороны, Наргиз точно также, как и Арман переживал по поводу их встречи. Больше всего она боялась, что покажется глупой, когда он начнёт рассказывать ей про Землю. Все что она смогла решить для себя сегодня утром, так это во время разговора думать о своем, больше поддакивать и меньше говорить. Она не хотела выглядеть слишком красивой и сильно не прихорашивалась, потому что считала естественную красоту правильной. Тем не менее сделала все для того, чтобы понравиться Арману. Надела лучшее платье, которое у нее только было, аккуратно расчесала черные волосы и собрала их сзади так, чтобы ни один волосок не выбивался и не торчал, выскользнув из-под резинки.
Наргиз, как открыла входную дверь уже знала, что Арман ее ждет. Она глубоко вдохнула воздух и выдохнула, чтобы немного успокоиться. Но ничего не вышло, сердце бешено билось, и даже когда поняла, что Арман не собирается заходить во двор и идти на встречу, что он покорно ждет ее у калитки, она не могла справиться со своими чувствами. Беспокойство накрывало ее каждую секунду. Но не то беспокойство, заставляющее людей сомневаться и унывать, а предвещающее что-то, о чем ранее человек даже не догадывался.
Наргиз моргала своими карими глазами. Ее лицо отражало радость и в то же время скованность. Полуулыбка застыла на тонких девичьих губах. Щеки в меру худые стали красными от тёплого солнца и от волнения. Она принюхалась своим маленьким заостренным носиком к запаху свежей травы, колыхающейся от ветерка. Пыль клубилась под ее туфлями.
Наргиз подошла к калитке. К этому моменту Арман уже стоял, облокотившись плечом на дерево и ждал пока Наргиз выйдет к нему. Она вышла и посмотрела на Армана.
— Ну что ж, привет, — сказал Арман и все беспокойство в миг слетело с души у обоих.
— Привет, ты похоже опоздал?
— Как? Не может быть? — Арман посмотрел на часы, позабыв про то что проверял время раньше, но не успел сопоставить стрелки с цифрами, как Наргиз сказала:
— Ничего уже не изменишь, опоздал и ладно. Пойдём
Она пошла вперед, не дожидаясь пока Арман отринет от дерева. С минуту они шли молча. В кустах стрекотали насекомые, впереди виднелась старая деревенская тропинка — путь, ведущий к лугу. Арман шел за Наргиз, потом поравнялся с ней и все еще недоумевал из-за того, что она заявила ему при встрече. Однако он не смотрел на часы. Все его внимание увлекла впереди идущая девчонка. Когда он с ней поравнялся, она вдруг заговорила.
— Ну и что ты там мне хотел рассказать?
«Первая проявила интерес, — подумал Арман, — это, наверное, хорошо, но с каким пренебрежением или мне уже кажется?»
— А про что ты хочешь услышать?
— Ну как про что? Про то ..., то что ты вчера рассказывал, да, — сказала Наргиз и подумала: «Ох, ну и дура же я, только бы он не спросил про что вчера рассказывал.»
— А вообще, можешь про что хочешь рассказывать?
— Про пласты?
— Хочешь, рассказывай про пласты.
— Нет, мы про пласты вчера говорили.
— А я знаю, думаешь, что я забыла, ничего не забывала, вот.
— Я не сомневаюсь.
— В чем?
— Нет ну послушай, если я всю дорогу буду рассказывать про Землю и про то, как она устроена, мы, наверное, с тобой оба заснём.
— Ты рассказывай так, чтобы было интересно, — сказала Наргиз и немного улыбнулась, так незаметно, что даже сама засомневалась в этом.
— А может лучше для начала о чем-нибудь отвлеченном поговорим?
—Давай, ах да, дедуля просил передать тебе его искренние извинения за все произошедшее вчера.
— Ну ты передай ему, что все нормально.
— С тобой правда все хорошо?
— Да, только немного голова болит, а так все отлично.
— Не знаю, чего вдруг баран дедули взъелся. Я всегда с ними играла и ничего, никогда не происходило ничего страшного.
— Я на все природное не в обиде. Вот если тебе ветка в глаз ударит, ты же не будешь на нее злиться?
— Не буду, но это же все-таки не ветка, а животное.
— Баран не понимал, что делает кому-то плохо, он просто делал то, что знал инстинктивно.
— Ну да.
Пауза тянулась меньше минуты. Наргиз смотрела вдаль. Тем временем Арман глядел, то на горный хребет вдалеке, то на Наргиз. Он взглянул на ее щеки, потом на глаза и вдруг сказал:
— Ты любишь книги?
— Нет, но хотела бы их полюбить, — ответ пришел Наргиз в голову сам по себе. Она даже не попыталась как-то оправдаться, а просто поддалась внутреннему голосу.
— Ну вот если бы у тебя были книги, то какие они, по-твоему, были бы?
— Может, что-нибудь про звезды.
— А может про нашу планету?
Наргиз засмеялась
— Мы прямо опять вчерашний разговор повторили.
— Да, почти повторили.
Они прошли мимо деревенских домов и вышли к пологому спуску. Там, где совсем недавно Арман спускался с холма, поглаживая доисторические глыбы, теперь он шел вместе с Наргиз и почти не обратил внимания ни на спуск, ни на Зеленую яму, видневшуюся вдалеке. Только глыбы, еле привлекшие его внимание, напомнили ему о вчерашнем происшествии в лесу.
Они тихонечко спустились на тропинку и пошли по ней, словно два воздушных шарика, легко и непринуждённо. Красота местности, такой знакомой, навевала Арману спокойствие, но и порой тревожность, перерастающую в чувство эйфории. Он смотрел на желтовато-зеленую траву, выросшую в этих местах довольно высокой и потом переводил взгляд на Наргиз. Улыбка уходила с его лица, а внутри горел огонь. Он даже в воображении не мог представить себе, насколько красивой покажется ему природа здешних мест рядом с Наргиз.
Насколько величественными и поразительными сейчас казались ему горы и холмы.  Он замечал каждый оттенок различных цветов окружающей природы. Горы темные-серые в середине все больше белели, когда его взгляд перемещался выше к вершинам. Уступы сколов были видны отчетливо несмотря на то, что горы находились очень далеко от него. Он мог в мыслях переместиться туда, встать на уступ, прокричать во весь голос что-нибудь незначительное и эти слова в момент показались бы ему самыми важными в жизни.
Поле простиралось вдаль, насколько хватало взгляда. Он на секундочку забыл, что рядом стоит Наргиз и цвета вдруг оскудели. Это изменение пробудило его. Арман взглянул на ее профиль, она смотрела вперед. «Возможно она чувствует то же, что и я, — подумал он, — тогда понятно почему мы идем в молчании вот уже несколько минут. Интересно, а чем же она сейчас...черт!»
Арман зазевался и споткнулся об камень. Он упал на плечо и замер.
— Ты что? Осторожнее, не видишь камень на земле.
— Думаешь, что эти слова мне помогут? — сказал он, поднимаясь.
— Какой ты неженка.
— Сама такая.
Она подала ему руку, когда он уже почти встал. Отряхиваясь от пыли, Арман заметил, что Наргиз тоже пару раз провела своей рукой ему по плечу, но уже после того, как он почти полностью отряхнулся.
— Спасибо.
— Да не за что, — сказала Наргиз.
Они пошли вперед вместе, не опережая друг друга и шагая вровень. Минут не замечая, следовали по тропинке, нисколько не тревожась о том, что идут в молчании. Арману это не казалось странным, также, как и Наргиз. Они оба восхищались природой и совершенно не хотели о чем-либо говорить. Однако оба чувствовали взаимное притяжение и без слов понимали, что друг без друга им было бы нечего здесь делать. Куда они идут, зачем они идут. Первичная цель их встречи растворилась, остались только внутренние мысли. Наргиз уже не думала о том, что Арман когда-нибудь приступит к своему повествованию, а Арман не думал ни о чем кроме Наргиз. Он порой хотел немного отстать, чтобы посмотреть на нее со спины, увидеть ее волосы ее талию, однако предпочёл идти рядом и ощущать ее нутром. Когда идешь рядом с девушкой, независимо от того видишь ее или нет, все равно чувствуешь ее всем телом. Чувствуешь вместе с тревогой в сердце, замечаешь мельчайшие ощущения, которые только можешь испытывать во время свидания. То же самое происходило и с Арманом. Никогда в жизни он еще не гулял с девушками. И как он думал тогда, никогда не будет больше гулять с такой же красивой девушкой, как Наргиз.
— Что-то прохладно стало? Ты не замечаешь? — сказал Арман.
— Не знаю, может быть.
— Тебе скучно?
— Немного.
— Может тогда я тебе про пласты расскажу?
— Зачем?
— Как? Ты же хотела послушать?
— Ну и что с того.
— Не знаю. Например, ты читала о том, как образуются горы?
— Нет, не читала, — сказала она с явным недовольством в голосе.
— Пишут, что есть два способа их образования. С самого начала некоторые горы были вулканами, ты знала?
— Нет, а как же они стали горами?
— Прошло много миллионов лет прежде чем вся магма внутри вулканов и под ними затвердела, тогда они стали мертвыми и превратились в горообразные каменные глыбы.
— А второй какой?
— Видишь Армянский хребет?
— Ну конечно, я всегда его видела
— Он также образовался в результате силы дух смыкающихся гор.
— А Арарат как образован?
— Хорошо, что ты спросила. Арарат — это гигантский потухший вулкан и цепь гор близ него древние вулканические базальтовые массивы.
— Базальтовые?
— Да.
— Как все сложно! Даже трудно себе это представить.
— А подумай еще о том, что возможно, все эти горы, когда-то были под водой.
— С чего вдруг?
— А с того, что базальт в основном является камнем, из которого состоят океанические пласты.
— Откуда ты все это знаешь?
— Читаю много.
Они прошли довольно длинный путь и сейчас следовали по тропинке, протоптанной через луг пастухами, ведущей к лесу. Арман не хотел снова возвращаться в Зеленую яму, однако путь вёл именно туда. Он знал, что ни за что на свете не пойдет внутрь, а попытается обойти лес стороной, ведя за собой Наргиз.
— Ну мне, наверное, такие книги не осилить?
— Почему нет, ты вполне можешь их прочитать, если конечно тебе будет интересно.
— Нет, я больше люблю изучать растения.
— Правда?
— Да, смотреть на них, нюхать.
— Растения?
— Ну да цветы там всякие.
— И ты читаешь про то из чего они состоят, как растут и знаешь все латинские названия?
— Чего?
— Ну ты же сказала, что изучаешь растения.
— Не совсем растения, скорее цветы.
— А как ромашка на латинском языке будет?
— Что ты такое спрашиваешь? Зачем это нужно?
— Ты ведь изучаешь их, правда?
— Ну да, смотрю на них, на лепестки, нюхаю, но никогда не срываю, потому что они живые.
— С научной точки зрения изучать, значит исследовать среду обитания, условия жизни, структуру и историю возникновения.
— Ну ты и зануда, однако.
— Так ученые делают, когда изучают, а ты, пожалуй, любишь их и наслаждаешься ими, правильно?
— Может быть, не знаю.
Арман немного устал. Они шли не очень быстро, но и не слишком медленно. Ему захотелось присесть на траву.
— Давай посидим здесь, отдохнём?
— Не знаю, может дальше пойдем?
— Дальше лес.
— А ты внутрь не хочешь?
Он побоялся сказать Наргиз, что страшится входить в лес и поэтому промолчал.
— Давай посидим и подумаем, куда пойдем дальше.
— Ну в принципе можно.
Они уселись на траву рядом друг с другом, облокотились руками на землю и их глаза невольно устремились в небо. Ветерок нежно ласкал лица обоих, снимая с них тяжесть прожитого ранее. Как человек утром умывает свое лицо холодной водой, чувствуя, что смывает с себя сон, так и они, наслаждаясь дуновением ветра очищались от душевных переживаний и беспокойств. Снова наступило молчание. Природа успокаивала их, давая шанс остаться наедине с собой, но друг с другом. Далекие горы, величественные и столь живописные, внушали радостный всплеск эмоций у обоих. Как будто очутившись в сказке, они постепенно привыкали к ней и начинали думать, что так будет всегда.
Первая мысль о том, чтобы решить куда идти дальше, растворилась, как только они присели на траву. Мягкие зеленые волосинки казались для обоих природным покрывалом. А земля кроватью, которая в этот момент твёрдой совсем не казалась. Вся природа казалась правильной и естественной, в сравнении с деревенской местностью.  Важные дела, обязанности и заботы, которые только могли быть у семнадцатилетних подростков, остались за спиной. А впереди начиналась успокаивающая и умиротворяющая зелёная гладь, густой лес и горный хребет —природа, которая за всей показной красотой скрывала необъяснимые процессы и явления.
Наргиз легла на траву, а Арман засмотревшись на горы, сразу этого не заметил. Устремив взгляд к вершине невообразимо гигантской горы Арарат, он вдруг снова почувствовал, что остался совсем один. Но это ощущение пропало, как только он услышал шуршание травы под телом девушки. Арман проснулся от своего сна наяву и повернулся к Наргиз. Она лежала на траве с закрытыми глазами. Лежала, словно пытаясь, что-то услышать в тишине луга. Арман загляделся. Он смотрел на нее, не отрываясь. Рядом с ее лицом росла мать-и-мачеха. Маленький желтый цветочек нисколько не мешал ей, не щекотал щеку, она вряд ли знала о его существовании.
Арман внезапно, не отдавая себе отчёта в собственных действиях потянулся к цветку и аккуратно сорвал его, тихонько коснувшись щеки девушки своей рукой.
Она открыла глаза и посмотрела на Армана вопросительным взглядом. Он вдруг зарделся. Юноша не смог выдавить из себя ни слова. Как только Наргиз увидела в его руках цветок, она сразу приняла его касание, как непроизвольное и посмотрела на небо.
Солнце ярко светило над их головами. Арман понюхал мать-и-мачеху машинально, хоть и знал, что запаха она не имеет. Это действие успокоило его. Наргиз улыбнулась, когда увидела, что он нюхает цветок, который не пахнет, но ничего не сказала. Арман выбросил растение за спину и улёгся рядом с ней. От нее пахло каким-то цветочным ароматом. Он закрыл глаза и попытался определить запах, но так и не сумел. Да это было и не важно. В этот момент Арман ощущал ее присутствие лучше, чем, когда бы то ни было. Сердце заколотилось быстрее. Пленительный запах тянул его к ней все сильнее и сильнее. Ему хотелось пододвинуться поближе, прижаться плечом к плечу, а потом и обнять Наргиз. Он вдруг осознал, что не имеет права так поступать и открыл глаза. Наргиз смотрела на него. Она приподнялась и смотрела прямо ему в глаза, как будто что-то от него хотела.
— Чего? — спросил Арман и сразу почувствовал себя дураком.
— Да так, почему ты до меня дотронулся, ведь не из-за цветка?
— Не знаю.
— Может ты хотел?
— Может быть.
— Может быть ты еще хочешь?
Арман промолчал. Он так боялся сказать что-нибудь и все испортить, что предпочёл просто ничего не отвечать.
— Хочешь? — настаивала она.
— Да.
— Мало ли. Не делай так больше.
— Хорошо.
Наргиз испугалась, когда почувствовала на щеке тёплую нежную руку. Она так нервничала, что сама не понимала, как ей поступить в этой ситуации. Девушка легла на траву, но не отодвинулась.
— Наргиз, а тебе не интересно, как образовался алмаз? — сказал Арман, неосознанно снимая напряжение.
— Это такой камень, который самый красивый на свете?
— Да.
— Ну и как же?
—В недрах земли, то ископаемое, которое мы называем графитом подверглось сильнейшему давлению и превратилось в алмаз.
— Графит, тот что в карандаше? Ну это уж совсем глупость какая-то.
— Его кристаллическая решётка... ах, ну проще сказать внутренняя структура сжалась и стала более плотной, превратившись в то, что сейчас богатые люди носят на пальцах и ушах.
— Все это ерунда, не верю ни единому твоему слову.
— Твое право, только вот наука пустых выводов никогда не делает, а человек не осведомлённый очень даже делает.
— Ну то, что ты хотел сейчас сказать, я очень хорошо поняла. Твой вывод такой, что я тупая, да?
— Нет, я так не думаю.
Они замолчали. Но молчание продолжалось не долго. Арман пытался сдерживаться и не впадать в отчаяние, но все же порой так сильно пытался не думать о чем-то предосудительном, что просто не знал куда деться от тревоги внутри.
— Так скучно, — сказала Наргиз, желая только того, чтобы Арман снова к ней невзначай прикоснулся.
Арман в момент остыл, он подумал о том, что теперь она только все портит. И впечатления от природы, и воодушевление от научных открытий прошлого, которые он часто муссировал в своей голове.
— Я уже есть хочу, пойдем домой.
— Если хочешь, но давай еще немного поваляемся на солнышке.
— Только немного, — согласилась Наргиз и снова воспылала.
— А ты знаешь, как и где образовалось золото?
— Нет, а что должна?
— Пожалуй, что нет, но, если тебе интересно, я могу рассказать.
Она вдруг повернулась к нему и облокотилась на локоть. Он посмотрел на нее краем глаза и замер.
— Чего опять?
— Да ничего, голова немного кружиться от постоянного лежания.
Арман тоже привстал и повернулся к ней.
— У меня тоже.
Он посмотрел ей в глаза, она отвела взгляд, а потом снова на него посмотрела.
— Как образовалось золото? — сказала она тихим голосом
— Золотой самородок — это результат соединения элементов внутри звезды благодаря большой температуре
— Золото образовалось в звезде! Как бы я хотела тебе поверить.
— Так поверь, что тебе мешает?
Он посмотрел на нее ясным взглядом и сам того не осознавая застал ее врасплох. Она глядела на него не отрываясь, словно желала чего-то, о чем нельзя сказать вслух.
— Можно? — спросил Арман
— Еще чего!
Наргиз вдруг поднялась на ноги и сказала:
— Ну все, я здесь лежать больше не могу, либо пошли домой, либо пошли посмотрим лес
Арман молчал в недоумении. «Что я опять сделал не так? — спросил он у самого себя и ответа, как ожидалось, не нашел.
— Ну пойдем в лес тогда.
— Пошли.
Не дожидаясь пока он поднимется Наргиз зашагала к лесу. Арман нехотя встал на ноги и, как баран пошел за ней в сторону леса, совсем этого не желая. Лес казался ему теперь устрашающим, ужасным местом, где может произойти все что угодно. Но он понимал, почему Наргиз так интересует этот лес. Ведь авантюризма ей было не занимать. Она то шла медленно, то ускорялась, словно хотела быстрее достигнуть того места, куда ее так непреодолимо тянуло любопытство и крайний интерес. Этими мыслями о приключениях она пыталась отвлечься от неудавшегося свидания. Идти быстрее ее порой заставляло желание отделиться от Армана. Теперь она ощущала к нему неведомую неприязнь, которая забывалась, когда юноша неожиданно начинал рассказывать ей о науке. Наргиз не знала точно, как называлась эта наука, но в устах Армана вся информация, которая была с ней связана, казалась довольно интересной.
— Арман, а расскажи еще что-нибудь? — сказала она, когда юноша с ней поравнялся.
— Что, например?
— Ну не знаю, что-нибудь про земные пласты.
— Земные пласты это по сути земная кора, которая разделена длинным швом. Она может уходить под океан или быть на суше, но функции ее от этого не меняются. Точнее у нее нет никаких функций, это лишь только наше предположение, по-другому проекция. Кора образовалась в результате долгого процесса, о котором ученые знают не слишком много, чтобы с точностью принимать какую-либо теорию.
— Подожди, ты сказал, что они разделены швом?
— Да...— Арман вдруг замешкался, взглянув на Зеленую яму — слушай, а может быть здесь обойдём лес. Там за ним другой есть.
— Зачем?
— Не знаю, просто для интереса.
— Ну давай обойдём.
Они пошли на право, огибая лесок.
— Так вот, шов этот — место столкновения двух различных пластов, например, тихоокеанского и североамериканского пластов. На стыке двух гигантских пластов замирает огромная энергия и когда, спустя много лет эта энергия высвобождается путём постепенного расхождения пластов, происходит землетрясение, которое разрушает города.
— Как это невероятно звучит!
— Это точно, природа невероятна во всех своих проявлениях.
Они шли рядом с лесом, но не заходили внутрь, следуя по пути к другому более обширному. Порой Арман заглядывал внутрь и пытался отыскать глазами тот вход и тропинку, ведущую вглубь Зеленой ямы, которую вчера он обнаружил на свое несчастье. Он следил за Наргиз, опасаясь того, что она вдруг захочет пойти туда.
— Хотела бы я говорить так, как ты.
— Это как, так?
— Умными словами.
— Это все книги, я их много читаю, конечно порой приходиться помогать по дому, но как-то нахожу время для книг.
— А я, честно признаюсь, вообще никогда книг не читала, мне только бабушка в детстве сказки рассказывала.
— Ну в этом ничего плохого нет.
— Почему?
— Каждому свое.
Они еще долго обходили лес, болтая о разных вещах. Жизнь у обоих текла похожим образом, не считая того, что Арман занимался самообразованием с детства, а Наргиз гуляла и даже не задумывалась о том, что нужно что-то читать и изучать. Хотя Наргиз в душе была исследовательницей. В детстве она все время норовила убежать куда-то далеко. Дед порой сам водил ее, показывал горы, рассказывал про войну и Арарат. После таких походов с дедом внутри у нее возникало желание самостоятельно исследовать мир. Но с приходом подросткового возраста в ее жизни все изменилось. Она стала ощущать себя девушкой, и все свои старания направила на женские обязанности и на прихорашивание.
Шли они довольно долго. Как только перед глазами показался обширный лес они в туже минуту свернули к чаще. Они не хотели заходить слишком далеко, углубляться в дебри сосновых и еловых деревьев, поэтому договорились немного пройти сквозь деревья в те места, где можно было увидеть поле и найти тропинку к нему.
Слишком долго они шли вдоль леса, не решаясь углубляться. Солнце постепенно садилось, прячась за высокими изогнутыми соснами и шапками ёлок. Тень от деревьев заходила все дальше на просторы поля.
Они остановились у открытой чащи.
— Может быть сюда зайдём? — сказал Арман
— Не знаю, что-то уже темнеет, пойдем лучше обратно.
— Ну как хочешь.
— Нет, хотя подожди, как бы можно зайти, но я боюсь.
— Не бойся.
— Ты что, дурак?
— Нет.
— Попробуй сам не бойся. Ладно, давай, пошли уже скорее и потом пойдем домой.
Они прошли по тропинке в чащу леса. Зашли они сравнительно недалеко. Тропинка вела через лес к другому его концу, но ни Наргиз, ни Арман об это не знали. Поэтому они бы никогда не решились пойти по тропинке вглубь.
— Слушай Арман, ты чувствуешь?
— Что именно?
— Как здесь дышится, — она подняла взгляд на макушки деревьев и вдохнула воздух носом.
— Может быть, кажется тоже чувствую.
— Да ничего ты не чувствуешь, просто обманываешь, — сказала она, смеясь, и игриво толкнула его в плечо.
В этот момент, не заметив корня под ногами, Наргиз задела его носком и упала на землю, приземлившись на колени. Арман перепугался и потянулся к ней, но поздно. Она упала и ободрала правую коленку. Девушка села на землю и обхватила руками ноги. Арман опустился на корточки. Сначала он посмотрел на ее разодранную коленку, потом на лицо. Наргиз заплакала от боли и неожиданности.
— Господи, как же ты так?
Она ничего не отвечала, а лишь тихонько плакала и аккуратно отряхивала коленки от земли.
— Ну не плачь, ничего страшного, пройдет.
Она его не слышала. Тогда он решил немедленно что-то сделать. «А что сделать? — подумал он — что-то нужно!» Он сел напротив нее и аккуратно, почти не дотрагиваясь до ноги, прикоснулся к ней губами. Наргиз внезапно перестала плакать. Она посмотрела на Армана большими заплаканными глазами.
— Ну не стоит, не плачь, пожалуйста.
— Поцелуй меня, — сказала она вдруг.
— Ладно.
Он подполз справа. Она повернула к нему голову. Арман потянулся к ней и осторожно прикоснулся своими губами к ее губам, потом отпрянул.
— Тебе легче?
— Да.
— Наргиз, рану нужно дезинфицировать, пора возвращаться домой.
— Пойдем.
Арман поднялся на ноги. Наргиз тоже аккуратно поднялась. Он взял ее под руку и повёл.
— Ты меня поцеловал из-за жалости?
— Нет!
Весь остальной путь они проделали в молчании. На небе появилась луна. Пройдя по кромке леса, они вышли на тропинку, ведущую к деревне. Они шли очень тихо и аккуратно. Поэтому долго. Наргиз прихрамывала на одну ногу. Девочка больше не плакала. Она держалась за Армана и спокойно передвигалась.
В сумерках были видны только очертания холмов. Горы и лес остались позади. Арман ни о чем не думал. Все его внимание было сосредоточено на Наргиз. Он порой смотрел на ее ободранную коленку, но в темноте видел лишь тёмное пятно.
Первый дом показался, когда уже совсем стемнело. Они поднялись на холм, пройдя между больших камней. Арман довёл Наргиз до дома. Он открыл ей калитку, и ждал, пока она войдёт. Когда она зашла, он прикрыл калитку и уже собрался уходить, но немного поразмыслив, решил еще немного постоять около забора. Арман смотрел, как Наргиз тихонечко идет к дому, прихрамывая на правую ногу и все еще не мог поверить, что ее поцеловал. Наргиз скрылась в дверном проеме, и он направился домой.
Когда Арман дошел до своего дома, то почувствовал усталость в ногах и спине. Пока он шел, поддерживая Наргиз, такого ощущения не возникало, но сейчас, когда кровать была уже близко, и телом и разумом Арман желал отдохнуть.
Он зашел в дом. На кухне никого не было. В гостиной спал отец. Его удивило то, что и мать и Лусине уже спали. Когда Арман проходил мимо гостиной, он вдруг услышал голос отца. Тот проснулся от топота в коридоре.
— Арман?
— Да пап?
— Почему так поздно?
— Ничего не поздно.
— Арман, нам завтра...— говорил отец в полудреме — на днях мы с тобой пойдем на охоту, так что готовься.
— Хорошо пап, как скажешь.
— Да, как скажу, ложись, давай.
— Ложусь, спокойной ночи, пап.
— Спокойной.
Арман проследовал к себе в комнату. Лёг на кровать и еще несколько часов не спал, вспоминая мгновенный мимолетный первый в его жизни поцелуй. Потом он крепко заснул.
ГЛАВА 3
Этой ночью Арману было трудно заснуть. Он поворачивался то на одну, то на другую сторону. Ложился по диагонали. Мял подушку, выкидывал ее на пол и пытался спать на голом матрасе. Что-то его беспокоило, только вот он не мог понять, что именно. В голове проскальзывали мимолетные мысли о прошедшей встрече с Наргиз. В особенности он вспоминал один момент. И этот момент, как на испорченном киноаппарате зацикливался у него в мозгу каждый раз, когда он более ли менее погружался в дремоту. По его телу, словно электрический ток, прокатывалась волна, и Арман просыпался, негодуя на себя и на свою голову. Единственной отрадой для Армана этой ночью были другие воспоминания о Наргиз.
Арман не мог встать и пойти заниматься делами, не мог пройти по коридору на улицу, так как боялся разбудить родителей, которым завтра нужно было рано вставать. Он еще пару часов повертелся в постели, до конца убедился, что не заснёт, и очень сильно разозлившись на себя, сел по-турецки на матрасе. За окном висел кусок белой, как известняк, луны. Он посмотрел в это небольшое, единственное в его комнате окно и почувствовал, как луна посылает ему свежий ветерок. Это чувство заставило Армана приоткрыть окно. Он потянулся к форточке и одним лёгким движением, заученным за долгие годы, проживания в этой комнате, открыл ее на несколько миллиметров. Свежий холодненький воздух просочился сквозь отверстие. Арман вдохнул его ноздрями, все еще сидя по-турецки на матрасе. Нос через некоторое время очистился от застоя. Ему стало приятно дышать.
«Может прилечь?» — подумал он. Хотя спать не так уж необходимо. Папе завтра на работу. Вот если бы мы пошли охотиться утром, тогда да, а так я спокойно могу встать, скажем, в два часа дня и ничего особенного не произойдёт. Конечно мама будет ругать меня за то, что я опять пропустил школьные занятия. Но она знает, что это не первый и уж точно не последний раз. Лучше поспать конечно. А может и не лучше, хотя для организма точно лучше. Была бы сейчас здесь Наргиз. Если бы она лежала рядом, то я бы сразу заснул. Почему бы ей не лежать здесь рядом? Ну как же! Она приличная девушка. Если мы хотим спать в одной постели, нам необходимо пожениться. Чтобы пожениться, нужно окончить школу и деньги откуда-то брать и жильё свое иметь. Хотя это не обязательно. Уже одно то, что у меня есть этот замечательный матрас, может нас с Наргиз спасти. Будем жить на нем. Вместе сидеть по-турецки, если одолеет вдруг бессонница. Но мы определенно сможем ее победить. Эту бессонницу, только вдвоем, иначе не уснём. Наверняка она тоже сейчас не спит. А может и спит. Ведь уже половина четвертого. Скоро будет светать. А пока что остаётся вот так вот сидеть и думать, как бы было хорошо и правильно, спать с ней вместе на этом матрасе.
Арман еще раз взглянул на луну. Теперь она казалась ему единственным другом, который сейчас рядом. Холодный, далекий, мрачный друг. Он вдруг вспомнил про родную Землю и замер на секундочку. В голову пришла мысль, что приютившая его и так горячо любимая им Земля обидится за то, что он считает Луну своим другом. Арман выкинул все образы Луны из своей головы в ту же секунду. И подумал о Земле. Вспомнил о том, что рассказывал Наргиз о горах и о подземных ископаемых. Ему было так приятно просвещать другого человека в том, в чем он сам очень хорошо разбирался.
«Рассказать бы об этом всем, — подумал Арман. Чтобы все знали, как велика и необъятна наша родная Земля. Да, только вот всех не соберёшь в одном месте, даже если очень захочешь. Многим скорее всего будет не интересно. Вот Наргиз, например, было интересно? По-моему, да, было. Хотя я точно сказать не могу. Возможно ей больше нравилось смотреть на горы, чем слушать о том, как они образовались. По-моему, ей больше нравилось представлять золотые сережки в своих ушах, чем слушать о том, как это золото создается природой. Наверняка у нее не прошла в голове такая мысль, что без всего природного, не было бы ни планеты, ни золота, ни, собственно, людей. Вот наверняка такой мысли у нее не было.»
Арман загорелся мыслью о всемирном знании и заинтересованности в знаниях по тектонике и минералоги. Но сразу же отогнал ее от себя, потому что понял, как нелепо было бы если бы все в мире интересовались одним и тем же. Он подумал о том, как заинтересовать тех, кто занимается геологией. Арман на секундочку представил себя в роли профессора. Ему показалось, что такая роль была бы ему к лицу. Он мог бы вести занятия у студентов геологов. Преподавать, однако для этого с самого начала ему было необходимо самому выучиться.
Арман прилёг на матрас и заложил руки за голову. Ему вдруг стало понятно, что профессором он сможет стать только через очень много лет, когда сам все досконально изучит. Тогда он сможет проводить исследования, изучать грунт, как полагается, делать глубокие подкопы, собирать данные по различным шахтам, естественным пещерам, у нефтяных вышек или на дне моря. Однако сам он не слишком желал лазить по всем этим местам, его бы удовлетворил отчёт с разных мест — информация, которую он потом использовал бы для своих исследований. Слово «исследование» ему нравилось только в теоретическом смысле. Хотя он порой думал об открытиях. Вот и сейчас, не решаясь слишком сильно углубляться в тему сложности поисков нового, он с детской наивностью позволял себе мечтать об оном. О том, что он, Арман, ученый-геолог откроет что-то новое. Полезное ископаемое, может быть подземную гору какую-нибудь или водоём под землёй. А может быть он бы открыл новый способ изучения различных горных пород.
Арман задумался над этой мыслью серьезнее, чем над всеми остальными. «Я всегда имел трудности, — рассуждал он про себя, — с тем, что называется исследованием. Все мои способы изучения земли оказывались провальными. Но возможно есть такой способ, который, наверное, изменит весь подход к изучению поверхности земли. Возможно не внутренних частей земли, ведь для этого уже необходимы огромные мощности и куча знаний из различных областей геологии, а скажем поверхности при изучении сдвигов земной коры. Если бы я смог создать что-то, что могло спрогнозировать такое смещение мне, наверное, дали самую серьёзную премию, которая только есть в этом мире. Да, даже не важно дали бы мне ее или нет, потому что одним таким изобретением, я бы перевернул всю науку и заинтересовал бы изучением Земли множество различных людей. Как раз то, что мне и нужно.»
Арман повернулся на бок. Он все еще по инерции размышлял о разном, но уже наполовину дремал. Усталость взяла свое. Арман вскоре заснул.
На утро его разбудили голоса, раздававшиеся с кухни. Арману казалось, что его мать довольно серьезно чем-то расстроена. И даже в беспокойной дремоте он слышал, как мать ругает отца. Ближе к тому моменту, когда Арман уже практически проснулся, ему стало ясно за что.
Он, как всегда, поднялся с кровати, присел и уставился в дверцы шкафа. Мать не переставала вещать с кухни. Арман почесал затылок и стал внимательно слушать то, что она говорила отцу.
— Николо, ну как так можно в конце концов. Целыми днями ты таксуешь и ни капельки не уделяешь семье. Ну ей-богу, как так можно?
— Послушай! — вскричал отец Армана, — если бы я не таксовал, то не было бы у тебя сейчас этого супа, который ты варишь в кастрюле. И не было бы тех лепёшек, которые сейчас лежат на столе. Вот видишь, они здесь, – показал он на большую тарелку с подгорелыми хлебными лепешками, испечёнными его женой вчера вечером.
— Да кто же спорит, Николо, дорогой, — смягчилась вдруг она, — ну невозможно ведь смотреть на тебя, когда ты столько...
— Невозможно, не смотри! — он стукнул по столу, — хватит меня учить, я знаю, что делаю!
Николо поднялся из-за стола, недоев супа.
— Ну куда же ты, ну прости, Николо, — сказала мать Армана и подбежала к мужу так близко, что он не мог уйти без ответа.
— Я гордый человек! — сказала он громко, — и смерть моя придет тогда, когда я перестану кормить свою семью. Смерть от стыда.
В этот момент из другой комнаты показался заспанный Арман. Он вышел в коридор и застыл, посматривая то на мать, то на отца. Ссора тут же прекратилась. В доме воцарилась тишина, как только родители увидели Армана в коридорчике. Он уставился на отца. Лусине тихо сидела на диване и все время ссоры старалась не слушать родителей, закрывая уши руками. Ей стало намного легче после того, как в коридоре появился Арман. Она накинулась на суп и совсем не заинтересовалась причиной такого внезапного молчания.
— Арман-джан, дорогой, ты уже встал? Что ты так поздно пришёл вчера?
Мать продолжила готовить. Арман вошел в комнату, поздоровался с отцом и матерью, сел рядом с Лусине и ответил:
— Я гулял.
— Да я уж понял мой друг, а что же допоздна? — спросил отец с горячностью в голосе.
— Так вышло. Горы далеко.
— Что ты говоришь! Арман, чтобы быть хорошим человеком, необходимо вовремя ложиться и вовремя вставать, ты это понимаешь. А чтобы...
Николо стал отчитывать своего сына, переключившись с отстаивания необходимости своей работы перед женой на воспитание Армана. Мать помалкивала, но в душе, стоя у закоптившейся печи и помешивая суп в кастрюле, улыбалась. Она была рада, что Николо ее услышал.
Арман ничего не отвечал. Он покорно ждал еды, постоянно меняя положение тела и то, как он сидел на деревянном табурете без спинки. Он слушал отца и делал все возможные и невозможные вещи, чтобы отвлечься. Покачивал хлипкий стол, ерзал на табурете, строго посматривал на напряженную сестру, переводил взгляд на оторванные сестрой обои. Отец все вещал. Он говорил таким тоном, словно хотел внушить Арману быть хорошим, а сам расписывался в своем бессилии повлиять на него, так как не видел его реакции. Почти никогда не видел. Но все в доме, включая Николо привыкли, что единственной реакцией на провокацию у Армана была широкая, неясная по своему значению улыбка. Сейчас же Арман был серьёзен, но не подавал виду, что чувствует вину за свои действия. Он и сам порой сомневался в том, что чувствует. А уж родители вообще толком ничего не понимали.
Николо успокоился и присел за стол. Он попытался доесть свой холодный суп, но после двух ложек попросил жену вылить в общую кастрюлю остатки.
— И никогда дети мои не выкидывайте то, что оставили. Мой суп остыл, но знайте, если бы он был горячим и, если бы ваша мама не заикнулась по глупости про мою работу, я бы его доел до конца. Доедайте все до конца и не смейте оставлять ни капли.
Мать Армана промолчала. Она все еще вспоминала, как Николо ругал Армана за позднее появление. Она снова улыбалась, но теперь потому что знала, где был ее сын и самое главное с кем он задержался до наступления темноты.
— Ты все мешаешь суп? Он и без тебя сварится.
Мать Армана переключилась на лепешки, которые были еще в стадии заготовки.
— Арман, ты можешь мне сказать в конце концов, как ты будешь поступать дальше, по жизни?
Арман немного помолчал. Делал вид, что думает. Потом ответил очень коротко и однозначно.
— Так, как велит мне сердце.
Николо немного опешил от его ответа. Но поразмыслив над этим согласился и стал собираться на работу.
— Это тоже правильно, — сказал он спокойным тихим голосом.
Мать перестала улыбаться. Она взглянула на Армана. Все такой же каменный, но в душе добрый. Арман взглянул на нее. Сначала ему показалось, что мать чем-то огорчена, но потом, в ее взгляде он уследил одобрение.
«Хорошо, что папа этого не видел, — подумал Арман. А то он, наверное, на работу бы так и не отправился, все ругаясь, да воспитывая.»
Николо попрощался со всеми. Он подошел к дочери и поцеловал ее в лоб.
— Пока, пап, — сказала Лусине.
— Пока золотце, скоро увидимся.
— До свидания, Николо, не задерживайся.
Николо было хотел ей ответить, но сдержался.
— Пока, — сказал он, — Арман-джан, будь мужчиной.
— Хорошо, постараюсь.
Николо вышел за дверь. Арман слышал отдаляющийся рык мотора. Звук совсем исчез.
Какое-то время на кухне было тихо. Из старого треснувшего окна сочился солнечный свет и падал на волосы Лусине. Она щурилась и порой даже закрывала глаза, когда поворачивалась к окну.
Арман доел свой суп и налёг на лепешки. Большие, чуть поджаренные хлебные лепешки он любил больше всякой другой еды, которую когда-либо ел. Он отдирал хлеб от лепешки и с упоением жевал, наслаждаясь вкусом. Уставившись на дырявую от горячих окурков скатерть Арман глотал не до конца прожеванный хлеб и снова поедал лепешку, отрывая от нее кусок за куском.
— Оставь на завтра. У нас сейчас не так много еды. Ты же знаешь, — сказал мать.
После этих слов Арман проглотил все что было схоронено в щеках и положил оставшуюся лепешку на место.
— Мам, он объел лепешку, даже не оторвал и положил обратно в тарелку, фу! — воскликнула Лусине.
— А ты не ябедничай, — сказал Арман, — а то я тебе этой лепешкой по голове надаю хорошенько.
— Мам! — воскликнула Лусине и на ее глазах появились слезинки.
Мать обжарила очередную лепешку и положила на стол, а ту лепешку, которую Арман объел, обрезала и положила перед Лусине.
Арман улыбнулся. Внезапно мать дала ему подзатыльник.
— Черт, — сказал он тихо, немного пригнувшись.
Тут улыбнулась Лусине и шмыгнула носом. Арман отвесил подзатыльник ей, вскочил со стола и выбежал во двор. Лусине громко зарыдала. Тем временем Арман уже выбежал за калитку.
Он шел по дороге счастливый, сытый и представлял, как Лусине громко плачет, жалуясь маме на него. Его шаг по началу быстрый и широкий медленно превратился в короткий и очень тихий. Прогуливаясь Арман подметил следы от колес на дороге.
— Папина, — сказал он вслух.
Дорога вела к глыбам, туда, где холм спускался и переходил в луг.
На улице было свежо. Дышал Арман спокойно, не как дома. В своей комнате он чувствовал, что стеснён. Стеснен старыми деревянными стенами, чуть потрескавшимся маленьким окном, скрипучим полом под босыми ногами, храпом своего отца, отзывающимся эхом в полуночной тьме коридора. Даже в горах, у края возвышенности он вспоминал мамину печку. Как-то раз Арман решил заглянуть внутрь. Заглянув он ничего не увидел, кроме мрака и пустоты. Ему на секунду показалось, что это та же пустота, которая окружает его любимую планету.
Арман шел по тропке и смотрел по сторонам. Люди выходят, сушат бельё, болтают без умолку, доят коз. У многих двери на распашку. Собаки лают. Так он дошел до дома Наргиз. «Она, наверное, еще спит», — подумал Арман. Ему захотелось постоять у ее дома. Но как только Арман встал напротив, он почувствовал неловкость, словно следил за Наргиз. И в то же время ему жутко хотелось увидеть ее снова. Арман отошел немного подальше, спрятался за кусты. Он какое-то время постоял за кустами, в надежде, что Наргиз все же выйдет из своего дома, но она не вышла и Арман угрюмый отправился дальше.
Пока юноша шел до спуска, ему в голову лезли мрачные мысли о жизни. Настолько мрачные, что в какой-то момент он захотел просто сесть на пыльную дорогу, несмотря на людей вокруг, потом лечь, а потом и вовсе исчезнуть.
Но Арман сказал себе, что должен дойти до глыб и уж потом он сможет дать себе возможность присесть. Он посмотрел на луг, одно большое полотенце вдали. Перевел свой взгляд на горы.
«Ну почему», — сказал он себе, — почему же я думаю о таком. Ведь только что было так радостно. Хотя если жизнь на земле бессмысленна, то и радость также не имеет смысла. Без любви нет смысла. Это точно. Однако, мне всегда казалось, что смысл в том, чтобы изучать Землю. Разве нет? А что, если я это просто придумал и навязал себе. Что если Землю и без меня изучат и обойдутся без меня. Впрочем, вот и глыбы.»
Арман подошел поближе к одной глыбе. Погладил ее. Потом спустился пониже, погладил следующую глыбу. Они казались бесчувственными. Арману захотелось на мгновение стать бесчувственной и каменной глыбой. Он присел на траву.
Всюду расстилался луг. Горы пронзали ватные облачка. Но Арману было не до этого. Он опустил глаза. Уставился на траву и замер в таком положении на несколько минут. Как будто что-то или кто-то забрало у него все силы.
«Что со мной? — подумал он. - Неужели я могу чувствовать что-то подобное. Усталость. Гнёт со стороны. Не хочу. Не могу.»
Арман прилёг на траву. Солнце светило в лицо. Он закрыл глаза рукой и ему вдруг стало полегче. Он дышал медленно и спокойно. Все вокруг внезапно приобрело цвет. Салатовый луг, продувался порывами ветра. Голубое небо желтело у краев солнца. Спина чесалась. Арман лежал на траве и ему постоянно казалось, что кто-то по нему ползает. То ли под одежду забрался кто-то, то ли в волосы. Арман понять не мог, но постоянно чесался и смахивал с себя несуществующих или существующих насекомых.
Он присел, поправил старую отцовскую рубаху. Скрючился и снова уставился на траву. Ему не хотелось смотреть туда, куда он смотрел сотни раз до этого. Ему чего-то нахватало. Он не мог понять, чего.
В пространном состоянии Арман провел десять минут. Потом очнулся и заговорил с самим собой: «Ну хоть что-то должно после меня остаться. Ну хоть немножечко. Вот после папы, например, останется его машина, после мамы ее дети, а после меня что? Моя одежда, наверное. Однако и у них мало что есть. Ничего выдающегося. А мне нужно многое оставить. Исследования, научные работы, академические труды. Что-то, что потомки будут использовать после меня, что они будут изучать в университетах. На первом занятии по геотектонике будут обязательно говорить мою фамилию. Будут рассказывать обо мне, как о Копернике или о Галилее, или о Хаттоне. А на что мне это все? Джеймс Хаттон умер, и я умру, и зачем мне это нужно? Таким образом, все что останется после меня это мешочки с землицей, да старый потертый атлас. Ну еще моя одежда.»
Он прикоснулся руками к лицу. Потер лицо, потянулся и уставился на горы. Они были великолепны. Ему казалось, что горы — это словно скульптуры, созданные богам из неба и земли. Он вдруг представил, как бог отрезает от неба большие куски, и они сразу же, в ту же самую секунду каменеют, превращаясь в горы.
Эта шальная мысль обрадовала Армана. Он посмеялся над самим собой. Что бы всерьёз думать о таком, ему бы пришлось вернуться в прошлое лет на десять и начитавшись мифов, сидеть напротив гор, раздумывая о смысле жизни. Вряд ли это было тогда возможно. Ну, а сейчас он уже не мог фантазировать, как раньше.
«Начитался я научного, — подумал он про себя, — теперь даже о глупостях подумать невозможно. Это просто глупо. А что в принципе не глупо? Все так или иначе глупо, потому что не осмысленно. Как это?»
Арман часто говорил то, чего не понимал. И соображал, о чем шла речь уже после того как сказал. Он как будто фантазировал, философствуя или философствовал, фантазируя на разные совершенно несвязанные с его реальным опытом темы. Порой эта привычка казалась ему очень странной. Вдумываясь в те внезапные фантазийный мысли, которые возникали в его голове, он глядел на траву. А по факту никуда не глядел.
Сейчас он решил оставить последние размышления и просто посидеть в тишине. Но как только пришла тишина, вместе с нею словно под ручку явились гнетущие мысли. Он отгонял их, как мог, но все на что Арман был способен это усилием воли заставлять себя думать о хорошем. Не помогло. Плохие мысли устраивались в его голове, занимали весь диван или плясали чечетку.
Он подумал о маме с папой.
«Вот их жизнь, — думал он, — почти бесцельная. Они целыми днями работают. Папа таксует, мама в доме хозяйничает. Но ради чего? Только лишь ради нас с Лусине. А папа? Он ведь даже нас не видит, хотя и ради нас работает. В чем цель их жизни? Где их большие достижения? Где смысл? Порой мне кажется, что я один на этой земле ищу смысл там, где его скорее всего нет. Вот опять. Ну, как только такие мысли приходят мне в голову? Придумаю что-нибудь, а сам не могу понять, что сказал. Хотя может чуть-чуть и понимаю. Ведь только я один ищу большой смысл, а все остальные довольствуются тем, что имеют и ничего особенно-то не ищут. Как же так получается? Может это не всем дано? Не знаю.»
Арман закрыл глаза. Он устал думать. На секунду он представил, что находится где-то далеко от этого места. Папа часто рассказывал Арману о Ереване. Там солнечно, как и здесь. Много интересного, чего здесь нет. Арман представил, что он в Ереване. Гуляет, осматривает достопримечательности. Он открыл глаза и увидел все те же горы. Ему стало грустно. Оглядевшись вокруг, он не заметил ни единой души.
Крыши домов за спиной. Глыба у плеча. Выцветающий, как ему тогда показалось, луг и горы, такие большие, но порой незаметные. Его не покидало гнетущее чувство, однако он перестал обращать на это внимание.
«Скучно», — подумал он и вздохнул.
Кто-то со спины закричал звонким голосом:
— Арман!
Арман сразу узнал этот голос. В момент в нем вскипела кровь. Он вскочил с травы и поднялся на холм и увидел Наргиз. Сначала Арман не знал, что делать. Наргиз тоже замешкалась, но потом подбежала к Арману и обняла его. Арман поцеловал Наргиз в щеку. Она полезла дальше и поцеловала Армана в губы.
Они оторвались друг от друга через пару минут.
— Как твоя коленка? — спросил Арман.
Наргиз посмотрела на него щенячьими глазами.
— Ничего, уже не так больно.
— Слава богу, хотя бог создал землю, а в земле проросли корни, а ты как раз споткнулась о корни. Так получается, что бог виноват в этом.
— Не умничай. Слушай мне сейчас нужно будет отлучиться. Я иду с бабушкой в лес.
Арман посмотрел в сторону. До этого он обнимал Наргиз так крепко, что ей было сложно дышать, а сейчас он вдруг почти опустил руки.
— Ну чего ты? Встретимся же вечером.
— Да, только вот...
— Что?
— Не знаю, чувство у меня нехорошее какое-то, гнетёт.
Он вдруг вспомнил, что чувствовал до прихода Наргиз и о чем благополучно забыл в тот момент, когда ее увидел.
— Какое чувство? — спросила она и погладила его по щеке, как это когда-то делала его мама.
— Не будем об этом, ладно. У меня нет слов, чтобы описать это чувство. Я безумно рад тебя видеть и рад, что ты находишься так близко.
— Да, я тоже. Очень, очень рада, — сказала Наргиз.
Арман обнял ее и ощутил тепло. То тепло, которое он никогда не чувствовал до этого. Тепло ее тела. Оно как будто вошло внутрь него. Проникло сквозь одежду и кожу. Ему стало легко, как никогда. Напрягшись на секунду, он вдохнул воздух полной грудью и расслабился в ее руках, как маленький ребенок в руках матери. И только после этого почувствовал сильным себя. Он больше не был ребёнком и обнимала его не мать, а Наргиз. Ее тепло было другого рода.
Он все еще боялся размышлять. Но та, гнетущая мысль, как темное пятнышко, затмилась огромным, жгучим, ярким солнцем.
Наргиз посмотрела на Армана и улыбнулась.
— Ну все, я пошла, ладно?
— Нет, не надо.
— Надо, Арман, обязательно увидимся вечером.
— А может лучше сейчас?
— Так никто не говорит, — сказала она, и, вырвавшись из его рук, побежала к своему дому, махая на прощание ладошкой. Арман не успел ее поцеловать. Он не стал ее догонять. Юноша проводил девушку взглядом и снова спустился с холма. Там он сел и облокотился на холодную глыбу. Все что ему было сейчас нужно это Наргиз. Пожалуй, это все, что ему было сейчас нужно. Арман уставил взгляд в глыбу. Плечо, которое он подставил под глыбу охладилось. Арман смотрел на маленькие крупинки, заточенные в большом камне. Там были темно-рыжие крупинки. Они больше всего выделялись среди остальных серых, темно-серых и светло-серых крупинок. Весь камень состоял из маленьких частичек.
«Вот эти серые крупинки весь мой мир, — подумал Арман, - А вон та рыжая, — моя Наргиз. Она теплее всего. И важнее для меня, чем все остальные. Интересно, что это за камень? — вдруг спросил он себя. - Неужели частички гранита. Возможно, а может быть что-нибудь другое. Но если это гранит, то абсолютно точно можно сказать, что вся эта глыба одна большая магматическая порода. Хоть бы минерал какой-нибудь попался. Слюда, например. Наверняка она там есть. Я конечно не очень сильно люблю минералогию, однако без этого сложно представить себе полноценную геологию и даже полноценную геотектонику. Все связано, как ни крути. Ведь магма образовалась в результате процессов, происходящих на Земле, точно также, как и минералы, хотя где-то я читал, что есть минералы, оставшиеся от упавших на землю метеоритов. Это конечно не меняет сути дела, но однозначно добавляет каплю дёгтя. Ну деготь то точно не с метеорита. Это я, не подумав, так решил».
Арман засмеялся во весь голос от своей шутки. Ему стало так весело, что он больше не желал сидеть у холма и решил пойти занять себя какими-нибудь домашними делами.
Он поднялся на холм и пошел по привычной тропинке в сторону дома. Погода несколько ухудшилась. Сильный порывистый ветер трепетал слабые ветки деревьев. К деревьям у Армана было особое отношение. Юноша смотрел на них, как на живые существа. В детстве гладил их и исповедовался перед ними. На участке, где жила его семья, он проводил много времени с кривой сосной, которую очень любил именно за это ее свойство. Она завивалась по спирали и выпрямлялась у самой верхушки. Но никто даже не догадывался о том, что верхушка у Кохи прямая. Об этом знал только Арман.
В самом раннем детстве, когда деревья для него еще не имели никакого значения он играл у сосны с палками, ковырялся в земле, дубасил деревце и где-то посреди травы случайно увидел большой железный ржавый гвоздь. Он подбежал к гвоздю, поднял его и снова вернулся к Кохе. У мальчика появилось естественное желание, что-нибудь выскоблить на дереве. Толстая кора была для этой цели непригодна. Поэтому Арман отодрал кусок коры гвоздем и на месте, где осталась голая древесина начертил безобразные полоски, ничего не означавшие ни тогда, ни уж тем более сейчас. По прошествии нескольких лет Арман так часто играл среди деревьев в одиночестве, что в конце концов полюбил их, как своих единственных друзей. Он стал лазить по деревьям и единственным деревом, на которое у него получалось залезть, оказалась рыжая сосна. Так он ее называл.
Дерево настолько сильно взволновало его, что ему стало стыдно за свой детский поступок. Тогда уже будучи почти подростком Арман залезал на дерево, почти на самую верхушку и видел, что она выпрямляется и тянется вверх к звездам. Порой он приходил к сосне и просил у нее прощения. Порой просто проходил мимо и невольно облокачивался, но через секунду уже прижимался к дереву и начинал рассказывать о своих проблемах Кохе.
Сейчас он шел по тропинке, наблюдая за тем, как ветки на чужих деревьях уверенно колышутся, следуя за порывами ветра. Арман ворошил воспоминания о рыжей сосне. Он представлял, как ее ветки колышутся, отламываются и падают на землю. Вспоминал ее темно-рыжую кору и самое главное то, что чувствовал, когда рассказывал дереву о своих проблемах. Самый лучший друг, самый преданный товарищи его детства, сейчас должен был подвергаться нападкам ветра и тянуться в сторону, в которую этот ветер дует.
Арман прошел мимо двора Наргиз. У загона курил дед. Он завидел Армана и кивнул ему. Арман тоже кивнул и прошел мимо. Вдруг дед крикнул Арману вслед:
— Здоров ли, Арман?
— Да, все в порядке, не беспокойтесь попусту, — сказал Арман, обернувшись на пару секунд.
Арман пошел дальше. Он посмотрел вдаль. Дома, стоявшие рядышком, как будто испарились. Вдали словно темно-зеленое покрывало, виднелись сливающиеся холмы и горные хребты. Они смешивались в одно большое нагорье, граничащее только с небом. И лишь по оттенку зеленого можно было отличить холмы поменьше от тех холмов, что побольше. Темно-зеленые повыше, светло-зеленые пониже, посредине совершенно разные оттенки. А ближе к земле виднелся зеленый, к вечеру почти черный прекрасный луг.
Арман бывал в тех местах и не раз. В детстве он мечтал сходить туда с отцом. Подрастая он упрашивал отца об этом. Отец согласился только на четырнадцатый год его рождения. Они пошли очень далеко. Арман помнил этот день, как сейчас, хотя с того момента прошло уже больше трех лет. Тогда он попрощался со своим деревом, погладил место с черточками. Дерево не излечилось, место только округлилось и по краям заросло корой.
Арман с отцом отправились в горы. До первого холма они шли три дня. Этот холм выделялся среди других своим темно-зелёным цветом. Арман посмотрел на него сейчас и вспомнил, как пробирался в густом лесу, чтобы забраться на этот холм.
Он было хотел еще поразмышлять над тем походом, однако уже подошел к своему дому и прошел через калитку на участок.
«Вот оно, — подумал он, — то самое дерево.» Арман взглянул на пень, прижимавшийся к забору соседнего участка.
«Или по крайней мере то, что от него осталось», — сказал Арман вслух и тяжело вздохнул.
Он подошел поближе к пеньку, потом ему захотелось сесть. Арман присел и погладил пень. Он вдруг увидел, что внутри пня лазают муравьи. Тогда Арман встал и тихонечко пнул пень, чтобы спугнуть муравьев. Это действие не возымело никакого эффекта. Тогда Арман пнул пенёк сильнее, и он тут же развалился на три части.
— Черт! Ну как так? — сказал он с грустью, — зато муравьи расползлись.
Муравьи побежали в разные стороны, скрываясь в невысокой траве и сливаясь с темной землей. Арман оставил разваленный пень рыжей сосны и пошел в дом. Ему захотелось обернуться еще раз для того, чтобы посмотреть на то место, где раньше жил его самый верный друг, но он не смог и зашел в дом, отводя взгляд от соседского забора.
Мама Армана сидела за столом и читала книгу. В папиной комнате на полу играла Лусине.
Арман улыбнулся, глядя на маму. Он очень хотел, чтобы она продолжила читать и ничего ему не говорила. Но мать все же оторвалась от книжки и сказал:
— Армаша, будь со своей младшей сестрой повежливее, даже если она не права, ведь она еще маленькая.
— Мама, я не маленькая, — послышался голос Лусине.
— Ну ты понял, — сказала мать шёпотом и снова уткнулась в свой роман на армянском языке.
— Я понял.
Арман прошел по коридору к себе в комнату, зашел за шкаф и присел на кровать.
«Опять я здесь, — подумал он. - Чем бы себя занять? Неужели мало занятий. Нужен только карандаш, да бумага. Буду писать. Что-нибудь про геологию. Про плиты, например, или не про плиты, а про минералы. Нет, скорее всего про плиты.»
Арман пододвинул к кровати маленький стол, который всегда стоял в противоположном углу. Потом он выложил на стол все свои мешочки с землей, положил атлас, еще несколько книжек: Вегенера, Бэкона, Плаке. И на секундочку задумался, что хотел бы описать свои знания на предмет Пангеи. Он достал около десяти заляпанных листов из рюкзака. Оттуда же достал карандаш.
«Если я сейчас начну сначала, — думал Арман, - то потрачу кучу времени на бессмысленное. Лучше брать тезис из книжки и писать на тему тезиса пару страниц, потом новый тезис и еще пару страниц на тему нового тезиса. Однако нужно чтобы между ними была связь. И все-таки придется начать сначала.»
Арман смочил карандаш языком и приставил к бумаге.
— Арман! — позвала его мать, — пойди к ручью и налей воды!
Арман ничего не ответил. Он снова, немного нервно смочил карандаш и приставил к бумаге.
— Арман, ты меня слышишь или нет?
— Мама, я не могу сейчас, вечером схожу.
— Хорошо, тогда я обед тоже вечером приготовлю.
Арман положил карандаш на стол. Без слов он встал из-за стола и пошел во двор. Прошел мимо мамы. Она не оторвала взгляд от книги. Потом он вышел во двор, взял ведра у порога и устремился к ручью.
Чтобы пройти к источнику воды, нужно было проскользнуть в проеме между двумя соседними участками, стоявшими напротив его дома.
Арман с двумя ведрами вышел на тропинку, перешёл ее, перепрыгнул канаву, заросшую кустами, вошел в проем между участками. Ручей находился за этими участками, на расстоянии тридцати метров. -
Арман прошел проём. Ветер усилился. Он поднял руки и закинул ведра за спину, когда вышел на зеленую поляну. Ведра за его спиной бились одно об другое и создавали отвратительный звон.
Когда он дошел до ручейка ветер поубавился, однако по небу все еще плыли большие облака, больше похожие на грозовые.
Арман окунул одно ведро в ручей, вытащил его, поставил на землю и присел. Он снял носки и стал мотать ногами по воде.
«Вот только сядешь чем-то заниматься, — думал он, — как тут же тебя кто-то начнёт отвлекать. Что за несправедливость. Ну ладно. Черт с этим. Я вот думаю, а не написать ли мне про астеносферу? Это намного интереснее, чем описывать литосферу, тем более, что состав астеносферы мало изучен. Если я задам такой вопрос маме то, она, наверное, подумает, что я сумасшедший. И будет со мной долго разговаривать. А она ведь даже не подозревает, что есть такая плита за счет которой двигаются все остальные.
И что я напишу-то? Вот именно то, что сейчас сказал. Этого мало, однозначно мало.»
Арман встал, пощупал травку босыми ногами, взял второе ведро и окунул его в ручей. На секунду он задумался над тем, о чем он хотел бы написать и внезапно для себя понял, о чем. В этот момент мокрая нога его подвела. Она скользнула по траве и Арман вместе с ведром свалился прямо в ручей. Вылез он уже весь мокрый.
Юноша присел на берег, снял с себя рубаху. Он заметил, что случайно столкнул второе ведро в ручей и его унесло течением. Но еще не слишком далеко. Арман побежал за пропажей и где-то через десять метров, удачно схватил его. Он вернулся ко второму вёдру. Снова окунул два ведра в ручей и уже, ни о чем не задумываясь по ходу дела, побрел с двумя тяжелыми ведрами обратно в дом. Еле прошел через проем между участками. Вышел на тропинку и увидел вдалеке Арус. Бабка тоже завидела его и побежала поздороваться.
— Арман, здравствуйте, — крикнула она издалека.
— Здравствуйте, — сказал Арман и у него в голове пробежала неловкая мысль о Наргиз.
— Как ваше здоровье? – сказал она, когда подошла к нему поближе.
— Видите, ведра таскаю, – он поставил ведра на землю.
— Ой, какой молодец, мамин помощник, — она поглядела на него с неподдельной радостью.
— Извините, мне пора.
— Да, да, конечно иди. Заходи вечерком, мы будем рады, особенно Наргиз.
На слове Наргиз Арман вдруг остановился. Бабка смотрела на его спину. Арман понял это и продолжил идти.
«Наргиз же сказала мне, что пошла с бабушкой в лес. Неужели наврала. Но зачем? С какой стати ей врать. Может быть я ей не нравлюсь и поэтому она пошла встречаться с кем-то другим?»
— Извините, — сказал Арман, повернувшись к Арус, — а Наргиз дома?
— Она в своей комнате. Обязательно приходи на ужин.
Бабка попрощалась и пошла своей дорогой. Арман сжал ладони покрепче и проследовал к себе во двор.
«Может быть она просто не хочет со мной видеться, потому что разлюбила. А любила ли она меня вообще?» — спросил он себя и посмотрел на разваленный пень.
«Черт! Этот пень еще. Хотя он то мой лучший друг. Только люди предают, деревья же хранят верность до конца жизни либо твоей, — он снова посмотрел на три части пня и горку опилок в центре, — либо своей. Неужели Наргиз меня не любит? Может она поняла, что ошиблась?»
Он поставил ведра у порога и зашел в дом. Мать оторвалась от книжки и посмотрела на мокрого сына.
— Ты что, купался в одежде?
— Да.
— А зачем в одежде?
— Захотелось.
— Дурак, — послышалось из отцовской комнаты.
Арман не обратил на Лусине никакого внимания.
— Вода на пороге, мам.
— Отлично, — сказала мать и положила книгу на стол. Она собиралась готовить обед.
Арман проследовал к себе в комнату. Он переоделся и мокрое сунул под шкаф. Ему захотелось прилечь. Он лёг на кровать. Глаза его невольно закрывались, но он не хоте спать. Арману хотелось немного подремать вот и все. Однако он решил, что даже подремать у него не получится.
«Нужно хоть что-нибудь написать, — подумал он. - Карандаш уже, наверное, подсох.»
Арман присел на кровать, взял в руки карандаш и смочил грифель языком.
«Итак, — начал он про себя, — прекрасная идея Арман, просто великолепная! Опишу я, пожалуй, почему происходят землетрясения. Ведь никто на самом деле не знает по какой причине разрушаются целые города. И никто толком не может предсказать. Однако и здесь придется начать с самого начала.» Он прислонил кончик карандаша к бумаге и вдруг услышал стук. Звук доносился из соседней комнаты.
— Лусине, — крикнул Арман, — можешь не стучать!
Ответа не последовало. Арман начал писать карандашом в верхней части страницы: "Тектоника плит. Часть первая. Литосфера. В моем понимании литосфера это первая и важнейшая для человека земная плита, которая менее чем все остальные, кроме одной, подвержена изменениям. Хотя этот факт никем не доказан, я все же намерен утверждать, что серьезные изменения литосферных плит, произошедшие в течении многих миллионов лет, не являются серьёзными по отношению к другим плитам, находящимся глубоко под землей".
Звук не прекратился.
— Лусине, черт тебя дери, ну прекрати же ты наконец стучать!
Тогда стук прекратился и Арман услышал чьи-то шаги в коридоре. Мать прошла по коридору и встала у шкафа.
— Так! Чтобы не смел упоминать черта в таких выражениях. Если хочешь чтобы она перестала стучать, подойди и попроси.
— Мам, ну я же занят, а она там специально чем-то стучит.
— Специально не специально, это не важно, главное, чтобы черта ты больше не упоминал, а то все отцу расскажу и тогда будешь на улице ночевать.
— Ладно.
Мать ушла.
«Что же это такое! — подумал он, — все как будто специально меня отвлекают. Не дают ничего написать. Ну хорошо, продолжим.»
"В начале исторического пути нашей планеты..."
"Нет не так. Нужно начать немного более конкретно, хотя конечно конкретика пойдет дальше, но я же тогда не смогу претендовать на то, чтобы моя работа рассматривалась в научных кругах, как научная. Или смогу? Не знаю. Короче так.
Пангея — первейшее положение земной коры — литосферы, которая за долгие миллионы лет претерпела значительные изменения...
Претерпела. Кто вообще это слово использует в повседневной жизни? Если я напишу, что изменения произошли, то, наверное, будет лучше. Потому что заумно, я думаю, тоже не нужно."
"...на которой произошли значительные изменения в течение многих миллионов лет".
Так значительно лучше. Постой! А что я беру за тезис? Напишу я значит сейчас вступление, а тезиса у меня нет? Наверное, хотя нет. Если я скажу, что литосфера существует благодаря нижним пластам земли, то это будет слишком просто. Придется рассказывать и про то, что когда-то литосферы вовсе не было. Что ее наслоение произошло благодаря пластичной астеносфере. Лучше сразу начать с землетрясений. Скажем, сейсмическая энергия по-разному влияет на разные пласты Земли. Вот. Пишем.
"Эти изменения не смогли бы произойти, если бы не сейсмическая активность земных источников энергии. Таких, как вулканы, потопы, разрушения гор, или по-другому магматические извержения".
Потопы не подходят. Ведь они происходят не только из-за сейсмических волн, но и по другим неизвестным нам причинам. Чем-то нужно заменить потопы. Естественным движением плит под воздействием гравитации!
Так и что же у нас получается в конце концов.
"Пангея первейшее положение земной коры — литосферы, на которой произошли значительные изменения в течение многих миллионов лет. Эти изменения не смогли бы произойти, если бы не сейсмическая активность земных источников энергии. Таких, как вулканы, разрушения гор, или по-другому магматические извержения, а также естественные движений плит под воздействием гравитации".
Неплохо, один абзац есть. Теперь нужно написать второй.
Арман принялся писать второй абзац. Первый абзац показался ему удачным, и он с большим рвением стал писать дальше. За стенкой послышался стук. Лусине все еще играла.
— Лусине! — закричал Арман. Потом он вспомнил про то, что сказала ему мать несколько минут назад и решил, что не будет орать через стенку, а просто подойдёт к сестре и попросит ее не стучать.
Арман встал с кровати и случайно задел стол коленками. Химический карандаш и две верхние книги вместе с листком плавно свалились на пол.
— Черт! – сказал Арман громко и тут же прикрыл рот, надеясь на то, что мать его не услышала.
На кухне было тихо. Лусине все еще стучала. Арман не стал собирать свои вещи и направился в отцовскую комнату. Он прошел по коридору и встал напротив Лусине.
— Ну ты что, издеваешься надо мной?
Лусине не ответила.
— А это что такое?
Арман посмотрел на песок, рассыпанный по всему полу. Лусине била куклой по песку. Песчинки разлетались в разные стороны. Рядом с горкой песка лежал мешочек, на котором была надпись: "ЗЯ". Арман посмотрел на горку песка, на мешочек с надписью и на Лусине. Сестру испугал его взгляд. Хотя во взгляде Армана не было ненависти, однако Лусине почувствовала, что сделала, что-то очень нехорошее.
Арман подошел поближе, хорошенько разглядел мешочек и сказал:
— Черт...ах, Лусине, я не разрешал тебе заходить в мою комнату!
— А ты-то в мою заходишь!
— Да, но только когда мама просит. Что ты наделала?
— Ничего, просто кукла, вот эта, — она показала ему тряпочную игрушку с нарисованными глазами, — играет в песок на пляже, что не понятно то?
— Какой пляж Лусине! — Арман начинал злиться.
— Дети, что у вас там происходит? — спросила мать.
— Мам, ну как не упоминать черта, если она все на зло делает, а?
— Так! — сказала мать, когда вошла в отцовскую комнату, — Арман иди к себе готовься к завтрашним урокам. А ты Лусине, чтобы весь этот песок убрала, понятно?
— Ну мам, это Армана, пусть и убирает.
Арман сдержался. Он вспомнил о том, что ему еще нужно написать второй абзац. Он оставил мать и сестру в отцовской комнате в надежде на то, что стука больше не повториться. О землице из Зеленой ямы он и думать забыл. Хотя был очень зол на Лусине за ее скверный поступок.
Арман пришел к себе, сел на кровать и вдруг вспомнил, что все свои принадлежности уронил. Он нехотя встал, поднял все, что упало и снова сел писать.
Блин, все из головы вылетело с этим песком, — подумал он. Нужно что-нибудь про астеносферу написать. Значит так: "Расколовшись на несколько частей Пангея превратилась в отдельные материки, которые..."
Нет, если я с этого начну второй абзац, то третьего мне не видать, потому что писать будет не о чем. Нужно растянуть. Например, так: "Материк Пангея являлся единственной сушей, которая существовала на планете Земля много миллионов лет..." Опять эти миллионы. Повторяюсь. Может написать "...огромное количество времени, пока не раскололся на части. До этого момента Пангея являлась литосферой — самой последней плитой..." А вдруг это не так? Когда образовалась литосфера? Откроем-ка "Наши удивительные континенты" Вегенера. Прочитаю про теорию дрейфа материков. Может что-нибудь и пойму из этого.
Арман взял в руки работу Вегенера и стал искать смежные темы в содержании. Он несколько раз натыкался на подобные темы, открывал указанную в содержании страницу, прочитывал первые два абзаца и снова принимался за поиски. В конце концов он отложил книгу и написал: "Литосфера затвердевшая часть верхней мантии, под которой располагается горячее и расплавленное вещество астеносферы. Во времена Пангеи существовали материки, а, следовательно, литосфера уже образовалась".
Ну может быть и не совсем, следовательно, однако логично. Ведь животные уже были, не могли же они ходить по расплавленной магме. Они ходили по кристаллизованной мантии, затвердевшей много миллионов лет назад. Это так. Однозначно Вегенер, — сказал Арман, взглянув на книгу.
Он смочил грифель и принялся писать дальше: "Определенно можно сказать только одно. Что материк Пангея это нынешняя литосфера планеты Земля, которая раскололась в результате сейсмических волн и других неизвестных науке процессов, продолжающих спустя миллионы лет воздействовать на нашу планету".
«Отлично, — подумал Арман, — второй абзац готов. Как раз подвёл к тому, что действительно важно изучать на данный момент. Если бы только мама знала, чем я тут занимаюсь. Она бы конечно удивилась. Наверное. Но я никому об этом не буду рассказывать. Хотя еще и рассказывать то не о чем.»
Арман лёг на кровать и закрыл глаза. Он подумал о том, что писать научный труд — это не простая работа, к которой нужно подходить со всей ответственностью. Он вдруг представил, как выступает с докладом о своем открытии перед ученым советом. Арман разложил свои бумажки на столе, стал что-то говорить всем присутствующим при этом указкой, показывая на отдельные точки карты Пангеи.
Лежа на матрасе с закрытыми глазами, Арман представлял себя спокойным и уравновешенным ученым, который пытается защитить докторскую по тектонике плит. Доказывая теорию дрейфа материков Вегенера Арман приписывал к ней свою теорию, о которой в данный момент не имел ни малейшего понятия. Он лишь видел, как весь ученый совет аплодирует его научным умозаключениям и радовался тому, что вызвал у крупных ученых такую бурную реакцию.
— Арман, пора обедать! – прокричала мать с кухни.
Арман открыл глаза и ответил:
— Сейчас, пару минут.
Он присел к столу и решил прочитать то, что написал. Значит так: "Материк Пангея являлся единственной сушей, которая существовала на планете Земля огромное количество времени, пока не раскололась на части. До этого момента Пангея являлась литосферой — самой последней плитой. Литосфера затвердевшая часть верхней мантии, под которой располагается горячее и расплавленное вещество астеносферы. Во времена Пангеи существовали материки, а, следовательно, литосфера уже образовалась. Определенно можно сказать только одно. Что материк Пангея это нынешняя литосфера планеты Земля, которая раскололась в результате сейсмических волн и других неизвестных науке процессов, продолжающих спустя миллионы лет воздействовать на нашу планету".
«Коряво как-то, — подумал Арман. - Потом Пангея не вся литосфера, а лишь ее часть. Ну ладно, после обеда исправлю.»
Он встал из-за стола. Теперь аккуратней, так, что даже карандаш не сдвинулся с места. Зашел за шкаф, прошел по коридору и сел за кухонный стол. На улице лил сильный дождь.
— Лусине, тебе нужно персональное приглашение?
— Иду мам, сейчас только куклу посажу за столик, она тоже обедать будет.
Арман взглянул на окно позади себя. Было еле видно улицу. Стекло в воде. Дождь, как туман обволакивал все пространство. В доме было уютно и тепло.
Печка грела очень хорошо. Арман пододвинулся поближе к печке. Он вспомнил, как сегодня утром обнимался с Наргиз. Ее тёплое тело, согрело его моментально, но не так, как греет солнце, а так как греют несколько абзацев, написанных своей рукой. Он подумал об этом немного, потом посмотрел на маму.
Она подала суп и снова позвала Лусине. Только теперь громче и строже. Раздраженная Лусине тут же зашла на кухню и села за стол.
Мать поставила перед Лусине суп, положила ложку. Она строго посмотрела на дочь. Та принялась за еду.
Арман задумчиво смотрел на печку.
— Арман, суп остынет, — сказала мать.
Он посмотрел на тарелку и принялся есть суп.
— О чем ты думал, Арман? — сказала его мать, присаживаясь за стол с тарелкой. В центре стола стояли вчерашние хлебные лепешки. Свежих лепёшек уже не было.
— О разном.
— А может об одном?
— И об одном тоже?
— Ну так расскажи матери?
— Не хочу.
— Ты так мне и не сказал с кем вчера гулял вечером.
— Ты ее знаешь, она из дома, который находиться около спуска, по левую сторону.
— А! Внучка Арус, да?
— Ага, — Арман отхлебнул суп без ложки.
— Арман, ты уже не маленький, ешь нормально.
— Так удобнее.
— Так не прилично.
— Малыш, маленький малыш, все скажу Наргиз, — стала вдруг дразниться Лусине.
— На себя посмотри, — сказал Арман, и снова отхлебнул суп без ложки.
— Это хорошо, что ты с ней гуляешь. Она славная девочка.
— Мам, ну ладно тебе.
— А что ладно, я просто сказал, что это хорошо. Вот и все.
— Почему ты думаешь, что это хорошо? — спросил Арман. Он отпил столько супа сколько смог и теперь, чтобы не разлить все на себя взял ложку.
— Ну как же сын мой, когда-нибудь у тебя будет семья. А чтобы она была, нужно постараться наладить отношения.
— Хм, отношения, — ухмыльнулась Лусине.
Арман не обратил на нее внимание.
— Лусине, не вежливо перебивать двух людей, которые беседуют. Запомни это.
— Прости мамочка.
— Ну так что Арман, разве я не права?
— Может и права, только вот, если скажем она меня обманывает уже сейчас, это хорошо, по-твоему?
Мать доела суп и ответила:
— Ну знаешь, всегда есть свои причины, когда человек обманывает другого и не всегда они имеют какую-то плохую подоплеку. Возможно она тебя еще боится, не доверяет тебе, поэтому не все рассказывает.
— А что меня бояться, ты же знаешь, что нечего?
— Я-то знаю, а она это со временем поймёт. Пока что нужно просто общаться и не обращать внимания на такие мелочи, понял?
— Да, понял, — сказал Арман со вздохом, — они меня пригласили на ужин сегодня.
— Нечего! Поужинаешь дома.
— Хорошо.
Мать принялась мыть тарелки. Лусине доела свой суп и оставила тарелку на столе.
— Спасибо, мам, — сказала она.
— На здоровье деточка, прекращай играть и займись чем-то полезным. Пойди во двор, набери травы, какой тебе скажу.
— Ну! Не хочу.
— Я сказала! Иначе куклу отберу.
— Хорошо, — проговорила Лусине со слезами на глазах. Она подошла к матери, послушала ее и пошла во двор собирать травы.
Арман доел свой суп и тоже решил выйти на улицу.
— Мам, я пойду гулять, вернусь не позднее заката.
— Давай, но, чтобы не как вчера, понял?
— Да, понял.
Арман вышел во двор. Дождь уже прекратился, но тучи все еще гуляли по небу.
Он взглянул на Лусине, но ничего ей не сказал. Открыл калитку, вышел на тропинку и пошел в сторону спуска.
Через какое-то время он услышал громкие голоса. Арман спрятался за кустами, когда понял, что голоса раздаются из дома Наргиз. Он услышал ее.
— Знаешь, бабушка, где хочу там и гуляю, тебе то какая разница!
— Не разговаривай так с бабушкой, — послышался голос старика, — ишь какая, до слез старуху довела, то же мне дело хорошее. Иди вон!
— А что она сама так со мной разговаривает, как будто я маленькая?
— Да ничего не понимаешь, дитя, — вступила вдруг старуха, — я добра только желаю, а ты так ко мне относиться.
Наргиз ничего не ответила. Через несколько минут Арман услышал ее шаги вблизи себя. Он хотел было отойти от кустов и как бы невзначай повстречаться с Наргиз. Но вдруг увидел перед собой ее лицо.
— Ты что там делаешь, подслушиваешь что ли?
— Нет... ну, в общем, да, — сказал Арман, вылезая из кустов, — я просто услышал крики и спрятался. Вот и все.
Наргиз тяжело вздохнула и пошла вперед.
— Наргиз, — позвал ее Арман.
— Пойдем, — сказал она ему.
Он догнал Наргиз, и они вместе пошли по тропинке.
Дождик снова начинал покрапывать. Небо заволокло обильными тучами. На улице серьезно потемнело. Макушек гор вдалеке не было видно.
Арман шел рядышком, подстраиваясь под шаг Наргиз. Наргиз не обращала на него никакого внимания. Он был обескуражен этим обстоятельством и пытался как-то заполнить пустоту маленькими несуразными репликами, которые только в этот момент могли прийти ему в голову. Он стал еще более обескураженным, когда Наргиз перестала отвечать на его вопросы. Это показалось ему странным после вчерашних событий и событий сегодняшнего утра, когда ласковой и нежной такой она была.
— Что с тобой? — спросил Арман тихо и невзначай.
— Ничего!
— Совсем ничего?
— Совсем.
Они прошли еще десяток метров до другого конца холма, там, где уже во всю расстилалось бескрайнее поле, ведущее к горному хребту. Отсюда можно было увидеть, как тот маленький ручеёк, укрывшийся за соседскими домами, разрастается, становится крепким и течение ведет воду далеко-далеко в сторону.
Все это живописное великолепие покрыла одна сплошная, не предвещавшая ничего хорошего деревне, тень, под которой, как под куполом уселись два подростка.
Они присели на мокрую траву, точнее Арман сел на мокрую траву, а Наргиз уселась к нему на колени и отвернулась. Арман счёл это за хороший знак и его сердце немного успокоилось. Он избавился от тягостного чувства чего-то нехорошего в ту же самую секунду, когда Наргиз повернулась к нему и обхватила его шею руками. Арман обрадовался такой перемене в ее настроении. Она вдруг переменила свое тяжелое беспокойное выражение лица, на нежное и приятное Арману. Как это умеют делать женщины, когда в моменте желают своему партнеру всего самого лучшего, а уже через минуту забывают обо всем и проклинают мир за то, что встретили на своем пути несчастного бедняка.
Однако Наргиз, молодой девочке, выросшей в деревне, не было присуще думать о деньгах и уж тем более кого-то проклинать. Она посмотрела на Армана добрым взглядом только потому что он в этот трудный для нее момент был рядом и согревал ее своим частым дыханием. Она обняла его крепко-крепко, так что Арману захотелось плакать. Он сдержал слезы, но выражение лица изменить все же не сумел.
— Арман, у тебя тоже что-то случилось? Ты как будто хочешь заплакать!
— Нет, Наргиз. Все хорошо.
— Я тебе объясню, просто бабушка невыносима. Она постоянно диктует мне свои понятия. Все время сравнивает меня с кем-то и постоянно требует того, чего мне не хочется. Это начинает угнетать, каким бы сильным не был человек. Все же так получается, что происходят неприятные вещи.
— Вода камень точит. К сожалению, а может и к счастью это так.
Наргиз еще раз крепко обняла Армана. На этот раз он не заплакал. Юноша почувствовал нечто другое. Он обнял ее за талию и начал аккуратно целовать ее шею. Наргиз отпрянула.
— Ты чего?
— Просто целую тебя.
— Как?
— Вот так!
Он снова поцеловал ее шею. Они обнялись. И сидели так очень долго, грея другу друга.
Тучи немного рассеялись, но от этого не стало ни светлее, ни теплее. Горы покрылись туманом до середины, а дождь стал покрапывать обильнее.
— Я знаю одно хорошее место, вон за теми деревьями.
— Что там? — спросила Наргиз.
— Заброшенная избушка. Там можно развести костер и уединиться.
— Откуда ты о ней знаешь?
— Папа рассказывал, что в этих местах раньше тоже была деревня, но жили здесь не только армяне, но и турки. Я думаю, что эта избушка стоит тут с тех времён. Никогда туда не заходил. Пойдем?
— У нас нет выбора. К себе я не пойду, не хочу видеть бабушку. У тебя...
— У меня мало места и все слышно. Лучше не стоит.
— Ну пошли.
Они встали с травы и побежали к деревьям, которые находились в тридцати-сорока метрах от их местоположения. Дождь усилился, а с порывами ветра стал более агрессивным. Арман пытался прикрыть Наргиз собой, следуя за ней по пятам, но его попытки оказались тщетными. И он и Наргиз, укрывшись в старом, поросшем мхом деревянном домике, построенном много лет назад, промокли до нитки. Они забежали в дом и оказались в полной темноте. Лишь только тусклый серый свет проникал через щелочки между брёвен.
Арман достал спички и попытался разжечь огонь.
— Ты садись к стенке, только не упирайся. Брёвна влажные, заболеешь, пожалуй.
Наргиз присела на сухую траву. Пола в избушке не было. Арман зажег спичку, осмотрелся и увидел в углу рубанки. Он подошел поближе и потрогал их. Они оказались сухими. Арман взял рубанки, положил их так, чтобы получился костерок похожий на шалаш. Внутрь подложил коры, которая валялась внутри повсюду.
— Видимо в этой избушке никто никогда не жил.
— Почему?
— Пола нет, да и кора повсюду валяется. Видно, что после обтёски даже убираться не стали.
Арман зажег спичку и поджег ею кончик коры. Костер разгорелся. За пять минут рубанки прогорели и стали давать равномерный жар.
Арман сел рядом с Наргиз и поцеловал ее в щеку.
— Что еще за глупости? — спросила Наргиз. Но не дождавшись ответа, взяла и поцеловала его прямо в губы. Арман почувствовал, что ему стало жарко, но не от костра, а от того, что его целовала Наргиз.
— Так-то лучше, — сказал она, отклонившись.
Они грелись у костра молча около пяти минут. Наргиз легла Арману на плечо. Арман смотрел на пламя, побаиваясь того, что оно внезапно разойдётся по всей избушке.
Дождь хлестал по крыше, раздался ужасающий гром. Подростки даже не вздрогнули. Они привыкли к непогоде также, как и к красоте здешних мест. Им обоим стало лишь еще приятнее сидеть в сухом месте под крышей и наслаждаться присутствием друг друга.
Поленья нежно потрескивали, смешиваясь с бурным стуком дождя по крыше. Костер горел равномерно. В избушке становилось тепло. Наргиз стало весело. Она подшучивала над Арманом, и сама смеялась над тем, что говорила.
— Ой, а сама-то тоже такая же наверное, — говорил Арман, пытаясь в шутку защищаться.
— Я-то как раз не такая, а вот ты, — она посмеялась и вдруг умолкла, посмотрев на костер.
Через пару минут Арман спросил:
— Что такое? Почему ты перестала смеяться?
— Вспомнила о родителях.
— Ты их когда-нибудь видела?
— Бабушка говорит, что, когда я была совсем маленькая, они убаюкивали меня, а я никак не могла уснуть. Смотрела на них маленькими глазками и улыбалась. Как будто тогда уже знала, что больше их никогда не увижу.
— Ты ведь их не помнишь? Почему это для тебя так важно.
— Не поймешь. Даже твой вопрос кажется мне глупым.
Арман оскорбился, но не подал виду.
— Не обижайся, просто ты не знаешь каково это жить, каждый день думая о том, как бы сложилась твоя жизнь, будь они живы. О том, как бы они тебя любили. Ласкали и лелеяли.
Наргиз вытерла слезу на щеке. Арман хотел ее поцеловать. Но она вдруг сказала:
— Не нужно. Все хорошо. Это было давным-давно, и я уже свыклась с этой мыслью. А теперь в жизни моей появился ты.
Она посмотрела на Армана. Он улыбнулся ей той самой улыбкой, которой улыбался всем, однако девушка увидела в этой улыбки, яркую и удивительную доброту его души.
— Ты очень добрый, — сказала она прямо, не зная, как выразить свои мысли в словах иначе, чем она это сделала.
Арман ничего не ответил.
— Мне вот интересно, Арман, почему ты так любишь Землю?
— Ну не совсем так.
— А как?
— Я люблю ее изучать.
— Но почему?
— В этом смысл моей жизни.
Наргиз на секундочку задумалась. Потом оторвалась от плеча и посмотрела на Армана с недоумением.
— Смысл? Я никогда об этом не задумывалась.
— А нужно порой, помогает жить.
— В чем тогда мой смысл?
— Это тебе уже самой решать. Может в том, чтобы родить детей и всегда с ними быть, а может в том, чтобы со мной изучать Землю.
— Ну вот последнее точно нет.
— Жалко, зато теперь один вариант отпадает.
— Я не знаю.
— Чего не знаешь? — спросил Арман, немного посмеиваясь.
— Да не издевайся ты, — сказала она, толкнув его в плечо, — смысл моей жизни я не знаю.
— Его не так просто узнать. Я вот с десяти лет об этом думаю и только сейчас додумался.
— Неужели нужно столько времени потратить, чтобы его найти?
— Наверное. Кто-то вообще ничего не ищет и живет нормально. Например, моя мама. Ей и так хорошо.
— Тоже мне, сравнил. У нее есть ты.
— Ну да, и моя сестра.
— Ну да. А в чем тогда смысл моей жизни?
— Почему ты у меня спрашиваешь? Спрашивай у своего сердца. Может тогда отыщешь смысл.
— Пока что мне кажется, что смысла нет.
— Так всем кажется по началу. Потом смысл постепенно открывается. Некоторые всю жизнь живут с этим "кажется" и никогда ничего о своей жизни не узнают. Так и умирают, бессмысленно прожив пол века или век.
— Я хочу найти смысл.
— Это самое главное. Значит ты его найдешь.
— Ой, по-моему, дождь закончился, пойдем домой?
— Давай, только я костер затушу.
Арман потушил оставшийся костер ногой. В избушке стало темно. Свет уже не просачивался между брёвен.
Они вышли в поле и увидели, что уже стемнело. В том месте, где висела луна, образовалась большое, размытое белое пятно. Кое-где облака рассеялись и в промежутках можно увидеть небо и звезды.
Они шли по тропинке. За их спинами расстилался высокий горный хребет, затемнённый ночной мглой.
Им было страшно идти в темноте, поэтому они шли быстро, держась за руки. Ботинки у Армана промокли. Он шел, а вода шлепала внутри. Арман чувствовал, как носки, связанные мамой, становятся мокрыми и в конце-концов мочат ноги.
Спустя десять минут они дошли до деревни.
— Не хочешь к нам на ужин прийти?
— Наргиз, у меня промокли ботинки. Я зайду домой переоденусь и приду, ладно.
Они подошли к дому Армана. Наргиз обняла Армана и попрощалась. Арман вдруг вспомнил про то, что Наргиз ему солгала сегодня утром. Но не решился спросить ее почему.
— Я скоро буду, — сказал он и зашел во двор. Наргиз пошла к себе.
В окошке как всегда горел свет. Наверное, мама ждет меня к ужину, — подумал Арман. И поспешил к двери.
Он подошел к порогу и услышал за дверью чужой мужской голос. Арман поспешил открыть дверь. У самого входа спиной к нему стоял высокий, скрюченный мужчина лет пятидесяти. Мужчина обернулся и Арман увидел его густую, местами седую бороду и кепку в руках.
— Арман, это ты? — послышался тревожный голос мамы, — иди сюда сынок.
Арман прошел на кухню, но не стал садиться. Он недоверчиво посмотрел на мужчину. Потом на мать, она была вся в слезах.
— Послушайте, дорогая, мы пока ничего не выяснили, но возможно, что все обошлось.
— Мама, что случилось?
— Папа, он... — она не смогла сказать ни слова больше и громко зарыдала. Мужчина отвел виноватый взгляд. Арману стало не по себе. Он вдруг понял, что с его отцом что-то случилось.
— Что с папой?
— Послушай сынок, никто еще ничего не знает. Он был на рации тот момент, когда связь прервалась. Но это еще не точно. Мы лишь предполагаем, что так случилось. Однако, пока не нашли его машину и его самого, утверждать что-либо невозможно.
— Почему прервалась? — Арман прослушал все то, что сказал ему мужчина.
— Мы не знаем. Он просто пропал.
Когда мужчина сказал эти слова, Арман почувствовал, что начинает плакать. Он встал, как вкопанный, как будто его ноги приклеило к полу. Лицо его выражало неподдельную серьезность, но слез не было. Арман посмотрел на свою семью. Мать обнимала Лусине.
Около пяти минут они безутешно плакали. Арман так и не сошёл со своего места. Мужчина простоял в доме сколько мог. Потом сказал:
— Мы будем держать вас в курсе дела. Поиски пропавшего уже начались. Не переживайте зря.
Арман посмотрел в сторону, по его щеке прокатилась слеза. Мужчина понял, что лишний в этом доме и поспешил уйти. Он вдруг остановился и сказал:
— Я приду завтра и расскажу вам о результатах поиска, а пока держитесь.
Его слова прошли мимо ушей всех челнов семьи. Мужчина вышел из дома, прикрыл дверь и через минуту исчез из виду.
— Мама, — сказал Арман очнувшись от оцепенения, — что же это, что же мы плачем? Ведь еще ничего не известно.
— Поэтому и плачем сынок, неизвестность хуже правды.
— А как же надежда?
Мать подняла на него глаза. Лусине хлюпала своим маленьким носиком в руках у матери.
— Самое страшное, то что мы ничего не можем сделать. Возможно он лежит где-нибудь и умирает от ран, а мы... О господи, — взмолилась она, — помоги ему. Пусть он будет живым, господи.
Арман снова оцепенел.
Окошко все еще горело в тени дома. За ним жили безутешные люди, которых настигла нежданная беда.
Тучи постепенно рассеивались. Из тумана вышла неполная луна. На улице было сыро и прохладно. Дул свежий ветерок.
Издалека казалось, что в деревне все спокойно, однако кое-где люди не могли заснуть от горя.
ГЛАВА 4
Прошло около двух месяцев с того момента, когда отец Армана исчез в горах. Жизнь в деревне шла привычным ходом, по направлению к солнцу и дарам природы. Никто не обращал внимания на семью Армана. Никто не высказывал им своих соболезнований и уж тем более никто не помогал им справляться с тяжёлыми делами в быту после потери кормильца.
Деревенские жители, как будто немели, когда видели, как один из членов семьи Николя проходил мимо. Они лишь украдкой посматривали на мать Армана, которая каждое утро отправлялась в лес за съестными припасами. Она брала с собой дочь.
В деревне все вставали рано. Ни приветствий от соседей, ни доброго слова мама Армана, проходящая по тропинке, ведущей к спуску, не слышала с того самого дня, как все узнали, что ее муж пропал. Она шла, стесненная обстоятельствами, быстро ведя за собой Лусине и, спускаясь с холма, облегченно вздыхала от того, что больше не чувствовала на себе взгляды деревенских. Даже бабка Арусь, и та сторонилась семьи без вести пропавшего Николя. Никто не хотел, по знакомству или же по старой дружбе отдавать последние крохи и так собранные с большим трудом в небольшой и далекой от города деревне. Никто даже словом не имел желания показать сочувствие, потому что сочувствовать в этой деревне было бы то же самое, что помогать тем, у кого нет сил выжить.
Суровым тогда для семьи Армана показался лес и вся местность, которая находилась вокруг них, суровой тогда для них показалась и жизнь. Все что могли, мать и дочь тащили из леса. Ягоды, грибы, траву и поленья для растопки печи. Этого хватало чтобы каждый день понемногу питаться завтраком, в обед голодать, а на ужин проедать оставшиеся запасы.
Первую неделю они так и питались. В горестном молчании семья доедала остатки той пищи, которую им привозил отец. Хлеб из муки, мясо говяжье и баранье, чай.
Вторая неделя ознаменовалась опустошением всего продуктового запаса семьи. В ход пошли соленья и творог из холодильной ямы. Но с каждым днем Арман, как и его мать все больше ощущали недостаток в пище, и все больше переживали за то, что в конце концов у них не останется еды.
Тогда мать Армана стала ходить в лес. Поначалу она захаживала в лес на несколько часов, собирала самое съедобное и уходила. Через пару недель, она уже уходила в лес на весь день вместе с Лусине.
Тем временем Арман не мог смотреть на то, как его семья голодает. Он сам недоедал, оставляя последние крохи своей сестре. В какой-то момент он даже размышлял над тем, чтобы попросить помощи у Наргиз, но его мужская гордость не позволяла обращаться к ней с просьбой о еде. Да и что Наргиз могла сделать.
Спустя неделю вся деревня знала, что на их голову могут нечаянно свалиться нахлебники. Они не открывали дверей, закрывали рты и безразличные к чужому горю, продолжали заниматься своими привычными делами.
На вторую неделю юноша стал думать о том, каким образом он мог бы прокормить свою семью. И в голову ему пришла только охота.
Арман уже охотился на диких зверей. Однако ему были чужды насилие и убийства. Но сейчас, сидя на старой кровати в своей комнате, он мог лишь воображать охоту и вспоминать, как его отец охотился на тех или иных животных.
Утром этого дня, его мать и Лусине, в первый раз отправились в лес на целый день. Мать встала рано, она разбудила Лусине и приказала ей немедленно идти за стол. Без лишних разговоров женщина направилась на кухню. Все что она могла приготовить для дочери, так это сварить для нее грибов на завтрак. Остальное они должны были отыскать в чаще леса.
Лусине сонная подошла к столу, села и стала ждать, пока мать приготовит ей завтрак.
Арман к этому времени уже проснулся. Со второй недели он стал отказываться от еды, которую приносили его домашние из леса. Арману было стыдно съесть один маленький кусочек гриба или одну ягодку. Он пытался накормить всю семью змеями, зайцами и другими небольшими животными, которых ему удавалось поймать за весь день. В основном это были сомы с дальней реки и ежи, которых ему пришлось научиться освежевать.
Арман встал с кровати, молча прошел коридор и вышел на улицу. Через некоторое время со двора послышался стук. Арман рубил дрова, которые насобирал вчера во время похода к реке.
— Мама, я голодна, может есть еще что-нибудь кроме грибов?
— Есть деточка, но пока Армаша не освежует ежиков, мы их не сможем съесть.
— Ежей?! — удивленно воскликнула Лусине. Она посмотрела в окно на Армана. Он упрямо колол дрова отцовским топором с нижней загнутой частью. — Арман их убивает?
— Не думай об этом, а лучше ешь. Мы сегодня на целый день пойдем в лес. Подкрепляйся, дорогая моя.
— Как! Не хочу!
— А тебя никто не спрашивает, я сказала, пойдем, значит... — она вдруг остановилась. Мать увидела, как Арман колет дрова. Упорно и решительно превращая их в щепки. Она присела на стул, как будто у нее внезапно закружилась голова и закрыла руками лицо.
— Мам, ты хныкаешь...ну не надо, я съем грибы, и мы пойдём в лес.
Мать не ответила. В этот момент Арман закончил колоть дрова и пошел за ежами в погреб.
— Нет деточка, — ответила мать, вытирая слезы с лица, — просто мне вдруг стало грустно, вот и все.
— Видишь, — сказал Лусине, — я уже почти доела, не грусти.
— Конечно дочь. Если бы сейчас с нами был твой папа, то у меня не было бы повода грустить, а так... — она снова закрыла лицо руками.
В дом вошел Арман. В правой руке он за ноги держал ежа. Арман увидел, что его мать склонилась над столом и закрыла лицо руками. Он положил ежа перед Лусине, не догадываясь о том, что ее это может испугать и подошел к матери.
— Перестань, — сказал он прямо, — я найду способ нас прокормить, вот увидишь.
Юноша обнял мать. Повернувшись к Лусине увидел, что его сестра тоже плачет.
— Чего ты плачешь?
— Да нет, — сказал мать, — я уже почти успокоилась.
— Мам, Лусине плачет.
Мать вдруг встрепенулась, убрала руки с лица и заплаканными глазами посмотрела на дочь.
— Арман! — сказала она вдруг строго, — убери этого мертвого ежа со стола. Ну, ну, дорогая, — причитала мать, тут же обняв Лусине, — ну, ну, не плачь. Доедай грибы и пойдем в лес.
Арман тут же убрал, ежа со стола, незаметно взял ножик и пошел к себе в комнату.
— Мам, – вдруг заговорила Лусине, когда Арман зашел к себе в комнату, — он что пошел делать?
— Не стоит беспокоиться доченька, бараны едят траву, волки едят баранов, люди убивают волков и продают их шкуру, чтобы прокормиться, так устроена жизнь.
— Мам, я ничего не поняла, что ты сейчас сказала, — проговорила Лусине, вытирая щекочущие щеки слезы.
— Вырастешь все и узнаешь, а сейчас нам пора.
— Ну я же не доела!
— Одевайся, день пройдет быстро, нужно успеть до заката.
Лусине покорно встала из-за стола, надела на себя тёплый свитер и старую кепку. Мать тоже оделась. Накинув козью шаль, и завязав платок на голове, она взяла за руку Лусине и вышла из дома. Дверь захлопнулась. В доме было слышно, как провернулся замок.
К этому времени Арман уже наполовину избавился от иголок на теле животного. Он осторожно выдирал иголки и складывал их в пакет. Потом он освежевал ежа и вернулся на кухню. Одному ему стало одиноко.
Арман увидел остатки в тарелке Лусине, которую она не убирала с тех пор, как исчез отец. Юноша знал, что мать таким образом пытается заботиться о нем. Но также знал, что для нее важнее прокормить сестру, а ему придется самому находить себе пищу и более того, попытаться прокормить всю семью.
От ежа остался только толстый кусок мяса. Арман разрезал мясо пополам. Два куска он разрезал по полам еще раз. Таким образом на столе лежало четыре куска.
Медная кастрюля, стоявшая под печкой в грязном углу, была единственным приспособлением на кухне, в котором можно было сварить мясо.
Арман отваривал мясо каждый день. В основном это были кролики, ежи, всякая рыбешка, чаще сом или карп, а также птицы.
Крота Арман поймал всего однажды в чужом огороде. Ночью среди деревьев, уже заранее зная, что в соседском доме поселился крот и что соседи не будут жаловаться на исчезновение животного, Арман пролез через забор и под полной луной, что было бы полное сумасшествие для бывалого истребителя кротов, стал выискивать слепое животное на огороде. Ему потребовалось четыре часа, чтобы найти три кротовых норы. Арман забаррикадировал две из них, а третью раскопал и на свое счастье наткнулся на промежуточное место между двумя подземными дорожками, уходящими в разные стороны. Тогда, недолго думая, он врыл туда небольшую банку и положил в банку сваренной гречихи, потом сделал крышу из земли над промежуточным местом, которая вскоре обвалилась.
Арман решил закопать это место. Его план состоял в том, чтобы крот, который будет рыть себе дорогу случайно упал в банку с гречихой. Или, прельстясь запахом сам туда залез. Банка была мала и поэтому крот в таком случае не смог бы вылезти из нее до прихода Армана.
Арман прировнял это место, чтобы было не слишком заметно, что он тут рылся. К этому времени уже начало светать. Арман перелез через забор и пошел спать.
Следующий день он провел в окрестностях деревни, охотясь на зайцев. С самого утра ему хотелось пойти половить рыбу. Однако, он пренебрёг своим желанием и пошел ради большей добычи ловить ушастых животных. Так ничего и не поймав, он вернулся домой под вечер с пустыми руками. Единственной надеждой поужинать сегодня был крот.
Тогда Арман, несмотря на вечернее время, когда еще все жители деревни бодрствовали, побежал на соседский участок. Без страха попасться он быстро нашел то место, где вчера закопал банку, и на его удивление в ней оказался жирный крот.
Сейчас, помешивая мясо в кастрюле, Арман вспоминал об этом спасительном случае с гордостью за себя хитрого, но все же не был доволен подобной охотой. Даже того ежа, которого он сегодня поймал, могло хватить лишь на пару вечеров, а это было слишком мало.
Арман положил ложку на стол, когда понял, что мешать мясо совершенно не обязательно. К вечеру у него появлялась жажда деятельности и вместо того, чтобы занять себя чем-нибудь, он готовил. Пребывая в своих мыслях Арман, машинально стал варить мясо, помешивая его. Пока он думал о кроте, это действие казалось ему оправданным. Но как только он закончил свои раздумья, ему пришлось остановиться.
Арман сел за стол. Вода булькала в медной кастрюле. Он посмотрел в окно и спросил себя:
— Неужели я не могу принести в дом что-то большее, чем кротов, ежей и зайцев. Если бы был отец мы бы с ним пошли охотиться на горных баранов. Такого барана может хватить на месяц.
Арман задумался. Он еще ни разу не ощущал себя способным выйти в одиночку на охоту. Однако сейчас, сидя напротив кастрюли с мясом, он думал о том, как прокормить свою несчастную семью и спрашивал себя:
— А могу ли я, сам, все сделать? Убить горного барана и принести домой? Неужели я, мужчина, не способен на это?
Тогда Арман заглянул в кастрюлю. Четыре куска мяса заметно потемнели.
— Этого мало, необходимо больше еды.
Он снова сел за стол, но повернулся к отцовской комнате. В полу над кроватью лежало отцовское ружьё. Арман посмотрел в ту строну. У него вдруг появилось желание достать ружьё.
Арман не стал долго сомневаться, он подлез под кровать, отковырял несколько досок, которые на удивление быстро подались. Потом Арман сообразил, что ничего удивительного в этом нет, ведь отец часто ходил на охоту. И если бы он каждый раз заколачивал доски, то каждая охота начиналась бы с усердной работы над тем, чтобы достать ружьё из-под пола.
Он вытащил ружьё и приложил приклад к плечу.
— Прицелюсь вот так, — сказал он, когда стал целиться в стену, — и пальну.
Арман, как ребенок, при звуке мнимого выстрела немного приподнял ружьё и опустил его, воображая вдалеке барана, у которого в этот же миг подкосились ноги.
Вдруг, откуда-то послышался женский голос.
— Арман, — прокричал кто-то сдержанно.
Арман быстро спрятал ружьё под кровать.
— Арман, — послышался голос.
Он понял, что его зовут из его же комнаты. Однако Арман знал, что в комнате никого не может быть. Он пробежал по коридору и осмотрелся. Там и правда никого не было. Из окна показалась чья-то голова. Голова вылезла и прокричала:
— Арма... — но не успела девушка сказать, как заметила Армана в комнате.
— Наргиз, это ты! — сказал он, подбегая к окну и отворяя его.
Арман присел на подоконник и улыбнулся так, как только он один умел это делать. Наргиз ласково на него посмотрела и улыбнулась в ответ. Арман немного наклонился, ему в глаза ударил солнечный свет. Он прищурился и закрыл лицо рукой, опуская взгляд. Юноша увидел в руке у Наргиз небольшой бидон.
— Я тут кое-что принесла тебе.
— Зачем? — старого спросил он.
— Подумала, что тебе не помешает свежего молока попить.
— Зря ты это. Неужели ты думаешь, что я не в состоянии прокормить себя, — он сделал маленькую паузу и стыдливо понизив голос продолжил, — и свою семью!
— Не думаю, ты все можешь, но если хочешь, попей еще и молочка.
— Давай, только чуть-чуть, а то я уже наелся и напился.
Наргиз посмотрела на него с легкой улыбкой и опустила взгляд в тот момент, когда он приложил бидон к губам.
— Хорошее, — сказал Арман, — отрываясь от бидона. Он вопросительно посмотрел на Наргиз.
— Допивай все, если понравилось
— Хорошо, но только потому, что очень вкусное это козье молоко.
На дне бидона молока оставалось на несколько глотков, когда Арман вдруг прервался и посмотрел вдаль.
— Наргиз! — шепнул он, соскочив с подоконника, — сюда залезай, там твоя бабка.
— Ой, если она увидит...
Наргиз пригнулась. Арман выглянул в окно.
— Она идет в сторону дома. Наргиз, залезай, я тебе помогу.
— Нет, Арман, я лучше спрячусь... черт, она рядом, — сказала Наргиз, когда повернулась к забору, — сейчас.
Наргиз неуклюже залезла на подоконник, перекинула одну ногу в комнату, потом вторую. Она залезла и спряталась там, где прятался Арман.
Арман посмотрел на нее и снова улыбнулся.
— Чего ты?
— Просто рад тебя здесь видеть.
— Давай уйдём с поля зрения бабушки.
— Давай.
Они пролезли на кровать. Наргиз села на край кровати, Арман рядом со столом.
— Я уже вообще собиралась уходить...
— Как? Давай поговорим. Да и потом если твоя бабка увидит, что ты выходишь из моего дома, вряд ли она тебя по голове погладит.
— А я полезу тем же ходом, когда она уйдёт.
Арман взглянул на Наргиз. Она всем телом была повёрнута в другую сторону. Несколько минут они молча сидели. Арман уставился в стол и вдруг услышал.
— Ну ты как?
Он повернулся и увидел лицо Наргиз. Она подсела ближе и повернулась к нему, пока он смотрел на листик с абзацами по геологии, которые он давеча написал.
— Так, что даже врагу не пожелаешь!
Наргиз подсела еще ближе и положила свою голову Арману на плечо.
— Как мне тебя жаль, ну почему это произошло именно сейчас.
— Да, именно когда я нашел тебя, — он повернулся к ней и поцеловал ее в лоб.
Наргиз улыбнулась и сказал:
— Его ищут?
— Не знаю, на днях приходил какой-то дядька, сказал, что машину так и не нашли, что за бред!
— Почему?
— Как можно не найти машину, когда они знают в каком месте он сорвался!
— Он сорвался с утеса?
— Никто не знает, — у Армана на глазах проступили слезы, — не будем об этом, — сказал он, пытаясь сдерживаться.
— Как вы живете, Арман? — спросила Наргиз и тут же поняла, что спрашивать не стоило, — хотя если хочешь и об это говорить не будем.
— Нет почему, тебе я могу рассказать. Еды хватает только на один вечер. С утра приходится добывать что под ноги попадётся. Кролей, ежей, всякую мелкую живность. Мать с сестрой ходят в лес, собирают там все что могут и приходят обратно. Но того, что они там собирают за целый день недостаточно, чтобы хоть как-то утолить голод. Часто кружится голова. Вот сейчас только перестала.
— Из-за молока?
— Из-за него.
— Бедный мой Арман, как мне тебя жаль.
— Не нужно жалеть, а лучше уходи. Если тебя здесь увидят, то больше никогда не пустят. И мы не встретимся.
— Арман, не говори таких вещей, все будет хорошо.
— Да, все будет, если я отправлюсь в горы.
— Зачем?! — испуганно спросила Наргиз.
— А как ты думаешь?
Она ухватилась руками за его руку и посмотрела на него жалостливыми глазами. Он не повернулся.
— Не надо, не иди один.
— А с кем мне идти, Наргиз?
— Но это опаснее, чем может показаться на первый взгляд.
— Ну и что, мне плевать!
— Ты не понимаешь!
— А чего мне понимать. Нужно есть, значит нужно идти в горы.
— Дикие хищники это тебе не кролики и ежи, ты разве не понимаешь? — прокричала она.
Арман испуганно посмотрел на Наргиз. За несколько секунду в его глазах появился гнев.
— Что ты знаешь об этом, а? — он вырвался и отвернулся.
Тихо, словно шуршание травы, Наргиз проговорила за его спиной:
— Мой отец и моя мать...
Арман услышал, что она замолчала. Он медленно повернулся к Наргиз и его разгневанное лицо, вдруг стало ласковым и в то же время серьезным.
— Они...— говорила она, хлюпая носом.
Арман вдруг почувствовал то же, что тогда, в лесу, когда Наргиз упала и расплакалась от боли. Ему стало не по себе, он хотел успокоить ее, убаюкать, как ребенка, только что бы внутри себя не ощущать боль от ее слез, только чтобы не видеть плачущую любимую девушку. Он обнял ее и сказал:
— Ничего Наргиз, успокойся, можешь не говорить, я все понял.
— Ты никуда не пойдешь? — спросила она, обнимая его и продолжая похныкивать.
— Я должен, Наргиз!
Тогда она обняла его еще крепче. Через пол часа Арман и Наргиз успокоились. Они разговаривали о чем-то приятном, когда Наргиз вдруг захотела рассказать Арману про своих родителей.
— Послушай я заплакала, но сейчас...
— Хорошо, чего ты хочешь?
— Мои родители, как говорил мне дедушка, попали на медвежью территорию. Они не смогли убежать от хищника.
— Наргиз, если тебе неприятно об этом говорить, давай не будем.
— Нет Арман, это было давно и не при мне. Но дед мне не только про них рассказывал. Он говорил про то, как можно спастись если неподалеку ты заметил медведя.
Арман с интересом посмотрел на Наргиз.
— Он говорил, что если медведь тебя не заметил, то нужно постараться очень тихой уйти. Слышишь, очень тихо.
— Да, я понял.
— Дед сказал, что важно именно идти, а не бежать. Убегать бесполезно.
— А если медведь тебя увидел, то тебе конец, — сказал Арман со всей серьезностью.
— Нет. Если он тебя увидел, не подавай виду, что тоже его увидел, но украдкой следи за каждым его движением. Уходит, сам уходи, бежит к тебе, стой на месте и не двигайся. В основном они не нападают на людей. Медведи накидываются только, когда чувствуют опасность или, когда ходят после спячки голодные. Запомни это.
— Запомню. Но если честно я бы сразу на дерево залез и все. Он ничего бы со мной не мог сделать.
— Глупый. Дед сказал, что на дерево залезать бесполезно. Медведь сам может на него залезть, да и повыше тебя. Так что ни в коем случае.
— А что же тогда делать, как защитить себя от его когтей и зубов?
— Стой и стреляй, твоё счастье если он испугается и повернётся обратно.
— Ну ты и охотница.
Наргиз засмущалась.
— Конечно я этого не придумывала. Дед так всегда говорит "твое счастье". Твое счастье, что бабка в хорошем настроении. Твое счастье, что мы с бабкой до сих пор живы, — сказала Наргиз и засмеялась.
Арман заразился смехом и тоже стал хохотать. Они от души посмеялись над стариковской манерой говорить, а потом Наргиз сказала:
— Ну ладно, мне уже пора. Я уйду через окно.
— Не уходи, оставайся, — он приобнял ее, однако она вырвалась.
— Мне пора Арман, я пошла.
Она вылезла из окна, стремительно, словно делала это сотни раз и побежала на корточках к своему двору.
«Странно, — подумал Арман, когда смотрел на то, как Наргиз перелезает через небольшой забор, — а залезала то она сюда так неуклюже.» Арман лёг на кровать и решил немного подремать, после утренней работы.
Тем временем Лусине и ее мама уже дошли до леса. Это был тот лес, который находился за Зеленой ямой. Он занимал большую территорию и уходил далеко за границу Армении. Больше всего было в нем сосен и елей.
Непроглядная чаща тянулась от самой Зеленой ямы и уходила в глубину. Но была одна маленькая тропинка, по которой и шли женщины.
Тропа была не настолько маленькая, чтобы по ней скажем, не смогла проехать легковая машина. Однако всему остальному, грузовикам, КАМАЗам проехать здесь не удалось бы.
По обе стороны сосново-еловый лес. Повсюду шишки, маленькие кустарники, корни, торчащие из почвы.
Они шли спокойно, никуда не торопились, а наоборот, очень пристально вглядывались в кустарники и в пространство около деревьев. В основном в таких местах можно было найти грибы или ягоды, однако сейчас они шли и не замечали ничего, что могло бы быть съедобным.
Птицы пели. Сверху доносилась их чудесная свирель.
В лесу было тихо и спокойно. Солнце поблескивало сквозь деревья. Лусине, отлынивая от работы, вытягивала шею к солнцу и грела лицо. Тогда как ее мать, на коленках, выискивала в кустарнике темные ягодки.
— Мама, ты что-то нашла?
— А ты Лусине, ты хоть что-нибудь искала? — ответила мать вопросом на вопрос и встала с колен — а?
Лусине посмотрела по сторонам и вдруг под деревом увидела большой белый гриб.
— Да, вон, смотри, — она показала на гриб. Ее мать посмотрела и ахнула.
— Какой хороший белый грибочек — сказал она, сменив тон укоризны на радостный тон.
Мать Лусине подошла к деревцу и сорвала белый гриб.
— Себе на ужин ты еды нашла, теперь нужно Арману и мне.
— Ну мам...
— Что?
— Я себе нашла, а вы сами себе ищите.
— Пошли дальше.
— Ну мам, я устала, — застонала Лусине.
— Скоро присядем, отдохнём, а пока пошли вперед, ты дорогу запомнила?
Лусине посмотрела на мать удивленными глазами.
— Нет.
— Ну а как же мы выйдем!
— Мам, мне страшно! — Лусине подбежала к матери. Мать невольно улыбнулась.
— Хорошо. Я шучу, пошли. Обратно вернёмся по той же тропинке.
Лусине широко открыла глаза. Действительно, — подумала она, — по той же тропинке.
Они пошли вперед, по дороге подбирая грибки и ягоды. Но сколько бы долго они не шли, корзина так и не наполнялась.
— Мама, мы уже очень долго идем, а в корзине пусто, почему?
— Потому что сегодня мало ягод и грибов почти нет. Не ной. К вечеру что-нибудь точно найдем.
— Когда был папа, мы не ходили в лес.
— Когда был папа доченька, все было хорошо. Но к сожалению, его нет рядом.
— Мама, а он где-то там?
Лусине указала на небо. Мать не повернулась.
— Там, да? Да мам? Да? Да?
Мать не отвечала, а только шла вперед, надеясь на то, что дочь не заметит ее внезапную перемену в лице. И надеясь, что Лусине не увидит слезы на ее бледных щеках.
Лес радовал прохладой. Все вокруг жило своей жизнью. Маленькие насекомые, которых не было видно в тени огромных старых сосен, с треснувшей корой. Птицы, летающие с дерева на дерево, спускающиеся только для того, чтобы поклевать ягоды с кустарников. Ветер и тот, казалось живой и дует куда ему угодно, смахивая пауков с веток и сбивая с деревьев старые сухие ветки.
Лусине с матерью шли около полу часа, пока девочка снова не заговорила:
— Мама, а почему Арман убил ежика?
— Потому что нам нужно кушать, дорогая моя.
— Но разве мы не можем кушать ягоды, грибы и травушку?
— Этого мало, нам не хватит.
— Но как мама, Арману было не жалко этого ежика?
— Что поделаешь, чувство голода чаще всего сильнее, чем жалость.
— Слушай, а... — начала было говорить Лусине и тут вдруг остановилась с открытым ртом, — мама, мама!
Мать обеспокоено повернулась к Лусине и вдруг услышала шорох за спиной. Через несколько секунд шорох превратился в топот. Она быстро схватила Лусине и, не оборачиваясь, побежала в кусты.
— Мама, мама, – кричала Лусине там кабанчики, их много.
Когда Лусине с матерью оказались в безопасном месте, они стали наблюдать за тем, как целая свора кабанов, в основном маленьких, переходила дорогу. Впереди шли крупные темные кабаны. Они вели своих детенышей через лес.
— Смотри, какой хороший, — сказала Лусине громко и показала пальцем на маленького кабаненка.
Ни голос и ни взгляд испугал кабаненка, а резкое движение Лусине. Он вдруг взъерепенился и понёсся во весь опор через дорогу. За ним последовали остальные. Они убегали так быстро, что видно было только темную полосу и клубы бежевой пыли.
— Сколько раз я тебе говорила, что показывать пальцем неприлично, — сказала мать обеспокоено, пытаясь разрядить обстановку, — даже животные это понимают, — теперь она улыбнулась, а перепуганная Лусине крепко прижалась к матери и закрыла глаза.
Через пару минут Лусине уже была навеселе. Они с матерью шли вдоль тропинки. Лусине рвала цветочки, траву, обламывала веточки и каждый раз, когда делала это и задумывалась над вопросом "А не больно ли им?". Она все же не останавливалась. Ее мама шла вперед, не обращая внимание на то, что делает Лусине, она занималась поисками ягод и грибов на ужин. Мать не волновали цветочки и веточки, она не обращала внимание на свирель птиц, на солнце пробивающееся сквозь глухие листья деревьев. Помимо сбора ягод она была взволнована до глубины души бедой, которая настигла ее семью. Муж пропал без вести, дети большую часть времени голодали, а деревенские, косо смотревшие на нее, побаиваясь, что семья станет обузой. Женщину волновало то, что из всех людей, которых знала раньше, не было ни одного, желающего хоть чем-нибудь помочь.
Она шла, не обращая внимания на корни под ногами, и еле улавливала маленькие шажки Лусине за спиной. Порой случалось, что даже сноп ягод, висящих на веточках куста, был не замечен ею. Она смотрела вперед, может даже на ягоды, но не видела их, так как смотрела в никуда и думала о своих тягостных бедах, свалившихся на нее так внезапно.
— Мам, — сказала вдруг Лусине, — вон там ягоды! Разве ты не видишь?
Мать повернулась, посмотрела на Лусине, потом посмотрела на куст под ногами, мимо которого она чуть было не прошла.
— Ах да, вот же я годы, ты права моя дорогая, давай соберем их.
Мать опустилась на колени. Лусине немного подошла и уже нагнулась, чтобы сорвать первую ягодку, как вдруг заметила, что у ее матери по щекам льются слезы.
— Ты плачешь? Там что кабанчик опять идут? — спросила Лусине с наивностью ребенка.
— Нет, дорогая, — сказала ее мама утирая слезы, просто мне грустно. Она продолжила собирать ягоды.
— Почему тебе грустно? Смотри как много ягод мы нашли.
— Да, ты права, нечего грустить. Можешь съесть парочку если хочешь, — сказала она и протянула Лусине ягодку.
Лусине забрала ягодку и съела ее.
— Вкусная какая, а что это за ягодка мама?
— Это черная бузина.
— Но такая маленькая, можно еще.
— Нет, мы ее дома сварим и будет у нас компот, хорошо?
— Ладно, но так есть хочется. Смотри мам, там еще такая же ягодка, только красная, вон там!
— Стой, собери эту, а к той не прикасайся.
— Но почему? Ее там так много, смотри!
— Чёрную бузину можно есть, красную нет, запомни Лусине.
— Мама, я есть хочу.
— Давай присядем.
Они присели у кустика. Мать разложила все, что взяла с собой. Немного молока, хлебные лепешки и мякоть от вчерашних ягод.
— Покушай немного, отдохни.
Лусине накинулась на лепешки. Она, голодная, ела лепешку, словно зверь и запивала ее молоком.
— Не торопись, съешь немного мякоти, она полезна.
— Не хочу мякоти, — сказал Лусине, не слишком понятно.
— Прожуй все, а потом говори. И обязательно съешь мякоть, не выбрасывать же ее.
Через некоторое время, когда Лусине немного отдохнула и утолила свой голод, мать решила идти вперед.
— Мама, давай еще посидим.
— Нет, нам пора.
— Но ты же сама совсем ничего не ела. Хочешь доесть мою лепешку.
Мать посмотрел на лепешку. По ее глазам можно было видеть, что она голодна. И все же отвернулась и сказала:
— Нет, доедай, а я пока соберу все, что здесь набросали. Не спеши, но и не затягивай.
Лусине доела свою лепешку, и они вместе с матерью отправились вдоль тропинки вглубь леса.
К тому времени солнце уже миновало середину неба и постепенно стало спускаться к горизонту. Птицы стали меньше разговаривать друг с другом. Кругом воцарилась лесная тишина. Где-то шуршали листья, где-то раздавались странные стуки непонятного происхождения. Но уставшие путники уже не обращали ни на что свое внимание, кроме того, ради чего они так долго шли сквозь лес.
Дальше по тропинке ягод и грибов стало значительно больше. Но все чаще попадались грибы с червями, которые приходилось выкидывать, ядовитые ягоды, непригодные для пищи и все меньше надежды на то, что еды соберётся достаточно.
Ноги их устали, головы затуманились, клонило в сон. Лесной воздух так влиял на них, что им постоянно хотелось спать. Особенно Лусине, которая каждую минуту зевала и плакалась маме, напоминая ей о том, что устала и хочет домой.
Близился вечер. Солнце постепенно садилось, все меньше прогревая и все тусклее освещая сонный густой лес. Наконец мать остановилась и повернулась обратно.
— Ну все доченька, здесь нам больше делать нечего, теперь нужно держать путь обратно.
— Наконец-то, — шепнула тихо Лусине.
Мать этого не услышала. Они пошли по тропинке вперед, напрямик к лугу.
— Нам нужно выйти на луг до заката доченька, давай поторопимся.
— Мам, я устала, давай не будем торопиться.
— Знаешь, что будет если мы не поторопимся?
— Что?
— Заблудимся и останемся здесь ночевать, пока снова не взойдёт солнце и мы не увидим тропинку, по которой сюда пришли.
Лусине удивленно посмотрела на свою маму и сообразив, что нужно делать, тут же с испуганным видом быстро пошла вперед по тропинке.
— То-то и оно, — причитала мать, шагая по тропинке рядом с дочерью.
До луга они не успели дойти. Стемнело. Тропинку было плохо видно. Однако, мать очень хорошо знала эти места, поэтому спокойно и без лишней тревоги вывела себя и свою дочь из темного леса. Лусине было очень страшно. С того момента, как солнце зашло она держалась за мать обеими руками и следовала за ней по пятам.
Вышли они на луг, когда на небе уже была видна чуть затемнённая луна. Луг прошли быстро словно и не было его на пути. А дальше дорогу, прямиком в деревню, на холм через валуны и к своему дому они прошли беспрепятственно.
Мать ждала, что в окне дома будет гореть свет, однако, когда они с Лусине подошли к дому света в окошке не наблюдалось. Они зашли во двор, отперли дверь. В доме никого не было.
Мать включила свет. Лусине пошла к себе в комнату, ждать пока мать приготовит ей ужин, в то время, как она пошла проверять комнату Армана. Там никого не было. Мать прошла на кухню и на столе увидела маленькую записку, она подошла поближе, взяла записку и прочитала.
— Господи боже, мой мальчик, ну куда тебя понесло!
Мать села на стул и заплакала.
В записке было написано следующее.
"Мама, не переживай. Я отправился на охоту. Вернусь завтра вечером, твой сын, Арман".
Мать все рыдала на кухне. На столе стоял суп из мяса ежа.

Вернёмся к тому моменту, когда Арман остался один после того, как Лусине вылезла в окно и убежала на соседский двор.
Он еще раз посмотрел в окно, убедился, что Наргиз добралась до улицы и успокоился. Арман прилёг на свою кровать и тут же вскочил напрягшись. "Какой же дурак, — подумал он, — она, наверное, думает, что я хотел... а я всего лишь желал, чтобы она была рядом. Какой же я осел, черт меня подери!" Потом Арман, немного взволнованно, стал ходить по комнате, размышляя над своими проблемами.
"Она ведь пришла с молоком, — думал юноша, — как же хорошо, значит обо мне заботится, а значит любит. А может ей просто жалко меня. Да, я просто жалок. Ну нет, я не жалок. Это может деревенские людишки жалкие, потому что боятся, что моя семья станет обузой. Я выживаю, я ищу способы, чтобы прокормить свою семью и себя, и я кажется нашел способ, который обеспечит моей семье еду на целый месяц. Однако, постой, ты помнишь, что она тебе сказала? Медведи! Я не боюсь их. Волки! Их тоже не боюсь, застрелю в упор и даже не поведу пальцем. Это да, однако все же опасность есть, и она права, что боится за меня. Она права. Я ведь ей сказал, что иду на охоту. Значит я точно не жалкий в ее глазах и жалеть меня нечего. Может она считает, что я не способен охотиться?"
Арман зашагал по комнате быстрее. Его юношеские шаги превращались в армейский шаг. Когда подошва, соприкасаясь с полом, дает громкий хлопок. Он ходил так назад и вперед, размышляя о Наргиз и о том, что она о нем думает, пока не осознал необходимость начинать собираться на охоту.
"Действительно, — подумал он, — если я пойду налегке это будет глупо с моей стороны. Другое дело если я возьму с собой все необходимое. Нож, верёвку, ружьё... что там еще отец брал...лопату маленькую, немного еды, обязательно воду и, пожалуй, что все."
Арман остановил свои раздумья и прошел по коридору в отцовскую комнату. Там он достал ружьё из-под пола, сел у кровати и стал разглядывать его. Деревянный резной приклад, длинное металлическое дуло и самое главное серебряная вставка с рисунком на ней вот, что привлекало Армана. Он стал рассматривать рисунок на старом грязном серебре. Завитушки, веточки листики все было высечено так прекрасно, что Арман не мог оторвать от вставки глаз. Потом он посмотрел на дуло. Одноствольное дуло. Не слишком удлинённое, но и не слишком короткое, такое которое может поместится в походный рюкзак.
Арман снял резной затвор, и резким движение повернул дуло вниз. Оно поддалось, и Арман увидел место для патрона. Стреляли в основном дробью. Десяток патронов лежал под полом. Арман их достал, взял один и попытался засунуть его в отверстие. Получилось с первого раза. Он щелкнул ружьем и поднял затвор. Предохранитель не позволял выстрелить.
"Отлично, — подумал Арман, — сложу эти патроны в папин походный рюкзак и пойду к себе собираться дальше".
Арман захватил еще и папину лопату. Он сложил все это в рюкзак и пошел к себе.
"Бедный мой отец, где же он? — спросил Арман себя, когда, проходя по коридору, засмотрелся на дуло, торчащее из рюкзака, — Был бы он жив, все было бы хорошо. Все было бы очень хорошо, — причитал Арман в своих мыслях"
Он прошел к себе в комнату, взял маленький ножик, которым сам всегда пользовался во время походов в лес или куда-либо еще. Кофту тоже прихватил. Положил на дно рюкзака все включая нож. Потом переложил нож к себе в карман. "Нечего так далеко откладывать, — подумал он". Арман прошел на кухню, налил себе водички и взял мешочек, который мама приготовила на ужин. "Они поедят мясо, а я возьму с собой эти ягоды, будет чем заморить червячка".
Арман все собрал, закрыл рюкзак и завязал на нем шнуровку и положил рядом с кроватью. Теперь ему нужно было одеться так, чтобы ночью не замерзнуть, так что бы комары его не кусали, так, чтобы спать на земле было комфортно, так чтобы в темноте его не заметили дикие звери. Но обо всем об этом он и думать забыл. Одел старый свитер, рванные в нескольких местах садовые отцовские брюки, свои единственные ботинки на размер больше и кепку от дождя. Этого ему было достаточно, чтобы решиться выйти из дома, однако он все еще был в раздумьях по поводу того, оставаться ли в горах с ночевкой.
Арман немного поразмыслил и понял, что к вечеру до гор он еще не дойдёт, а дойдет туда только к полуночи. Значит придется идти ночью, а это значит, что в любом случае если он сейчас соберётся выходить ему придется ночевать у гор. Он все думал о необходимости идти в горы прямо сейчас. В голову лезли страшные картины, которые могли произойти по пути к горам ночью. Он то склонялся к тому, чтобы пойти завтра утром, то все же думал пойти сейчас. Однако никак не мог решить, когда именно идти.
Арман вошел с рюкзаком на кухню и сел за стол. На столе стоял приготовленный им суп. А больше там ничего и не было. Лепешки закончились. Ягод осталось мало. Грибы все съели. Арман вдруг понял, что должен идти прямо сейчас и его душа затрепетала от нетерпения и смущения.
Он подумал о матери и о том, что она скажет, когда придет в дом и не застанет его там. Ему в голову пришло написать записку.
Арман взял листок с карандашом у Лусине в комнате и пришел на кухню. Он быстро придумал, что написать матери, но потом около десяти минут сомневался, достаточно ли этого будет, чтобы она успокоилась. Больше он не мог ждать. Записку Арман оставил на столе, карандаш тоже.
Он попрощался с домом и захлопнул за собой дверь. Щелчок замка. Арман отправился в путь.
Свои родные, знакомые места он прошел быстро. Не задерживаясь ни на секунду, спустился с холма, посмотрел на маленькую избушку, в которой пережидали с Наргиз дождь, прошел по сухой траве мимо нее и пересёк черту, заходивший за не лишь пару раз в течении всей жизни.
Он был наивен и глуп, молод и полон сил, поэтому выбрал тропу, по которой никогда не ходил. Дорогу, которую не слишком хорошо знал, путь, ведущий в горы и обещающий ему, несмотря на тягостную беду в семье, радостные и интересные приключения.
Вид, к которому он так привык менялся на глазах. Горы становились больше, лес ближе, а деревня испарялась за его спиной, словно ее никогда и не было. Словно она никогда не располагалась в этой местности. Здесь в поле, которое огибали величественные горы Арману казалось будто вся местность нетронута и девственна, будто никто и никогда не ходил по этой траве, кроме животных и насекомых. Он, с рюкзаком за спиной, вдруг вообразил себе, что идет не в своем времени, но в далеком, за много миллионов лет до своего рождения. Бродит по нетронутым долинам, любуется горами и первобытной природой одного большого материка.
Арман шагал и как будто видел сон наяву, смотрел на траву, и она казалась неизменно зеленой, такой же какой будет спустя миллионы лет. Наблюдал за облаками, и они казались ему неизменно ватными, такими же, какими будут спустя те же миллионы лет. Однако чувство того, что эти облака, эта трава такие древние не покидало Армана. Было в них что-то завораживающее.
Когда-то он читал притчу о старце, который всю свою жизнь изучал растения и в конце концов стал бессмертным благодаря их свойствам. В этой притче он очень отчетливо запомнил фразу, которая сейчас эхом отозвалась в его мыслях. "Это старо, как мир" — прошептал Арман. Мир стар и дремуч, все, что есть в нем существовало бесконечное количество лет и именно это ощущал сейчас Арман. Всю силу старого могучего мира, всю его магию, седые горы, живые ручьи, юные зеленые ростки, по которым он сейчас шагал и себя одного среди этой древней красоты, которую люди называют Арменией.
Арман постепенно приближался к лесу. И по мере приближения все больше просыпался от своего идеального сна. Меньше он думал о красоте вокруг и порой даже зацикливался на мыслях о своей бедной семье и об отце, который бесследно пропал и нет уже надежды найти его живым. Арман не переживал бы, не думал об этом если бы еды было больше. Если бы он не был вынужден оставить свою семью на пару дней без пропитания и мужской силы. Он шел по тропинке, оглядываясь по сторонам. Порой оборачиваясь. Деревня уже давно исчезла из виду. Сзади все закрывали бесчисленные холмы различных размеров. А впереди подход к горе перекрывал густой темный сосновый лес.
Солнце постепенно садилось. Веяло прохладой. Арман подошел к большому, темному лесу. В этом лесу он никогда не бывал. Он примыкал к горе и продолжался при подъеме. Лес казался Арману огромным. Он будто встал у врат в другой мир, только вот открытые врата найти не мог. Ужас одолел его на пару минут. И что-то неведомое закралось в его душу. Одно дело лес днем, другое ночью. В ночное время суток лес становится магически ужасающим. Смотришь на него и хочется сбежать, уйти, только бы он был дальше.
Юноша решил не медлить и пройти вдоль леса, для того чтобы найти тропинку, ведущую в чащу. Это дело не простым оказалось. Арман вполне мог нырнуть в сосны в любом месте, однако в таком случае ему ничего бы не стоило заблудиться. Этого он не хотел, поэтому, припомнив все те походы с отцом, он решил не рисковать и отправиться искать тропинку. Для себя Арман сразу установил, что не слишком важно какой ширины окажется найденная им тропа, главное, чтобы он мог свободно по ней пройти и вернуться в поле невредимым. Перед ним не стояла задача рыскать по бескрайнему лесу в поисках жирной дичи. Он заранее решил, что отправится в горы напрямик через лес и, если случайно, совершенно случайно на его пути окажется дичь, он прибьёт ее не задумываясь, но все равно продолжит свой путь, как бы ему не было тяжело тащить свою добычу, а еще в придачу охотится с ней на горных зверей.
Наконец, спустя час он нашел подходящую тропинку, ведущую, по его мнению, к горе и смело ступил на нее, несмотря на то, что небесное светило уже почти зашло за горизонт. В лесу уже было темно.
На пороге леса его никто не встретил. Птицы не щебетали. Маленькие зверьки не шевелились. Свежий ветерок обдувал Армана и это единственное обстоятельство, которое помогало ему сохранять смелость и внутреннее равновесие.
Ветер его успокаивал. Даже в самые страшные дни, когда потоки ветра сносили деревья, когда все жители забирались в свои дома и не выходили оттуда в течении всего дня, Арман гулял по деревне и веселился. Словно молодой листик, который еще хорошо держится на ветке, Арман крепко стоял на земле и возвращался в дом, радуясь сильному ветру, как не радовался ничему в своей жизни. Со временем радость от сильного ветра переросла в нечто такое, что тоньше, стройнее, культурнее, в любовь к маленькому прохладному вечернему ветерку, который словно вдыхал в него силу, энергию и самое главное счастье. Такой ветерок давал волю его воображению и в лучшую сторону влиял на его мысли. Он как будто разговаривал с ним о чем-то самом сокровенном, самом желанном и говорил, будто все чего не пожелает твоя душа, мгновенно сбудется.
Отцовские нравоучения, материнские упреки, учительское упрямство, сестринское недовольство, детские насмешки все это он противопоставлял тому ветерку, который вопреки этому ужасному шуму, шептал ему на ушко, как шепчет душа, сладкую мелодию его сердца, его сокровенных желаний, его давней и устоявшейся мечты изучать Землю так, как это делали лучшие учёные мира сего.
Сейчас он ощущал этот ветер на своих щеках, а впереди видел только темный, недружелюбный ночной лес. Ему было страшно заходить в лес, было страшно следовать по тропинке вглубь, а больше всего он боялся заблудиться, совершенно случайно, ненароком, однако каждый раз, когда он ощущал тот самый вечерний ветерок, бывающий только в начале весны или в конце лета, он ускорял шаг, смелее и прямее следовал по тропинке, которую нашел.
Вскоре совсем стемнело. Тропинка стала еле различимой. Арман шел вперед по ощущению пустой земли под ногами. На плечо он повесил отцовское ружье. Страх окутывал его все сильнее. Первые десять минут ружьё просто висело у него на плече. Потом он положил приклад подмышку, а оружие опустил по швам. Так он шел еще час. За этот час у Армана было много поводов приложить к курку свой указательный палец и немного завести ружье, прихватив его второй рукой. К счастью не один из этих поводов, не был для него опасен.
В это время лес уже полностью окутала темнота. Она стеной встала между Арманом и горами, до которых он хотел добраться. Однако Арману вовремя пришла мысль сделать факел. Еще на подходе к лесу он нашел небольшую толстую ветку, собрал хворосту, из которого часть положил в рюкзак, а часть намотал на ветку. С трудом ему удалось укрепить хворост на факеле, но все же он сумел решить эту задачу и сейчас в темном лесу факел ему очень пригодился. Он решил, что не будет зажигать его, пока не станет совсем темно. Такой момент настал в двенадцать часов ночи, когда он уже около двух часов следовал по лесу в одиночку. До этого сосны росли равномерно, однако, чем дальше он углублялся, тем теснее и беспорядочней они располагались.
На этот раз ему все же пришлось остановиться и попытаться зажечь факел, который обещал гореть не более получаса.
Арман встал возле дерева и облокотился на него. Ноги не хотели идти дальше. Глаза уже привыкли к темноте, но Арману все время казалось, что дикие животные бродят вокруг него, следят за ним своим ночным зрением, как будто охотятся на него. Поэтому, как только он облокотился на дерево, ему вдруг стало страшно и захотелось вернуться обратно. Но этого он себе позволить не мог. Потратить столько времени и вернутся без добычи для него было равносильно смерти. Юноша считал, что лучше пусть волки, обитающие в лесу, сожрут его, чем он вернется к матери без куска мяса. Его не покидала мысль, буравящая все неприятные чувства. Он воображал, как мать с сестрой после тяжелого дня пришли домой и нашли там лишь несколько кусков мяса, которого им хватит на один вечер. Он представлял, как они голодные завтра будут просить у соседей еды, а те в своем страхе даже не отворят им дверей.
Арман отпустил эти мысли, когда занялся факелом. Он еле-еле отыскал в своем рюкзаке коробок спичек. Достал его, достал также и факел. Арман попытался зажечь самодельный фонарь, однако с первого раза у него ничего не получилось. Ветер стал сильнее, поэтому маленький спичечный огонёк жил не дольше секунды и Арману приходилось зажигать новую спичку, чтобы снова, укрывшись за деревцом попытаться разжечь факел. Несмотря на все его попытки укрыться и зажечь свет в этом мраке, факел все же не поддавался. Тогда Арман решил рискнуть. Он взял, несколько спичек, а спички в такой ситуации были на вес золота, и попытался ими разжечь факел. На этот раз он загорелся и в душе у Армана также зажегся свет надежды. Арман осмотрелся. Справа что-то промелькнуло. Он ничего не разглядел. Яркий свет факела и обжигающий руки хворост, опадающий с факела, не давали ему сосредоточиться и как следует осмотреть местность. Он отвел факел подальше и немного опустил его. В этот момент Армана одолел дикий ужас. Он понял, что в темноте случайно сбился с пути. Рядом не было ни единой тропинки. Вокруг густой лес, поваленные деревья, кусты и их острые ветви и ни одного человека на тридцать километров вокруг. Так что кричать было бесполезно.
Пока Арман стоял в оцепенении он не подумал о том, что по сломанным ранее веткам и притоптанной траве, через пять минут можно было выйти к тропинке. Он так испугался, что ни одна здравая мысль не лезла ему в голову, а только страх одолевающий и всепоглощающий его. Он заблудился и считал себя обреченным с той самой минуты, когда факел вдруг озарил небольшое место вокруг него. Он также внезапно подумал, что в лесу довольно опасно ходить с горящим огнём в руках. Но эта мысль его не слишком озаботила, потому что сейчас ему как никогда нужен был свет. Оставался один выход идти в ту сторону, в которую он шел до этого момента и надеется на чудо.
Он продолжил идти. Первые десять минут ему было безумно страшно следовать по лесу в неизвестном направлении, пробираться сквозь ветви кустов, натыкаться на поваленные гнилые деревья и слышать вблизи различных шорохов. Но шаг — действие, которое совершают все люди на земле, успокоил его настолько, что он даже перестал думать о диких зверях. В голову снова пришла мысль, что зажжённый факел, продолжающий сыпать дождем из огненных кусочков хвороста, может привлечь внимание диких зверей, однако сразу же подумал и о том, что может отпугнуть лесных тварей и дать им повод держаться подальше от путника с огнём.
Арман прошел небольшое расстояние и очень быстро выбился из сил. Шаг он сократил и теперь вместо того, чтобы идти быстро, ему приходилось идти медленнее, успокаивая себя, и пытаясь не растерять оставшиеся силы. К этому времени ему жутко хотелось спать. Но первоначально лечь спать он хотел с восходом солнца. Однако в связи с тем, что он неожиданно заблудился ему было уж точно не до сна.
Как мы уже сказали Арман выбился из сил. Он встал, осмотрелся. Не было никаких признаков того, что рядом бродили дикие лесные звери. Арман положил свой рюкзак у дерева, воткнул факел в землю, и сел, прислонившись к дереву спиной. Он сидел, беспокойно озираясь по сторонам. Пристально всматривался в кусты. Яркий свет факела не позволял ему видеть в темноте полноценно. Если бы, например, Арман решил потушить факел, то через некоторое время он мог бы разглядеть белого зайца в тридцати метрах отсюда. Но так как факел освещал небольшую площадь, а весь остальной свет огонь поглощал, Арман не мог ничего разглядеть вдали.
Через некоторое время он стал дремать. Глаза невольно закрывались. Он уже почти заснул, когда вдруг какой-то звук заставил его очнуться. Арман открыл глаза и услышал где-то над своей головой глухое:
— Угу, угу.
"Сова" — подумал он, — "Черт возьми, сова!"
Арман встал и огляделся. Повсюду была непроглядная темнота. Однако, за то время, что он находился в лесу, его глазам удалось привыкнуть к темноте и теперь Арман мог различать некоторые оттенки темного и видеть объекты на дальнем расстоянии.
Он взглянул наверх. Сова больше не издавала звуки. Арман пытался вглядываться в ветки близлежащих деревьев, но тщетно. Так он простоял очень долго, пока сова снова не подала сигнал. Звук шел откуда-то издалека. Однако можно было с точностью определить откуда исходит звук.
Арман встрепенулся, собрал все свои вещи и пошел на зов совы. Через некоторое время, пробираясь сквозь колючие кустарники и злые ветки, он снова услышал ее зов и немного скорректировал направление. В голове у него гудела одна только мысль "Иди на зов совы".
Когда-то, давным-давно, в детские годы, Арман очень любил слушать рассказы своего, тогда еще молодого, отца, который порой пересказывал то, что еще раньше открывал ему его отец, то есть дед Армана. И вот в один такой благоприятный день, когда Николя, отцу Армана, не нужно было ехать на работу, он уселся со своим сыном на диван и стал рассказывать ему старые истории, услышанные от своего отца.
«В далекие времена», — говорил он, — жил на свете старец. Ходил этот старец в одних только лохмотьях и жил он далеко от великих городов и поселков со множеством людей. Но не перестал он общаться с людьми, так как часто в лес, где он обитал, захаживали заблудившиеся путники. Встречал он их с улыбкой и всегда радовался, когда они отвечали ему взаимность. Но однажды в пасмурный день, когда с веток сосновых деревьев градом падали прозрачные капли дождя в лесу заплутал один мальчик. Невелик ростом был этот мальчишка, а умом велик не по годам. Однако из леса, он, как ни пытался, выбраться не мог. Был умнее и мудрее его лес.»
Заплутавший мальчик в отчаянии стал бегать по лесу в разные стороны ища выход. Но нигде его не было. Тогда и появился старец и спросил мальчика:
— С добрыми ли ты намерениями пришел иль зло замышляешь какое?
— С добрыми дедушка, — жалостливо ответил мальчик, — потерялся я.
Старик улыбнулся и сказал: "Твой путь лежит через речку, к городу, который находится за лесом. Иди в ту сторону и не ошибёшься."
Мальчик поблагодарил деда и пошел туда, куда он ему указал. Шел он долго, ноги сбились, а сил уже не хватало на то, чтобы сделать шаг. Воды, которая у него была при себе, осталось совсем мало. Мальчик достал фляжку и захотел было попить, когда вдруг увидел, что на его пути стоит сова. Она молчала. Он подошел поближе, не закрывая флягу, и увидел, что она ранена.
Неожиданно сова заговорила человеческим голосом.
— Добрый человек, дай мне воды напиться и тогда я не умру.
Мальчик подумал, подумал и решил, что все равно умрет, а от воды ему мало проку. Напоил сову и кровь, запекшаяся на ее правом крыле, вдруг исчезла. Мальчик без сил упал на землю. И когда последний раз попытался открыть свои глаза, вдруг увидел, что сова увеличилась в размерах и стала просто гигантской.
— Садись на меня, я отвезу тебя домой.
Мальчик ухватился за ее крыло, потом полностью уселся. Сова взмахнула крыльями и улетела вместе с мальчиком прочь.
— Вот такая история, — сказал отец Арману, — каждый раз, когда дед рассказывал её, добавлял "Поэтому, заблудился ежели, всегда следуй на зов совы, она выведет из самого дремучего лесу"
Арман прокрутил все это у себя в голове еще раз и стал судорожно следовать за звуком, исходящим с верхушек деревьев.
Через некоторое время Арман выдохся. Он долго шел, пробираясь сквозь лес, однако сова не умолкала и продолжала перелетать с ветки на ветку. Один раз он даже увидел ее желтые глаза в ветках кохи и большую круглую темную голову. Потом сова исчезла.
"Бородатая неясыть" — подумал Арман и неожиданно для себя укрепился в мысли, что выйдет из леса целым и невредимым.
Внезапно он вышел к пустырю, где на пять метров вокруг не было ни одного дерева. Сова умолкла. Послышались взмахи крыльев, и вскоре Арман увидел улетающую вдаль сову. Она как будто летела к Луне. Он понял, что сова ему больше не помощник и подумал о том, что больше никогда не выберется из этого леса. О горах он даже не вспоминал. В этот момент Арман поднял взгляд и его унылое лицо вдруг озарила блестящая, полная радости и надежды улыбка. "Как же я не заметил сразу, вот же она!" — подумал он, чуть ли не прыгая от радости и указывая пальцами на тропинку, с которой сошёл много часов назад.
Арман в радостном и вдохновенном настроении встал на тропинку и пошел по ней в сторону гор. У него даже не возникло мысли вернуться. Хотя он жутко устал, ноги ломило от бесконечных шагов, во рту пересохло, потому что юноша экономил воду, а сон так и склонял к тому, чтобы прилечь у первого попавшегося дерева, Арман все же шел вперед, потому что помнил о тех, кого оставил в деревне.
Арман медленно, но верно шагал по тропинке. Его ноги порой заплетались, голова склонялась, а глаза закрывались машинально, как только он решал немного постоять, облокотившись на дерево. Но он шел и был рад тому, что идет по тропинке. Уж точно Арман больше не собирался блуждать по лесу, поэтому он пристально следил за тем, чтобы не отклоняться протоптанного пути.
Так он шел всю ночь и к утру, когда ему уже ни до чего не было дела, вдалеке показались уступы гор.
Солнце взошло рано, осветив темный лес своим желтым всепроникающим светом. Арман щурил глаза и в то же время закрывал их, засыпая на ходу. К утру захотелось спать еще больше. Он понимал, что ему необходимо передохнуть, однако позволить себе поспать не мог.
К горам он вышел часов в десять утра. Он поднял голову вверх. Никогда еще Арман не видел такие большие горы вблизи. Они вздымались так высоко, что верхушки утопали в облаках. Однако с утра, что наверху горы, что у подножия расстелил свое покрывало густой бескрайний туман.
Арману это было на руку. Он понимал, что при его усталости, реакции, которая у него сейчас имеется, будет недостаточно для полноценной охоты. Благодаря туману он сможет ближе подобраться к животному и выстрелить в него несколько раз, так, чтобы задеть жизненно важные органы.
Арман наконец-то вышел из леса и проследовал в том же направлении уже по земле, которая с каждым метром поднималась все выше и выше.
Надежды Армана на туман, рассеялись, как и сам туман. Легкая дымка все же осталась, но в основном можно было легко видеть на сто метров вперед.
Когда туман рассеялся, юноша достал ружьё. Он напрягся. Тревога дала и приободрила его. Через какое-то время он полностью проснулся и уже не чувствовал никакой сонливости. Все его внимание было приковано к тому что происходит вокруг. Пару минут назад, он услышал, где-то вдалеке целый ряд шагающих по земле копыт. Скорее всего табун баранов пробежал незаметно для него вблизи гор.
Сейчас он боялся баранов пуще прежнего. С тех пор как один из них боднул его в поле, Арману казалось, что он и на пушечный выстрел не подойдёт к этому животному. Однако он понимал, что в горах, можно надеяться только на горных баранов, которые мелькают здесь довольно часто. И скорее всего именно они попадут под шквал дроби из его ружья.
Арман стал взбираться на гору. На спину давил большой ранец. Ружьё он зарядил дробью и сейчас взял его в руки. Палец от курка он убрал. Арман прекрасно знал, что опасно раньше времени снимать оружие с предохранителя и держать указательный палец на курке.
Под ногами шуршала трава. Все чаще виднелись каменный отвесные скалы. Деревьев в этой местности было совсем немного. Однако все же они встречались на пути к новому уступу.
Когда Арман взобрался на уступ горы, напоминавший ему холм рядом с деревней, он увидел новый уступ, который был во много раз больше прежнего. С этого уступа начиналась гора и самая главная часть пути Армана к местам обитания горных баранов.
Под ногами мелькало все больше камней. Солнце уже довольно высоко висело над горизонтом и освещало прекрасное, безоблачное голубое небо. Арман сильно удивился тому, что на небе не было ни облачка, ведь только пару часов назад землю вокруг покрывал непроглядный туман.
Юноша искал тропу, но так и не мог ее найти. Поэтому ему пришлось пробираться через бесконечную череду кустарников. На ветках кустарников зелени было мало. Чаще всего он видел высохшие кусты и темные голые ветки, словно скелеты растений. По мере движения он все лучше осознавал, что зелень постепенно уходит, а на ее место встает каменная порода и голые горные скалы. Поэтому он больше внимания уделял тому, чтобы смотреть под ноги. Следуя к горе по траве, он не слишком сильно опасался, что спотыкнется и упадёт, но зайдя на территорию, где большую часть земли занимал грунт и уступы, он стал идти аккуратнее, чтобы не упасть и не пораниться об острые камни. В некоторых местах камни были настолько мелкие, что можно было без особых трудностей проследовать по ним, как по траве. В других местах дело обстояло сложнее. Камни больших размеров, скатившиеся со скал и уступов грудами, лежали на пути. В таком случае было два выхода, либо обойти их, либо пойти напрямик. Арман шел напрямик по большим камням и валунам, давая волю своим ногам, но в то же время осторожно выбирая место для того, чтобы наступить.
Когда Арман вышел на открытую местность, где под ногами был только грунт, впереди он заметил маленькую фигуру какого-то животного. Оно было повернуто к нему спиной.
Арман понимал, что подстрелить его сможет только с близкого расстояния. У него в голове возник план. Он решил, что будет долго и медлительно приближаться к животному. Сейчас он уже понял, что на горизонте показался незрелый, но уже довольно крупный горный баран. Когда до животного останется около двадцати метров, Арман со всех ног рванет к нему навстречу и выстрелит в упор. В таком случае, как думал он, ему удастся наверняка поразить барана дробью и тот благополучно умрет на месте.
Как только Арман пошел к нему навстречу, баран сразу же его заметил и побежал в другую сторону.
— Черт тебя дери! — прокричал Арман. Но вдруг увидел вблизи себя такого же горного барана, только немного поменьше. Тот его никак не мог заметить, потому что спал. Арман умолк и возрадовался своей невероятной удаче.
Он тихонько подошел к барану на расстоянии десяти метров и уже собрался сесть на одно колено, чтобы совершить выстрел, когда вдруг услышал позади себя топот копыт.
Арман резко повернулся назад и увидел, что другой баран со всех ног мчится на него, скорее всего защищая спящего. Арман быстро среагировал и выстрелил в барана, но ружье повело вверх и выстрел ушел в воздух. Армана ударило в плечо, и он упал на землю.
Баран перепугался и спешился так быстро, как лошадь останавливается перед водой или лежащим на земле человеком. Из-под его копыт полетела каменная пыль. Арман немного приподнялся. Он успел увидеть, как спящий сзади баран вскочил и со всех ног побежал по голым камням в сторону горы.
Баран, который был спереди, уже повернулся, когда Арман снова, попытался в него выстрелить. В этот момент он машинально согнул левую ногу, чтобы ухватиться за нее рукой и поднять всю спину целиком. Палец лежал на курке. Выстрел прогремел неожиданно. В этот момент баран находился в десяти метрах. Он принял на себя весь удар дроби и медленно захромал. Через минуту он упал и больше не вставал.
В момент выстрела Арман почувствовал пронзительную боль. Такую боль он не чувствовал никогда. Его снова ударило прикладом в плечо, и он лёг на землю. Из глаз потекли слезы. Арман поднял голову и увидел барана вдалеке, потом свою коленку, на которую пришлась меньшая, но все же значительная часть выстрела. Коленку раздробило так, что он еле мог ее согнуть.
Арман был в ужасе и в то же время понимал, что если сейчас поддастся панике, то уже вряд ли сможет успокоиться. Он перетерпел невероятную боль. Еще раз поднял голову и снова увидел барана вдалеке. Потом перевёл взгляд на коленку. Из дырявой штанины сочилась кровь.
Он порвал на себе одежду и перевязал ею коленку. Боль была жуткая. Кровь пропитала ткань. Он оторвал еще один такой же кусок, намотав рану поверх штанов и тряпки. В некоторых местах кровь остановилась.
Помимо боли он чувствовал, что ему неудобно лежать на камнях. Они впились ему в спину.
Спустя десять минут он еле-еле поднялся на ноги, хромая дошел до барана, взял его за ногу и потащил в сторону деревьев. Они, к счастью, были не слишком далеко. Арман шел очень медленно. И по дороге стонал от невыносимой боли. Боль усиливалась из-за барана, которого он тощий за ногу. Дойдя до деревьев, он бросил барана и упал под деревом, провалившись в глубокий сон, граничащий с обмороком.

ГЛАВА 5

Проснулся Арман от жуткой боли в ноге. Солнце заходило за горизонт. Верхушки гор покрывались мрачной тенью. Дерево, на которое он облокотился, казалось, опустило свои ветки, как будто, для того чтобы защитить Армана. Рядом с ним лежал, с открытыми белыми глазами, мертвый горный баран. А точнее его туша. Арман взглянул на барана. В момент его ногу пронзила острая, невыносимая боль, такая, какую он раньше никогда не чувствовал. Тогда он ста думал только о том, чтобы избавится от этой боли.
Он снял повязку, впитавшую кровь, и взглянул на рану. Его чуть не стошнило, и он отвел взгляд. Пересилив себя, Арман снова взглянул на раненую коленку, но лишь боковым зрением. Попривыкнув к виду ранения, он стал смотреть на него в упор.
Арман не знал, что он может сделать в данной ситуации, чтобы облегчить положение. Его руки лежали, огибая ногу. Ему было страшно дотрагиваться до раны, поэтому ладони он держал рядом с ней. Необходимо было сделать еще одну повязку. Рана кровоточила в нескольких местах, но не сильно. Основная часть раны немного подсохла. Кровь частично остановилась. Тогда Арман снова порвал на себе одежду и попытался перевязать ногу. Голова кружилась от боли. Из глаз его капали слезы, когда он пытался обвязать коленку тканью. Арман терпел боль, но порой вскрикивал, не имея возможности сдержатся. Крик помогал ему продолжать перевязывать коленку. Наконец он доделал дело. Тихонечко разогнул руками чуть согнутое колено и завыл от боли. Словно стрела, боль пронзала его, но по достижению своего пика стихала, продолжая мучить долгим и всепроникающим чувством своего постоянного возобновления. Колено ныло, за ним начала ныть вся нога. Фантомная боль передалась и на бёдра. Через час Арман перестал думать о боли, как о чем-то мучившем его. Он полностью остановил кровь. Однако рана была слишком широкая. Раздробленная до кости коленка не давала ему никакой возможности хоть как-то двигаться. Тело стало затекать. Все вокруг превращалось в темную пустоту. Солнце совсем зашло и теперь Арман не видел даже своего барана.
Он пощупал ногу. И снова боль. Похоже, что единственным фактором, который позволял ему чувствовать свою ногу, была пронзительная долгая, ноющая боль. Он попробовал пошевелить пальцами в ботинке из-за испуга. Пальцы подчинились.
В ночной темноте Арман словно растворился. Все его внимание сконцентрировалось на болезненном очаге в районе коленки его правой ноги. Арман вдруг вспомнил, что не так давно положил в карман брюк спичечный коробок. Он попытался его достать. Пришлось немного изменить положение тела. Ему это удалось, но с трудом. Его колено снова пронзила стрела, но он продолжил искать в кармане коробок. Наконец Арман дотянулся до коробка, ухватил его указательным и среднем пальцами правой руки и вытащил. Если бы сейчас его рука дернулась и коробок упал бы на траву, то не увидел Арман света в эту темную ночь. Однако, Арман удержал двумя пальцами коробок и следом подхватил его левой рукой, дабы не рисковать.
С дерева что-то упало. Звук был глухой, но раздался близко, поэтому Арман предположил, что что-то упало на тушу барана. Арман взглянул на то место, где раздался звук. Сначала он ничего не разглядел. Лишь мрак перед глазами. Постепенно он начал различать силуэт туши рядом с собой благодаря боковому зрению. Он посмотрел прямо на тушу, снова мрак, снова пятно перед глазами. Заболел живот. Арман вдруг осознал, что не ел уже около суток, а может и больше. Тогда он достал из коробка спичку, зажег ее и подвёл к барану. "Если бы я был на ногах", — подумал он — "я бы мог набрать хворосту, развести огонь и пожарить кусок туши. Но что я могу теперь? Только жрать сырое мясо".
— Только жрать сырое мясо! — сказал он вслух, неизвестно кому. Ногу пронзила невыносимая боль. Он все еще держал в руке спичку. В этот момент нога дернулась, и он выронил спичку. Спичка потухла в воздухе и упала, испуская дух в виде тоненькой струйки дымка. Будто душа после ее смерти выходила наружу и устремлялась к небу.
Арман попытался зажечь новую спичку. Ему жутко захотелось есть. Он опустил руки и несколько минут сидел так, не двигаясь, ожидая пока волна голода ненадолго оставит его.
Армана отпустило, и он снова зажег спичку. Огонь стал плавно идти по тоненькой древесине. Арман смотрел, и из его глаз текли слезы. Взгляд его переменился, как только спичка достигла пальцев. Он тут же кинул ее в сторону, но пальцы все же немного обжег. Теперь и в пальцах застыла ноющая боль. Правда маленькая и очень незначительная по сравнению с той болью, которая копошилась у него в коленке.
За это время он ни разу не проверил, остановилась ли кровь. И каково было его удивление, когда, поднося очередную спичку он вдруг увидел, что из коленки все еще течёт свежая красная кровь. Пальцы заболели сильнее. В голову вдруг пришла спасительная мысль. "Пальцы прижег — больно, чтобы остановить кровотечение, все же стоит прижечь место на раздроблённой коленке". От этой мысли все его тело передернулось. Ему на секунду стало страшно. Голод вернулся. Но Арман больше не стал ждать пока желудок прекратить ворчать. Он зажег новую спичку и стал постепенно подносить огонь к ране, которая до сих пор кровоточила. Сложность заключалась лишь в том, что боль от огня и боль раны складывались и воздействовали на все тело. На руку, в которой Арман держал спичку, боль в ноге тоже воздействовала. Воздействовал на нее также и страх. Рука дрожала и Арману нужно было исхитриться так, чтобы держать руку не отрывая, пока рана полностью не затянется. Руку водило в разные стороны. Арман напряг мышцы руки и попытался прижечь ее. Он закричал во все горло, но рану прижег. Кровь остановилась. Он затушил спичку, облокотился на дерево, тяжело вздохнул и тут же потерял сознание.
Проснулся Арман уже под утро. Кровь больше не шла. Он увидел это сразу, как только открыл глаза и понял, что забыл навязать повязку. "Может оно и к лучшему" – подумал он и в тот же момент понял, что сильно затянутая повязка вполне могла поранить ногу еще больше. Кровь снова бы хлынула и не прекращалась бы всю ночь. Однако, этого не произошло. Кровь запеклась в тех местах, где остановилась благодаря повязке. В тех же местах, где Арман прижег рану видно было только чёрное мясо.
Юноша протер глаза и, наклонившись к ноге, завязал ткань вокруг коленки. Он почувствовал боль, но не такую сильную, как чувствовал прошлой ночью. Арман облокотился на дерево и посмотрел вокруг. Впереди рос густой лес, чуть дальше виднелось широкое поле, по бокам высокое нагорье. Небо серое, словно расстроенное чем-то, нагнало на Армана тоску. Дул свежий прохладный ветер. Ветки дерева, под которым он сидел, гнулись упрямо в сторону запада. Погода не благоволила, а расстраивалась вместе с нашим героем.
Арман посмотрел на барана, на запекшуюся кровь в центре его туши и вспомнил про ружье. Он обернулся, но широкий ствол дерева мешал ему разглядеть что-либо. Тогда он постепенно начал пододвигаться вправо, отталкиваясь от земли руками. Колено ныло, но не сильно. Он подвинулся так, что смог увидеть часть горного хребта и свое ружьё, метрах в двадцати от дерева, под которым он сидел. Арман подумал о том, что, когда он соберётся уходить, ему стоит прихватить с собой и ружье, как бы тяжела не была ноша. "Но, когда я отсюда уйду?" — подумал он и почувствовал, не оставлявший его до сих пор голод. Желудок стонал. Арман ничего не мог поделать.
Туша барана лежала вплотную к нему. Он вцепился в нее зубами, отодрал часть шкуры и уже руками продолжил сдирать шкуру с туши, как это делают, когда освежевывают зайцев. Часть шкуры он содрал и попытался оторвать сырой кусок мяса. Но с первого раза у него ничего не вышло. Пальцы впились в скользкую тушу и прошли по ней, как по воде. Тогда он впился в мясо зубами. На этот раз ему удалось отодрать кусок мяса. Некоторые волокна мяса все еще оставались прикреплёнными к туше. Он взял кусок в руки и отделил его от туши полностью. Жевать кусок сырого бараньего мяса пришлось долго. Арман медленно пережевывал откусанные части и проглатывал их, сдерживая рвотные позывы. Через какое-то время он кинул недоеденный кусок и снова попытался заснуть. Ничего не вышло. В носу стоял запах сырого мяса, а во рту жуткий вкус. Чувство голода исчезло. Желание продолжать поедать мясо тоже.
Он открыл глаза, посмотрел на ногу и решил, что сейчас уже может встать. Арман перенёс весь вес на здоровую ногу, руками уперся в ствол дерева и постепенно с помощью рук и одной ноги, которая вдавилась в землю стал подниматься. Все выше и выше он поднимался пока почти не встал на ноги. В этот момент земля поддалась, скользнула под левой ногой и Арман с высоты упал на корни.
— Черт! — проговорил он и стукнул здоровой ногой по земле. Больная нога разболелась. Желание подняться на ноги мгновенно растворилось с приходом боли. Он почувствовал усталость и на несколько секунд замер. В этот момент он осознал, что возможно не вернется домой. Его семья умрет с голоду в деревне, а он умрет с голоду под деревом до самой последней минуты ощущая жуткую боль в коленке. Он улыбнулся мысли, но не потому что она радовала, а потому что насмехался над ней. Его руки снова потянулись к дереву. Он также упёрся ими в дерево и стал постепенно подниматься на ноги. На этот раз перенося часть работы и на правую ногу тоже. Колено болело невыносимо, но Арман терпел. Наконец он встал на ноги, обхватил руками дерево, чтобы в случае неожиданного падения удержаться на ногах. Когда почувствовал, что стоит крепко оторвался от дерева и хромая на одну ногу пошел за ружьем. Каждый раз, перенося вес на правую ногу, он ощущал боль не только в коленке, но и во всем теле. Боль накапливалась с каждым шагом. Первые шаги были не слишком трудными. Через каждый новый шаг боль усиливалась, не успевая исчезнуть. То же самое что в равные промежутки времени прикладывать палец к чему-то горячему. Сначала не больно, а лишь чуть-чуть горячо. На второй раз уже ощущаешь, что палец начинает ныть. На третий обжигаешься и больше не прикладываешь. У Армана не было возможности присесть и переждать пик боли. Поэтому боль усиливалась. Он терпел, сколько мог. Ружьё находилось теперь в десяти метрах от него. Он встал на одну ногу, другую оторвал от земли, осознавая, что рискует упасть на землю и больше не подняться. Коленка гудела, однако все то время пока он держал ногу на весу она болела не сильно. Когда Арман понял, что навернется, он резко опустил правую ногу на землю и поковылял к ружью.
Он дошел и нагнулся, чтобы поднять ружье, коленка подогнулась, острая боль пронзила ногу, но Арман сумел устоять, поднял ружье и выпрямил спину. Он стоял и смотрел вдаль. Ружьё держал двумя руками. Ветер все еще хлестал Армана по щекам. Облака на небе превратились в одно сплошное серое покрывало. Движения облаков на небе невозможно было заметить.
Арман на секундочку задумался о том, как он будет добираться до дома. «Пожалуй, буду делать привалы, через каждые сто метров, иначе загнусь на пол пути и уже не встану. Еще нужно прихватить с собой тушу". Он посмотрел на истерзанного барана, лежавшего у дерева и через секунду, направился к нему. "Какая разница" — думал Арман, пока шел — "Останусь здесь, точно погибну, а пойду вперед либо погибну, либо дойду, третьего не дано".
Он пару минут ковылял к барану и наконец дошел. Арман взял барана за ногу и спокойно пошел вперед. На первом же шаге он остановился. Туша барана была слишком тяжелая. Это остановило Армана, и он пошатнулся. Арман еще раз дернул барана, но тот оказался слишком тяжелым. Труп окоченел и стал твёрдым, как глыба льда. Арман еще раз впрягся, но внезапно пошатнулся и упал на спину. Он открыл глаза. По щеке прокатилась маленькая слеза. На небе прямо перед ним открылся небольшой зазор между облаками и солнечные лучи в мгновение ока проникли в этот зазор.
Арман с трудом поднялся на ноги, опираясь на ружье. Потом он его выбросил, двумя руками ухватился за баранью ногу и потащил тушу, словно тюк с картошкой в чащу леса.
В лесу было тихо. Ни пения птиц, ни шороха в кустах, ни даже шуршания веток не было слышно. Арман с трудом волок за собой огромную тушу. Он совсем немного продвинулся вглубь леса и вдруг громко закричал. Ногу пронзила жуткая боль. Ему стало страшно, обидно и жалко себя. Ощущение боли разрасталось. Оно стало покрывать всю ногу целиком. Арман уже не различал, где болит сильнее и откуда исходит боль. Она была одинакова по всей правой ноге.
Он остановился и посмотрел вдаль. Там только кусты, да деревья, бесконечное количество веток, стволов кохи, падших брёвен и хвойных иголок на земле и над землей. Юноша тяжело вздохнул, отпустил ногу барана, с треском упал на сухие опавшие ветви сосен и ударился головой об ствол дерева. Сознание помутилось, перед глазами появились ярко-оранжевые звезды. Они постепенно исчезли и перед Арманом предстала непроглядная тьма.
Так он пролежал на сухих ветках около двух часов, пока постепенно не стал приходить в сознание. Голова кружилась. Но круговорот ощущался где-то вдалеке. Как будто бы не в его голове. Все его внимание приковал рой мыслей. Они бурным потоком стремились войти к нему в мозг и заявить о себе. Одна, вторая, третья все мысли накладывались друг на друга. Мозг в полудреме решал вопрос. Тот вопрос, который давным-давно витал в чертогах разума Армана. Тихий голос, как будто бы его, почти такой же, но с некоторыми различиями, плавно произносил вопрос "Почему плиты разрушаются?" "Как в тектонических плитах активизируется движение?" В голове Армана после вопросов возникали явные картинки. Он вдруг увидел картины из сна, в котором ему пришлось опуститься в недра земли. Воспоминания или же мимолетные картины лишь лёгким перышком пролетели сквозь его разум. Из них он извлёк только первые впечатления от сна. А именно тот момент, когда начал лететь в пропасть. Он внезапно завис в воздухе и четко увидел перед собой литосферу. Он опустил глаза вниз. Ей не было конца. Арман вдруг осознал, что может перемещаться по прорости вверх и вниз. Он тут же полетел вниз и остановился в тот момент, когда заметил разность структуры двух соприкасающихся земных плит. Там начиналась астеносфера. Арман приблизился к стене большой пропасти и попытался дотронуться до нее. Он протянул руку и уже почти прикоснулся к земле, как вдруг отовсюду с силой бурного водопада полилась раскалённая магма. Он успел взмыть вверх. Под ним всю пропасть залила магма. Объём магмы заполнил пропасть, по которой Арман перемешался. Раскалённая порода поднималась все выше и выше. Арман осознал, что его ноги погрузились в магму и застыли там. Он поднял голову и посмотрел на небо. Сверху, опять же, сильным потоком хлынула другая магма цветом несколько отличавшаяся от той, в которой он погряз. Она накрыла его с головой и смешалась с магмой, заполнившей пропасть. На удивление, Арман был все еще в сознании. Он плавал в магматической бурлящей жидкости и видел сквозь нее стены пропасти. Стык между литосферой и астеносферой стал расширяться. Пропасть ожила. Плиты под ним словно ожили и стали сдвигаться. В тот момент, когда Арман вдруг заметил подобное движение, плита справа от него вышла за границы стен и стала двигаться на юношу. В последний момент Армана вдруг осенило. Он широко открыл глаза, когда сильный волнообразный удар справа оглушил его. Армана придавило плитой. Он тут же проснулся.
Нога все еще ужасно болела. Но не сильнее чем обычно. Он открыл глаза, однако чувствовал себя еще сонным. В лесу стемнело. Он еле различал силуэты сосен. Посмотрел налево, там лежала туша барана. Перед ним его ноги. А рядом силуэт человека. Арман посмотрел на человека, улыбнулся, посмотрел на ногу. Боль вроде прекратилась. Силуэт не приближался. Арман не о чем ни думал. Он просто смотрел на силуэт человека, осматривал лес, сосны, поднимал голову, и выискивал на небе звезды. Силуэт не исчезал, не приближался и не отдалялся. Арману захотелось помахать человеку, стоявшему рядом, но он почему-то не смог этого сделать. Тогда Арман решил зажечь спичку, чтобы лучше разглядеть все что находилось вокруг. Человек все стоял не двигаясь. Лица его не было видно. Арман еще раз улыбнулся ему, достал из кармана брюк спичку. В этот момент ему захотелось закрыть глаза. Он их закрыл на непродолжительное время, потом опять открыл. Стало еще темнее. Рядом вроде мелькало что-то похожее на силуэт человеческого тела, там же были и силуэты деревьев, рядом силуэт барана, прямо перед глазами руки и коробок, который он держал. Арману поскорее захотелось зажечь спичку. Он черканул по коробку в надежде увидеть такой знакомый и приятный человеческий силуэт рядом с собой. Спичка загорелась. Арман увидел барана рядом по левую сторону. Увидел сосны вокруг, и осмотрел место вокруг. Вблизи никого не было. Внезапно по телу Армана пробежала дрожь. Он вдруг осознал, что никакого человека рядом с ним и вдалеке в принципе быть не должно. Арман внезапно понял, что никого до этого момента не было, никто за ним не ходил, никто не помогал ему охотиться. То есть рядом никого не должно было быть вовсе. Он ошарашено оглядел все вокруг. Падший ствол дерева в пяти метрах, тушу животного, свои ноги, сосны и ветки под собой. Ничего странного на глаза не попадалось. Сейчас он понял, что видел сон. И проснулся только в тот момент, когда решил зажечь спичку. Тогда-то и исчез силуэт, смешавшись с деревьями. Тогда он и очнулся от наваждения.
Ему захотелось пить. Однако пить было нечего. Речка далеко, по темноте идти с больной ногой было бы полным безумием. Фляга была полностью опустошена еще сутки назад. Он забыл о силуэте. В горле сухо, как в пустыне. Арман заметил, что его губы засохли и покрылись коркой. Он облизал их вязкой слюной, но губы так и не увлажнились.
Сейчас Арман понимал, вряд ли теперь вернется домой. Его поход в горы стал вдруг для него большой ошибкой, роковой ошибкой. Риск был слишком велик. Арман посмотрел вдаль и заплакал. Через некоторое время глаза стали совершенно сухими. В голову Армана пришла мысль о том, что в нем не осталось воды. "Что-то такое рассказывал отец... что-то про... про обезвоживание кажется. От него начинаются галлюцинации, от него как раз и умирают люди, да". Арман еще раз облизал губы, напрасно. Он решил немного подняться и сесть по удобнее. До этого момента все его тело лежало на ветках, а голова опиралась на гигантскую сосну и находилась в вертикально положении. Арман с помощью рук немного приподнялся, заерзал на ветках и в конечном итоге, сел, облокотившись спиной на ствол кохи.
Арман поглядел по сторонам. Закрыл глаза. Больше у него не было ни единого шанса выбраться из этого проклятого леса живым. В мыслях он видел ужасную картину. Мертвый баран и он, рядом, тоже мертвый, а где-то вдалеке стоит силуэт человека, того самого, которого он видел в полудреме. Арман вдруг увидел его лицо. Человек с длинной бородой и огромными зелёными глазами, смеялся над ним. Юношу пробрало до дрожи. Таким настоящим показался ему этот человек. Он открыл глаза и обомлел от страха. Перед ним словно мимолетный кадр пронеслось лицо того, человека которого он видел секунду назад. Та же борода, тот же смех, только вот добрые, человеческие глаза. Арман не сразу понял, как все произошло, но сначала он увидел не лицо, а силуэт вдалеке. Силуэт в мгновение ока переместился и встал рядом с ним. Силуэт переместился и лицо человека на долю секунды оказалось прямо перед самим Арманом. Он резко вдохнул и задержал дыхание, а потом, сомкнув очи, громко и безумно закричал от страха. Земля содрогнулась под ним. Арман машинально ухватился за барана и пока кричал, почувствовал на себе свежий полевой ветерок.
Ничего не произошло. Арман боялся открыть глаза в течение минуты. Но после того, как некоторое время ничего не происходило, он все же осмелился и открыл их. Вокруг было все также темно. Только вот деревьев нигде не было. Перед ним расстилался до боли знакомый луг. Впереди родные холмы, а за ними крыши домов.
— Деревня! — вскричал Арман нечеловеческим голосом. Он осмотрелся. Помотал головой, с закрытыми глазами, как бы проверяя не сниться ли ему это все. Он открыл глаза и снова увидел все то, что видел ранее. Родные холмы, родная деревня. Арман обернулся. Позади расстилался большой темный лес. Далеко, далеко к небу восходили гигантские горы. Еще пять минут назад он был там, около гор, умирал от обезвоживания рядом с тушей барана. Теперь он сидел на траве, недалеко от холмов его родной деревни и плакал от того, что не умер в том лесу. Рядом все также лежала туша барана. Все это время он держался левой рукой за ногу мертвого животного.  Он отпустил барана и еще раз помахал головой. Убедившись, что все происходящее достаточно реально, Арман немедленно попытался встать. Коленка болела меньше чем обычно. Но при попытке встать Армана немного покачнуло влево. Он сел. По всему телу прошли мурашки. Он ощутил жар. Приложив руку ко лбу Арман понял, что у него поднялась температура.
Необходимо было дойти до дома. Однако он не мог встать. А уж о том, чтобы тащить барана, не могло быть и речи. Сил у юноши совсем не осталось. Слабость овладевала им. Но тут он заметил, что из-за горизонта показалось солнышко. Оно еще не вышло, но первый свет превратил непроглядную темноту в утренние сумерки. Здесь Арман и подметил, что останется ему только подождать пастуха со стадом баранов, тот его дотащит домой и убитую тушу тоже поможет дотащить.
Так оно и вышло. По тропинке со своими баранами тихонечко продвигался пастух. Тот самый старый дед, баран которого, как-то подбил Армана. Однако дед, подслеповатый в свои годы, даже краем глаза не заметил Армана, еле шевелящего руками, делающего движения наподобие взмахов, чтобы тот его увидел. Дед Наргиз, как только спустился в поле, направился совершенно в противоположную сторону. Вот и бараны пошли за ним.
Арман вдохнул побольше воздуха, и во все горло прокричал:
— Помогите! На помощь!
Стадо остановилось. Арман понял, что остановился и сам пастух. Из-за холма показался дед. Он со всех ног побежал в ту сторону, откуда доносился голос. Чтобы дед не сбился, Арман прокричал еще раз.
— Помогите! На помощь!
Дед остановился, скорректировал направление и теперь устремился к Арману быстрым шагом.
— Здравствуй человек, кто таков? — прокричал дед издалека.
— Доброго... — в горле пересохло, — это я, Арман, добрый дедушка помогите мне до деревни добраться.
Сейчас дед уже был в пару метрах от Армана. Он удивлённо посмотрел на юношу и замер, а потом сказал.
— Арман, ты ли это? Как исхудал пацан, что с тобой?
— Ногу в лесу поранил, еле дошел.
— А это что, рядом?
— Добыча.
— О, господи, ну давай дорогой, я тебе помогу.
Дед, без вопросов, подошел к Арману и помог ему подняться.
— Пойдем, я тебя домой к матери отведу.
— Вы не знаете, как там они, как моя семья? — спрашивал Арман, ощущая жуткую боль в коленке.
— Ничего не знаем, Арусь... — сказал дед и вдруг замолчал, — да нормально, наверное, все.
— Слушайте, а барана то, барана давайте моего возьмем.
— Да ты бредишь, пожалуй, пацан, здесь твоих баранов-то нет, только мои будут.
— Нет, того, которого я убил.
— Барана моего убил? — дед на секунду остановился.
— Господи упаси... — говорить было трудно, — горного барана укокошил, вон лежит.
— А это туша твоя-то баран?
— Да.
— Ну так она уж прогнила совсем!
— Как прогнила?
— За три версты воняет, что же ты не чувствуешь малахольный?
Арман ничего не чувствовал и продолжал убеждать деда забрать добычу с собой.
— Давай я тебе его завтра принесу, ладно? — сказал дед, чтобы успокоить Армана.
— Хорошо, но только его нужно забрать, обязательно, иначе нам есть нечего будет.
Дед ничего не ответил. Он повел Армана к холмам, его бараны пошли за ним. Ни один из них на десять метров не приближался к туше.
Дел тихонько вёл раненого Армана к дому. Они спокойно поднялись по тропинке на холм. Там их встретила деревня. Центральная дорога, проходящая мимо деревни, показалась Арману очень узкой.
— Как будто здесь миллион лет не был! Да дед?
— Бредишь сынок, врача тебе надобно, да нет тут никого.
Арман не обратил на его слова никакого внимания. Они шли бок о бок по тропинке и наконец подошли к дому, где жил Арман. Из двери с криками и плачем выбежала мать Армана. Она открыла калитку, взяла Армана под руку и повела домой.
— Спасибо, вам добрый человек, спасибо, — сквозь слезы говорила она, уже отвернувшись от деда.
На дорогу выбежала Наргиз. Она увидела деда, подбежала к нему, но не успела она разглядеть Армана и его мать, как они оба скрылись в доме.
Дед взглянул на Наргиз и заметил, что она плачет. Она взглянула на деда и тут же прильнула к нему.
— Ничего, ничего, выкарабкается, — сказал дед, при обнимая внучку.
Дед ушел домой, а Наргиз осталась и стояла перед домом Армана еще несколько минут.
"Неужели на него напал медведь! — думала Наргиз, — О господи! И он еще живой. Значит скоро может статься, что умрет. Боже, Божички мои, что же делать. Нужно зайти, посмотреть, подлечить чем смогу. Нет, все же мать должна лечить, она лучше кого другого вылечит своего сына, а если не вылечит, то сама с ним на тот свет отойдёт. Я бы отошла, если бы сын мой умер.
Господи, Наргиз, да что же это ты такое думаешь. Может обойдётся все. Будет здоров и полон сил. С ним уедим далеко в город. Жить там будем. Я ему деток... а ежели нет."
Наргиз зарыдала. Она не могла сдержать свои слезы. Ее мучили ужасные картины смерти любимого человека. Не получалось у девушки бороться с этими мыслями.
Из двора выглянула заросшая физиономия старика. Сигарета в зубах. Он вынул папироску и сказал.
— Дитятко, слезами горю не поможешь. Хочешь сделать дело доброе иди вон лучше в поле. Я, когда Армана поднимал с землицы, пожалуй, ружья то его не заметил, а оно ведь дорогое. Поищи. И другие какие вещи поищи. Место то сразу узнаешь. Баран там мертвый лежит. Поняла?
— Не могу отсюда уйти, сердце разрывается.
— Так что бы ничего не разорвалось идти тебе нужно, прогуляться, успокоиться.
Наргиз было хотела оскорбиться и возмущённо сказать деду, чтобы не приставал и не мешал плакать, как вдруг осознала, что ей бы действительно хорошо было бы прогуляться и успокоится. Ни слова не сказав, она повернулась к склону и пошла в его сторону, напрямик к каменным глыбам.
— Да не туда, дочка, — отозвался дед, — в другую сторону.
Наргиз развернулась и пошла туда, куда указал дед. Он проводил ее сочувствующим взглядом. Наргиз на него так и не взглянула. Стеснялась заплаканного лица.
Она пошла вдоль деревенской улицы и вскоре добрела до противоположного склона. Спустилась, прошла мимо дома, того самого, где они с Арманом некогда урывались от дождя. Но слёз больше не пролила. Отвернулась и даже смотреть не стала. А все потому что вдалеке увидела мертвую тушу барана.
Она подбежала к мертвому барану. Встала поодаль и начала высматривать всю траву вокруг туши. Рядом ничего не лежало, чуть дальше также ничего не было. Наргиз специально не глядела на барана прямо, чтобы не ужасаться, а лишь изредка краем глаза посматривала на те места рядом с бараном, которые нельзя осмотреть так, чтобы не захватить взглядом и саму мертвую тушу. Но тут она вдруг заметила что-то чёрное на траве совсем рядом с бедным телом животного. Взгляд переместился на то самое место, где было что-то замечено. Наргиз вдруг отчетливо увидела траву, изрезанную кровью, шерсть, измазанную той же кровью и самого барана. Больше всего она испугалась синих глаз мертвой туши. В дополнение ко всему в воздухе стоял такой смрадный запах, что, не теряя больше ни минуты, Наргиз отбежала еще дальше. Но с того момента, как она прямо взглянула на барана, ей стало интересно до жути изучить барана целиком и понять, что же случилось в лесу с Арманом и этим животным.
Наргиз сразу догадалась, что Арман пристрелил его из ружья. Она вдруг вспомнила, что один баран уже как-то раз нападал на Армана и предположила, что и в этот раз не обошлось без нападения. Она подумала и о том, что возможно Армана ранило дикое горное животное. Наргиз остановилась на этой очевидной мысли и уже было собралась уходить, как вдруг увидела баранью ногу очищенную от шерсти и мяса. Кость да копыто. Девушке это показалось странным. И не напрасно. Она подошла поближе чтобы как следует разглядеть копыто и кость ноги барана, но тут же отпрянула назад.
— Там что-то...? — сказала она вслух и запнулась от страха. Она тут же помчалась к холмам. Через некоторое время, запыхавшаяся Наргиз оказалась перед своим домом.
— Дедушка! — прокричала она.
— Что, сходила? Нашла чего?
— Дед, пойдем со мной, там, там...
— Чего голубушка там? Говори понятнее.
— Пойдем, покажу.
Они вместе с дедом отправились в поле, где не так давно невообразимым способом очутился Арман. Наконец они дошли до дохлого барана.
— Ну и смрад же тут стоит. Чего ради, ты меня сюда потащила?
— Смотри! — сказала Наргиз, указывая на копыто и кость ноги мертвого барана.
— Что там? Не вижу?
— Посмотри поближе!
— Ну деточка, если я поближе подойду, так, пожалуй, и сдохну сам от вони.
Наргиз взглянула на деда строгим взглядом. Ее заплаканные глаза и прямой взгляд встревожили старика. Он наклонился над ногой и увидел какой-то знак.
— Мать моя... что же это за чертовщина, звезда на кости выжжена.
— Что это значит дедушка?
— Не знаю дорогая, но ничего хорошего нам это не принесёт. Нужно сжечь этого барана и больше о нем не вспоминать.
Дед достал из кармана старых брюк спички. Зажег одну и бросил на шерсть. Баран тут же вспыхнул.
— Вишь как горит, дело тут не чистое.
— А что же за дело-то?
— Ни твоего и не моего ума дело. Пошли отсюда.
Наргиз подчинилась. Они спокойно шли к деревне. Никто из них не сказал ни слова. Только Наргиз лишь раз попыталась что-то спросить у деда, но тот ее остановил, словно что-то знал, но рассказывать не хотел, зажег папироску, вдохнул и ровно выдохнул дым. Наргиз обернулась, чтобы посмотреть на пламя. Труп барана горел, как в печи. Они не спеша дошли до дома. К этому времени Наргиз уже поуспокоилась. Размеренный шаг деда сделал и ее шаг размеренным. Она ненадолго вылечилась и от чувств, обуревавших ее и от мыслей. Но подходя к дому Армана все же всплакнула.
— Ничего, деточка, — причитал старик, докуривая папироску, — выкарабкается.
— А вдруг нет?
«— Если сильный, то выкарабкается», — сказал он тихо, а про себя еще тише прошептал, — черт своих так просто не отпускает. Дед выбросил бычок в траву, приобнял Наргиз и завёл ее за забор. Он закрыл калитку и вместе с Наргиз направился к дому, где их уже ждала Арусь с обычными вопросами и претензиями.
Наргиз и дед зашли в дом.
— Ну и где вы были в такую рань? — справилась возмущённая Арусь. Бабка стояла в коридоре, руки положила на пояс. Она прямо смотрела на своих домочадцев и вопросительно поглядывала на заплаканное лицо Наргиз.
— Бабушка, — начала было Наргиз и вдруг замолчала, когда увидела, как лицо старухи с возмущённого начинает меняться на обеспокоенное, а следом на ласковое.
— Что случилось доченька?
— Ой, да дай нам хоть раздеться. Чего с вопросами своими пристаешь? — сказал вдруг дед.
— Не у тебя старик спрашиваю! Ну ладно, пойдёмте лучше позавтракаем как следует и за работу.
Арусь уже приготовила завтрак. На столе стоял плов. Пар из тарелок поднимался к потолку. Еда казалась притягательной. Наргиз взглянула на плов и тут же захотела его съесть.
— Садись доченька, да ешь, не смотри так жадно. И ты старый тоже присаживайся.
Наргиз прошла мимо печки прямо к столу. От печки несло жаром. Из-за этого во всем доме было тепло и приятно, несмотря на прохладное сырое утро. Наргиз уселась за стол и уже собралась было есть, как вдруг Арусь ее остановила.
— Подожди, все сядем, тогда и начнем есть.
— Да уж ладно, — сказал старик, — пусть ест хоть с нами, хоть без нас.
Наргиз не совсем поняла, защищает ее дед или осуждает, но выяснять не стала.
Через минуту все уселись за стол и стали поедать вкусный плов с мясом барана.
— Тьфу ты, барана что ли опять добавила. Ну хоть бы разнообразила, свинушку какую бы пожарила. Нет, опять баран.
— Да, чем тебе старый баран-то не угодил, небось зажрался уже, — отвечала деду Арусь, не отрываясь от еды.
— Чем, чем, вот сегодня только барана окоченелого, как дуб видел, аж есть противно.
— Ну и что же? — удивленно спросила Арусь, — сколько мы на своем веку баранов мертвых повидали, чего ты теперь-то только заговорил, что противно, а?
— А ничего, — сказал дед и неожиданно для Арусь замолчал.
Наргиз посмотрела на деда. Арусь это увидела. Наргиз тут же отвела взгляд и продолжила есть.
— Где это вы сегодня утром ходили, ребята?
Молчат.
— Чего молчим?
— Бабушка, — отозвалась Наргиз.
— Не смей. Сказал не вспоминать, а то еще черта в дом запустим. Тьфу ты, сам, пожалуй, сейчас запустил. «Боже помилуй меня и мою семью», — сказал дед и перестал есть.
— Какого еще черта? — лицо Арусь исказилось, казалось она вспомнила что-то ужасное.
— Раз уж начал, закончить надобно, да боязно как-то!
— Ну старый, сейчас встану по лбу дам тебе, что за черт говори?
Дед долго молчал. Он внимательно посмотрел на Арусь, потом на дочку, а потом и вовсе куда-то вдаль. То ли в окно, то ли на стену. Сложно понять. Как будто в никуда смотрел. Потом он съел еще немного плову и вдруг заговорил.
— Выхожу я значит сегодня в поле со своими баранами. Думаю, сейчас дам им пастись, а сам посплю немножечко. И вдруг где-то за спиной слышу, кричит кто-то "Помогите, помогите!"
Бабка удивленно уставилась на деда.
— Ну и значит, поворачиваюсь я, смотрю, а там человек вдалеке сидит и орет "Помогите, значит, помогите!". Я как ужаленный побежал к нему, всех баранов оставил. Но вот, что удивительно, чего не заметил я сначала, как бараны мои все сразу побежали в ту же сторону, в какую я бежал. Представь бабка, бегу я, а за мной стадо баранов.
— Чего ты придумываешь?
— Не придумываю ничего.
— Да как ты бежать мог, ноги уже твои старческие, только лежать способны, а бежал-то ты как?
— Вот представь, побежал. Страх и интерес во мне сложились, я так и рванул, как по молодости. Добежал я значит до человека, смотрю Арман лежит.
— Как Арман?
— Да он, ну точнее сидел он, а рядом с ним баран мертвый. Несёт от барана так, как будто на пекле уже несколько дней пролежал мертвым. Вот поэтому и плов бараний есть не могу. Отвел я значит Армана домой и говорю дочке: "Эй, иди-ка сбегай, ружье его поищи, там, где баран мертвый лежит". Она убежала. Я значит сигаретку там уже закурил. Сижу спокойненько, вдыхаю дымок и тут она прибегает, запыхалась, черт знает, что. Тьфу-ты, опять припомнил. Господи спаси меня и семью мою.
— Ну ты и загнул дед, что-то рассказ у тебя долгий, — сказала Арусь.
— Да не конец еще это. Значит побежали мы с ней туда, на поле. Смотри, говорит и показывает барану на ногу. Смотрю, бабка, не поверишь, а там звезда пятиконечная. Страшно стало, дай думаю, сжечь надо, ну и сожгли.
Дед прервал свой рассказ и заел волнение бараньим пловом.
— Арман говоришь, — сказала Арусь.
— Да он самый!
— Придется рассказать мне, наверное, что видела пару месяцев назад во сне.
— Да не, не надо бабка, не надо, — сказал дед, так как будто знал, о чем шла речь.
— Надо! Душенька, — обратилась она к Наргиз, — послушай миленькая, знаю я что ты неровно к пареньку дышишь, но прости бабку старую, видно не виновата я. А думала, что виновата.
— О чем ты говоришь бабушка? — недоумевая спросила Наргиз. Она все еще ела свой плов.
— Оторвись ненадолго Наргиз. Видишь ли, как только отец Армана исчез, я прямо-таки на следующий день сон увидела, будто отец Армана, Николо-то вылетает из лесу, так летит, что далече до Луны добраться может, а на голове у него рога, как у чёрта прямо. Подлетает он ко мне вдруг и улыбается, как будто удавить меня хочет. Я тут же проснулась, вся в поту и поняла вдруг для себя, что семья странная их. Дед был у них, да ты не помнишь, наверное, как пришел с войны, так какими-то науками у нас в деревне заниматься начал, дьявольскими наукам, ей богу дьявольскими. И никто не знает, как пропал он. А тут, вишь и Никола, сын его тоже пропал. А теперь с Арманом такая беда. Совпадение странное. Пошла я тогда на утро и рассказала всем о сне том. Каждая бабка в деревне согласилась. Потом уже поняла, что наделала. Еще больше беду семье их увеличила. Отец пропал, так с ними никто в деревне теперь заговорить не хочет, боятся чёрта проклятого. Жалела долго, прям до этого момента. Пока вот ты, дедка не рассказал мне про Армана. Теперь поняла все и не жалею, что всех предупредила.
На глазах у Наргиз появились слезы. Она смотрела на бабушку, то ли жалостливым, то ли гневливым взглядом. Наргиз швырнула тарелку в центр. Не сказав ни слова, она вскочила из-за стола, не доев плов, и выбежала из дома, закрывая лицо руками.
— Пожалей бабку, доченька, — слышался голос Арусь издалека.
Наргиз даже не обернулась. Сейчас она хотела только одного, поскорее увидеть Армана. Выбежав из калитки, Наргиз устремилась к дому Армана. Из ее глаз текли слезы. Она не могла остановится, также как не могла перестать плакать. Ей было так жалко Армана и его семью, но в то же время так стыдно за свою бабку. Наргиз пробежала по мокрой зеленой траве к дому Армана. На секунду она убрала руки от лица. Увиденное удивило ее. У забора на лавочке, покуривая сигарету, сидел бедный Арман.
Удивлению Наргиз не было придела. Она уставилась на Армана заплаканными глазами. Он же в этот момент смотрел в небо и выдыхал табачный дым.
— Арман! — вскрикнула она от нетерпения.
Арман опустил голову и посмотрел на Наргиз. В его взгляде было что-то очень загадочное и в то же время дружелюбное. Однако он оставался спокоен.
— Арман! — воскликнула Наргиз, подбегая к нему. Она быстро открыла калитку, ворвалась во двор и встала прямо перед юношей.
Он снова посмотрел на Наргиз и вдруг с его щеки упала маленькая слезинка. Арман не спеша вдохнул табачный дым, выдохнул его, выбросил окурок, встал и обнял Наргиз.
Она в ответ обняла его еще крепче, так крепко, что он немного вскрикнул.
— Колено, Наргиз!
— Ох, господи, Арман, как я рада, что ты жив. Как же я рада!
После долгих объятий, они сели на лавку и заговорили. Арман достал еще одну сигарету, притронулся к коленке, потом прикурил сигарету пламенем спички и стал внимательно слушать то, что говорила ему Наргиз.
— Арман, господи, где же ты был, что случилось с тобой?
Он не отвечал.
— Ты ранен? Бедненький, — сказала она и приобняла его.
— Почему ты плачешь? — спросил он наконец.
Наргиз вытерла оставшиеся слезы с лица и сказала:
— Сначала я боялась, что ты умрешь.
— Я! Умру! — он загадочно улыбнулся.
— А потом... — она на секунду застыла, — Арман почему ты улыбаешься?
Этот вопрос немного взбудоражил уставшего, раненого Армана, пережившего нападение барана и таинственное перемещение.
— Как чувствую, так и делаю, — сказал он, посмотрел на нее и снова улыбнулся.
— Ты устал бедненький, тебе нужно отдохнуть.
— Возможно, — сказал Арман, и закрыл глаза.
Внезапно он ощутил на своих губах губы Наргиз. Она медленно целовала его. Он не открывал глаза, пока она не отпрянула.
— И тебя совершенно не волнует, что я курю?
— Совершенно не волнует.
Они уселись поудобнее, приобняли друг друга и стали смотреть на то, как сквозь тучи пытается проникнуть солнечный свет. Дым от сигареты плавно поднимался к этим тучам и смешивался с ними, словно он свой. Арман стал затягиваться реже. Он посмотрел на Наргиз.
— Уже и лицо не красное. Почему же ты плакала?
— Ну, я даже не знаю говорить тебе или не говорить.
Арман потянулся к коленке. Его брови на секунду нахмурились и все лицо исказилось от боли.
— Боже, тебе больно? — спросила Наргиз.
Арман не ответил, но сказал:
— Что случилось? Расскажи мне.
Наргиз отпрянула от Армана, села на лавочке выпрямив спину. Она посмотрела на небо, потом на Армана, который докуривали сигарету.
— Понимаешь в чем дело, моя бабушка, это она всем рассказала, что твой отец, ну как бы сказать, дьявол.
— Черт!
— Да, она выразилась именно так.
— А почему она так думает?
— Из-за сна.
Арман выбросил второй бычок туда же куда выбросил первый, достал еще одну сигарету и закурил.
— Арман! Нельзя так часто, будет худо.
— Хуже чем сейчас уже не будет, — сказал он грозно. Видно было, что юноша начинает нервничать. От его прежнего спокойствия не осталось и следа.
— Как же?
— А так, вся деревня думает, что моя семья служит черту, мой отец пропал без вести, у меня пробита коленка, матери и сестре нечего есть...— он вдруг остановился, — баран! Нужно принести барана!
Арман начал вставать. И вдруг почувствовал, что Наргиз за него ухватилась. Она стала медленно поглаживать его по правой руке, успокаивая и призывая присесть.
— Что такое? — спросил он раздраженно.
— Арман сядь.
Он присел и затянулся.
— Послушай, я пошла, чтобы поискать твое ружьё...
— Я оставил его у гор, — перебил ее Арман.
— Да, теперь я знаю. Ничего не найдя, я приблизилась к барану и краем глаза заметила, что у него на ноге метка.
— Какая?
— Того самого.
— Чёрта что ли?
— Да, я позвала деда, и мы сожгли твоего барана. Но ты не переживай, он был протухшим совсем. Мясо кусками отваливалось.
Арман выбросил сигарету туда же куда и все остальные, докурив ее всего лишь до половины. Он взглянул на Наргиз и отвернулся.
— Я буду носить вам еду какое-то время, обещаю.
— Не нужно.
— Почему? А как же вы будете жить? Ты не можешь нормально ходить, а значит охотиться.
— Я уеду.
— Куда? — удивлённо спросила Наргиз.
— В город, там, где можно найти работу. Как только вылечусь, сразу уеду.
Наргиз опустила голову. Она спросила смущенно:
— А можно мне с тобой?
— Нет, в городе не лучше, чем в горах. А я даже не знаю, где там буду жить.
— А как же твоя мать, как сестра?
— Какое-то время они смогут находить себе пропитание, потом я пришлю им денег или еду.
— Глупо, очень глупо, ты нужен им здесь, понимаешь!
— Я пойду, Наргиз, мне нужно отдохнуть.
Он встал с лавки, поцеловал Наргиз в лоб и уже собирался было уходить, как она вновь крепко обняла его и долго не хотела отпускать. Арман вдруг почувствовал, то самое тепло, которое ощутил от ее первых объятий. У него не было сил ее отпустить. Она не могла отпустить его. Коленка заболела сильнее. Но Арман даже не нагнулся. Они стояли во дворе и обнимались, потом Арман сказал.
— Пошли в дом, мать с Лусине, ушли в лес, я настоял.
— Пошли, – сказала она смущенно и ее лицо залило красной краской.
Они медленно прошли несколько шагов до ступенек, и тихонько стали по ним подниматься. Наргиз поддерживала Армана под левое плечо. Они поднялись на крыльцо и зашли в дверь. Наргиз захлопнула дверь.
В окошке дома, в котором проживала семья Армана загорелся тёплый свет. Тучи все еще плавно следовали по небу, закрывая от глаз людских солнцу. Через час пошел дождь. Он лил так сильно, как никогда. Стучал по крыше, намочил всю зеленую траву, которая теперь склонилась к земле.
В деревне не было ни души. В этот день все сидели по своим домам, кроме матери Армана и его сестры. Они ушли далеко в лес собирать съестные припасы.
В доме под крышей, в тепле и уюте в комнате, где до этого чаще всего находился лишь один человек, теперь на кровати лежали двое. Наргиз смотрела в окно о чем-то очень серьезно раздумывая. Арман окрылённый счастьем и радостью всем телом прижался к своей спутнице и порой что-то шёпотом говорил ей на ушко. Вся тяжесть ушла. Все мысли сгинули прочь. Дождь барабанил по крыше, бил по подоконнику, стекал каплями по оконному стеклу. Арман все реже ощущал боль в коленке. Казалось она заживала на ходу. Он зевнул и спокойно лёг на подушку. Наргиз лежала рядом все еще уставившись серьезным взглядом в окно.
— Ты правда уедешь? — спросила она, так, как будто то, что произойдёт с ней не так важнее, что то, что произойдёт с юношей.
— Правда, — ответил Арман и поцеловал ее в шею.
— А как же я? — вдруг вспомнила она о себе.
— Через какое-то время ты сможешь приехать ко мне. Мы поселимся с тобой на окраине города. Я буду работать, скажем, в каком-нибудь институте ассистентом. У нас будет много времени, чтобы разговаривать о том, что происходило в прошлом, о том, что произойдёт после и о том, что могло бы произойти, но не произошло.
— Думаешь, это все не выдумка?
— Что именно?
— Вот что ты говоришь, ведь этого может и не быть.
— Непременно будет.
Наргиз удовлетворенно прильнула к Арману после этих слов. Они пролежали так еще десять минут, потом она опять заговорила.
— Ты, наверное, будешь заниматься Землей, да?
— Конечно, я стану исследовать нашу местность, производить анализ, потом синтез, делать из данных какие-то выводы, писать, много буду писать, о том, как земля все-таки выдержала миллионы лет, о том, как менялся ее облик и о том, почему он менялся и по каким причинам.
— Дурак, мне совсем это не интересно, — сказала она игриво, ударив Армана ладонью по голове. Наргиз так слабо ударила, что ему показалось будто девушка гладит, и он чуть подвинул свою голову к ее ладони. Она стала его гладить по голове.
— Я имею в виду, — сказала Наргиз, — что ты совсем не будешь уделять мне время, а будешь только своими писульками заниматься. И тогда мы расстанемся. Ты станешь затворником, известным ученым, а я буду несчастной женщиной, которая не нашла себе вторую половинку.
— Наргиз! Откуда такие мысли. Даже у меня со всеми моими проблемами, таких мыслей не возникает.
Арман нахмурил брови и серьезно посмотрел на нее. Наргиз было отвернулась, однако потом повернулась. На ее лице сияла улыбка.
— Да уж, лучше думать о хорошем, правда?
— Правда.
— А ты бы отказался от своих писулек ради меня, а?
Арман задумался. Она снова ударила его по голове, теперь сильнее и отвернулась от него совсем.
— Я бы отказался от всего на свете лишь бы быть рядом с тобой.
— Врешь! — отрезала она.
— Ну зачем мне врать.
— А почему ты бы отказался? — спросила она, снова повернувшись к нему.
— Из-за тебя только.
— Ну а почему? — не отставала она.
— Наверно потому, что до встречи с тобой долгое время интересовался геологией, однако, всегда чувствовал, что мне чего-то не хватает. И именно сейчас я понял, чего мне тогда не хватало.
Наргиз молчала. Она ждала пока он скажет, то что она хотела, чтобы он сказал. Но Арман тоже замолчал. Девушка снова нахмурилась и улеглась на подушку. Ей не хотелось больше намекать ему и задавать глупые вопросы, но слова вдруг сами вырвались из ее уст.
— И чего же?
— Странный вопрос.
— Ну чего не хватало?
— Тебя и твоей любви.
Наргиз удовлетворенно заерзала на кровати. Потом крепко прижалась к Арману и больше от него не отворачивалась. Так они пролежали еще пару часов, разговаривая о всяком и не о чем конкретном. Потом Арман сказал:
— Наргиз, скоро вернется мать с сестрой. Будет как-то неправильно, если они увидят тебя здесь, в моей постели.
— Да, наверное. Я уж, и сама думала не пора ли мне домой.
В этот момент у обоих возникло чувство какой-то тоски. Словно они лишали друг друга самого светлого и самого важного в жизни.
Наргиз оделась. Арман тоже оделся. Он проводил девушку до двери, поцеловал ее, и они расстались. Закрывая дверь Арман ощутил пустоту. В скором времени вернулась и боль в колене. Арман сел за свой письменный стол. Выложил тетрадь, на которой до этого записывал свои мысли о геологии. Он взял карандаш и стал записывать то, что на днях пришло ему в голову.
Только карандаш коснулся листа, как вдруг Арман поднял голову и посмотрел в окно. Наргиз возвращалась домой под дождем. Она не бежала, а спокойно и ровно шла по мокрой траве. Не пыталась укрыться от дождя одеждой, а наоборот была полностью открыта и как бы принимала дождь всем своим телом и душой. Арман перевёл взгляд на лист. "Нужно сосредоточиться, — подумал он". Через пару минут Арман припомнил сон, который ему приснился перед таинственным перемещением. "Лава, два потока, чтобы это могло значить?" Он стал записывать.
"Во время сведения двух различных магматических потоков, располагающихся внутри литосферы или же астеносферы, происходит..." "Что происходит? — задал он себе вопрос. А что же произошло тогда? Плиты стали двигаться, точно!" Он записал.
"...происходит перемещение земных плит. Это связано с наличием большого количества энергии у двух равнозначных потоков, которые при соприкосновении эту энергию вытесняют, воздействуя таким образом на земные плиты. Точка."
"То есть, — подумал вдруг Арман, — все происходит из-за огромной энергии, создаваемой этими самыми потоками. Однако, как же получается, что жидкая магма силой потока может воздействовать на огромные литосферные плиты. Чушь какая-то. Значит что-то другое. Черт! Они ведь, сталкиваясь еще и поглощают энергию друг друга, то есть там вообще выделяется незначительное количество энергии, которое уж точно не способно никакие плиты сдвинуть с места.
— Что-то тут не то — проговорил в слух Арман. Он положил карандаш и задумался.
За окном все еще шел дождь. В его голову стали приходить посторонние мысли. Как ни старался он их отогнать, у него ничего не получалось. Арман думал о матери и о Лусине, которые сейчас, одни в лесу идут под дождем и собирают ягоды.
Спустя несколько минут он снова стал записывать то, что думал о предмете своего изучения. В его голове в один момент возникло достаточно много идей, однако несмотря на это, он все же постоянно забывался и порой даже не мог вспомнить последнюю идею, которую придумал. "Нужно успокоиться, — сказал он себе, — иначе ничего не получится записать. Скоро они придут, будут в целости и сохранности. Я их встречу, заведу в дом, поговорю с ними, все будет в порядке. А потом скажу, что должен сказать". Он вдруг остановил свой внутренний диалог и стал неотрывно смотреть на лист, на котором корявым почерком было записано следующие "Во время сведения двух различных магматических потоков, располагающихся внутри литосферы или же астеносферы, происходит перемещение земных плит. Это связано с наличием большого количества энергии у двух равнозначных потоков, которые при соприкосновении эту энергию вытесняют, воздействуя таким образом на земные плиты". "Итак, — сказал он себе, — про вытеснение энергии зачеркнем и напишем..."
Арман стал записывать "Это связано с тем, что две соприкасающиеся магматические массы имеют различные свойства".
— Стоп! — сказал он в слух и продолжил говорить, — во-первых, они не только соприкасаются, но и перемешиваются, как бы вливаются друг в друга, а во-вторых, какие такие различные свойства. Магма есть магма, она везде одинаковая по составу, по вязкости, по тем...
Армана неожиданно осенило. Его глаза широко открылись, на лице появилась улыбка, но тут же эта улыбка исчезла, а брови нахмурились, лицо исказилось. В этот момент Арман снова почувствовал пронзающую боль в коленке. Он немного, очень аккуратно потер болезненное место пару секунду и снова посмотрел на свою тетрадь.
— Ну конечно! Ведь состав может и не изменяться, однако температура вполне. Вязкость конечно тоже изменяется, но это сейчас не так важно. А когда температура у обоих потоков различная, то при соприкосновении выделяется много энергии. Происходит термическая реакция. Черт возьми! Тьфу ты!
Он снова принялся записывать то, что только что придумал. "Это связано с тем, что две входящие друг в друга магматические массы имеют разность температур, что соответственно и вызывает всплеск тепловой энергии, благодаря которой литосферные плиты постепенно сдвигаются в различных направлениях. Точка".
— Этого не знал даже бедный Вегенер со своих теорий дрейфующих материков! – воскликнул вдруг Арман, а я знаю.
Ему вспомнилось что он читал об ученом, который заявил всему мировому сообществу о дрейфе материков. Арману стало не по себе. Вегенеру никто не поверил, лишь потому что он не смог точно обозначить каким именно образом эти самые литосферные плиты перемещаются и доказать это. Он подумал и о том, что ему деревенскому мальчишке никто и подавно не поверит. И немного обеспокоился этим. Но через минуту Арман снова стал записывать и беспокойство сняло как рукой. Он еще пол часа что-то черкал в тетради, рисовал и порой даже обращался к книгам, которые лежали на его столе. Потом он стал вспоминать свой сон. Арман припомнил, что во сне было два потока, один из которых был восходящим, а другой нисходящим. Это воспоминание заставило его ненадолго задуматься. Он, как и всегда отгонял от себя посторонние мысли. О баране, который протух, о пути, прошедший им, и о видении, которое он до сих пор не принимал всерьез. Арман допустил, что был не в себе, когда проходил тот путь, который не помнил. Все эти видения, странные сны, казались ему сейчас бердом сумасшедшего. Поэтому он нашел для себя приемлемое объяснение. В страхе за свою жизнь ему, как он полагал, видимо пришлось преодолеть не малый путь за короткое время, который он совершенно позабыл из-за огромного стресса, неосознанного состояния и инстинкта самосохранения. Ему чудилось будто бы он вспоминал, как шел сквозь лес с бараном, как в конце концов вышел на луг и, пройдя пол луга упал, не в силах больше передвигаться. Но эти картины прошлого были настолько смутными, что он сам не слишком сильно им доверял. Один образ не выходил у него из головы. Ему казалось, что сидя в лесу у дерева, он увидел чьё-то лицо. Всех черт его Арман не запомнил, а только лишь глаза большие и зеленые. Но это все могло ему показаться. "В бреду и не такое увидишь, — подумал он, — тем более, что я тогда был на грани обезвоживания, а именно в такие моменты насколько я знаю..." Арман остановился. Потом продолжил. "...насколько я знаю, — повторил он в уме, — появляются галлюцинации и видится всякая чушь".
Арман отвлёкся от этих мыслей и снова посмотрел на тетрадь. Места больше не было. С одной стороны, он все исписал, с другой изрисовал. Теперь он перевернул страницу и продолжил писать.
"Насколько я могу судить, литосферные плиты перемещаются довольно медленно. Могут пройти миллионы лет прежде чем они кардинально переменятся. То есть человек, при всей своей внимательности без соответствующих..." "Как бы здесь написать, — подумал он, — может "приспособлений". Нет, слишком размыто. А чего тогда? Пожалуй, что, приборов. Нет не так, "...без соответствующих технических приспособлений не способен зафиксировать сдвиг в литосферных плитах. Однако все же повсеместно по всей Земле происходят огромные землетрясения, которые разрушают часть территории города, страны, провоцируют катаклизмы ужасные по своим масштабам. Это человек способен зафиксировать, однако здесь речь идет немного о другом смещении плит. Во время землетрясения литосферные плиты не столько смещаются относительно океана, сколько заметно передвигаются относительно друг друга. Вопрос состоит вот в чем. Возможно ли, что землетрясения происходят по той же причине, что и полноценные сдвиги литосферных плит или же это не так?".
Арман закончил. Он совершенно выбился из сил, напрягая мозг, выводя новые закономерности и теории, а также рассматривая их на ходу насколько это было возможно. Ему и в голову не приходило то, что для полноценных долгосрочных исследований необходимо намного больше времени, ресурсов и знаний в данной области. Арман пытался обходиться тем, что имел. Однако не знал, как проводятся серьезные научные исследования и какие гигантские плоды такие исследования могут принести.
Арман выдохся. Голова гудела. Руки дрожали, а коленка все также ныла. Он решил, что ему нужно немного полежать.
Арман улёгся на свою кровать и вскоре заснул. Спал он спокойно. Ни снов, которые слишком сильно походили бы на реальность, ни беспокойных мыслей, ни неожиданных пробуждений в этот раз у Армана не было. Голова перестала гудеть сразу после того, как он впал в дремоту. Боль в ноге немного поутихла. Только в самом начале, когда он еще пытался заснуть все его тело каким-то странным образом затряслось. Арман от испуга немного встрепенулся. Встал с кровати, сходил в туалет и снова лёг. Так он и заснул, позабыв обо всех несчастьях, которые преследовали его в последнее время. Дождь, похоже посочувствовал юноше и прекратился.
Проснулся Арман от того, что кто-то вошел в дом. Он открыл глаза, зевнул и вдруг понял, что это мать и Лусине вернулись из леса. На кухне слышалось шевеление. Потом Арман стал различать слова матери, которая шёпотом что-то сообщала Лусине. Та похоже настолько устала от изматывающего похода, что ничего толком не говорила. Общалась односложными предложениями, вроде "да", "нет" и тому подобное.
Арман услышал, как мать идет по коридору. Она шла к нему, он сразу это понял. Юноша присел на свою кровать и вдруг заметил, что стол не убран. Он стал медленно складывать все принадлежности, которыми пользовался, однако не успел до прихода матери спрятать все под кровать. Мать застала его с тетрадью и карандашом в руке.
— Арманчик, — сказала она, внимательно в него всматриваясь, — как ты? Чем занимаешься?
Вид у нее был не слишком бодрый. Она стояла и смотрела на своего сына уставшими глазами. Руки словно свисали у нее с плеч. Вся ее свежесть куда-то делась после исчезновения отца. Как будто часть энергии, которой она обладала, испарилась вместе с отцом.
— Лучше мам, колено болело сильно, но после сна стало болеть немного меньше.
— Я собрала кое-какие травы. Отворю их и намажу твою коленку, хорошо?
— Ладно.
Арман не стал отвечать матери на вопрос о том, чем он занимается, а мать не стала его повторять. Она ушла на кухню.
Тем временем Арман сложил свои принадлежности под кровать. Он с трудом разогнулся, аккуратно и очень медленно поднялся на ноги и пошел вперед, прихрамывая на правую ногу. Ему было все еще очень трудно передвигаться, потому что при каждом шаге, некую часть веса все же приходилось переносить на больную ногу. Колено пронзала сильная боль. Арман остановился, чтобы передохнуть. А через минуту возобновлял движение.
Так он дошел до шкафа и облокотился на него.
— Лусине, — сказал он, — помоги мне, пожалуйста.
Лусине не отвечала. Она словно не слышала его. На самом же деле его сестра настолько устала, что уже сама еле передвигалась по полу.
— Иди, — строго приказала мать.
Лусине встала со стула и медленным шагом направилась к брату. Она подошла к нему слева.
— Нет, подойди справа, а то никакого смысла в твоей помощи не будет.
— Слева, справа, — ворчала Лусине, подходя к правой руке Армана, — может еще сверху подойти или снизу.
Арман ничего не сказал. А Лусине мягко улыбнулась, довольная своей ворчливой шуткой.
Юноша держался правой рукой за Лусине и тихо продвигался вперед. Так они добрались до кухни. Сестра резко отпустила брата, не осознавая последствий и села на стул. Арман пошатнулся. Он не ожидал, что сестра так резко отпустит его. Тело юноши покачнулось, и он упал на пол.
— Боже мой! — воскликнула мать, она тут же подбежала к Арману и, приложив не дюжую силу, подняла его на ноги. Лусине тоже сразу вскочила и помогла матери поднять Армана. Арман же не придал своему падению никакого значения. Он как ни в чем не бывало сел на ближайший стул, хоть и немного испуганный и уставился на мать.
— Ничего, ничего. «Мы тебя вылечим и еды найдем и все будет у нас хорошо», — сказала мать. На ее лице неожиданно появились слезы.
— Не нужно плакать, — спокойно сказал Арман. По его виду можно было угадать, что он счастлив. Мать немного опешила. Она взглянула на Армана. Его спокойствие передалось ей. Через секунду на лице матери появилась улыбка. Арман тоже улыбался. Лусине сидела хмурая и чувствовала себя неловко.
— И ты не переживай, — сказал Арман, обращаясь к Лусине, — иди лучше отдохни после похода в лес.
— Как хорошо, что ты не теряешь силы духа, — промолвила мать и посмотрела на сына.
— Я не теряю, но и оставлять все так как есть не желаю.
— Что ты имеешь в виду?
— Понимаешь мам, — начал Арман, — если все будет так продолжаться в скором времени у нас просто не останется еды. Я решил... я просто решил, что поеду в город и буду искать там работу, а потом пришлю вам деньги и тогда у вас будет еда. Вы не будете беспокоиться ни о чем, не будете голодными. И все у вас будет хорошо. Понимаешь.
Арман с большим трудом выговорил эти слова, а потом замолчал. Он взял руки матери и сжал в своих. Мать какое-то время молчала. Подавив удивление и негодование, она спросила: "Как же ты поедешь с больной ногой?"
— Заживет, тогда я и отправлюсь в город. Через неделю после отъезда, обещаю, что пришлю вам деньги или еду.
— Арманчик, ты нам нужен здесь!
— Да, здесь, — проговорила Лусине.
— Я не могу смотреть на то, как вы голодаете. Я должен что-то сделать. Моя попытка найти еду в горах закончилась простреленной коленкой, мама, я должен помочь вам и себе, понимаешь?
Мать заплакала. Она присела на табуретку и закрыла лицо руками. Через некоторое время она успокоилась и сказала:
— Может ты и прав. Без отца мы вряд ли проживем еще несколько месяцев. А если ты сможешь присылать нам еду, то все наладится.
— Да, да, так оно и будет, — возбужденно сказал Арман, — именно так!
После скудного ужина они еще долго разговаривали об отъезде Армана. Мать сомневалась, однако Арман принял решение и вряд ли теперь отступился бы от него.
Никто не знал, какое из решений будет единственно верным. Арман также, как и его мать колебался по поводу своего отъезда, боялся оставлять своих родных в одиночестве, а еще больше он боялся той неизвестности, которая ждала его в городе, наполненном непривычными, загадочными вещами.
К вечеру Арман улёгся спать. Заснул он быстро. А на следующие утро принялся растирать свою коленку отваром, чтобы поскорее вылечится и начать осуществлять свой замысел.
Ровно через неделю утомительных и неприятных процедур коленка Армана зажила. Однако он все еще прихрамывал на правую ногу. Не так сильно, как прежде. Но нога к тому времени его уже не беспокоила. Он спокойно мог ходить без поддержки и уже не раз гулял с Наргиз по полю.
Неожиданно для самого себя Арман вдруг осознал, что должен отправиться в путь. Это осознание пришло к нему так же неожиданно, как и идея уехать на заработки в столицу Армении. Он знал Ереван лишь по рассказам отца, а соответственно никоим образом не мог знать, что его там ждет. Этот день наконец настал и Арман отправился в путь.




ГЛАВА 6

Арман встал пораньше. Он осмотрел свою комнату, взглянул на окно, из которого еле просачивались лучи восходящего солнца. Свежесть в голове, с которой он проснулся, поразила его. Арман поднялся с кровати, отстранил от себя одеяло и взглянул на свой столик. На столе лежала тетрадь и химический карандаш. У ножки стола стоял собранный ранец. "Странно" — подумал он, — "как мне кажется, я вчера убирал со стола свои принадлежности, а теперь они снова там. Может забыл и заснул". Арман ещё раз взглянул на стол. У него появилось приятное желание, что-нибудь записать в тетрадь. Однако он отринул это желание и попытался встать.
Колено почти зажило. Несмотря на то, что хромота все-таки сохранилась, Арман не стал откладывать день своего отъезда. Этот день казался ему таким же важным, как день его рождения, в теговый, когда он ещё был ребёнком. Сейчас в день его рождения ему не было радостно, он не чувствовал никакого интереса к подаркам, которые дарили ему родственники, не ощущал и душевного трепета. Однако сегодня этот трепет появился снова. Ему не терпелось позавтракать, попрощаться с семьей и уйти. Просто уйти в никуда. Это "в никуда" завораживало больше чем все, что он видел и чувствовал в своей жизни до настоящего момента. Раньше он частенько думал о том, как покинет родной дом и отправиться исследовать то, что находится за ним. Сейчас же вплотную подойдя ко дню, когда ему действительно приходиться уходить из дома Арман ощущал трепет, счастье и в то же время небольшой страх за свою жизнь и за жизнь своей семьи. В моменты страха он думал об отце, что ещё больше приводило его в смятение.
Однако он думал и о том, что в данный момент несмотря на страх, в этом доме ничто не способно его удержать. Полагаясь на свои чувства, он встал с кровати, прихрамывая, подошёл к столу и все что на нем лежало сложил в свой походный ранец. Потом оделся, напялил на себя старые отцовские джинсы, которые валялись до этого момента где-то в дальнем углу шкафа, свою футболку ради удобства и потрёпанный, но красивый тёплый свитер. Закончив с переодеванием Арман взял в правую руку свой ранец и проследовал на кухню.
Как ни странно, на кухне никого не было. Но как только Арман зашагал по коридору его мать тут же выглянула из комнаты.
— Сейчас Арман, подожди, — сказала она и прикрыла дверь. Арман дошёл до кухни и сел на табуретку. Через пару минут из своей комнаты вышла мать, за ней по пятам, словно утёнок, вышла Лусине. Было видно, что она совсем не выспалась.
Лусине уселась за стол. Мать стала что-то готовить. За это время не было произнесено ни единого слова. Лусине мягко зевала, заспанными глазами поглядывая на брата. Мать суетилась. Она приготовила завтрак на скорую руку и подала к столу. Из запасов у них были только грибы. Их она и отварила.
Арман прильнул к тарелке, быстро все съел. Лусине ела очень медленно, но все же через какое-то время немного встрепенулась, глядя на воодушевленного брата. Мать ничего себе не приготовила.
— Почему ты не ешь мама? — спросил Арман, дожевывая последний гриб.
— Не хочу, — ответила она и посмотрела в окно.
Арман все доел и просто сидел, вглядываясь в лица своих родных. Он смотрел на них так, как будто никогда больше их не увидит. Мать взглянула на него и сказала:
— Может не стоит. Мы справимся Армаша, все вместе справимся.
Арман ничего не ответил. Он печально посмотрел на свою мать. Ее глаза покраснели.
— Не плачь часто, ладно. Я ещё вернусь, вот увидишь. И деньги и еду принесу, несмотря ни на что.
— Я не буду, — сказала она, протирая глаза, — не буду.
Он ещё раз посмотрел на мать. На то как она неотрывно глядит на окно. И понял, что тяжелее всего для неё прощаться со своим сыном.
— Мам, посмотри на меня. Я все ещё здесь и пока не ушёл. Давай скажем друг другу то, что мы всегда хотели сказать и уговаривали себя не говорить, считая это не важным.
— Да, пожалуй, я хочу сказать, что тебе не нужно уходить.
— Дело не во мне, ты понимаешь, дело в нашей семье. Дело в отце, а вдруг он ещё жив, и я найду его. Тогда я приведу его сюда и все наладиться.
Мать оживилась. Она вдруг посмотрела на Армана прямым взглядом, как будто что-то поняла.
— Мы бы хотели верить, что отец жив, но скорее всего его уже нет, — проговорила женщина без единой слезинки, — если ты уходишь ради покойного отца, то лучше оставайся, он бы хотел, чтобы ты остался, слышишь.
— Что ты говоришь, я чувствую, что он жив и я его найду.
Мать тяжело вздохнула, не в силах переубедить сына. Она посмотрела на него жалостливым взглядом и заплакала. Лусине прекратила есть и вдруг сказала:
— Не уходи Арман, останься.
— Не могу сестренка, я должен.
Арман встал из-за стола. Он подошёл к матери и крепко обнял ее. Через несколько минут он подошёл к Лусине и поцеловал ее в лоб.
— А теперь мне пора. Мама, — проговорил он неуверенным голосом, — мама, ты меня слышишь.
Она рыдала, но в тот момент, когда он позвал ее, она подняла голову.
— Вот что я хотел тебе всегда сказать, но откладывал это до сегодняшнего дня. Я тебе люблю мама и до конца своих дней буду любить тебя больше всего на свете.
На его глазах появились слезы. Мать встала из-за стола и обняла сына. В ответ он снова крепко обнял ее, потом отринул, надел рюкзак на плечи и вышел из дома. Мать с Лусине проследовали за ним.
На улице светало. Арман подошёл к калитке, открыл ее и обернулся.
— Все к лучшему, поверь мне.
Мать плакала на крыльце, наблюдая за тем, как Арман уходит. Лусине стояла рядом, казалось, что она тоже плачет. Возможно Лусине что-то чувствовала, но точно сказать нельзя. Она не понимала, что чувствовала, а всего лишь повторяла за своей матерью. Но все же собственные слезы, пробудили в ней чувство необъяснимой обиды. Она тоже следила за братом, как и мать, однако ощущала, что обижена на него. И этим чувствам в ее маленькой головке не было никакого объяснения.
Арман значительно отдалился и вскоре скрылся из виду.
Пока что он шёл по привычной дороге. Однако все вокруг не казалось ему таким уж привычным. Арман остановился на секундочку, перевёл дыхание и снова зашагал. Ранец давил на плечи. Арману нисколько не было тяжело его нести на своей спине. Казалось он был одним целым с ним.
Арман спустился с холма, преодолев каменистую часть местности. Снова взглянул на дом, в котором они с Наргиз прятались от дождя. Странно было смотреть на него. Старый дом, на удивление, казался каким-то недружелюбным. Он всем своим видом гнал Армана прочь. Арман отвернулся от него и пошёл в противоположную сторону.
Солнце уже полностью вышло из-за горизонта и осветило бескрайний луг. Большие горы перестали казаться Арману угрожающими. Они светились, несмотря на всю темноту их природного цвета. Будто солнце своими лучами пробудило их. Они зашевелились, играя своими гигантскими тенями.
Горы, которые можно было увидеть из деревни Арман оставил позади. Он шёл или почти бежал так легко, как никогда раньше. От хромоты не осталось и следа. Ни о чем не думая, он продвигался по зеленому лугу, в сторону, где как ему казалось должен был располагаться город. Как часто отец, уезжал именно в эту сторону на своей старой машине. Так же часто Арман глядел из окна своей кухни на отдаляющийся транспорт. Дорога была много дальше, но вела именно в этом направлении. Чтобы не сбиться с пути, он решил для себя, что в любом случае, найдёт ту дорогу, по которой обычно ездил его отец или проезжали огромные грузовики.
Внезапно Арман услышал чей-то крик. Он ещё не так сильно отошёл от деревни, чтобы не расслышать кого-то кто кричал во все горло с холма. Эта была Наргиз. Она бегала по деревне в поисках Армана, пока внезапно не заметила, отдаляющуюся точку на лугу. Сердце Наргиз узнало Армана, и она со всех ног устремилась к этой точке. Через пять минут девушка убедилась, что это Арман, узнав одежду, и громко закричала, так, что даже человек с гор, мог услышать ее вопль.
Арман остановился и повернулся лицом к деревне. Наргиз бежала, но была ещё слишком далеко, чтобы Арман мог как следует разглядеть ее. Он стоял на месте и ждал, пока человек добежит до него. Как только Арман узнал Наргиз, он тут же устремился к ней на встречу. Его ноги с такой силой отталкивались от земли, что он невольно испугался силе и быстроте своего бега. Коленки чуть ли не соприкасались с грудью. Однако он смотрел на Наргиз, а не на землю. Она уже почти добежала, когда увидела, как Арман вдруг налетел на камень в траве и с треском упал на траву. Он вскрикнул. Наргиз подбежала к нему со скоростью ветра, опустилась на колени и своими длинными девчачьим руками обхватила его тело. Арман открыл глаза и осознал, что упал. Наргиз смотрела на него и плакала. Он понял, что она испугалась. Тогда Арман обхватил ее своими руками и перевернул Наргиз на землю, сам оказавшись на ней. Он нисколько не ушибся. Не чувствовал никакой боли, а его тело было как никогда сильным. Наргиз посмотрела на него удивленно и, ни слова не сказав, перевернула его с той же силой, с которой он перевернул ее. Теперь Наргиз снова была над ним. Она тут же поцеловала его. В поцелуе они катались по лугу словно разматывающий сам себя стог свежего сена, потом улеглись на траву и посмотрели на небо.
— Куда ты бежала? — спросил ее Арман с наигранным недоумением.
— Куда я бежала? Я просто подумала, что ты баран деда, заблудившийся на лугу. Я побежала вернуть тебя обратно в стадо. Но на месте барана обнаружила тебя.
— Какая же ты дурочка! — сказал Арман, смеясь.
— А может быть ты дурак.
Они оба замолчали. Арман повернул голову к Наргиз. В ее глазах появилась печаль. Она смотрела на небо и вдруг заплакала навзрыд.
Арман немного на неё облокотился и стал целовать ее лицо.
— Не плачь, пожалуйста, не плачь. Достаточно с меня женских слез.
— Ты меня бросаешь? — спросила она, пошмыгивая носом.
— Ну нет же, нет, ты ведь знаешь, что я ещё вернусь.
Арман вытер ее слезы тыльной стороной ладони.
— Ты меня бросаешь. Как ты можешь так поступать? — сказав это, она вскочила на ноги. Арман зашевелился. Он хотел встать, но не успел он подняться, как вдруг Наргиз надавила на него всем своими телом и снова опрокинула его на землю.
— Ты плохой человек, плохой, — завопила она, — ты не можешь так со мной поступить. Не можешь поступить так со своей семьей. Подумай хотя бы о них.
Арман усилием отстранил ее и встал на ноги. Он посмотрел на неё пронзающим взглядом и хотел было обнять, но она отпрянула назад. Ее лицо выражало ненависть. Арман понял это как только взглянул на ее по-настоящему злые глаза.
— Зачем ты так, я же хотела, чтобы ты остался.
— Наргиз, послушай...
Арман не успел договорить, как она снова разрыдалась и в истерике толкнула его рукой. Арман отчаялся чтобы либо ей объяснить. Он жалостливо посмотрел на неё. Наргиз подняла на него взгляд и тут же побежала прочь, не сказав ни единого слова. Арман стоял как вкопанный. Он точно не ожидал такого развития событий. Он даже не сразу осознал, что Наргиз побежала. Все что он видел, так это как Наргиз повернулась к нему спиной и сделала два шага. Одно это ошеломило его. Все его внимание переместилось на собственные чувства. Через секунду он понял, что Наргиз бежит от него прочь. Арман не мог побежать за ней. Его тянуло к Наргиз, но в то же время, что-то внутри говорило ему идти дальше. Не зная, что выбрать, он стоял на месте, как вкопанный. Из далека все ещё доносился истеричный плачь Наргиз. Она забралась на холм и скрылась из виду. Арман тяжело вздохнул. Он ещё никогда в жизни не чувствовал себя таким одиноким, как в этот момент. Однако, он знал, что вернуться в деревню было равносильно тому, чтобы остаться там навсегда. Через несколько минут он пришёл в себя, сжал волю в кулак, повернулся в ту сторону, в которую шёл до этого и пошел вперёд по лугу.
Какое-то время мысли о Наргиз не покидали его. Он вспоминал ее заплаканное лицо. Мокрый от пота лоб, растрёпанный волосы и сожалел о том, что не пошел с ней. В голову его забралась одна мысль. Он спросил себя «о чем бы я сожалел больше? О том, что ушёл или о том, что остался?». Ответ для него был очевиден. Природа вокруг придавала ему силы идти дальше. Он отстранил от себя мысли о доме и Наргиз и стал вглядываться в горы.
Внезапно Арман ощутил боль в коленке. Хромота неожиданно вернулась. Однако он шёл.
Арман следовал по лугу несколько часов. Он медленно продвигался по траве, кое-где уже сухой, ненадолго останавливаясь каждые пол часа, чтобы перевести дыхание. Все это время он шёл и рассматривал мир вокруг. Величественные горы остались позади. Чаще встречались скалы и места скопления сели.
Останавливаясь, он наблюдал за тем, как темные вороны сначала кружили в небе, потом садились на скалы и начинали громко каркать, словно хотели что-то сказать, но не могли.
Арман был чувствителен ко всему что происходило вокруг него. Все показалось ему странным и необычным после того, как он прошёл луг и взобрался на первый, но далеко не последний темно-зелёный холм. Путь его был не близкий, земля, покуда глядели глаза, была бугристой, как лесная автомобильная дорога. Дороги до городов обычно не такие бугристые, как лесные. Арман это знал и все ещё придерживался своего плана найти ту дорогу, которая смогла бы привести его прямо в город. Но с каждым часом он все меньше надеялся на то, что сегодня выйдет на такую дорогу или хотя бы увидит ее издалека.
Нога то проходила, то снова мешала Арману продвигаться. Он похрамывал, и все время останавливался. Сейчас он не чувствовал той боли, которую ощущал после выстрела, однако ноги его напряглись, мышцы болели, особенно на раненной в горах ноге.
К середине дня солнце все чаще заходило за надвигающиеся облака. Местность вокруг: темно-зеленые холмы, обросшие кое-где густой, кое-где засохшей травой, тёмные скалы вдалеке, деревья ближе к горам, бесконечные кустарники и красивые фиолетовые естественные цветочные клумбы, маленькие и большие камни под ногами, все это накрывалось тенью серых туч, как небесной тьмой поздно ночью.
Впереди показалась скала. Ее сероватый цвет навевал грусть и печаль. Арман, прихрамывая продвигался по маленьким холмикам, то спускаясь в ямы, то поднимаясь на бугры. Ему хватало сил идти таким вот образом, но ноги все больше беспокоили его. Особенно раненая нога. Колено на этой ноге было раздроблено, часть кости срослась, остальная ее часть осталась в том же положении в какое ее привела обойма из отцовского ружья. Поэтому Арман до сих пор не мог полноценно сгибать и разгибать одну ногу.
Он очень устал. Скала ему понравилась. Несмотря на унылое настроение, которое вызвал вид этой скалы, Арман все же решился сделать ее стену своим временным прибежищем. Она не рушилась. Не обваливалась, камней было в разы меньше чем у других скал и самое главное с одной стороны, она полностью закрывала Армана его ранец и скорее всего закрыла бы и костёр поздно ночью от хищных глаз, живущих в этих местах диких зверей.
Арман подошел к скале, облокотился на неё, снял свою обувь и присел отдыхать. Через некоторое время он засмотрелся на холмистую местность впереди. Однообразную, как пустыня. Когда-нибудь и это место станет полноценной пустыней, — подумал Арман, вглядываясь в чёрную ворону, рыскающую в кустах. Вполне возможно, что это место действительно когда-нибудь будет пустыней. Водные запасы земли истощаться. Горы начнут рушиться, трава сохнуть. Зеленые кусты, которым нет числа, станут всего лишь копнами сухих веток, вечно мечущихся под воздействием ветра из одного края в другой. Эта скала, под которой сидит Арман просто провалиться в землю. Ветер задует кончик скалы пылью и песком.
Арман представил себе эту картину и в голове у него возник неожиданный вопрос "А где в это время буду я?". Он не смог сразу ответить на него, хотя внутри понимал, что скорее всего к тому времени, когда горная местность Армении превратиться в песок его уже не будет в живых. И тут он подумал о том, что возможно здесь когда-то уже была пустыня. Климат изменился, ветер стал носиться чаще по этим заброшенным местам, уровень воды под землёй по неизвестным причинам возрос, появилась растительность, появились холмы. Из самых ближних лесов в эти края потянулись животные и птицы, а потом спустя очень много времени сюда пришли люди. И родился Арман и пришёл к этой скале. И теперь сидит, уставившись на холмы, негодуя из-за их бесчисленной природы.
Он перевёл взгляд из одной точки в другую, как бы просыпаясь от внезапного помутнения. Задумчивость всегда вводила Армана в транс. Он вытянулся, выпрямил спину, погладил пустой живот и улёгся отдыхать, подложив рюкзак под голову.
Скала нависала над ним и укрывала его своей тенью. С каждым часом солнце все сложнее было заметить. В конце концов оно зашло куда-то за скалу и освещала все то, что было за ней. Арман ещё не заглядывал за скалу, поэтому он не знал, какой вид там открывался обычно. Но сегодня, это было не так важно. К вечеру все небо заволокло облаками. Заката не было видно. Арман отдыхал на траве под скалой. Он спал безмятежнее чем обычно спал дома. Сейчас ему казалось, что вся природа, все окружающее его естество как бы ласкает, заботиться о нем. Сон был крепким, ранец твёрдым, однако Армана это ни капельки не смущало. Не будь у него ранца, он заснул бы на голой земле и спал бы также прекрасно, как и в объятьях Наргиз, только в объятьях другой женщины, той чьё присутствие он в силу своего возраста ещё не осознавал.
Проснулся он, когда солнце уже зашло за горизонт, а по холмам поскакал прохладный южный ветер. Арман сел, протер глаза, потер свой лоб, который он за несколько часов отлежал до такого состояния, что первое время после сна вообще его не чувствовал. Зевнул и решил, что необходимо разжечь костёр и что-то приготовить. Только сейчас он вспомнил, что планировал поставить ловушки перед сном, но слишком сильно утомился и уснул до того, как решился что-либо делать.
— Ну что это такое! — проговорил он вслух, — чем мне себя кормить. Опять что ли уснуть.
В темноте он собрал несколько палок, нарвал сухой травы. По крайней мере на ощупь она казалась сухой. Через несколько минут, неуклонно смотря в даль, Арман стал различать холмы, кусты и редкие деревья. Тогда-то он и решился развести огонь. Сейчас ему было совсем не страшно находиться в уединение лицом к лицу с дикой природой. Прошлый его поход хоть и закончился трагично, но все же многому его научил.
Арман достал спички и поджег кулёк хвороста. Потом раздул его и подложил в основную часть хвороста с большими ветками и достаточным для разогрева количеством сухой травы.
Костёр горел. Арман сидел на сухой траве у скалы и смотрел на разгорающееся пламя. Как часто он бывало раньше наблюдал за горящей свечкой. Фитиль разгорался и становился ярко-оранжевым, чуть ли не красноватым. Он наблюдал за огоньком, за каждым его дуновением. То влево пойдёт, то вправо отпрянет. В темной комнате Арман порой часами сидел, уставившись на свечку. И было так хорошо и приятно. Все мысли тут же уходили. Ни слова не было сказано и в голове слов не было. Наступал покой и умиротворение. Потом Арман задувал свечу, и вся магия улетучивалась. Он ложился спать и наступал новый день.
Сейчас юноша сидел напротив костра, такого большого по сравнению со свечкой. Такого многогранного. Костёр имел множество хвостиков, шевелящихся с порывами ветра. Все они имели своё собственное направление. Все они были разными и в то же время одним целым. Арман, как заворожённый смотрел за огнём. Ему казалось, что, если огонь разгорится и близко к нему подойдет, он этого не заметит. Представил он себе картину, как маленькая искорка вдруг перебралась на траву. Трава загорелась, пылает. А он, как заворожённый, смотрит на огонь на траве и у костра и не может глаз от него оторвать. Огонь идёт все дальше хватает своими цепкими хвостиками его ноги, а он все смотрит и не может отвести взгляд. И даже пусть огонь поглотит его полностью, он все равно не оторвётся глазами от пламени, отдастся огню и сгинет, превратившись в пепел, без мыслей, без слов, без сожалений.
Арман ещё долго смотрел на костёр, пока огонь не стал уменьшаться.
Все вокруг окутала ночная тьма. Где-то вдалеке виднелась чёрная полоска леса. Арман прижался к скале, обхватил ноги руками и вдруг почувствовал, что ему становиться холодно. Он снова приблизился к уже догоравшему костру и прилёг. Стало немного теплее. Тогда он задумался о том, как, возможно, сейчас себя чувствует его мать. Как сильно, наверное, она хочет, чтобы он вернулся домой. Арман подумал и о своей постели и о тёплом доме. Тогда же у него возникла мысль, что возможно ещё много ночей ему придётся спать на голой земле у скал и внутри горных пещер, пока не отыщется дорога, ведущая в Ереван. Однако он невольно приободрил себя и обнадежил мыслью о том, что завтра точно найдёт ту самую дорогу, по которой и грузовые машины, и люди верхом на конях и пешеходы следуют из дальних деревень в древний город Ереван.
Огонь почти потух. Арман съежился на траве и закрыл глаза. Он снова попытался заснуть. И на этот раз погрузившись в сон, он уже не просыпался до самого утра.
Ночь прошла незаметно. Утро было солнечным. Тлели палки и крупные ветки, и постепенно превращались в сажу. Арман все также лежал у скалы свернувшись калачиком. Сейчас ему уже не было холодно. Однако все то время пока он спал ему приходилось ворочаться и ощущать на своём теле холодный ночной ветер. Он развалился, растянув все своё тело. Солнце светило где-то за макушкой, кидая свои прохладные утренние лучи на скалу и на него самого.
Арман открыл глаза и увидел перед собой, грозно смотрящую на него темно-серую скалу. Сейчас он заметил, что на ней поблескивает мириады маленьких точек. Крупинки прозрачного песка, которые сотни миллионов лет назад образовались в результате гигантской температуры магматических извержений. Теперь они стали частью окаменелой магмы. Древняя, как сам мир, скала гордо возвышалась над человеком. И она была не одна. Сейчас Арман разглядел что на расстоянии сорока-пятидесяти метров от него располагалось по крайней мере пять или шесть таких же скал. Их пики устремлялись в небо. Но не все скалы были серыми, как та у которой спал Арман. Какие-то из них имели темно-оранжевый цвет, граничивший с бежевым, какие-то сероватый, но немного и бежевые.
Арман смотрел на них, сидя на траве, и восхищался величием этих скал. Он знал, что не только магматические извержения сформировали их и сделали такими, какими они представлялись всем проходящим людям. Но ещё и бурная река или даже море, на дне которого и произошло извержение, буквально выдавившее магму из-под земной коры. Магма застывала в жутких формах, а сильное течение на глубине стачивало нерушимые цельные глыбы. Вода сошла, а глыбы превратились в отточенные скалы. Так и стоят они тут, бросая, тени на землю, которая когда-то их извергла.
Арман также знал, что существуют и красные скалы. Но поблизости ни одной не было.
Он немного посидел, уставившись на свою скалу. Потом решил, что пора бы уже отправиться в путь. Арман взял свой рюкзак, взвалил его на спину и внезапно сказал:
— Спасибо этому места, мне здесь было тепло и уютно.
Он вдруг осознал, что за минуту до этого решил мысленно поблагодарить природу за тёплый приют. Это внутреннее, неосознанное желание вылилось у него в слова. Арману стало легко на душе. Он взглянул на тлеющие ветки. Некоторые обуглились на половину, некоторые сгорели полностью, а некоторые уже рассыпались. Дыма не было, но запах мокрый костра все ещё висел в воздухе
Арман отправился в путь. Он зашёл за скалу и увидел, что она все это время скрывала кучу точно таких же скал, возвышающихся вместе с крупным холмом.
Он взглянул на вершину того холма и тяжело вздохнул. Вчерашняя дорога показалась ему очень долгой и трудной. Он шагал весь день и под вечер ему пришлось сделать привал. Арман остался без еды так, как забыл поймать дичь.
Сейчас, под утро, двигаясь по холму наверх, он сильнее всего ощущал голод. Ему срочно требовалось кого-то поймать. Но кого можно было поймать на холме, среди скал, кустов и бесконечной травы. Арман оглядывался по сторонам, но взор его все чаще останавливался на далекой лесистой местности, где, как он думал, за час ему точно удастся поймать себе хоть какую-нибудь маломальскую дичь. Однако такой путь, на котором придётся сделать большую петлю совершенно не устраивал Армана. Он не до конца понимал, но все же чувствовал, что если пойдёт туда охотиться, то рискует ничего не поймать, потратить оставшиеся силы и сгинуть в лесу, как подстреленный лось или кабан, которого не нашли собаки охотников.
Поэтому он шёл вперёд, с трудом взбираясь на холм, прихрамывая на правую ногу. Взобравшись Арман присел отдохнуть и осмотреться. Холм был достаточно высоким, чтобы смотреть на все окружающее с высока и видеть даже самые незначительные объекты, вроде валунов, находящихся в ста метрах от холма.
Арман увидел тянущиеся вдаль зеленые холмы и скалы. Также он обнаружил, что вдалеке скала проваливается. Он сразу подумал, что этот провал ему придется очень долго обходить, ведь слезть по скале ему не хватит ни сил, ни умений. Да и страх высоты не дал бы ему этого сделать.
Арман прищурился и неожиданно для себя увидел кусочек красной скалы, выступающий у места провала. "Значит там серые скалы переходят в красные" – сказал он себе. "Они отделены друг от друга пропастью, и я даже представить себе не могу насколько она глубокая и как долго мне придется ее проходить".
Арман осмотрел местность вблизи себя. Сплошные холмы. Кое-где из зеленой травки проглядывались белые цветочные букеты. Однако в основном, на холмах росли кусты и скалы. Арман посмотрел с холма на лес. Голод непреодолимо тянул его в лес, однако что-то внутри отговаривало его от такого похода. Арман настолько проголодался, сидя на холме, что стал срывать и есть растущую вокруг него влажную траву. Трава порезала ему язык, и он тут же ее выплюнул.
— Чертова трава! — сказал он в тот момент, когда сплюнул окровавленную травинку. Он погладил язык о нёбо. Через пять минут он уже не предавал большого значения своей маленькой ране и снова начал подбирать всякую всячину с земли, правда остерегался острых травинок. Сколько бы Арман не съел травы ему было мало. Он с каждой минутой становился все голоднее. Порой чувство голода отпускало его желудок, однако в голове у него правило беспокойство. В такие моменты начинала болеть коленка. Все время по- турецки сидеть было невозможно, даже в том случае если его больная нога оставалась почти прямой, а левая сгибалась согласно традиции. Когда начинала болеть коленка Арман выпрямлял обе ноги и облокачивался на левую руку. Так полусидя полулежа он поедал траву перед собой. Через какое-то время он понял, что набить желудок травой, да ещё и неизвестно какой, ему не удастся. Он встал, собрал свои последние силы и начал потихонечку спускаться по склону холма. Порой ему приходилось держаться за скалы, потому что кружилась голова. Порой подводило колено. Арман ощущал внезапную острую боль в коленке и останавливался на пару минут, пока боль стихала. Потом он снова шагал вперёд.
Солнце грело на славу. Арману стало жарко. Старая футболка за полтора часа ходьбы насквозь пропиталась потом. "После полудня будет прохладнее" — приговаривал он, взбираясь на очередной холм.
Голод его замучил. Арман не знал, что делать. Сейчас ему уже казалось, что поход в лес был не такой уж плохой идеей. Он бы уже давно дошёл до леса, спрятавшийся за тем самым гигантским холмом, на котором состоялась его ночевка.
Вариантов у него не оставалось. Либо идти вперёд, либо остаться на месте и ждать, пока что-то произойдёт. Второй вариант Армана не устраивал, поэтому он изо всех сил шагал, пытаясь наконец достичь той самой пропасти, которую увидел, вот уже как пару часов назад. Арман глубоко вдохнул, резко выдохнул и продолжил путь.
Сейчас ему казалось, что расщелина слишком далеко от него. По крайней мере час пути. Однако до неё оставалось не больше чем пол часа, а то и меньше. Ему так казалось лишь потому, что он перестал видеть красные скалы и пропасть, рассмотренные с самого высокого холма в долине, сравнялась с вершинами холмиков, на которые он взбирался после.
Юноша брёл по траве, не в силах больше думать. Также он не мог бежать. Он уже давно опустил голову и большую часть времени при ходьбе смотрел под ноги. Шаркал по траве.
Подняв взгляд, чтобы посмотреть вперёд, Арман начал различать пики красных скал. Это могло означать только одно, что пропасть к которой он так долго шёл была уже рядом. Однако этот факт нисколько его не обрадовал. Сил у Армана почти не осталось. Он настолько изнурил себя долгой ходьбой, что еле переставлял ноги, но все же шёл, уже бесцельно, испытывая ужасный голод и периодически ощущая головокружение.
Через некоторое время его разум помутился. Он шёл к пропасти словно в пьяный, странным образом переставляя ноги, чтобы удержать равновесие. Страха Арман не испытывал. Сейчас он не думал о том, что может сорваться, он вообще ни о чем не думал. Его изголодавшееся тело просто шло в никуда. Ноги двигались так, как будто они ему не принадлежали, как будто ими управлял кто-то другой. Только глазами он мог видеть. С полузакрытыми веками видеть то, что происходит вокруг было трудно.
Он заметил, что почти вплотную подошел к обрыву и остановился. Но не так, как обычно останавливаются люди. Он будто бы собрал все силы в кулак и приказал своему телу остановиться и стоять на месте.
Его глаза широко открылись, потому что вместо пропасти, он увидел небольшой обрыв, увидел красные скалы, обрамлённые чёрной полосой. А между той скалой, на которой он стоял и красной скалой, стояло что-то большое. Арман не сразу смог разглядеть что это такое. Сначала ему показалось, что это отдельная скала. Бежевый цвет, конусовидная форма напоминала Арману скалу, которую он видел на большом холме. Однако он удивился, что эта скала располагалась ближе к красным скалам, чем к родственным серым и бежевым. Он прищурил глаза. В этот момент его пробрало до дрожи. Это был храм. На секунду Арман ощутил душевный подъем, но в следующее мгновение картинка в его глазах поплыла, и он плашмя упал на землю. Юноша был без сознания.
Он лежал у края скалы. Его лицо было повернуто к храму. Правая больная нога покоилась на левой. Так он пролежал без движения около часа, пока из храма не вышел священник. Старик спустился по узкой лесенке на землю с глиняным кувшином наполненном грязной водой. Он вылил эту воду в кусты и повернулся, чтобы подняться по лестнице и зайти в храм, как вдруг мельком заметил Армана у края обрыва. Глиняный кувшин выпал из его рук на каменную лестницу и разбился на осколки.
Старик побежал в храм и стал что-то кричать. Через минуту из храма выбежали два монаха и направились к Арману. Они за пять минут обогнули обрыв, подбежали к Арману и стали его будить. Но как знает мой читатель Армана сложно было пробудить если он был без сознания. Так и сейчас, он ни на миллиметр ни открыл глаза. Тогда монахи подняли его и дружно понесли в свои покои. Старик ждал их у входа в маленький домик, находящийся рядом с монастырем. Он хотел помочь, но потом решил, что его помощь станет только ещё одной проблемой, и отошёл в сторону. Монахи занесли Армана внутрь.
Внутри кельи было тихо и прохладно. Пахло сырой одеждой и свечами. Свечи и правда здесь были. Но в дневное время суток монахи не зажигали их. Келья была устроена так, что света из окон и из отверстий под крышей было достаточно для освещения всей комнаты.
Монахи занесли Армана и положили его на одну из четырёх коек, которая находилась на небольшом расстоянии от другой. Келья напоминала склеп или каменный дом, хозяева которого не удосужились изнутри покрыть стены деревом. Вся келья была каменной снизу и до верху. Кое-где в полу из-под бежевых громоздких кирпичей проглядывались травинки и цветочки. Например, у того места, где сейчас лежал Арман. В том углу, где располагалась его кровать света было меньше всего. А рядом стояли принадлежности для уборки — маленький и большой кувшины. Маленький стоял дальше, большой ближе. Последний был наполнен водой, а в воде плавало белое тряпьё, которое и источало запах сырости на всю комнату.
После того, как трое молодцев донесли Армана до кровати и положили его на твёрдую деревянную поверхность, старый монах высунул из кувшина тряпьё, оторвал маленькую тряпочку, выжал ее в кувшин и аккуратно положил ее на лоб юноше. Он вздрогнул от холода, но не очнулся. Тогда настоятель храма решил, что лучше будет оставить его в покое на несколько часов.
— Отец, — сказал рослый мужчина, с чёрной бородой, который первым взялся за Армана на скале, — может его привести в чувства какими-нибудь растениями.
— Нет, не стоит, он сам проснётся скоро, — сказал настоятель, поглядывая на Армана. Ему было жалко мальчишку.
— А может по щекам его похлопать, тогда он сразу пробудиться, — сказал второй мужчина, по моложе телом. На его подбородке красовалась маленькая чёрная бородка.
— Да, — согласился третий, — отец давай быстренько его приведём в чувства и продолжим свои дела делать, а? — тот бы совсем ещё юн и казалось куда-то торопился.
— Надобно ждать, сыны, иначе упустим его.
— В каком это смысле? — сказал монах с густой бородой, напрягая свои скулы из-за обеспокоенности.
— А в таком, что помереть он может прямо здесь!
— Где? Здесь? Около нужника? — проговорил шутник с бородкой, но строгие взгляды отца и брата в ту же секунду усмирили его, и он притих.
— А мне все же кажется, что нужно отнести его в храм, там работой займемся и следить за ним будем, а?
— Нет, ты останешься здесь с ним и будешь ждать его пробуждения. А мы со старшими пойдём в горы и кое-чего соберём. Ежели проснётся он, сразу накорми. Отдай наш хлеб, отдай наше мясо и нашу воду, чтобы он как следует наелся и не жадничай, понятно тебе?
— Да как же можно! — возразил младший, — мы тут пашем целыми днями, а первому встречному все что напахали отдать.
— Жадный ты, однако петух! — вставил монах с маленькой бородкой.
— Жадный я? Да я дело говорю, накормим немножко и отпустим, а?
— Нет, сказано, исполняй, иначе пойдёшь свою дорогу в другом месте искать.
Младший опустил голову. Старик зашагал к выходу, двое братьев тут же встали с противоположной кровати и покорно последовали за своим отцом.
Младший поник. Как только они ушли он стал ходить из стороны в сторону, как будто над чем-то раздумывал.
— Ну что за дурни, — говорил он себе, — а отец совсем из ума выжил, пургу мелет какую-то. Отдать все что есть первому встречному. Да ему уже через час ничего мирского не надо будет. Нет, надо же я ему про работу толкую, а он мне говорит здесь сидеть. Вот уйду отсюда далеко. В горы уйду, — он продолжал ходить в зад вперёд и разговаривать с самим собой, — там значит домик себе построю и огород сделаю. Еду свою только для себя буду хранить и никому ее не отдам. Ни за что на свете. Пусть остальные сами думают, как им справляться. Я значит работаю, а они...
Шагая так назад и вперёд, юноша не заметил того, что Арман постепенно начал приходить в себя. Молодой монах так закружился в своём хождении, что оказался прямо у двери. Непреодолимая сила потянула его за деверь и он, поддавшись ей и своим доводам выскользнул из кельи и пошёл по своим хозяйственным делам, позабыв про Армана.
В то время, когда монах вышел, Арман уже открыл свои глаза. Он лежал молча, еле-еле различая слова, которые произносил монах. В один момент в келье стало тихо. Ни ветерка, ни птички, ничего вокруг не было слышно.
Арман, как только отрыл глаза, сразу понял, что находится в помещении, но в полу осознанном состоянии позабыл об этом на минутку и эту минутку думал, что все ещё лежит у пропасти. Тогда он машинально повернулся, как ему тогда казалось от пропасти подальше. И в этот момент прислушался к тишине. Не услышав ничего, он вдруг снова осознал, что находится в каком-то доме. Но было уже поздно. Перевернувшись несколько раз Арман свалился с кровати. От испуга он вскочил на ноги и стал быстро дышать. Осмотревшись, Арман немного успокоился. В келье было прохладно. Каменные глыбы из которых была построена келья пугали Армана первые несколько секунду. Сначала ему показалось, что он заперт в какой-то темнице. Но когда он увидел оконный свет, взглянул на верх и увидел свет из-под крыши, а потом опустил голову и посмотрел на полуоткрытую дверь, из которой в глаза било светом ярко-зелёной травы, ему стало спокойнее. Арман оживился, отдышался и присел на кровать. Перед собой он увидел влажную оборванную ткань. А рядом два кувшина, больше проходящих на горшки. Арман почувствовал ужасную жажду и когда увидел кувшин с водой, в котором замачивалось белье, то сразу же прильнул к нему чтобы хоть немного напиться. Но такой воды вдоволь Арман выпить не смог, так как она ужасно воняла. Он отпрянул от кувшина и снова уселся на кровать. Каменные стены давили на него. Проведя несколько дней в пути, шагая по бескрайним холмам, упиваясь свежим воздухом, он никак не мог привыкнуть к тому, что находится в замкнутом помещении. Все казалось ему каким-то маленьким: комната узкой, окна совсем уж небольшими. Только купольный потолок в келье более ли менее устраивал его.
Арман взглянул на кровати, расставленные по всей келье. Четыре койки, на одной из которых он сидел. Сделаны из дерева. Твёрдые, как сама земля. Ни подушки, ни покрывала, только какая-то старая зимняя одежда рядом.
Голод до сих пор проедал его желудок. Он держался за живот и думал о смерти. Когда ему вновь стало плохо, он снова прильнул к вонючему кувшину. В этот момент в комнату зашли два брата и настоятель. Старший брат держал в руках стеклянную бутыль с водой. Средний покрывало, а старик пухлый чёрный мешочек.
— Господи, спаси наши грешные души, — сказал старик, когда увидел Армана, пьющего воду из кувшина для стирки в дальнем, темном углу кельи, — где Варфоломей, где этот мальчишка? Найдите его и устройте ему порку, за непослушание. Братья переглянулись. Старший поставил стеклянную бутыль у кровати Армана и вышел. Монах с бородкой проследовал за ним.
— Ефим, покрывало-то оставь.
— Ах, точно, да отец.
Ефим положил покрывало на кровать и пошёл за старшим братом.
— Бедный мальчик, — проговорил старик, помогая Арману подняться и сесть.
— Я...
— Ничего не говорили, пей чистую воду из стекла, пей. Подожди немного и сыновья мои принесут тебе еды.
От этих слов глаза Армана загорелись, словно фонарики.
— Вижу ты от голода захворал и свалился в обморок. Сейчас, я их потороплю.
Старик пошаркал по каменному полу и вышел за дверь. Арман слышал с улицы его голос.
— Фома, Ефим, оставьте его, достаточно, теперь идите и принесите бедному юноше еду. А ты Варфоломей...
Следующую фразу Арман не расслышал. Он так жадно лакал воду, что за звуком глотка не услышал слова старого монаха. Да и старик похоже голос снизил немного, поучая младшего сына.
Через пару минут в дверях показались два брата. Они принесли Арману жареную курицу и хлеб. А также чашу с вином. От вина Арман отказался. Точнее он даже не заметил его. Как животное юноша накинулся на курицу и съел ее за считанные минуты. Братья с изумлением смотрели на изголодавшегося Армана, но не позволяли себе проронить ни одного слова. Арман съел курицу и уставился на братьев. Голод он утолил, однако появилась новая проблема, — чувство стыда. Арман с благодарностью передал тарелку монаху с бородкой, тот принял и иронично улыбнулся. Арману показалось, что он улыбнулся из-за своей доброй души, однако это было не так. Брат просто посмеялся над Арманом. Монах с большой бородой увидел это и ударил своего брата по плечу.
— Вы простите меня, что я так жадно ел, просто... — он не успел договорить.
— Ты не сделал ничего такого, что было бы не угодно богу. Тебе нечего стыдиться голода своего. Наша еда и твоя тоже, потому что с одной земли кормимся и братьями называемся, — сказал старший брат и очень ласково посмотрел на Армана.
— Да, так оно и есть, — игриво отозвался второй брат.
Старший брат грозно посмотрел на младшего и тот умолк.
— Ну а теперь путник расскажи нам откуда пришёл и куда идёшь ты?
— Я пришёл из далекой деревни. Два дня следовал по холмам в город, но забыл себя покормить вовремя по глупости своей, и вот чуть не умер.
— Богу было угодно, что бы ты выжил. Отец увидел тебя прямо у края прорости. Позвал нас, и мы оттащили тебя от неё и понесли в сюда, в наши покои.
– Спасибо вам огромное, прошлой ночью я спал под скалой, а теперь я здесь. А кстати, не подскажете где я.
— Ты в городе, приехал уже, — отозвался брат с бородкой.
— Замолчи! У храма божьего находишься ты. У монастыря (Нораванк). Мы с нашим отцом настоятелем храним божий дом, а бог взамен хранит нас, а теперь и тебя. Ты же был послан нам с неба, правда. Будешь жить здесь, помогать нам, за хозяйством следить, и бог отплатит тебе сторицей.
Арман сделал задумчивое лицо. Ему стало немного неуютно. Он не знал, что ответить, поэтому промолчал. Тогда же в келью вошёл настоятель.
— Ох, ох, милостивый господи, помоги нам, — проговорил он, стоя у двери. Потом старик медленно подошёл к Арману и сел рядом с братьями.
— Здравствуйте, спасибо вам огромное, что заметили меня и спасли, — сказал Арман с огромным чувством благодарности.
— Не меня нужно благодарить, а бога, что дал моим глазам тебя заметить.
— Да, отец, — сказал старший, — я тоже говорю. Теперь наш путник останешься здесь и будет нашим братом.
Старик пристально посмотрел на Армана.
— Нет, сын мой, у нашего путника дорога другая, трудная, но мы поможем найти ему, то что он ищет. Как зовут тебя?
– Арман, я пришёл из далекой деревни, направляюсь в город, вы случайно не знаете, как туда дойти?
— Спуститься тебе надо по склону за монастырем, там дорога будет. Пешком день пути, но ты совсем слаб, поэтому лучше было бы тебе грузовик встретить, они часто здесь ходят.
Арман облегченно вздохнул. Сейчас он чувствовал себя гораздо лучше, чем десять минут назад. Ему стало уютнее. Он смотрел в добрые глаза монахов и понимал, что зла они ему точно не желают.
— Отец, а как же храм? Разве бог не прислал к нам Армана, что бы он помогал нам, — сказал вдруг старший сын.
— Бог прислал нам своего сына, чтобы мы поняли его и помогли ему полюбить себя и весь мир. Однако мы — люди казнили сына божьего. Теперь бог прислал нам своего второго сына, неужто ты думаешь, что мы против божьей воли заставим юношу мыть полы в монастыре.
Средний брат засмеялся, но тут же замолчал, ожидая укоризненных взглядов.
— Ты прав отец. Арман, прежде чем ты уйдёшь, помолись с нами в храме божьем.
— Нет, он пойдёт один, мы отпустим его, попрощаемся, дадим в дорогу еды и воды. Арман сходи в храм, поговори с богом и отправляйся в путь если твоя душа того желает. Но ежели решишь остаться, то будь моим братьям хорошим братом, а мне послушным сыном.
Арман посмотрел на старого монаха. Что-то в душе его сопротивлялось. Что-то не давало ему сказать ни слова. За небольшое количество времени он так проникся людьми, которые окружали, и всем сердцем был благодарен за спасение, что мог бы остаться в храме, но вдруг вспомнил о своей голодающей семье и по его щеке прокатилась маленькая слезинка.
— Я бы хотел остаться с вами. Вы спасли мне жизнь. Однако я должен позаботиться о своей семье. Моя мать и моя сестра голодают. Я оставил их, чтобы заработать денег в городе, на эти деньги купить еды и еду им послать. Но пока что без пользы проходил несколько дней по холмам и чуть не умер от голода. Я должен послать еду своей семье.
Монахи замолчали. Старик поднялся с кровати и сказал:
— Иди в храм Арман, помчались богу за семью свою и ступай в путь. Твоя цель благородна, но что ждёт тебя впереди знает только всевышний. Мы прощаемся с тобой. Иди.
Арман встал с койки. Монахи смотрели на него, провожая взглядом. Старший брат невольно отвернулся, взглянув на угол кельи. Средний посмотрел на старшего, ухмыляясь его надеждам, а старик с отрытыми очами глядел на уходящего Армана. Арман повернулся, в этот момент старик подал ему его рюкзак.
— Ах, да, я про него и забыл, — сказал Арман, улыбаясь.
После этого Арман поспешно вышел из кельи. Вдруг он услышал, как в келье разгорелся жаркий разговор. По голосу было слышно, что начал этот разговор, расстроенный старший брат. Арман ещё секунду постоял спиной к двери, глядя на храм, и снова устремился к нему. Юноша оглядывался по сторонам на пути к храму. Младшего брата нигде ни было видно.
Арман подошёл к храму, ступил на узенькую лестницу и скованно по ней поднялся, будто бы находясь в смятении. На самом же деле Арман ощущал нечто такое, что сложно передать словами человеку, который не чувствовал ничего подобного в своей жизни. Вместо смятения мондраж, вместо страха благодарность богу и что-то ещё, подобное ощущению во время таинства, которое никто не может передать, а может лишь чувствовать всем своим существом.
Арман немного постоял у входа в храм. Сила необъяснимая и необузданная толкнула его внутрь. Он шагнул и вошёл.
Внутри храм показался Арману совсем небольшим. Маленькая комнатка, в дальней части которой располагалась икона Божьей матери девы Марии, державшая на руках маленького Иисуса Христа. По центру золотой крест.
Арман засмотрелся на песочные стены храма, на выдолбленные полуколонны, на свет исходящий из-под купола и на икону, поэтому сразу не заметил Варфоломея, моющего пол храма в углу.
Когда Арман взглянул на него, он даже не повернулся. Варфоломей продолжал мыть пол, не замечая вошедшего в храм Армана. В его отведённых глазах не было печали, так же как не было и радости, только свет. Он смотрел на пол, мыл его тщательно, так как будто верил в то, что пол действительно может быть идеально чистым.
Арман не сказал ни слова. Он подошёл к иконе и перекрестился. Волна мурашек пробежала по коже. Перед глазами возник образ матери и сестры. Сам того, не замечая первые секунды, Арман начал молиться, не заученными письменами древних предков, а своими словами, идущими из глубины души. Как только он заметил и зафиксировал в голове молитву, она стала приобретать формы заученных предложений. В конце он трижды прочитал про себя Отче Наш трижды перекрестился и поклонился так низко, что даже закрытый и работящий Варфоломей обратил на это внимание.
После этого Арман покинул храм. Он стал спускаться по узенькой лестнице. Внезапно юноша захотел попрощаться с Варфоломеем. Он поднялся и снова зашёл в храм. На удивление Варфоломея в храме не оказалось. Тогда Арман вышел из храма, спустился по лестнице и осмотрелся.
Яркое солнце хорошо освещало красные горы. Этот великолепный вид представился Арману во всей своей красе. Кровавые горные скалы, покрытые темной коркой, напоминали ему уголь и огонь.
Арман решил зайти за храм и посмотреть нет ли Варфоломея там. Но и там никого не было. Он немного постоял, всматриваясь в даль и внезапно понял, что скорее всего Варфоломей пошёл в келью к своим братьям и отцу. Арман подумал, что было бы не прилично снова заходить в их келью. Отказ от приюта дался ему слишком тяжело. В голове у Армана в момент разговора с монахами появилась мысль, которую он никак не мог от себя отстранить. Эта мысль заключалась в том, чтобы остаться в храме и время от времени навещать свою семью, принося им те продукты, которые он здесь и вырастил. Но юноша все же отстранял от себя эту мысль. И причина тому была одна. Арман отчаянно желал отыскать отца.
Он ещё немного походил у кельи, принимая решение. Арман прошёл мимо кельи, мельком заглянув в окно. Он хотел дать понять монахам, что уходит. Но каково было его удивление, когда он обнаружил, что и в келье никого не было. Арман прошёл мимо окна, но вернулся и прильнул к нему, чтобы как следует рассмотреть комнату. Первый взгляд его не обманул. В комнате действительно никого не было. Этот факт озадачил Армана. Он снова огляделся, потом ещё раз посмотрел в окно, но никого в округе и уж тем более в келье не было.
Тогда он решил, что немедленно отправиться в путь. Ему вдруг стало страшно, но он успокоил себя мыслью, будто все монахи, включая настоятеля, куда-то ушли по своими делам или, в крайнем случае где-то спрятались, наблюдая за ним может быть из-за кустов, а может быть из-за скалы. Он снова оглянулся, но и на это раз никого не увидел. Зато, спускаясь по крутому склону он вдали разглядел автомобильную дорогу, которую так долго искал. Нога в этот раз не подводила Армана. Юноша шёл ровно, не хромая, и не останавливаясь.
Дорога была уже близко. С одной стороны, Арман был рад, что наконец-то нашёл ту дорогу, которая приведет его к городу. Однако в эти минуты он думал лишь о необычном впечатлении, которое произвели на него монахи и храм, где он ещё десять минут назад молился. Он отпустил, перестал придавать этому значение, когда ещё раз посмотрел на дорогу и продолжил движение.
Наконец Арман спустился со склона. Свежий северный ветер подул ему прямо в лицо. Он посмотрел назад. На сотни метров от него не было ни одной машины. Вдалеке лес, слева холмы, справа кровавые скалы, позади горы, а впереди долгая и длинная дорога, по которой Арману предстояло идти всю следующую ночь.
— Один день пути, значит, — сказал Арман вслух, — ну что же вперёд. Арман сделал первый шаг и в тот же момент позади себя услышал звук мотора. К нему приближался грузовой транспорт с юга.
Арман отошёл в сторонку и помахал рукой. Машина ехала очень далеко. Лишь звук старого мотора доносился до юноши. Вся в пыли, одна двигалась навстречу Арману, со скоростью, не превышающей 60 км/ч. Через несколько минут машина была уже совсем близко. Арман ещё раз помахал рукой. Грузовик с грохотом остановился.
— Здравствуйте, — крикнул Арман, шагая к водителю.
Ответа не последовало. Арман подошел к водительскому сиденью и снова сказал:
— Здравствуйте, до города едите?
За рулем сидел лысоватый мужчина в рубашке. Первых трёх пуговиц на рубашке у него просто не было. Он истекал потом и прежде чем ответить, провёл грязным платком по своему мокрому лбу.
— Да друг, да. Сколько платишь?
— Мне нужно в город, но у меня совсем нет денег на дорогу, я не смогу вам заплатить.
— Ну что ты за человек, зачем останавливал тогда, — мужчина махнул рукой, завёл двигатель и тронулся с места. Арману оставалось только смотреть, как машина уезжает вдаль.
Он тяжело вздохнул, перевёл дыхание и пошёл вперёд, ни о чем не размышляя и не сожалея ни о чем.
Сейчас под вечер Арман двигался быстрее. Его ноги стали послушнее. Тело набрало достаточно энергии, однако он знал, что если не найдёт попутку, то вряд ли доберётся до города без пропитания и ночлега. Второй раз одну и ту же ошибку он совершать не хотел, поэтому решил, что если к вечеру не найдёт попутку, то отправиться по холмам в лес за дичью и ночлегом.
Арман шёл около часа. Уже было далеко за полдень. Солнце постепенно опускалось к горизонту, а юноша все чаще глядел на лес вдалеке. Ему очень не хотелось сходить с дороги, которую он так долго искал. С дороги, которая в какой-то момент была желаннее для него чем еда и вода. Сейчас он шёл прямо по ней. Пыль вертелась у самых ног. Храм, в котором он побывал, остался далеко позади.
Спустя ещё час Арман почувствовал внутреннюю усталость. Он одновременно был полон сил и энергии, но также ощущал некоторую истощенность и уныние. Лес отдалялся и чем дальше Арман уходил, тем больше он осознавал, что поход в лес может прибавить к его пути ещё пару дней, а то и больше, если заблудиться. Однако от своего решения он отказываться не стал. С заходом солнца Арман решил направиться в лес.
К тому моменту, как Арман снова почувствовал боль в ноге, солнце уже приближалось к макушкам елей и сосен. Арман взглянул на холмы, освещённые заходящим солнцем. Он увидел вдалеке какое-то пятно, но не придал этому значения и продолжил свой путь. Через пять минут Арман снова оглядел местность и заметил, что пятно стало приближаться. Тогда Арман напряг зрение и различил скаковую лошадь, везущую мужика на повозке.
— Господи боже! — воскликнул он.
Юноша побежал к повозке сломя голову. Добежав до неё, он понял, что повозку вела вовсе не лошадь, а крупный осел, который с трудом взбирался на холмы и лениво по ним спускался. За упряжкой сидел дряхлый бородатый старик. Кепа на лысой голове, глаза незаметно метались в разные стороны, выправленная темная рубаха, штаны потертые и старые. Так выглядел старик. Арман подбежал к нему. Старик не сразу заметил юношу.
— Куда путь держите дедушка?
Дедушка заметил Армана и скорчил странную гримасу толи от испуга, то ли по старческой глупости.
— Куда путь держите, говорю? — повторил Арман свой вопрос.
— Да к дороге в город юноша, все к дороге путь держим.
— Так вы уж почти доехали. Сто метров, и вы на ней.
— Правда, что ли? — спросил дед и уставился в даль. Он снял свою шляпу, ладонью сделал козырёк на лбу, но так ничего и не увидел.
— Послушайте, мне в город нужно, возьмёте попутчиком?
— Да как же не взять, возьму, только ты милый покажи, где дорога, а то я ни черта не вижу от сюда.
Арман, который стоял все это время облокотившись руками на повозку, теперь взобрался на неё и сел за вожжи.
— Давайте мне, давайте. Я вас до дороги довезу, а дальше сами поведёте.
— Хорошо, хорошо.
Арман взял вожжи и как следует стеганул осла. Тот странно вскрикнул и помчался вперёд. Давно старик так его не стегал. Молодая рука сильнее старческой и чувствует лучше, где стегануть посильнее, а где погладить.
Арман довёл деревянную повозку до дороги. Но к этому моменту дед, который сидел позади, немного задремал. Арман решил его не будить и повёл повозку самостоятельно.
Путь был долгим. Но он значительно сократился благодаря старому ослу, старому человеку и старой повозке.
Солнце зашло за деревья. В мгновение ока земля погрузилась в сон. Стемнело. Зеленые холмы, горы позади, отвесные песочные скалы покрылись ночными тенями. Через какое-то время Арману стало трудно было различать дорогу. Однако он шёл как ни в чем не бывало. Дергал за вожжи, подстегивая животное. Юноша чувствовал воодушевление от той удачи, которая преследовала его весь день. Он был рад, что ему представился шанс помолиться в храме за свою семью. После молитвы с его души упал большой камень сомнения. Сейчас он вспомнил тот момент, когда внезапно на территории храма ни оказалось ни одной души. Все, кто был с ним будто испарились, исчезли. Он все же был склонен полагать, что они ушли работать в какое-нибудь место, о котором Арман ничего не знал.
Арман стегал осла. На небе появились звезды. И только сейчас за весь день Арман вдруг вспомнил о той, кого полюбил. Он вспомнил лицо Наргиз и душа его смягчилась. Все тело содрогнулось от желания снова с ней повстречаться, тогда же и печаль накрыла его с головой. Арман припомнил прощание с ней. Он почувствовал ветер на своём лице. Телу стало холодно. К нему снова вернулись те самые колючие сомнения, которые спустя время из иголок превратились в ножи. Он подумал о том, что возможно зря оставил Наргиз и семью. И возможно зря покинул деревню.
Так он и ехал всю ночь стегая, уставшего от похода осла, и размышляя над тем, что было и прошло, и над тем, что его ждёт впереди. Через несколько часов езды осёл остановился. Он встал и больше не двигался с места. Арман стегал его со всей силы, но попытки юноши были тщетны. Тогда же проснулся дед.
— Ох, уже ночка, чего стоим-то?
— Осёл встал и идти не хочет.
— А, ну понятно. Для этого у меня кое-что имеется.
Дед полез куда-то в свои вещи и достал оттуда палку с веревкой на конце.
Потом из угла повозки вытащил старый, обгрызенный кусок моркови. Ночью морковь казалась чёрной из-за грязи. Дед привязал к кончику веревки морковь.
— На, держи.
Только дед передал Арману своё приспособление огрызок моркови тут же выскочил из петли и упал на дно повозки.
— Чертова морковь, чтоб ей пусто было.
Дед начал ерзать по дну повозки в поисках моркови.
— Вот она дедушка, не ищите.
Арман достал морковь, привязал ее к веревке так крепко как мог и закинул через голову осла.
— Вот так, да, — проговорил дед, — только подальше отведи, а то съест.
Осёл зашевелился. Через минуту, принюхавшись он последовал за морковкой, которую Арман держал в десяти сантиметрах от его морды. Они продолжили путь в ночи.
Ясной и прохладной была ночь. Дул свежий осенний ветер. Старик спал на тележке, уткнувшись лицом в деревянный пол. Он несильно храпел, немного пробуждая Армана от полудрёмы. В это время Арман действительно засыпал. И как бы он ни старался пробудить себя, у него ничего не выходило. Ослик мирно шагал по кривой дорожке, следуя за своей желанной морковкой.
Старик стал сопеть носом, но перестал храпеть. Ночь была тихой, поэтому Арман тут же начал засыпать. Глаза медленно закрывались на его уставшем лице. Внезапно повозка резко затормозила. Арман тут же пришёл в себя и посмотрел на осла. Животное стояло на месте и не собиралось никуда идти. Сначала Арман не понял, почему осел остановился. Однако потом взглянув на удочку с морковкой, которую он держал теперь много ниже головы осла, понял почему это произошло. Арман с усталым видом снова поднял удочку над головой животного, и тележка в миг двинулась с места. Так они ехали всю ночь.
Тележка периодически останавливалась. Арман просыпался и поправлял себя. В конце концов он решил, что лучше будет привязать веревку с морковью к ослу. Арман убрал удочку, тележка тут же остановилась. Она немного подернулась от резкой остановки. Неожиданное движение тележки потревожило сон старика. Он мягко шмыгнул носом, немного открыл глаза. В полудреме ища, своего спутника и осла. Завидев Армана, старик прикрыл глаза и больше уже не просыпался. Арман заметил, как старик проснулся, но не подал виду, чтобы избавить себя от ненужных объяснений. Старик тут же заснул, ни о чем не думая и не беспокоясь. Арман слез с тележки. Он попытался подойти к ослу. Однако тот не сразу подпустил его к себе. Тогда Арман решил схитрить. Он встал прямо перед ослом и медленно с полузакрытыми глазами пошёл на него, пытаясь уследить за поворотами ослиной головы. Постепенно Арману удалось подойти к ослу настолько, что можно было без особого труда погладить его загривок.
Арман немного обошёл осла. Тот не был против.
Прикрепив палку к деревянному ошейнику, юноша возрадовался. Оставалось только закрепить на палке веревку с морковкой. Он пошёл к тележке. Подойдя к тележке Арман ничего в ней не обнаружил. «Наверное, свалилась на траву," — подумал он и тут же присел на корточки, чтобы проверить свою догадку. Веревки нигде не было. Он посмотрел под тележкой. Но разглядеть что-нибудь ему не удалось. Словно чёрная пропасть под тележкой засосала морковку в себя и теперь уже никогда ее не вернёт.
Арман вдруг вспомнил, что положил морковку и веревку на противоположный край. Он обошёл тележку и стал рыскать по траве, в надежде, что быстро найдёт свои приспособления. Однако порыскав руками по траве Арман ничего не обнаружил. "Может подальше отлетела, когда тележка остановилась". Арман немного отошёл от тележки и стал также водить руками по траве. Но на ней ничего не оказалось. Он все ещё находился в полудреме. Поводив по траве руками, он подметил только то, что она была мягкой и сухой. Потеряв надежду найти свой огрызок Арман прилёг на мягкую траву.
— Полежу немного, — сказал он себе, — может она рядом, я просто ее не...
Арман закрыл глаза. Его разум помутился. Мысли ушли куда-то вглубь. В миг он заснул как младенец.
Ему снилась Наргиз. Она стояла спиной к нему где-то вдали.
— Наргиз! Я здесь! — кричал он ей, — подойди я здесь!
Однако было похоже, что она его не слышала. Он попытался побежать к ней, но не смог сдвинуться с места. Единственное что он мог, так это пристально на неё смотреть. Вглядываться в каждую деталь ее образа. Как только он начал это делать картинка стала размываться, в конце концов превратившись в разноцветное пятно. В момент, когда Арман освободился от своих пут пятно затряслось, словно что-то извне воздействовало на него. Арман опустил взгляд на землю. И только сейчас заметил, как большая трещина разрасталась прямо над ним. Пятно провалилось в бездну.
Он видел, как оно постепенно, по мере отдаления стало приобретать формы Наргиз. Однако то как он видел не было похоже на обыкновенное человеческое восприятие. Арман скорее чувствовал глазами что это Наргиз. Где-то внутри он даже знал это. Тогда, в отчаянии он попытался прыгнуть в бездну, разверзнувшуюся над ним. Но вместо того, чтобы прыгнуть туда, он взлетел вверх. Что-то сильно ударило его в самую макушку, когда он уже почти поднялся к небу и в этот момент Арман ощутил чьё-то прикосновение.
Глаза его открылись, и он увидел перед собой старика, который что-то говорил и легонько бил его по лбу.
— Эй, мальчишка, ты что наделал, где мой осел? Мальчишка?
Арман протер глаза и попытался встать. Дед сложил руки на поясе и грозно посмотрел на юношу. Арман поднялся и немножко пошатнулся. Спина затекла. Он размял плечи и взглянул на тележку.
— Дед, — обратился он к старику, — а где осел?
— Убежал и виноват в этом ты, — сказал старик прямо.
— Я, а что я такого сделал?
— Вот это что такое? — спросил дед, указывая на палки, валявшиеся рядом с тележкой.
— Деревяшки.
— Засранец, вздумал шутить. Ты зачем поводья мои сломал?
— Ничего я не ломал дед.
— Нет сломал, видишь эту палку, она всегда лежала у меня в тележке, а теперь ее тут нет, — сказал старик и нервно стал перебирать свою бороду.
— Господи, а ведь действительно я сломал.
Арман взглянул на тележку и на сломанные поводья. Деревяшки, которые были закреплены на шее у осла валялись в рассыпную на траве у тележки. Там же была и палка, которую ночью он вставил в поводья, для того чтобы прикрепить морковку. Верёвка, как он и предполагал, валялась под тележкой. Не было только огрызка.
Арман взялся за голову и присел на траву.
— Что же теперь делать? Я сломал, сломал, — казалось он был в отчаянии. Из его глаз полились слезы. Дед с минуту стоял неподвижно потом махнул на Армана рукой и потащил тележку на себе.
— Куда же вы? Как же вы до города доберётесь? — спросил Арман, вытирая слезы.
— Мальчишка посмотри вперёд.
Арман взглянул туда, куда зашагал дед. Город был на горизонте. Если идти пешком, до города от этого места можно было добраться за десять минут. Юноша не верил своим глазам. Он тут же забыл про свою беду. Вскочил на ноги быстро побежал, поднимаясь по холму, чтобы как следует разглядеть город. Забравшись на холм Арман оглянулся. За ним по пятам следовал старик с тележкой. Арман снова взглянул на город.
— Дед! — закричал он, — вон твой осел, травку ест.
— Твою мать, — воскликнул старик. Он бросил поводья и пошёл к Арману. Через минуту дед забрался на холм и тоже увидел осла, пасущегося на лугу. Животное поедало траву.
— Прости меня дед, я не со зла и не специально.
— Да что уж там, главное осла нашёл.
Больше старик ничего не сказал, он пошел напрямик к блудному зверю.
— Ну я пойду! — закричал ему в след Арман.
Старик ничего не ответил. Он медленно спустился по холму, дошёл до осла, оседлал его и поехал на нем обратно к тележке по траве. Арман взглянул на наездника, немного замешкался, а потом устремился по дороге в город.



ГЛАВА 7

До города Арман добежал очень быстро. Буквально через пять минут он миновал первую городскую дорогу. Она была похоже на горную. Только здесь, вокруг дороги было много домов, а за пару кварталов от этого места виднелись бежевые пятиэтажные здания. Город казался бесконечно длинным.
Арман посмотрел вдаль, стоя на тротуаре. Все увиденное ошеломило его настолько, что он не мог сдвинуться с места. Картина городской жизни, сотни людей, которые тут же начали ходить мимо него, обходить его, при этом ругаясь на то, что он словно столб встал посередине тротуара.
Арман отошёл назад и встал на газон. Дорога, на которую он смотрел, вела к центру города. Арман оглянулся по сторонам и вдруг заметил, что внутри у него все клокочет от неуверенности и стеснения. Людей было так много и все они были такими незнакомыми.
Большая длинная улица казалась ему бесконечным путём. Ничто в этом городе не напоминало ему о привычной жизни в деревне, кроме одного. Невообразимо гигантской горы на городском фоне. Арарат возвышался над самим небом. И даже в такой незнакомой страшной обстановке Арман не переставал восхищаться горой, которая носила на руках, когда он был младенцем, следила, чтобы не падал в колодец в юном возрасте, смотрела в окно, пока юноша писал геологические заметки и весь путь от далекой деревни до Еревана сопровождала его.
Арман ещё немного постоял на газоне, рассматривая все вокруг. По тротуару в одну и в другую сторону сновали люди. Все занятые, все быстрые, как молния. Они не замечали ничего из того, что происходило вокруг. Они не видели того, на что с таким упоением засматривался житель дальней деревни, мальчик по имени Арман.
В один момент Арман решил, что должен идти дальше. Он быстро перебежал через дорогу, пока на дороге не было машин и пошел вперёд по тротуару, задевая кого ни погодя, роняя взгляды на хорошо одетых горожан. Он шёл довольно быстро, однако ощущал некоторую тяжесть, давящую на него с того момента, как он перешёл дорогу. Ему захотелось надеть кепку и немного раствориться в толпе. Однако попытка снять рюкзак с плеча оказалась безуспешной. В миг Арман понял, что на спине у него нет рюкзака. В этот момент совершенно беззаботно по дороге ехала небольшая повозка с запряженным ослом, а за вожжами сидел старик.
Арман судорожно замахал руками и закричал:
— Дед, постой дед, у тебя в повозке...
Не успел он сказать последнее слова, как кто-то либо случайно, либо специально во время ходьбы выдвинул свою ногу на его пути. Арман спотыкнулся об ботинок какого-то мужчины и упал на асфальт. Благо он успел выдвинуть перед собой руки и приземлился прямо на ладони. Он быстро встал, не обратив внимания на того, кто ему помешал, и побежал по тротуару за повозкой, выкрикивая:
— Дед, стой! Стой!
Через минуту старик заметил Армана и потихонечку, никуда не спеша подъехал к тротуару на старой повозке и остановил осла. Людей вокруг стало меньше, поэтому Арман без лишнего стеснения и страха кого-нибудь задеть, спокойно подошел к повозке.
— Мальчишка, опять ты, — пробурчал старый дед.
— Послушайте, я у вас в повозке свой рюкзак оставил, отдайте, пожалуйста.
— Ах, рюкзак, а я-то думаю, что это за сумка в углу валяется, с которого я мочусь всегда. На, забирай.
Дед еле-еле, кряхтя, достал рюкзак из угла и кинул его Арману. От рюкзака несло ослом.
— Ну, бывай мальчишка.
Снова не дождавшись ответа, дед стеганул своего осла и поехал вперёд.
— Спасибо, — сказал Арман, надевая рюкзак на плечи. В рюкзаке было не много вещей. И если бы не записи, Арман бы вряд ли вспомнил о нем. Однако те заметки и записи, которые он на протяжении недели составлял, сидя за своим столом в деревне, были ему важнее, чем пища или даже кров.
Сейчас, когда он пришёл в город, ему как никогда захотелось найти себе укромной место и начать писать. Все то, о чем он думал во время своего похода, сейчас лезло ему в голову в виде текста для записи. Он также хотел более подробно раскрыть все поднятые ранее темы. Многое из того, что он написал раньше можно было дополнить объяснениями. Каждый абзац записей в его голове требовал ещё как минимум три страницы пояснений, разъяснений и исследований, то есть реальных примеров. Все это он хотел написать прямом сейчас. Но возможности сесть где-нибудь и поработать над текстом о тектонике плит у него не было. Арман даже не представлял, что он будет дальше делать. И с каждой минутой в его сердце все больше и больше возрастал страх. Мысли над работой о тектонике плит прекратились, как только он осознал необходимость быстрых действий. Все вокруг него происходило настолько быстро, что он неосознанно, тоже стал быстрее. Быстрее двигался, быстрее за всем наблюдал, быстрее думал. Он шнырял глазами по магазинам и прилавкам на первых этажах жилых домов и искал место, куда бы он мог зайти и где бы он мог найти работу. Но все места, будь то продуктовые лавки или магазины, где продавали одежду, цветы, книжки, ювелирные украшения и другие товары не внушали ему доверия.
Он долго шёл, вглядываясь в жилые дома, открытые витрины, но какую бы лавку в жилом доме или магазин он не увидел, выбрать и зайти внутрь никак не мог.
Спустя два часа после того, как Арман ступил на городской тротуар, он наконец добрался до центра столицы. Все это время он шёл очень быстро, и после двадцати минут ходьбы приноровился к ритму и уже никого не задевал. Только, порой, когда он засматривался на крыши темно-бежевых, темно-оранжевых жилых пятиэтажек, ему не удавалось избежать какого-нибудь столкновения плачей или же неразберихи на тротуаре. Когда он смотрел на крыши домов, переводя свой взгляд на гору Арарат, обязательно какой-нибудь гражданин делал то же самое метрах в десяти от него. Арман опускал голову, видел гражданина и пытался сойти с его пути чтобы не столкнуться. В этот момент гражданин напротив, делал то же самое и сходил с пути Армана в туже сторону, что и Арман сходил с его пути. Эти пляски на тротуаре продолжались до тех пор, пока Арман не брал себя в руки и не отходил чуть подальше в сторону.
Добравшись до центра, Арман остановился. Он не знал куда следовать дальше. Большая площадь была закольцована кирпичными зданиями. На одном из таких зданий, на башне, красовались белые часы. Они пробили десять утра. Арман хотел бы пойти вперёд, но встал, как вкопанный из-за нерешительности и абсолютного отсутствие знаний о местности.
Впереди располагались фонтаны. За фонтанами большое бежевое здание с декоративными колоннами, больше похожими на стены дверных проемов. Центральную часть здания занимала огромная декоративная арка.
Арман взглянул на башню с часами. Эти кирпичные постройки напоминали ему дворцовые покои, которые он создавал в своём воображении будучи ребёнком, читая различные сказки.
«, Пожалуй, пойду к часам," — подумал он и устремился к башне. Проходя мимо неё, он ещё раз взглянул на циферблат. Пять минут одиннадцатого.
Арман обошёл башню слева, вплотную приблизившись к городскому фонтану. Ему вдруг жутко захотелось окунуться в воду. Но позволить себе этого на людях, которых на площади было очень много, он не мог. Поэтому Арман скромно подошел к фонтану, ополоснул руки и умылся. Внезапно за его спиной кто-то вскрикнул грубым голосом. Арман сильно испугался. Сначала он подумал, что это смотритель площади кричит ему, чтобы он убирался прочь. Потом юноша снова услышал этот громкий зов, но слова разобрать не смог. Тогда Арман повернулся и пошел в ту сторону, откуда доносился голос. Внезапно он отчетливо услышал:
— Помогите!
Глаза Армана немедленно переместились на человека, который это слово произнёс. У прилавка очередного ресторана на холодном каменном тротуаре сидел седовласый бомж. Лица его почти не было видно. Только горбатый длинный нос торчал из-под обшарпанной шляпы.
— Помогите ради Христа, — говорил бомж грубым голосом. Однако грубости, как таковой в его обращении не было. На секундочку Арману его голос показался даже мягким. Не по интонации, не по тембру, а по произношению.
Арман подошел поближе к нему. Бомж повторил:
— Подайте ради Христа!
— Послушайте, — сразу сказал Арман — может вам помочь?
— Что? — спросил он, поворачивая своё окровавленное ухо к источнику звука.
— У вас из уха течёт кровь и все лицо в синяках, может вас в больницу отвести?
— Что? — ещё раз спросил бомж. Он как-то умудрился поднять свою избитую голову и взглянуть на Армана.
Прищурив глаза, бомж ничего не увидел и решил надеть очки. Он достал из кармана тоненькой тканевой ветровки грязные заляпанные круглые очки и надел себе их. Выглядело этот так, как если бы осел вдруг ни с того ни с сего начал очень красиво петь или же продавец обуви внезапно оказался бы доктором математических наук. Так за две с половиной секунды, потрёпанный избитый бомж, превратился во вполне себе приличного, но избитого до полу смерти человека еврейского происхождения.
В этот момент из ресторана вышел черноглазый, лысоватый мужчина с большим брюхом. Он встал на лестнице у входа в ресторан, достал из кармана своего фартука сигарету, продул ее, смял фильтр и закурил. Мужчина сразу же обратил внимание на Армана и бомжа, с которым тот разговаривал.
— Да что ты его слушаешь! — вставил тот вдруг, — это жидяра местный, лучше вообще с ним не связывайся малой.
Арман посмотрел на мужчину, но ничего не ответил.
— Давайте я помогу вам встать! — сказал он бомжу.
— Давай, давай, только аккуратно...
— Да отпусти ты его! — снова заговорил мужик после глубокой затяжки, — ему жить то осталось не больше одного дня.
Арман немного присел на корточки. Он положил руку бомжа себе на плечо. Тот попытался встать. Поднялся бомж с первого раза. Но голова у него была опущена, поэтому грязные круглые очки соскользнули с ушей и упали на асфальт.
Мужчина засмеялся.
— Вот дурачок, жиду собрался помогать.
Арман смиренно поднял очки, подал их еврею. Тот положил очки в карман своей куртки и пошел вперёд, держась за юношу.
Мужик ещё раз усмехнулся. Проходя мимо, Арман плюнул ему в ноги. Мужчина с круглым брюхом еще долго посмеивался им в след и даже плевался. Вскоре Арман и еврей отошли от этого ресторана.
— Спасибо тебе, сынок, — сказал еврей.
— Нам нужно дойти до больницы, вы знаете где она?
Еврей немного помолчал, как бы анализируя то, что ему сказал Арман.
— Да, идём вперёд, там больничка будет.
Около десяти минут они следовали по тротуару. Все прохожие шарахались от них. Но Армана и его спутника это никак не задевало. Он чувствовал себя лучше, чем тогда, когда только вошёл в город.
— Послушай, сынок, ты ведь не местный, как я погляжу?
— Да, но вам лучше не разговаривать, а то больнее будет.
— Мне в этой жизни больнее уже не будет, — сказал он и улыбнулся, — послушай, остановись.
Арман нехотя остановился.
— Все дальше я сам, вон там больничка, видишь.
Еврей снова достал свои очки и надел их.
— О, да ты уже не сынок, ты дядя, — сказал еврей, взглянув на Армана.
— Так я вам больше не нужен?
— Постой, постой, слушай тебе же наверняка работа нужна, а?
— Да, так оно и есть.
— Ну вот возьми вот это. Номер моего старого приятеля. Он держит лавку камней недалеко отсюда. Ещё вчера я с ним общался, а сегодня уже вот в таком состоянии.
— А что... что с вами случилось?
— Лучше тебе не знать, парень. Вот возьми эту карточку, видишь там...— еврей протянул тонкую картонку, на которой был написан адрес и напечатан логотип, — зайди к нему, ему как раз нужны такие люди, как ты.
— Спасибо, – сказал Арман, принимая визитку, — может вас все-таки довести до больницы.
— Нет, не надо, ну все я пошел, счастливо.
— До свидания.
Арман ещё несколько минут смотрел на уходящего еврея. Тот завернул за угол. Юноше очень хотелось проверить, там ли действительно находиться больница. Однако, что-то внутри подсказало ему, что еврей не стал бы его обманывать.
Тогда Арман обратился к первому прохожему и спросил про адрес, который был написан на визитке. Ему сказали, что необходимо идти по левой стороне улицы и через несколько кварталов повернуть налево. Так Арман и сделал. Он перешёл дорогу и пошел прямо. Через два квартала он повернул и оказался на узкой улице, наполненной мелкими непопулярными лавчонками.
Арман пошел немного дальше и в конце улицы разглядел ту же эмблему, которую увидел на визитке еврея. Это был магазин редких камней. Арман не поверил своим глазам. На витринах было выставлено множество различных самоцветов, камней и минералов. После разговора с евреем он быстро забыл то, что говорил он ему про род деятельности хозяина лавки. Какого было его удивление, когда перед ним оказался этот магазин.
Странным и таинственным совпадением показалось ему все происходящее. Ещё одну деталь, которую он отметил для себя, это маленькие зеленые камушки прямо у витрины. От них сильнее всего отражался свет. Они напоминали Арману чьи-то глаза. Но чьи он вспомнить не мог.
Неожиданно из лавки вышел худощавый мужчина. Тогда он посмотрел на него, но резко отвёл взгляд, снова уставившись на зеленые камушки. Они были ужасно похожи на глаза того приведения, встретившиеся Арману в лесу и, про которого он благополучно забыл, очутившись в городе. Юноша почти не вспоминал о том, что произошло с ним в лесу до настоящего момента.
— Вам что-то понравилось? — спросил худощавый, седовласы мужчина в очках.
Арман ещё пару секунду смотрел на зеленые камни, потом повернулся к мужчине и ответил:
— Нет, мне сказали, что у вас есть работа, вот я и пришёл сюда.
— То есть вы хотите устроиться работать в лавку? — спросил мужчина, шевельнув своими седыми усами.
— Да, хочу.
Мужчина хитро посмотрел на Армана. Казалось он был рад его прямому ответу.
— Тогда милости просим внутрь.
Арман немного потоптался на месте, но потом взял себя в руки и вошёл в лавку.
Что-то невероятное предстало перед его глазами. Вся лавка была заполнена камнями. Столы, прилавки, стены, шкафы, полки, кое-где даже пол. У одного из прилавков на полу лежал маленький темно-зелёный коврик с синевато-серым оттенком, сделанный исключительно из минералов.
Арман шёл сквозь витрины к прилавку. Весь его путь был усеян рубинами, изумрудами, сапфирами, бериллами, гелиодорами, меганитами, опалами, топазами, андалузитами, кварцем, агатами, хризопразами, ониксом, лазуритами, янтарем, жемчугом, аммонитами. И это лишь небольшой список того, что было выставлено на прилавках. А сколько камней хранилось на складе у лавочника никто и представить себе не мог.
Иссиня-чёрные, белые прозрачные, изумрудные, блестящие желтые, кроваво-красные, бирюзовые, болотные, ярко-белые камни давили Арману на глаза, но в то же время восхищали его разум и заставляли его геологическое воображение представлять себе, каким образом каждый из этих камней образовался в недрах земли. Ему даже пришла в голову сумасшедшая мысль, что какой-то камень, представленный на прилавке в большом количестве способен остановить землетрясение. Он на секундочку задумался над этой мыслью, но ничего более в его разумную голову не приходило. Тогда он снова переключился на созерцание камней.
Арман смотрел на этот бесконечный ассортимент с неподдельным восхищением. Лавочник мог лишь наблюдать за тем, как юноша рассматривает все вокруг с широко открытыми глазами. Тогда-то он решил, что обязательно возьмёт Армана на работу, но сразу ничего ему не сказал.
Арман подошел к главному прилавку вместе с хозяином магазина. У прилавка стояла молодая, красивая девушка с длинными тёмными волосами и чёрными глазами.
— Познакомьтесь, это моя жена Лаура, — сказал лавочник.
— Очень приятно Лаура, я Арман.
Лавочник подметил для себя как зовут юношу и улыбнулся под усами, иронично мысленно ругая себя за то, что сам не спросил его имя.
— Приятно, — сказала черноглазая Лаура, и довольно улыбнулась.
— Ну что же Арман, давайте сядем и обсудим все что нужно.
Лавочник по имени Мустафа указал на столик рядом с прилавком. Столик был очень маленький и длинный. Таких столов Арман не видел никогда в жизни. Лавочник указал Арману на стул, стоявший рядом. Сам лавочник сел на табуретку.
— Итак, Арман, меня зовут Мустафа и я очень рад, что вы изъявили желание работать у нас. Расскажите, какие у вас интересы.
— Ну, я увлекаюсь чтением научной литературы и ещё я желаю в будущем... хочу в будущем... нет, желаю стать геологом в будущем и исследовать землю.
— Что вы, правда Арман! Это как нельзя кстати, потому что все, что продаётся в нашем магазине, как раз исходит из недр земли. Вот уж совпадение!
— Да, я сам этому удивился, когда увидел вашу лавку.
— Хорошо, очень хорошо, — сказал лавочник, потирая руки, — а теперь к вопросу о документах, у вас есть прописка?
— Что?
— Ну прописка, вы прописаны здесь? Хотя зачем это я во второй раз спрашиваю, у вас ее нет, понял по глазам.
— Я просто не знаю, что это такое.
— Понятно, а паспорт у вас есть?
Арман очень озадачено посмотрел на лавочника.
— Я не знаю, о чем вы, но я готов работать.
— Хорошо, хорошо, единственное что, я не имею право по закону брать вас на работу, это да... — лавочник неожиданно замолчал.
Арман немного напрягся, но потом сказал:
— Вот, смотрите, сегодня утром я помог седовласому человеку в круглых очках...я довёл его до больницы...
— В круглых очках...Господи боже мой, Авраам, что с ним стряслось? Ещё вчера мы сидели тут и читали газеты, а сегодня...
Арман перебил лавочника.
— Сегодня я встретил его избитым и ободранным и довёл до больницы. Он дал мне вот это, — Арман протянул лавочнику визитку.
— Ах да, моя визитка. Ну, хорошо, хорошо. Надеюсь Авраам выздоровеет, а вы молодой человек приняты на работу. Я вижу вы не местный и, если у вас нет крова, можете жить здесь, на втором этаже. Вон там. Поднимаетесь по лестнице. У нас с Лаурой там есть свободная комнатка. Пятьсот драм, и она ваша. И это при том, что я буду платить вам девятьсот драм в месяц, идёт?
Арман призадумался. Он не понял почти ничего из того, что сказал ему лавочник. Арман не знал во сколько оценивается девятьсот драм, поэтому спросил:
— А можно на эти деньги купить еды и отослать ее в деревню?
— В деревню? Конечно можно, много еды купить и в деревню отослать, еще бы.
Арман счастливый и довольный пожал руку лавочнику.
— Тогда можно мне уже сейчас подняться и отдохнуть.
— Конечно, конечно и, если у тебя прямо сейчас нет денег, чтобы оплатить текущий месяц, могу тебе дать отсрочку на шесть месяцев вперёд. По сто драм каждый месяц платить будешь, немного переплатишь, ну что же делать!
— Хорошо, тогда можно подниматься?
— Конечно, конечно, тора на столе.
Когда Арман услышал слово "тора", он подумал, что лавочник приготовил для него обед. Арман не знал значения этого слова и поэтому понадеялся, что оно означало что-то съедобное. Когда Арман зашёл в комнату, то увидел на небольшом деревянном столе лишь потрепанную книгу со странными буквами на обложке.
Из мебели в комнате были только стол, да кровать. Из маленького окна пробивались лучи полуденного солнца. Со стен лезли сырые обои. В комнате стоял затхлый запах. Хозяева давно не заходили в эту комнату и не проветривали ее.
Но Арману было все равно. Он хотел есть и спать
Закинув рюкзак в угол, он, превозмогая голод, улёгся на кровать. Через пять минут Арман заснул.

Проснулся он под вечер. К тому времени хозяин уже закрыл магазин и занялся внутренней уборкой помещения вместе со своей женой Лаурой.
Арман открыл глаза и снова закрыл их. В эту секунду он чувствовал себя более сонным чем тогда, когда ложился отдыхать. Он снова открыл глаза и посмотрел на потолок. Комната была погружена в темноту. На потолке короткой толстой полосой протянулся свет от уличного фонаря. Свет то исчезал, то снова появлялся на потолке.
Арман потихоньку сел на кровать, потянулся и тут же услышал ошеломивший его стук в дверь. Кто-то за дверью стучал с такой силой, что Арман вскочил на ноги и машинально произнёс:
— Кто там?
— Молодой человек, мы убираем магазин после долгого трудового дня, прошу вас присоединиться, — вежливо сказал лавочник.
— Да, господин Мустафа, сейчас только оденусь.
— Пожалуйста, и не забудьте поесть перед уборкой, ужин на маленьком столике.
Арман так обрадовался, услышав эти слава, что на секунду даже забыл об этом ужасно стуке, раздавшемся за дверью после его пробуждения. Он нагнулся за своим рюкзаком, поднял его с пола и положил на стул. Все вещи, которые были внутри он вытащил и аккуратно сложил на столе. Ножик, спички, пустую флягу, запасную старую одежду и свои геологические заметки. Он открыл тетрадку и полистал ее немного. Насчитал Арман около десяти исписанных листов. Ему снова захотелось сесть и написать пояснения к каждому доводу, к каждому тезису, который он привёл в своих заметках. Но в этот момент кто-то очень шумно начал вести себя прямо за дверью его новой комнаты. Арман сразу догадался, что это был Мустафа. Тогда юноша с небольшой тревожностью закрыл свою тетрадку. И только сейчас подумал о том, что в комнате не включен свет. Все это время он стоял в полной темноте, листая тетрадь и ограничиваясь только светом уличного фонаря на потолке. Арман немедленно вышел из комнаты.
Когда он открыл дверь и ступил в коридор, больная нога оказалась сзади, и он случайно задел ей небольшой выступ, полосу прямо под дверью. Арман снова почувствовал боль в коленке. Он нагнулся чтобы немного потереть коленку, а когда выпрямился, то увидел перед собой лавочника.
— Ну, что, — сказал тот, — приступаем к работе!
— Да, конечно, но вы же сказали, что мне поесть сначала нужно.
— Несомненно, после того промоешь шваброй дорогу перед магазином.
— На улице?
— Именно, потом обязательно поешь и продолжай работу, договорились?
— Да, — сказал Арман и посмотрел на лестницу, ведущую вниз.
Из темного коридора, в который он вошёл из еще более темной комнаты, очень хорошо было видно все то, что лежало на прилавках магазина.
В лавке горел яркий тёплый свет, разливая свои лучи по тысячам граней различных камушков и минералов. Арман задумался на секундочку и как будто выпал из реальности, засмотревшись сверху вниз на прилавки магазина.
— Арман! Юноша! Возьмёте швабру вон там, — сказал лавочник и показал на дальний угол в коридоре, — в кладовке.
Лавочник тут же спустился вниз. Сначала Арман смотрел на него из темноты коридора. Потом, когда он спускался по лестнице, со спины.
Арман взглянул в конец коридора. Там располагалось подсобное помещение. Он подошёл к узкой двери и попытался ее открыть. Дверь поддалась не сразу. Пришлось силой надавить на неё. Как оказалось, на дверь с другой стороны было навалено множество различных принадлежностей для уборки помещения. В углу темной кладовки развалились два толстых мешка, прочно завязанных веревками. Арман заглянул за дверь, на которую навалились все принадлежности для уборки, и достал оттуда деревянную швабру. Он выдернул ее из кучи других швабр и аккуратно, чтобы не создавать шум, закрыл кладовку.
Далее было необходимо найти тряпку. Арман решил не тревожить лавочника по этому поводу. Он догадался, что дверь напротив кладовки вела в уборную. Туда он и зашёл в поисках тряпки. Все что он там увидел, так это грязный туалет, в котором плавала скомканная темно-серая, невесть из чего сделанная, дырявая тряпка. Арман аккуратно вытащил ее из унитаза. Рядом стояло ведро. Он помочил тряпку в ведре и накинул ее на швабру. Выходя из уборной, он также аккуратно и тихо прикрыл за собой дверь. Повернувшись к лестнице, он неожиданно для себя снова увидел лавочника.
— Нет, нет, нет, мой мальчик, положи эту тряпку на Место, пожалуйста. Она для туалета. Тряпка, которая тебе нужна лежит в кладовке. И да, надеюсь ты разобрал некоторые инструменты, а то они несколько разбросаны. Скажи спасибо Лауре.
— Что там? — послышался голос Лауры снизу.
— Ничего дорогая, кушай!
Сказав это, лавочник удалился.
— Черт! — сказал в слух Арман. Он стоял среди темного коридора со шваброй в одной руке. Коленка немного побаливала. Но к этому времени он уже научился не обращать на боль особого внимания.
Арман вернул туалетную тряпку на место. И снова открыл дверь в кладовке. Все что до этого было за дверью теперь свалилось на правую сторону, как раз туда, где лежали те самые толстые мешки. Арман вошел в кладовку, поднял пять или шесть различных швабр и аккуратно поставил их рядом с мешками. Также под швабрами он обнаружил тряпку, еще грязнее предыдущей. Он сразу надел ее на свою швабру. Тревога внутри него возрастала. Арман вышел из кладовки и спустился по лестнице к прилавкам со шваброй в руке.
— Ой, ой, — стала восклицать Лаура, — давай, давай быстрее, не пачкай ничего тут.
— А где мне тряпку смочить?
Лаура продолжала твердить своё.
— Выходи на улицу с грязной шваброй, давай, давай!
— Скажите, а где мне тряпку смочить? — настаивал Арман.
Поняв, что он не отстанет, Лаура надменно бросила:
— У двери, на улице. Но в следующий раз проходи быстрее, хорошо?
— Ладно, — сказал Арман и поспешно вышел из магазина.
Около полу часа Арман натирал шваброй каменную кладку у магазина. Через пол часа на улицу выглянул лавочник. Он вышел, чтобы покурить.
— Арман, я думаю достаточно. Теперь обязательно поешь.
Странно, но Арман совершенно забыл о еде. Более того, он даже не заметил за диалогом с Лаурой, что на маленьком столе лежит ужин для него.
Мустафа затянул сигаретный дым.
— Знаешь Арман, а ты мне нравишься. Молодец Арман, так держать!
Юноша ничего не ответил. Он вежливо попросил прощения и зашёл в магазин. Мустафа добавил:
— Если захочешь сигаретку выкурить, угощаю.
— Спасибо, не курю, — солгал Арман.
Он быстренько прошёл через прилавок, мельком взглянув на столик. Там лежал кусок чёрного хлеба, что-то похожее на макароны и вино, налитое в обычный граненый стакан. Лауры поблизости не было. Она уже спала в той комнате, которая располагалась слева от лестницы на втором этаже.
Арман тихонечко поднялся по ступенькам, дошёл по коридору до кладовки, сложил туда свою швабру и снова спустился вниз.
Лавочник еще курил на улице. Немного уставший Арман, приободрился, увидев перед собой еду. Он присел на табуретку и тут же вскочил с неё, услышав голос лавочника:
— Нет, нет, нет, садись-ка лучше на стул, — несмотря на дружелюбный тон лавочника Арман увидел на его лице неподдельное беспокойство. Как только он сел за стул, лавочник тут же вернулся на улицу и продолжил курить.
Арман принялся ужинать. Он собирал вилкой макароны и жадно глотал их, закусывая при этом хлебом и каждый раз запивая вином. Он делал маленькие глотки. Доел Арман свою порцию довольно быстро. Вино нисколько не помутило его молодую голову.
Когда лавочник докурил, Арман уже дожевывал последние макароны. К тому моменту, как лавочник вошёл в дверь, Арман запивал макароны последним глотком свежего вина.
— Так быстро? — удивился лавочник.
— Да, спасибо большое.
— Хорошо, пожалуйста. Ленивого работника знаешь, что отличает от остальных, он всегда ищет причину не работать.
Арман немного напрягся, но лавочник продолжил.
— А ты наоборот я гляжу, быстро ешь, чтобы больше поработать молодец, хвалю.
Лавочник похлопал Армана по плечу и снова заговорил:
— Теперь мой дорогой нужно промыть наш общий туалет. Тряпка ты уж знаешь где лежит. Поэтому, как будешь готов, приступай. А знаешь, что отличает хорошего работника от плохого, он всегда готов. Так что не задерживайся. «А я, пожалуй,» — сказал лавочник, позевывая, — пойду уже спать. Как домоешь туалет, переходи к витринам. Протрешь каждую, только очень аккуратно.
Лавочник на секунду замер, о чем-то раздумывая.
— Нет, витрины протирать не нужно. На сегодня, пожалуй, хватит. И ложись спать, завтра в девять утра нужно уже проснуться и во всю работать, понял?
— Да, — ответил Арман, угрюмо.
— Ну вот и хорошо...
Лавочник поднялся к себе. Напевая какую-то песенку, он зашёл в комнату и захлопнул за собой дверь. В магазине воцарилась тишина, которую очень быстро нарушила Лаура. Она стала громко кричать и успокоилась только минут через десять.
Тем временем Арман поднялся по лестнице, стараясь не вслушиваться в крики Лауры. Он заперся в туалете, предварительно включив там свет.
Арман тяжело вздохнул, перед ним стоял грязнущий туалет. Такого он в жизни не видел. Было такое чувство будто хозяева, а именно Мустафа и Лаура не убирали его месяц или два. На самом деле уборную не чистили около двух недель, с того момента, как прошлый уборщик уволился из лавки.
Армана успокаивала только одна мысль, чем быстрее он сделает порученную ему работу, тем быстрее он освободиться и займётся своими собственными делами.
После ужина у него появилось желание прогуляться по ночному городу. Вместо этого он сел на колени и стал тщательно промывать унитаз. После не слишком долгого, но изнурительного и болезненного, с психологической и физической точки зрения процесса очистки унитаза, Арман тихонечко поднялся с колен. Нога разболелась так, что он не мог более сгибать ее. Такая боль появлялась нечасто, но, когда появлялась, перерастала в боль посерьёзнее. Колено распухало и не проходило около трёх дней.
Сейчас Арман заметил, что колено немного припухло. Это обстоятельство его сильно испугало. Однако ему ничего не оставалось делать, как продолжить чистить уборную. Он промыл пол в туалете. Это оказалось проще, чем очистка унитаза, но сложнее в том плане, что к тому моменту, когда нужно было мыть пол колено у него уже жутко болело. Он с трудом, но достаточно быстро закончил свою работу, небрежно бросил тряпку в ведро и, прихрамывая вышел в темный коридор.
— Чертов коридор, — сказал вслух Арман, — где здесь включается свет?
Он не заметил, что немного сместился, проходя по коридору и в конце концов врезался плечом в стену. В это время из комнаты хозяев раздавался только один голос. И это был голос Мустафы. Когда Арман врезался в стену Мустафа умолк, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре. Арман поспешно зашел к себе в комнату и тихонечко закрыл дверь.
В комнате было также темно, как и в коридоре. Один из уличных фонарей, тот который светил на потолок, потух. Теперь, чтобы хоть что-то разглядеть в своих заметках, Арману пришлось подойти к окну вплотную. Там на улице, во дворах горел еще один фонарь. Однако он был намного тусклее первого.
Арман стоял у окна и читал свои заметки, обдумывая что-то. Надолго его не хватило. Все мысли, роившиеся у него голове, были направлены в сторону жизненной ситуации, с которой он столкнулся. Ему жутко захотелось курить. В рюкзаке, который он всюду носил с собой, на дне, где всегда скапливалась скатавшаяся пыль, оторванные нитки, грязь, песок, с краю лежала немного потрепанная папироска, табачный краюшек, уже давно высыпавшийся на дно рюкзака. Арман пошарил рукой в рюкзаке и достал ее. Странно, но он точно помнил, что складывал в рюкзак целую пачку, а эта сигарета скорее всего просто выпала из пачки. Он бы даже не воспоминал о выпавшей папиросе, если бы в его руку легла прямоугольная картонная пачка. Но нет, на дне рюкзака лежала только эта потрепанная папироска. "Хозяин лавки предлагал мне сигарету, зря я не согласился, завтра у него попрошу" – подумал Арман, взглянув на свою старую папиросу. Он взял спички со стола, тихонько вышел из комнаты, также тихонько спустился по лестнице, прошёл через прилавки и только сейчас заметил, что все они были закрыты маленькими железными замочками. Благо возможность открыть дверь магазина с внутренней стороны у Армана была. Он отодвинул огромную железную щеколду, потом еще одну и еще одну.
Выходя на улицу, Арман ощущал большую радость. Он зажег спичку и закурил папироску. Сразу закашлялся. "Лучше бы я взял у хозяина лавки сигарету, завтра возьму" — повторил он про себя.
Темный и мрачный переулок навевал тоску. Где-то вдалеке слышался вой собак, в далеких дворах раздавался звук бьющихся бутылок. Но в этом переулке никто не шумел. А все магазины давно уже закрылись.
Арман затянулся дымом от папироски выдохнул его. Большой клуб дыма быстро растворился на свежем воздухе. Арман снова закашлялся. Боль в колене постепенно утихала.
Пару фонарей внезапно включились. Исходящий от них свет был очень мягкий и приятный глазу. После нескольких неудачных затяжек Арман решил немного смять дымовой канал. Он надавил на него пальцами и снова затянулся, продолжая смотреть на то, как мягкий фонарный свет рассеивается в воздухе. Ветра почти не было.
После не долгого курения Арман решил, что следующие несколько часов с удовольствием потратит на геологию. Он уже давно ждал того момента, когда все вокруг застынет, замёрзнет и ни что на свете не помешает ему писать.
Арман выбросил докуренную папироску прямо на тротуар. Она долетела до стены и упала во впадинку между фундаментом дома и самим домом.
Арман зашёл в магазин. Свет выключился внезапно. Как будто хозяин дистанционно нажал на кнопку выключателя у себя в комнате.
Секунду назад в магазине было светло. Арман взглянул на первую витрину с камнями. Некоторые из них переливались всеми цветами радуги и вдруг, внезапно свет погас. В магазине стало темно и мрачно. Камни, так блестяще показывающие себя на свету, сейчас стали тёмными инородными предметами, которым ничего не стоит затеряться, ежели упадут на землю. Никто и не заметит чёрный, как уголь пироп под своими ногами в ночной полутьме. При том, что еще на свету он привлекал внимание Армана больше чем остальные камни. Необтесанный кусок красного граната, выставленный на витрину специально для любителей и коллекционеров. В нем одном переливалось больше пяти оттенков багрового, кроваво-красного и легкого-красноватого цвета. Как только выключился свет, драгоценный пироп превратился в кусок чёрного, как смоль угля, который не бросался в глаза и даже не был заметен на фоне витрины.
Арман прошёл через магазин, миновал прилавок, вглядываясь в темноту и пытаясь высмотреть, хоть что-то из той красоты, которую видел минутой ранее. Ничего не разглядев, Арман направился в свою новую комнату. Он шёл так тихо, как только мог, страшась того, что хозяева проснуться и сделают ему выговор. Дома он не боялся ходить ночью по своей комнате, не боялся чем-то заниматься и порой даже уходил гулять. Сейчас же он чувствовал, что каждым своим действием может навредить своему мнимому благополучию. Поэтому он тихонечко поднялся по лестнице, отворил свою дверь, которая как раз была напротив лестницы и вошёл внутрь. Он закрыл свою дверь на щеколду и сел за стол. К настоящему моменту Арман уже понял, как включать свет в своей комнате. У правого края стола из стены торчали два провода. Стоило соединить их, как лампочка на потолке загоралась. Для него было удивительным открытием, что провода у стола, способны дать ему свет.
Однако, все же, он кое-что вспоминал из тех старых книг, которые воровал в библиотеке. И несмотря на их профессиональную направленность, он иногда встречал в них общеизвестные факты о цивилизации. В основном описание подобных фактов, вроде освоения электричества в больших городах или изобретение санузла указывались лишь в биографических произведениях об известных геологах, которые Арман, хоть и в небольшом количестве, но все же читал.
Сейчас он вспоминал те дни, когда для того, чтобы узнать что-то новое, приходилось рыскать в библиотеке, красть некоторые книги и читать их ночами, чтобы мама не увидела и не отругала его за кражу.
Конечно, на данный момент он имел возможность сходить в городскую библиотеку, однако времени на этого у него не хватало. При мысли о матери Арману стало грустно. Он в который раз подумал о том, ради чего поехал в город. В который раз юноша спросил себя "А не сделал ли я плохо, что оставил мать и сестру?". И в который раз отвечал себе, что обязательно поможет им при первой зарплате и что возможности помочь им в деревне у него не было.
Арман хотел продолжить свои размышления о семье, однако вспомнил, что еще утром решил заняться подбором аргументов для своих измышлений. Теперь, как ему казалось, появилась необходимость обосновать, записанные мысли и идеи. Он не мог думать ни о чем другом после того, как вспомнил о своих записях. Ему тут же, прямо сейчас жутко захотелось достать тетрадь и начать что-нибудь в ней писать. Желание было очень прямое, оно переворачивало его душу и вместо грусти, он в одно мгновение начинал ощущать радость и прилив сил. Единственным противовесом его деятельности в настоящий момент была лень. Лень приходила к Арману всегда, когда он собирался что-либо делать. Она тащила его в койку. Но несмотря на это страшно заманчивое чувство Арман вставал и начинал что-то делать. Так и сейчас не только лень, но и ночная сонливость хором твердили ему, что пора ложиться спать. Еще одним тревожащим фактором был, приближающийся с каждой минутой, новый рабочий день. Арман осознавал, что завтра ему будет сложно выполнять поручения лавочника, если он как следует не отдохнет. Но с первым абзацем все сомнения относительно чего бы то ни было испарились.
"Начну я, пожалуй, со следующего. В последнее время мне не дает покоя мой тезис относительно внутри-литосферных магматических сил, наличие которых я открыл в своём сновидении. Не сказать, что до конца уверен в своей правоте, но все же несмотря на это, чувствую, что прав. В данном тексте я бы хотел, насколько это возможно обосновать свои предыдущие утверждения насчёт двух соприкасающихся друг с другом магматических потоков".
Арман написал первый абзац и отложил ручку. Все чужеродные мысли ушли, остались только рабочие. Он вспомнил, что в прошлых своих записях столкнулся с большой не состыковкой. Обосновывая, утверждение о том, что магматические скопления сдвигают литосферные плиты, он указал что сила, сдвигающая плиты, появляется в результате термоядерной реакции. Однако даже при таком раскладе, он никак не мог понять, каким способом эта магматическая энергия воздействует на довольно крупные, массивные литосферные слои. В следующем абзаце он написал:
"При том, что термоядерная реакция за счёт разности температур у двух встречающихся потоков магмы, производит огромное количество энергии и соответственно выплескивает эту энергию наружу, сложно представить себе, как она (эта сила) будучи локальной, способна вызывать землетрясения радиусом в сотни километров от предполагаемого локального очага. Как я понимаю, моя теория о термоядерной реакции не объясняет дрейф материков Вегенера, по тем же причинам".
Раздумывая над своей проблемой, Арман стал угрюмым. Его клонило в сон. Несмотря на борьбу со сном, когда он вставал, ходил из стороны в сторону или открывал окно и дышал свежим воздухом, ему все же жутко хотелось спать.
Поразмыслив над своей проблемой, Арман решил, что ему необходимо отвлечься. Он задумал перекурить. Внезапно он вспомнил, что последнюю свою папиросу выкурил пару часов назад.
Юноша снова уселся за свой стол и начал писать. Но глаза все чаще закрывались. Арман все глубже погружался в сон. Он побил себя по щекам. Немного пробудившись он решил, что все-таки должен найти себе папироску. Тут же он снова вспомнил, что днём лавочник предлагал ему сигарету. Но толку от предложения Мустафы сейчас не было. Однако, возможно, он повесил свою жилетку на вешалку рядом с прилавком. В его жилетке однозначно лежала сигаретная пачка. Арман взбодрился и встал со стула. Он захватил с собой спички и тихонечко, еле шагая, спустился по лестнице. К своей радости юноша нашёл жилетку лавочника на вешалке. "Пропажу одной сигареты он не заметит" — подумал Арман и достал из жилетки сигарету. Потом вышел на улицу.
После двух затяжек сон несколько улетучился. Дул слабенький ветер. На улице было свежо и прохладно. Сигарета курилась медленно. Арману нравилось курить сигарету. Она была мягче папиросы. Чувствовался некоторый вкус. Папиросный дым казался прямым и даже стальным, а дым от сигареты будто гладил Армана по голове и успокаивал его.
После перекура, Арман снова вернулся в свою комнату. С той же осторожностью он поднялся по лестнице и зашёл в комнату. На секунду он замер, пытаясь вспомнить закрыл ли он входную дверь на первом этаже. Ему хотелось проверить, но он поленился.
"Я считаю, — писал он, — что локальный характер внутри-литосферных магматических извержений не может в полной мере подтвердить теорию о выделении тепловой энергии, приводящей к дрейфу материков и к землетрясениям. Остаётся открытым вопрос, что же воздействует на литосферные плиты, вызывая такие огромные по своему масштабу волнения земной коры?"
Арман призадумался. Он понял, что несмотря на все свои измышления снова пришёл к тому же с чего начинал. Ему стало грустно. Он посмотрел в окно. Теперь дальний фонарь не горел, а ближний светился, как мини-солнце. Арман отвернулся от окна и снова посмотрел на свою тетрадку. Глаза слипались. Действие сигареты кончалось.
Почему-то ему неожиданно захотелось изобразить все, о чем он до этого писал в иллюстрациях. Странным, однако показалось ему это желание. Хотя раньше он и чувствовал, что в записях чего-то не хватает, все же как-то сомневался в том, что иллюстрации являются именно тем недостающим элементом.
Однако, ему было очень легко изобразить то, что он так долго представлял в своей голове. Арман от руки нарисовал трехмерный прямоугольник. Он посмотрел на свой шедевр и улыбнулся.
В какой-то момент ему неудержимо захотелось посмеяться над своим рисунком. Он вглядывался в свой прямоугольник, символизирующий часть литосферной плиты и пытался сдержать смех. Он все же засмеялся над кривой плитой, а потом поймал себя на мысли, что литосферная плита по-настоящему очень извилистая и нисколько не прямая. Тогда его смех прекратился. Его корявое изображение трехмерного прямоугольника имело место.
Арман нарисовал еще один такой же прямоугольник рядом. Он улыбнулся.  После этого юноша решил, что нарисует магму между двумя литосферными плитами, однако что-то внутри противилось этому. Возможно он просто сомневался, что правдоподобно нарисует магму, возможно по каким-то неведомым причинам не хотел ее рисовать. Однако пересилив себя, он все же нарисовал некое подобие лавы. Через несколько минут, Арман вырвал листок из тетради, скомкал его и кинул на пол. "Все-таки магма там был лишней" — подумал он и снова принялся рисовать плиты. Однако на этот раз, ему так сильно захотелось спать, что он остановился на пол пути. Арман решил, что украдёт еще одну сигаретку у Мустафы. Он спустился по лестнице снова, залез жилетку, достал сигарету и поднялся к себе.
На пути к себе он услышал шум в комнате лавочника. Арман очень испугался, что лавочник застанет его за воровством сигарет и на мгновение застыл на одной из ступенек. Шум быстро прекратился. Тогда Арман очень тихо нырнул к себе в комнату и закрыл дверь на щеколду.
В комнате он открыл окно, высунулся и закурил. В его голове четко вырисовывалась та картинка, которую он нарисовал пару минут назад. Он испытывал то странное явление, когда что-то внутри фиксирует изображение из вне и оставляет его детальным на долгое время. У Армана в голове порой оставались незначительные воспоминания — фотографии. Со временем они конечно портились, но были не менее живыми, чем все остальные. Вроде тех, где он просто сидит за столом и обедает в один из многочисленных дней. Или тех, где он смотрит на горы. Таких моментов было очень много, однако запомнился именно тот, который он сфотографировал. Он чувствовал, что рисунок, который был нарисован им пару минут назад запомнился ему таким же образом. Он будто в живую смотрел на свои корявые литосферные плиты. Одна плита была настолько кривая, чуть ли не заходила за другую.
Его раздражала неспособность нарисовать что-либо вменяемое, однако сигарета все же успокоила его. Он вдыхал и выдыхал дым.
Перед глазами, несмотря на горящий фонарь, все еще висела картинка корявых литосферных плит. Арман вспомнил одного мальчика из деревни, который умер от неизвестной болезни будучи еще ребёнком. У него от рождения были оттопыренные уши и ко всему прочему, кончик одного уха загибался. Нарисованные литосферные плиты напомнили уши этого мальчика.
Арман выбросил сигарету в окно, не докурив до конца. Он оставил окно открытым и завалился спать.
Заснул Арман быстро. Но как ему показалось быстро и проснулся.
Часов в шесть утра, после короткого сна, Арман услышал бешеный стук в дверь. Он, как и вчера, испугался, но постарался успокоить себя мыслью, что лавочник скорее всего боялся не добудиться своего работника и поэтому так громко стучал. Ручка двери повернулась. Лавочник настаивал. Арман вскочил с кровати и открыл ему дверь. Из окна светило яркое солнце.
— Здравствуйте дорогой Арман, пора приниматься за работу.
— Да... конечно...сейчас только приведу себя в порядок.
— Поторопитесь, клиенты не будут ждать.
Лавочник, добившись своей цели спустился по лестнице и встал за прилавок. Арман краем глаза увидел, что в магазин уже пришли люди. Этот факт крайне его удивил. "Как они могли заставить себя в такую рань прийти в самый далекий магазин города" — подумал Арман.
Он все еще чувствовал жуткое беспокойство от ужасного утреннего стука в дверь. Арман закрыл окно в своей комнате, убрал тетрадку со стола, потом сходил в уборную, умылся и спустился в магазин. За прилавком стоял Мустафа, рядом с ним разбирала коробки Лаура.
— Привет, — сказала она, повернувшись, — как спалось?
— Дорогая, не отвлекай Армана своими глупыми вопросами, ему нужно работать.
Арман мягко улыбнулся. Мустафа обратился к нему.
— Сегодня твоя задача заключается в том, чтобы избавиться от пыли на витринах и самое главное продать пять камней, всего пять, по полторы тысячи драм каждый. Понятно?
Арман удивился про себя, но все же сказал:
— Да, понятно.
— Хорошо, тогда приступай, — сказал он Арману, — Лаура, — обратился он к своей жене, — я пойду наверх разбираться с отчетностью, а ты постой за прилавком.
Лаура даже не посмотрела на мужа. Как только он ушёл, она встала за прилавок и начала принимать посетителей.
Арман взял из-под прилавка маленький веничек и стал водить им по витринам и полкам.
— Аккуратнее Арман, — сказала Лаура дружелюбно, — смотри не поцарапай.
Арман взглянул на Лауру, но ничего не ответил. Он чувствовал себя уставшим и не выспавшимся. Лаура наблюдала за ним все время. Она обслуживала покупателей, предлагая в комплекте с прекрасными камнями другие прекрасные камни. Покупатели часто брали то, что предлагала им Лаура. Она всегда смотрела им прямо в глаза, улыбалась и говорила так легко, как птичка по утру поёт. Однако одним глазком всегда следила за Арманом. Когда Лаура избавилась от большинства покупателей она стала выводить Армана на разговор. То выспрашивала что-то о нем, то интересовалась его семьей, то его образом жизни. В конце концов, подметив, что Арман не проявляет особого интереса к ней, она изменила тактику.
— Арман, а чем ты увлекаешься?
Арман уже смахнул пыль со всех видимых и невидимых поверхностей в магазине и просто ходил, наблюдая за тем, что делают клиенты и озадачено размышляя о том, как бы ему продать пять камней по полторы тысячи драм каждый.
— А? Что ты спросила?
— Я говорю, какие у тебя интересы? — переспросила Лаура, пристально вглядываясь в него.
— Интересы... какие..., — Арман на секунду задумался. Его удивил вопрос Лауры. Еще больше его удивил ее взгляд, — ну, я люблю читать, нормальный интерес?
— Да, очень хороший, — довольная Лаура, одобрительно кивнула и чинно повернулась в профиль.
Арман воспользовался шансом взглянуть на неё, но тут же отвернулся. Ему стало стыдно. Он вспомнил о Наргиз и покраснел.
— А чем ты еще интересуешься?
— Ну много чем...о, смотри покупатель, сейчас спрошу у него, что бы ему хотелось приобрести.
Лаура недовольно сморщила лицо.
— Добрый день, что бы вы хотели у нас приобрести?
Покупатель косо посмотрел на Армана и через пару минут вышел из магазина. Лаура захихикала.
— Что такое? — спросил у неё Арман.
— Ты же понимаешь, что он ушёл из-за тебя?
— Почему?
— Потому что...
В этот момент по лестнице спустился Мустафа и перервал Лауру:
— Ну, как идёт работа?
— Арман, распугивает клиентов, — сказала она с самодовольным видом, — только что приходил один мужчина, Арман поинтересовался, что тот желает купить...
— Ну, ну, не стоит такие вопросы клиентам задавать, они же давление чувствуют. Ты лучше поприветствуй их и улыбнись, как это делает Лаура.
Арман покраснел от чувства вины. Он не мог выдавить из себя ни слова.
— Ничего, со всеми бывает. Опыт самое важное в нашей профессии. Со временем научишься.
Мустафа подошел к Арману и похлопал его по плечу, потом вышел на улицу и закурил.
Арман в молчании продолжил ходить по магазину из стороны в сторону. Лаура тоже молчала. За десять минут Арман успел забыть о произошедшем и как очарованный засмотрелся на витрины с камнями. Больше всего ему понравился элегантный, обработанный драгоценный камень, сиреневый александрит. Он смотрел на него пару минут, пока Лаура снова не заговорила.
Лаура временами привлекала внимание Армана. Она была высокой, красивой девушкой, в меру худой, с длинными чёрными волосами. Ее карие глаза, так зорко следили за всем, что происходило в лавке Мустафы, что это могло очаровывать. Она все также временами посматривала на Армана.
— Арман, — сказала она как-то противно, — а чем ты занимаешься ночами? Я вчера слышала ночью, что ты выходил на улицу.
Арман снова залился красной краской. Он тут же оторвался от Александрита и виновато взглянул на Лауру.
— Этой ночью я несколько раз выходил перекурить.
— Понятно, может в следующий раз вместе перекурим? — она посмотрела на него и улыбнулась лисьей улыбкой.
— Мы, конечно можем сходить покурить, но не больше... — прямо заявил Арман.
Улыбка Лауры тут же спала. Она немного постояла у прилавка, ожидая покупателей. Но никто в магазин не заходил. Тогда она, явно недовольная, кинула на Армана взгляд укоризны и заявила, что уходит по делам в свою комнату.
— Постой у прилавка...— сказала она и направилась к себе.
Арман встал у прилавка и облокотился на него. Он чувствовал напряжение в ногах. Прилавок был стеклянным, поэтому Арман сразу убрал локти со стекла и снова встал, как стоял до этого. Ноги действительно немного ныли. Особенно правая. Арман походил туда-сюда. Немного размял суставы и на какое-то время забыл про боль в ногах.
В магазине стояла полная тишина. Арман наблюдал за тем, как люди снуют вдалеке, заходя в различные магазины. Кто-то даже заглядывался на магазин камней, но не решался подойти и посмотреть поближе, то ли из-за стеснения, то ли из-за лености.
Арман ждал, что с минуты на минуту за прилавок встанет Лаура, но она не выходила. Так же не появлялся и Мустафа.
Юноша стоял за прилавком, созерцая камни вокруг. Ему начинала нравиться его новая работа. Клиентов было мало, поэтому большую часть времени он просто стоял за прилавком. Порой Мустафа давал ему задания, которые Арман с легкостью выполнял. Он еще раз перемывал уборную, очищал кладовку от пыли и даже мыл пол в коридоре на втором этаже. Пока Арман занимался хозяйственными делами, Мустафа разбирался с документами, а Лаура, тяжело вздыхая каждые пять минут, обслуживала клиентов. Глядя на клиентов, она всегда улыбалась, а когда они выходили, довольные покупкой, тяжело вздыхала и облокачивалась на стеклянную витрину.
Арман старался не попадаться ей на глаза. Несмотря на то что он все же хотел с ней общаться, ему приходилось избегать взгляда Лауры по известным причинам. Она всегда смотрела на него слишком уж нагло, разваривала надменно и с нажимом. И каждый ее вопрос превращался по мере развития диалога в упрёк или же в тонкий намёк.
В таком духе прошёл целый день. Мустафа наконец вышел из своей комнаты. Он выглядел очень уставшим. На нем были надеты пиджак тройка и глаженые брюки. Мустафа вышел из комнаты в коридор, протер свои запотевшие очки, спустился по лестнице и объявил:
— Дорогие работники, мне необходимо отлучиться на пару часов, навестить своего старого друга. Надеюсь на ваше благоразумие. Это значит, что, когда я приду все стеллажи должны быть идеально чистыми, магазин должен быть приведён в порядок и закрыт на нижний замок, который я открою, когда приду и закрою изнутри.
— Извините, — сказал вдруг Арман, — я не знаю, замечали ли вы раньше, но здесь трещина на стекле. Вот у этого стеллажа.
Арман указал на стеллаж, рядом с которым стоял. Мустафа медленно подошел к стеллажу и немножко поправил свои очки для того чтобы лучше разглядеть трещину на стеллаже.
— Я надеюсь это не твоя вина, Арман?
— Нет, что вы, я только час назад заметил ее.
— Хорошо, что сообщил и не побоялся. Нужно будет заказать новое стекло. Лаура, напиши за меня письмо Аврааму, пусть изготовит нам новое стекло и скажи, что мы всей командой будем очень рады если Авраам, сделает нам скидку.
Этим вечером Лаура была настолько молчалива, что в ответ на просьбу лавочника лишь кивнула и немного сморщилась, как будто делать то, что попросил муж она жутко не хотела.
— Лаура, ты меня поняла, надеюсь! Ну а теперь я ухожу, до свидания.
Мустафа поклонился. Это выглядело настолько напыщенно, что даже Арман немного улыбнулся. "Куда же он собрался?" — подумал юноша.
Когда Мустафа вышел из магазина и направился прямо к центральной улице, Арман снова принялся за работу, а Лаура внезапно заговорила.
— Слушай, ты ведь знаешь куда он пошел? — сказал она с оттенком пренебрежения в голосе.
— Нет.
— Ну так вот я тебе скажу...
— Не надо. Это его личное дело.
— Да ничего личного там нет. Он поехал играть с друзьями в карты и пить коньяк.
— Коньяк?
— Да именно коньяк, а что тебя удивляет?
— Ну лавочник не похож на человека, который пьёт коньяк, — внезапно высказался Арман и тут же замолчал.
Лаура ехидно улыбнулся, но заметив смущение Армана решила быть с ним помягче.
– Лавочник, ты так его называешь? Ну да ладно, какая разница. Он вообще-то не лавочник, а это помещение арендует у своих друзей, тех, с которыми играет в карты и пьёт коньяк.
Арман в то время просто стоял и слушал то, что говорила ему Лаура, но после этих слов ему стало не по себе. Он взял швабру и начал тереть ею пол.
— Чего? Думаешь я вру.
— Даже если не врешь...— сказал Арман и немного задумался, — то все равно поступаешь мерзко.
— Что ты сказал! — вспылила Лаура. Она вышла из прилавка и встала прямо напротив Армана. Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— Ведь он твой муж, а ты рассказываешь про него такие вещи. Это не хорошо.
— Слушай, — сказала она и ткнула Армана пальцем в плечо, — думаешь, можешь вот так просто оскорблять кого хочешь и ничего за это не будет.
Арман стоял спокойно. Он никак не реагировал. Лаура подождала пару секунду, потом подошла еще ближе, настолько что все границы личного пространства были уже давно нарушены.
— А может ты хочешь меня разозлить, чтобы я на тебя набросилась?
Арман пару секунду смотрел ей в глаза, потом отвернулся и принялся мыть пол.
— Ну! Что скажешь?
— Я скажу, что мне нужно домыть пол.
— Вот работничка-то Мустафа нашёл отличного! Верного...раба!
Она жутко разозлилась и вышла на улицу, чтобы перекурить. Арман продолжал мыть пол как ни в чем не бывало.
Лаура на секунду заглянула в магазин и спросила:
— Хочешь покурить?
Арман встал и задумался. Он спокойно положил швабру и тоже вышел на улицу.
Лаура протянула ему пачку, но только Арман потянулся за сигаретой, как она резко отдернула пачку от него.
— А что мне будет? — спросила она.
Арман посмотрел на неё с печалью в глазах. Он устремил свой взор в дальний конец улицы. Потом он поднял глаза и посмотрел тёмное небо. Сегодня оно было кристально чистым. Звезды светили ярко, виднелись на небе четко. Легко можно было разглядеть большую и малую медведицу, созвездие водолея, козерога, и еще некоторые созвездия.
Лаура протянула Арману пачку. Он достал одну сигарету. На этот раз девушка не стала дразнить его.
Арман закурил сигарету. Лаура закурила вторую.
— Послушай, я что тебе не нравлюсь, скажи?
Арман ничего не ответил. Она снова стала напирать. И снова нарушила все мыслимые границы личного пространства.
— Может пока мужа нет...мы поднимемся в комнату и...
— Послушай, у меня есть жена, отстань, пожалуйста, — сказал Арман очень сдержанно.
— Ну и что, а у меня муж, но здесь же их нет.
Арман снова устремил взгляд на небо. Оно все еще сверкало мириадами звезд.
— Лаура, пожалуйста оставь меня, — прошептал он еле слышно.
— Ну и, пожалуйста! Ничтожество, да кому ты нужен вообще.
Арман даже не слышал, что она сказала. Лаура хлопнула дверью, но Арман ничего не заметил. Он продолжал смотреть на звёзды, как в ту ночь, когда лежал под скалой, как в ту ночь, когда сидел с раненой ногой у дерева, затерявшись в лесу, как в ту ночь, когда ловил крота в соседском огороде, как в ту ночь, когда отец не вернулся домой.
На его лице появилась слеза печали. Он вытер ее рукавом рубашки и решил, что пора отдохнуть.
Арман вошёл в магазин. Лаура была у себя. Он закрыл дверь, на нижний замок и отправился к себе в комнату. Арман тихо поднялся по лестнице, вошёл в свою комнату, закрылся и завалился спать.
Через пару часов вернулся Мустафа. Он очень громко несколько минут открывал дверной замок, потом так же громко закрывал его, следом он поднялся по лестнице и вошёл к себе в комнату.
Арман к тому времени уже спал, но звук замка немного пробудил его. Арман несколько раз открывал глаза, но снова засыпал, оставаясь в полудреме. За последние десять минут он просыпался еще несколько раз. В комнате лавочника разразился большой скандал. Лаура кричала на всю лавку. Из ее слов Арман мог расслышать только обвинения в собственный адрес.
— Ты что совсем слепой? — кричала она ошалевшему лавочнику, — настолько не любишь свою жену, что будешь позволять какими-то неизвестным хамам домогаться до нее у тебя за спиной, ты просто трус, слабак, старый хрыч.
— Ну, дорогая, — говорил он, прожевывая слова, — объясни же ты, что произошло?
Я ничего понять не могу.
Лаура расплакалась и что-то сказала, но следующие ее слова Арман не расслышал. Он уже окончательно проснулся и просто лежал, уставившись в потолок, в ожидании чего-то не хорошего. Через пару минут Арман услышал сумасшедший стук в дверь. Он уже немного привык к манере лавочника стучаться с такой бешеной силой, однако сейчас он почувствовал жуткий страх.
Арман открыл дверь. Перед ним стоял Мустафа. Он облокотился на стену локтем, глаза его бегали, на расстегнутом пиджаке не хватало пуговицы.
— Моя жена говорит...моя жена говорит, — сменил он интонацию, — что ты ее домогался, это правда?
Арман на секунду задумался, потом взял себя в руки и ответил.
— Я просто спросил у неё, как вы с ней познакомились. Может она посчитала это за скрытый намёк, но я ничего такого не имел в виду, клянусь вам.
— Эй, жена, ты слышала, что сказал юноша, он ничего такого не имел в виду. Ну да ладно, извини за беспокойство, спокойной ночи.
Мустафа ушёл. За стенкой снова слышались крики Лауры.
Арман закрылся, прилёг на свою кровать и попытался уснуть. Через некоторое время крики стихли. И Арману удалось погрузиться в сон.
На следующее утро к нему никто не стучался. Он встал сам. В окно просочились лучики солнца. Арман сел на кровать, надел свои ботинки и решил пойти умыться. Он мельком увидел, что за прилавком стоит Мустафа. В магазине никого не было.
Арман зашёл в уборную, умыл своё заспанное лицо и вышел оттуда обновлённым. Внезапно он увидел перед собой Лауру. Она стояла в метре от него и нагло улыбалась. Не сказав ни слова, она миновала его, пройдя очень близко, почти вплотную и закрылась в уборной.
Арман спустился в магазин и начал протирать стеллажи.
— Здравствуй, Арман, — сказал Мустафа хриплым голосом.
— Здравствуйте, — он продолжал протирать стеллажи.
— Ты не знаешь, Лаура случайно не написала Аврааму насчёт стекла?
— Нет, но если вы напишете, то я с радостью могу передать.
— Хорошо. Я уже написал. Вот возьми.
— Арман потянулся за письмом.
Мустафа взглянул на карманы его брюк и нахмурился.
— Арман, что вчера произошло между тобой и Лаурой.
— Видимо мы друг друга просто не поняли.
— Ах не поняли, ясно!
Арман остановился, чтобы выслушать лавочника и вдруг он заметил, как из-за двери комнаты на втором этаже выглядывает Лаура. Она злобно улыбалась.
— Может быть ты хотел ей мозги запудрить, а?
Арман ничего не понял, но очень испугался и застыл на месте, как вкопанный. Тон Мустафы показался ему странным. Лавочник говорил так, как будто с минуты на минуту хотел обвинить Армана в ужасном злодеянии, но все тянул время и не решался.
— Запудрить... нет! Я просто спросил где вы...
— Да, да и она ушла в комнату, оставив тебя в лавке одного, правильно?
— Все так и было. А потом я пошел в свою комнату, спать. Следом пришли вы.
— Я помню, что пришёл. Но вот в чем заключается вопрос. Почему ты оставил один прилавок открытым?
— Нет сэр, я все закрыл, правда и дверь тоже.
— А вот это что! — сказал Мустафа, указывая на прилавок с поцарапанным стеклом.
Внутри стеклянного короба не хватало одного камня
— Ты же видишь, что он открыт правда? Также ты видишь, что там нет хризолита, который еще вчера там лежал, как ты это объяснишь?
— Послушайте, если вы обвиняете меня в краже, то вы сильно ошибаетесь, я не вор!
— Правда? — повысил голос лавочник. Он стал глумиться над Арманом, — тогда покажи, что у тебя в кармане брюк.
— Ничего там...— заговорил Арман и внезапно остановился, нащупав что-то острое в правом кармане. Он достал оттуда прекрасный золотисто-зелёный камень размером грецкого ореха. На его лбу появилась испарина. Он машинально вытер пот со лба, подошел к прилавку и положил хризолит на место.
– Спасибо, — сказал Мустафа, — а теперь собирай свои вещи, ворюга, и уматывай отсюда.
Арман шокированный тем что случилось, быстро поднялся по лестнице. Лаура убежала к себе в комнату.
Арман собрал свои вещи, спустился и попытался выйти на улицу.
— Не так быстро, — сказал Мустафа. Он встал в дверях и перегородил путь, — ты дорогой мой, должен мне денег за моральный ущерб.
Арман оказался в ловушке. Он чувствовал свою беспомощность. В настоящий момент он казался самому себе нерешительным ребёнком, который не знает, что ответить и как выпутаться из подобной ситуации. Он поставил рюкзак на пол, заснул руку внутрь рюкзака, вытащил последнее, что у него было и протянул Мустафе.
— Зачем мне твои жалкие вещи, ворюга? Убирайся отсюда!
— Пошел вон, — послышался крик Лауры со второго этажа.
Арман выскочил из лавки и побежал по тротуару к центральной улице. За его спиной периодически, что-то разбивалось.
— Ты что делаешь? — кричал издалека Мустафа своей жене.
Она брала камни с прилавка и кидала ими в Армана.
— Остановись немедленно!
— Пошел вон! — последнее, что услышал Арман от Лауры. Он забежал за угол и растерянный в беспамятстве просто шагал вперёд.
Через несколько минут Арман остановился, скинул с себя все вещи и сел у городской стены. Он хотел заплакать, но сдержался, сам не зная по какой причине. Ему было ужасно обидно. Юноша чувствовал себя униженным и оскорбленным. Теперь сидя у холодной стены, он внезапно осознал, что зря покинул свою родную деревню. В придачу ему снова жутко хотелось есть.
ГЛАВА 8
Через некоторое время Арман все-же встал с тротуара и кое-как, в ужасном, подавленном настроении побрел вперёд по улице. Он не знал куда идёт, но хорошо помнил дома, рядом с которыми однажды уже проходил. Арман взглянул на каменные стены городских домов и нервно вздохнул, продолжая свой путь по тротуару.
Все его мысли были направлены в сторону своего далеко не выгодного положения. Он сразу осознал, в какой ситуации оказался, но горе и жуткая печаль, охватившая его в те минуты, стала для Армана туманной дымкой перед глазами. На доли мгновения он позабыл обо всем. И только печаль, которая так долго таилась в его сердце и не высовывалась, сейчас царила в мире его чувств.
Через какое-то время он все же немного успокоился. Теперь Арман шел по улице и несколько более детально разглядывала все-то что было вокруг него.
Неожиданно для себя Арман отчетливо вспомнил момент, когда проходил эти места вместе с евреем Авраамом. Этот человек показался Арману порядочным и добрым, поэтому в сложившейся ситуации он не стал винить его, а вспомнил лишь то, что Авраам ему помог.
Арман еще немного прошёлся и завернул за угол, как разу туда, где давеча от него скрылся бездомный еврей. Юноша увидел, что за пятиэтажным зданием, которое закрывало вид на поперечную улицу, действительно находилось небольшое медицинское учреждение. Арман обрадовался тому, что нашёл именно эту больницу, потому что у него появился шанс поесть. Несмотря на свою печаль юноша все же очень сильно хотел есть. Ввиду непредвиденных обстоятельств позавтракать утром ему не удалось. А сейчас спустя несколько безрадостных часов скитаний Арман сильно проголодался.
Он, как ни странно, следуя по очередной незнакомой улице, вспоминал путешествие, которое проделал от деревни до храма. И все что произошло тогда, сейчас казалось ему большим, туманным сном.
Однако память о том, как он ужасно голодный и обессиленный шел к красным скалам, осталась в нем в виде страха смерти. И именно сейчас, когда он находился в городе среди людей, которые десятками проходили мимо него, поспевая за временем, ему больше всего хотелось отыскать еду. Он чувствовал это желание на инстинктивном уровне и все проблемы, которые навалились не так давно исчезли на некоторое время и снова возобновили свою деятельность в его голове, только когда он увидел здание больницы.
Арман подошел поближе. Он перешёл через дорогу и приблизился к главным дверям. Сначала ему показалось, что в больнице никого нет, потом он в это убедился. Свет в помещении был полностью выключен.
Арман подошел совсем близко и попытался разглядеть что-нибудь внутри здания через прозрачные двери главного входа. Но ни одной души и ни одной открытой двери он там не увидел. "Может у них тихий час", — подумал Арман и дернул за ручку двери. Она была заперта.
— Да что же это! - сказал он вслух.
Тогда Арман решил обойти больницу и попробовать пробраться внутрь, с другой стороны. Странным ему казалось еще и то, что на этой улице совсем не было людей. Из того потока прохожих на предыдущей улице повернул к больнице лишь один Арман, все остальные прошли мимо. Арман по началу не обратил на это внимания, но по прошествии десяти минут, наблюдая за людьми, снующими во вдалеке убедился, что каждый из них намеренно не желает сворачивать на эту улицу. Ни один из этих людей, которых спустя десять минут нельзя было увидеть даже на перекрёстке, не повернул ни головы, чтобы посмотреть в сторону больницы.
Арман предположил, что те люди были рабочими находящегося вблизи больницы завода, которые шли на работу мимо этой улицы. И ведь действительно, все они были одеты примерно одинаково и шли они все в едином потоке и в одном направлении. Других людей, вроде Армана, которые могли бы случайно забрести в эти подозрительные переулки не было и в помине.
Арман обогнул больницу и увидел, что за зданием есть небольшая территория, засеянная зеленой травой, с лавочками и каменными дорожками.
Он подошел к другому входу, но не слишком близко, так как отрывать там было нечего. Перед глазами Армана предстала разбитая в дребезги стеклянная дверь.
Им овладел страх, когда он вдруг понял, что больница пустует. Кто-то проник внутрь больницы скорее всего с преступной целью. Арман заметил, что на осколках стекла двери, висела застывшая кровь. Юноша пришёл в ужас от мысли, что людей, находившихся внутри помещения в те злополучные минуты, уже нет в живых.
Юноша попятился. Что-то внутри приказывало ему немедленно бежать, однако так он поступить не мог. Чувства сострадания и жалости останавливали Армана и не давали ему уйти с этого места, без того, чтобы попытаться найти хоть одного пострадавшего, которого он мог бы еще спасти. Арман огляделся. Ничего достаточно тяжелого, что могло бы очистить раму от осколков рядом он не нашёл. Тут он вспомнил, что, заворачивая на эту улицу, краем глаза ему посчастливилось заметить камень, который лежал прямо посередине перекрестка. Тогда он не обратил на камень никакого внимания, а сейчас со всех ног побежал обратно к перекрёстку, чтобы взять это камень и попытаться проникнуть внутрь больницы.
За минуту он добежал до перекрёстка. Приближаясь к камню, который действительно каким-то странным образом оказался ровно посередине перекрёстка, Арман все больше ощущал тревогу и беспокойство. Сердце стало биться чаще от бега и продолжало беспокойно колотить грудь уже из-за общей тревожности.
Арман встал как вкопанный в двух метрах от камня. В прошлый раз он ничего не заметил, но сейчас отчетливо увидел, что камень был центром огромной свастики, распластавшейся по всему перекрёстку. Четыре конца верхних углов свастики указывали на четыре направления перекрёстка и блокировали эти направления параллельными линиями, завершающими верхними углами.
Желание взять камень отпало у Армана в ту же секунду. Он попятился назад, потом повернулся и побежал по улице к больнице. На спине трясся рюкзак.
Арман добежал до больницы и немного отдышался. Он был в диком ужасе. Камень, который лежал в центре свастики Арман взять побоялся. На его месте юноша представил свою голову. От этой мысли у него задрожали колени. Но он быстро успокоился. Однако для этого ему пришлось вернуться на задний дворик заброшенной больницы и присесть на лавку.
— Что здесь произошло? — проговорил он вслух, когда сел.
Его одолевали совершенно различные чувства. Но он определённо не чувствовал себя в безопасности. Неожиданно Арман вспомнил Авраама, который пошел в сторону этой больницы. Сюда, где последние несколько дней происходило что-то страшное.
Арман взглянул на главный вход. Желание спасать кого-либо у него пропала. Мысль о том, чтобы войти внутрь пугала сильнее того факта, что он остался без денег и еды, совсем один в незнакомом городе.
Он решил, что больше не может сидеть напротив больницы. Как бы сильно он не хотел найти Авраама, единственного в этом городе знакомого человека, который мог бы ему помочь, он не мог отправиться на его поиски.
Арман встал с лавки и прошел через задний двор. Привлекать внимание на пустой улице, шагая по тротуару он не хотел.
Он перелез через забор между участками и стал медленно пробираться сквозь дебри злых веток и листьев кустарников. Ему стало спокойнее, как только он спрятался от чужих глаз.
Вдалеке он увидел, тёмное пятно земли. Среди зеленой травы и кустов оно крайне сильно выделялось. Подойдя ближе, Арман рассмотрел в темном пятне яму, но не придал ее наличию особого значения. Когда юноша был уже в полуметре от ямы в нем взыграло человеческое любопытство.
Несмотря на некоторое волнение он все же подошел поближе и заглянул внутрь. Его ранец висел на одном плече. В тот момент, когда Арман решил заглянуть в яму ранец зацепился за ветку. Арман немного наклонился над ямой и тут же отшатнулся. Ранец соскочил с плеча Армана благодаря силе натянутой ветки и угодил прямо в яму.
Мгновение спустя Арман сидел на траве в состоянии шока. На долю секунды ему показалось что он увидел на дне ямы человеческое тело. Это обстоятельство так сильно его напугало, что он тут же захотел бежать. Однако на дне ямы лежал и его ранец.
— Может мне показалось? — спросил он себя вслух через минуту.
Арман еще раз заглянул в яму. Он увидел свой рюкзак на голове у человека.
Арман закрыл ладонями лицо и опустил голову. Так он сидел около пяти минут. Потом он встал и спрыгнул в яму. Решимости его не было границ. Он помнил, что в рюкзаке, который лежал на дне ямы хранилась его работа. Поэтому он спрыгнул сразу, но тут же пожалел, когда оказался там с мертвым человеком.
Арман медленно снял свой рюкзак с лица бездыханного человека и посмотрел на него. Таившийся глубоко внутри ужасающий своей мощью крик вырвался из рта юноши. Он пальцами рук вцепился в землю сзади себя и стал судорожно выбираться со дна. Пока он карабкался с ранцем, пытаясь зацепиться и вылезти, ему несколько раз пришлось случайно обернуться и посмотреть на этого человека.  В этом бедном мертвеце Арман узнал своего знакомого Авраама.
Юноша наконец ухватился за край ямы обеими руками подтянулся и вылез на траву. Не отряхиваясь, без мыслей, с ужасом в глазах и со слезами на обеих щеках он рванул в неизвестном направлении. Он бежал очень быстро около пяти минут.
Арман увидел переулок вдалеке и мусорные баки. На тот момент это место показалось ему самым безопасным. Юноша побежал именно туда спрятался за баками и долго плакал, не находя утешения ни в одной своей мысли. Через некоторое время он вообще перестал думать. Ему только хотелось спрятаться укрыться, но от жуткого страха, от ужасной внутренней истерики Арман укрыться не мог. Им овладел дикий ужас. Тогда он увидел, что рядом с мусорным баком стояла полупустая бутылка с надписью "vodka". Арман потянулся за ней, взял бутылку, приставил губы к горлышку и выпил залпом все содержимое бутылки. Через пять минут он полностью отключился. Его тело автоматически облокотилось на кирпичную стену за баком, потом медленно под весом головы упало на асфальт.
Арман пролежал около бака весь день. Снов он не видел. Только кромешную тьму и пустоту.
Пару раз к Арману подходил старый грязный дед. Он подозрительно вглядывался в спящего юношу и все никак не мог понять, почему тот так крепко спит и не слышит ничего вокруг. Седобородый дед опустился на четвереньки и посмотрел на то, что валялось под мусорным баком. Туда закатилась бутылка из-под водки. Он взглянул на Армана еще раз, потом еще раз на бутылку и еще раз на Армана. Картинка в его глазах несколько размывалась, и думать логично он тоже вряд ли мог, но через пять минут все же догадался, что произошло с бутылкой, которую он буквально на пару минут оставил у мусорного бака, чтобы сходить по нужде.
— Эй, — сказал бомж, толкая Армана в плечо, — тыыы!, — протяжно завыл он, — просып...ык...айся, ты!
Арман не шевелился. Тогда бомж еще раз как следует его осмотрел, прощупал карманы его брюк, но ничего не нашёл. Вдруг он увидел рюкзак, зажатый Арманом в подмышке. Бомж попытался выдернуть рюкзак, но Арман так крепко его держал, что пьяному бомжу было не по силам сделать это. Дед скользнул руками по лямке рюкзака, опрокинулся, перевернулся через бок и лёг на живот, изнывая от боли.
Прошло примерно десять минут. Спустя три минуты дед перестал ныть и застыл на асфальте. Все остальное время он благополучно лежал, пока через семь минут ему снова не захотелось разбудить Армана. Дед начал подниматься, однако длинная борода застряла под пузом. Он несколько раз пытался ее вытащить, потом сообразил и перевернулся на бок.
Следом дед встал на четвереньки и пополз к Арману. Арман все еще спал. Он подполз к нему вплотную, встал на колени, ухватился обеими руками за его футболку и начал медленно трясти, приговаривая:
— Просыпаяся...сыпа... давай, черт, водкохлеб несчастный.
Арман приоткрыл глаза. Большая мерзкая голова грязного, вонючего деда с длинными волосами и бородой тряслась напротив его головы. Спустя секунду он понял, что это его голова трясётся. Точнее его за плечи трясёт старый бомж. Он шире открыл глаза и попытался своими руками оттолкнуть от себя деда. Но руки плохо слушались его. Тогда он напряг все тело и опрокинул деда на спину, а сам встал, ухватившись за мусорный бак.
— Какого... — проговорил он и тут же взялся за голову, — черта!
— Ты, — прокричал дед хриплым голосом, — водку мою выхлебал, идиот!
Арман посмотрел на деда и понял, почему тот разбудил его.
— Я вам куплю, сейчас куплю, — проговорил Арман.
— Иди к чёрту! — сказал дед, немного приподняв голову. После этих слов бомж опустил голову на асфальт и закрыл глаза.
Арман с жалостью взглянул на этого человека. Его голова жутко кружилась и болела. Он прошел несколько метров, держась за мусорные баки, и остановился.
"Нужно идти дальше" — подумал он. Арман двинулся вперёд и на удивление удержался на ногах. Он шел очень медленно, схватившись за голову и почти не видел, что находится впереди.
Когда Арман вышел на тротуар и убрал руки от головы, он вдруг осознал, что уже вечереет. Этот факт не сильно его взволновал, однако вопрос о том, где он будет ночевать оставался открытым. Арман побрел вперёд по тротуару.
Солнце еще не село, поэтому на улице было относительно светло. Пару раз мимо Армана проходили люди. Когда он прошел метров тридцать ему ужасно захотелось пить. "В рюкзаке оставалось немного", — подумал он. В этот момент он жутко перепугался. Потому что не обнаружил рюкзак в своих руках и решил, что оставил его у мусорных баков. Однако рюкзак висел у него на плече.
Арман снял рюкзак с плеча, достал воду и стал жадно пить. Через пару секунд он остановился. В его голову пришла мысль о том, что вода может закончиться и в ближайшее время ему нечего будет пить. Он положил бутылку с оставшейся водой в рюкзак и побрел по тротуару.
Около часа Арман просто блуждал по городу. Он не знал, что может сделать, чтобы улучшить свою ситуацию. Поэтому просто ходил, смотрел вокруг полузакрытыми глазами, немного покачиваясь на своих двоих.
Спустя час юноша устал. Он облокотился спиной на кирпичную стену старого городского дома. Из всех домов, которые были в округе, Арман подошел к единственному заброшенному дому. Он поднял голову и посмотрел через плечо на оконные рамы. Осколки стекла, вставленных в раму, кое-где еще сохранились. Внутри было темно и не от того, что там не было света, а от того, что залы и комнаты этого дома давным-давно выгорели.
Арман почувствовал грусть. Сначала он не понял, почему грусть пришла к нему именно сейчас. Несмотря на все тяготы, которые он пережил и переживает, у него всегда оставалось мало времени грусть. Вот и сейчас он совершенно не думал грустить, как вдруг вид разбитого окна и чёрная зола сгоревшей комнаты навеяли на него относительно противоречивое чувство. Но спустя несколько минут в его сознании возникла картина разбитой больничной двери, а через секунду яма и то, что было на ее дне. Арман дернулся. По его телу прошла нервная дрожь. Он тут же отпрянул от стены и зашагал в неизвестном направлении. Единственной целью его столь неожиданной активности, было отбиться от ужасающих разум мыслей.
Спустя пол часа на улице стало на порядок темнее. Арман все ещё брёл, не разрешая себе останавливаться. Вот уже как десять минут он раздумывал о месте для ночлега. Но пока вариантов не было.
Арман всерьез обеспокоился своим положением, когда солнце стало заходить за горизонт. В городе среди большого количества высотных зданий обычный человек ранним утром или поздним вечером вряд ли сможет догадаться коснулось ли солнце горизонта, вышло ли оно на половину или зашло на три четверти. Однако Арман всю жизнь прожил в деревне, и он точно знал, что солнце коснулось края горизонта буквально несколько минут назад.
Он не стал бежать или судорожно смотреть по сторонам, в надежде отыскать хоть кого-то кто смог бы ему помочь. Арман просто продолжал идти, но его сосредоточенность сильно увеличилась. Он начал фиксировать все, что происходило вокруг. Похмелье немного спало, поэтому у него была возможность концентрироваться на все большем количестве различных вещей. Так, например, Арман увидел вдалеке грузовик. Машина стояла как-то необычно. Боком. Арман сообразил, что возможно водитель грузовика сейчас выгружает содержимое из кузова.
Арман ускорил шаг. Он шел так быстро, как только мог, почти бежал. Приблизившись к грузовику, он остановился. Грузовик стоял на пологой площадке перед магазином.
Водитель выгружал из кузова коробки с овощами.
— Извините, — сказал вдруг Арман, стоя в пяти метрах от грузовика.
Водитель отвлёкся и посмотрел на Армана. Юноша сдержанно подошел к водителю и сказал:
— Я прошу прощения, у вас есть работа?
Водитель грузчик окинул Армана взглядом и нахмурился.
— Предположим, но почему ты...— водитель закашлялся и закрыл рот руками — почему ты такой грязный? От тебя просто несёт, я бы даже сказал, что от тебя жутко воняет каким-то говном?
— Понимаете... — сказал Арман, и водитель его тут же перебил.
— И одежда у тебя вся грязная, ты что на помойке ночевал?
— Я просто хочу сказать...
— Нет, нет, не нужно. Вон там за маленьким сараем есть душ для рабочих. Иди отмойся и приходи сюда, выгружать коробки. От тебя вонь ужасная, просто невероятная вонь!
— Хорошо.
Арман без лишних слов проследовал за сарай у основного здания магазина. Там действительно находился душ.
Он снял с себя всю одежду, залез под душ и включил воду. Из шланга сверху полилась ледяная вода. Арман отскочил, но тут же вернулся, быстро обмыл все тело, провёл руками по ледяной голове и тут же выключил кран.
Он стоял в пластиковом душе и дрожал от холода, к этому времени солнце уже зашло и на улице стало совсем темно.
— Эй, бедолага, ты еще жив там, — прокричал водитель, — на вот тебе полотенце и одежду надень вот эту. Приходи быстрей, там еще много ящиков.
Мужчина перекинул через кабинку шорты футболку и полотенце. Арман вытерся, оделся и вышел из душа. Он надел свои ботинки, закинул рюкзак на плечи и отправился разгружать ящики.
Когда Арман подошел к грузовику на пороге магазина появились два человека. Один был одет очень хорошо и вёл себя вызывающе. Его толстый живот чуть ли не дотрагивался до живота собеседника. Второй был стариком. Он удрученно разводил руками в ответ на все претензии первого.
Арман подошел к грузовику, взял первый ящик и понёс его.
— Нормально, — сказал водитель, — ставь там же где и я.
Арман поставил ящик и взглянул на толстого мужчину. Тот тоже посмотрел на Армана:
— Эй, — протяжно завопил толстый мужчина.
Арман испугался, но не подал виду.
— Неровно поставил, ставь ровнее.
Арман поправил ящик и продолжил работу. Краем уха он слушал разговор мужчины и старика.
— Ну послушайте, я же вам объясняю, заплатили бы больше мы и привезли бы больше!
— Нет, это я тебе объясняю старик, всегда платил столько и вы привозили пятьдесят коробок, а почему теперь я заплатил столько же, а коробок сорок три, а?
— Это не ко мне. Я лишь могу сказать, что политика фирмы изменилась.
— Ты знаешь, что я плевал на вашу политику, передай своему хозяину, что я не буду платить больше. Я найду других поставщиков, а вас к чертовой бабушке пошлю, понятно?
— Ничего не передам, сами приходите и разговаривайте.
— Выгружайте мои ящики и проваливайте к чертовой матери!
— Сперва деньги, — сказал старик.
— Ни черта я вам не дам, можете валить.
— Хорошо, Армен, загружаем ящики и уезжаем.
Толстый мужчина зашёл в свой магазин.
Старик обратился к водителю, однако Арман подумал, что тот обращается к нему и стал загружать ящики в машину.
— А ты еще кто такой? — спросил старик.
Тем временем к ящикам подошел Армен.
— Ему нужна была работа, — сказал Армен, — вот я и решил, что может быть он сгодиться для нашей-то, а?
— Чего! — воскликнул старик, — ты всего лишь водитель, что ты можешь решать?
— Ну...— замешкался Армен, — я просто...
— Ладно, сейчас приедет хозяин, может он и возьмёт парнишку к себе.
Арман молча стоял и смотрел на старика. Потом он отошёл к ящикам и присел на корточки. Рядом с ним встал Армен.
Он спросил:
— Тебя как зовут-то?
В это время, стоявший в стороне старик, нервно поглядывал на часы.
— Арман, — ответил юноша.
— Правда! Приятно познакомиться, я Армен.
— Да, приятно, — сказал Арман отрешенным голосом.
В данный момент Арман больше всего боялся, что хозяин, который с минуты на минуту должен был приехать на переговоры, не возьмёт его на работу. Но этот страх никак не сказывался ни на мимике его лица, ни на тембре его голосе.
На улице зажглись фонари. Буквально через пару минут к магазину подъехала небольшая чёрная машина. Из машины вылез седой мужчина с тростью. Не говоря ни слова, мужчина прошел рядом с грузчиками и вошёл внутрь магазина.
— А это вы! — послышался голос держателя магазина, — а я вас как раз не ждал! Проваливайте.
Мужчина с седой бородой, что-то прошептал, а потом сказал во весь голос:
— Договорились?
— Да, — ответил тот, — только вот...
— Что еще? — резко прервал его вопросом седой мужчина.
— Ничего, — странно ответил держатель магазина.
— Вот и хорошо.
Седой мужчина абсолютно спокойно вышел из магазина. Он посмотрел на грузчиков, а потом взглянул на Армана.
Арман взглянул на него. Глаза мужчины будто сверкнули в темноте зеленоватым оттенком. Арман на миг отключился. Он узнал эти глаза за долю секунды, но голос седого мужчины лишил его всякой мысли.
— А этот тоже наш? — спросил седой мужчина, обращаясь к Армену.
— Этот бедолага нуждается в работе, — сказал Армен.
— Тогда пусть работает. Армен садись за руль, довезешь меня.
Седой мужчина еще раз взглянул на Армана. Его глаза снова блеснули зеленоватым светом. В этот раз Арману показалось, что это свет фонаря отразился от его глаз. Седой мужчина улыбнулся Арману. Он прошел мимо грузчиков, сел на заднее сиденье чёрной машины и не попрощавшись, захлопнул дверь. Армен сел в машину, завёл ее и уехал, перед этим пристально взглянув на Армана.
— За работу, — прокричал держатель магазина, не выходя из помещения.
Арман поднялся с корточек и продолжил работу. Он удивился тому, что даже не подумал встать, когда седой мужчина проходил мимо. Только сейчас с большим опозданием он вдруг взволновался по поводу этого. Все то время пока седой человек был вблизи, Арман глядел на него, но не разу ни почувствовал желания выпрямиться, отдать должное, проявить уважение и встать. Он был как будто во сне и только сейчас проснулся.
— Поторапливайся, — сказал старик, как-то отрешенно, автоматически.
Через минуту Арман положил следующий ящик на площадку у магазина и взглянул на старика. Тот курил сигарету и смотрел вдаль.
Юноша выгрузил все ящики за десять минут.
— Водить умеешь? — спросил его старик.
— Нет, — ответил Арман, — понятно. Иди сейчас внутрь магазина, возьми деньги, которые даст тебе толстяк и принеси сюда.
Арман зашел в магазин. Внутри было темно. Толстый мужчина сидел в освещённой каморке и заполнял какие-то документы.
— Извините, мне сказали, что вы дадите мне деньги за ящики.
— Да, да, иди сюда, садись.
Арман зашел в каморку и сел за стол. Толстый мужчина все ещё что-то писал. Когда он закончил и положил все документы в стол, Арман внезапно встал.
— Чего вскочил?
— Я.… я думал вы мне сейчас дадите деньги, и я пойду.
— Ну да, а вскочил-то чего?
— Не знаю, — Арман присел на место.
— Так, раз, два, три...
Пока толстый мужчина считал деньги, Арман испугано думал о пистолете, который он увидел в ящике стола, когда держатель магазина складывал туда документы.
— Это все! Пересчитай!
— Я?
— Ну не я же.
Арман пересчитал деньги.
— До свидания, — сказал юноша.
— До скорого, — как-то иронично ответил толстый мужчина.
Арман вышел из магазина и отдал деньги старику.
— Вот это тебе, — сказал старик, вкладывая несколько небольших купюр в руки Армана, — сними себе комнату и приходи послезавтра к восьми часам утра.
— Хорошо, сюда приходить?
— Да будем загружать пустые ящики и выгружать полные. Гуд бай, парень, — сказал старик. Он выбросил окурок и пошел к грузовику.
— Извините, а вы не подскажете где сейчас можно снять комнату?
Старик ухмыльнулся и не раздумывая, ответил:
— Очень близко. Иди прямо, от магазина метров сто, наверное, повернёшь налево, пройдёшь переулок, там дверь будет железная, постучишься, тебе откроют.
— Спасибо.
— Гуд бай, парень, — повторил старик нехотя и влез на переднее сиденье машины.
Через несколько минут Арман остался совершенно один. Он пошел по маршруту старика.
Несмотря на редкое везение, Арман все же ощущал некоторое беспокойство, которое выражалось тянущим чувством в центре грудной клетки.
Он шел по темной улице с деньгами в кармане шорт. На плечах висел полупустой рюкзак. Его шаги мерно отбивали ритм. Ни одной души вокруг. Пустая темная улица и эхо от его шагов где-то вдалеке.
Арман дошёл до поворота и повернул в узкий переулок. Там горел тусклый фонарь.
Юноша сразу понял куда идти, однако не делал ни шага. Он глядел на железную дверь, которая несколько пугала его. Она находилась в тридцати метрах от того места, где он остановился.
Раздумывая над тем, идти туда или нет, Арман пару раз срывался с места, но все же снова отходил подальше и продолжал думать. Он стоял и смотрел на железную дверь, но почему-то совершенно не хотел подходить к ней.
Собрав волю в кулак, юноша сделал шаг в направлении двери. Мысленно успокаивая себя, Арман приводил серьезный аргумент. Он знал, что останешься на эту ночь без ночлега если не постучаться в железную дверь. Поэтому он сделал еще с десяток шагов и оказался прямо напротив нее.
Он стоял совсем близко, схватившись за ручку. Однако повернуть ее он не мог. Что-то внутри не давало ему это сделать.
Еще с минуту Арман постояла нерешительности, и вот уже решил ее повернуть, как за дверью, в помещении куда Арман намеревался зайти, раздался выстрел.
— Когда следующий курьер придёт? — раздался чей-то голос.
— Должен прийти с минуты на минуту, сейчас проверю.
Ручка повернулась изнутри, кто-то открыл дверь. На улицу вышел огромный мужчина. Он осмотрелся, ничего не увидел и зашел внутрь, захлопнув за собой дверь.
В темном углу двух соединённых зданий, в тупике, напротив железной двери, куда не доходил свет фонаря стоял, дрожа от страха, Арман.
— Черт, черт, черт! — заорал он шепотом, — что за...!
Он выскочил из темного угла и побежал прочь от железной двери. Когда Арман выбежал к тротуару, он услышал, как в переулке кто-то хлопнул железной дверью. Юноша со всех ног побежал вперёд. Он бежал прямо по дороге, а потом свернул на другую улицу.
Остановившись на секунду, он немного отдышался и снова побежал. Бежал Арман до тех пор, пока у него снова не сбилось дыхание.
Он остановился около одной из множества городских лавочек и присел. Восстановив дыхание, Арман лёг на лавку и попытался уснуть. Примерно час он пытался заснуть на твёрдой, неудобной лавке. После часа мучений Арману все-таки удалось впасть в дремоту.
На следующее утро улица была переполнена людьми. Все они шагали, разговаривали и смеялись. Арман протер глаза. Никогда в жизни ему не приходилось просыпаться где-то, где было столько людей. Странное чувство охватило его. Юноша сел на лавку, потирая лицо руками, и подумал о том, что с ним могло произойти все что угодно за время, пока он спал. Эта мысль испугала его и взбодрила одновременно.
Вокруг действительно было много людей. Арман, обратился к парнишке, который медленно проходил мимо него по тротуару.
— Извините, сигаретки не найдётся?
— Сигаретки? Может где и завалялась? Ах вот бери.
Арман взял сигарету и поблагодарил парня. Тот своим странным медленным шагом проследовал по тротуару.
"Почему он так медленно ходит?" — подумал Арман, но не придал своему вопросу серьезности, поэтому и не смог на него ответить.
Арман достал спички из рюкзака и закурил сигарету.
Краюшек с фильтром подозрительно прилипал к губам. Сначала Арман не обратил на это внимания, но после трёх затяжек, он все же взглянул на сигарету. Сигарета оказалась самодельной. Арман затянулся еще раз. Однако сейчас, когда он уже знал, что парень сам сделал сигарету, ему показался странным дым, который эта сигарета давала. Арман сделал еще одну затяжку и начал кашлять. Он выкинул сигарету на тротуар. Какая-то женщина сурово на него взглянула.
— Бомжара, — сказал она, — еще окурки свои тут разбрасывает!
Арман поднялся со стула, ничуть не оскорбленный. Он чувствовал себя сильным и даже каким-то воздушным. На секунду ему показалось, что он может подняться в воздух. Но после этой секунды его словно придавило к земле и ему стало не по себе.
Он пошел по улице в поисках гостиницы или общежития. Всюду были только старые многоэтажные дома и магазины.
Арман стал всматриваться в вывески и как раз увидел вывеску одной гостиницы, когда чуть ли не подпрыгнул от страха и удивления. Он прочитал текст как будто через увеличительное стекло. Потом его зрение пришло в норму.
Он решил перейти через дорогу, чтобы подобраться чуть поближе к гостинице, но, когда шагнул на проезжую часть автоматически взглянул под ноги. Весь асфальт был покрыт светло-зеленой массой. Она была похожа на дым северного сияния.  Арман мог буквально видеть то, что находилось под асфальтом через светло-зеленую массу.
Он застыл на дороге, но его голова автоматически повернулась. Тогда он увидел, что прямо на него движется автомобиль. С феноменальной скоростью он переместился на другую часть дороги и пошел прямо по тротуару к гостинице.
Минута в его разуме растягивалась на час. Он замечал каждую деталь и видел все так четко, что даже если на него в один момент повалила толпа народу, сумел бы пройти сквозь нее, никого не задев.
Когда он подошел к гостинице, им вдруг овладела сильная тревога. Ничто не могло сравниться с беспокойством, которое он сейчас испытывал. Оно было таким глубокими и чистым. Его тревога отражалась на всем, что он видел. Окружающий мир менял цвета под его настроение на темно-зелёный, красный и чёрный.
Он зашёл в гостиницу и в один момент почувствовал нескончаемую радость и счастье, что за долгое время впервые был ближе всего к номеру, в котором мог бы поспать или просто посидеть в одиночестве.
Арман подошел к мужчине у стойки информации и спросил у него:
— Который час?
Мужчина немного замешкался и ответил:
— Пол одиннадцатого, — немного помолчал, а потом продолжил, — я вас здесь не видел раньше, вы только что въехали или вы хотите снять номер?
— Мне нужен номер с цифрой пол-одиннадцатого, — сказал Арман.
Мужчина пристально посмотрел на Армана, потом что-то проверил в журнале для записи постояльцев и сказал:
— Есть комната под номером одиннадцать на первом этаже...
— Нет, — резко сказал Арман, — давайте на пол одиннадцатом этаже!
— Пожалуй у нас нет такого этажа, сэр.
— Тогда давайте какой есть?
— Этаж?
— Нет, номер!
— Хорошо, номер 35. Оплатить необходимо сейчас.
Юноша достал купюры из кармана шорт и положил их на стол.
— На три дня, как я понимаю?
— Да, ведь бог любит...
— Пожалуйста, ваши ключи, приятного отдыха.
Арман ничего не стал заканчивать фразу. Он пошел к лестнице немного подпрыгивая.
Все что происходило дальше для Армана было как в тумане.
Он сидел на краю кровати в тридцать пятом номере и смотрел на картину. На ней был изображён старый дом в горах и стадо овец, которых мальчик пастушок вёл к загону. По щекам Армана текли слезы. Он так сильно проникся картиной, что просто не мог думать ни о чем другом. Вся его жизнь быстрыми кадрами пробежала перед глазами, так явно и так четко, что в итоге он вспомнил, как чуть не умер в лесу. Каждая новая фотография его жизни сопровождалась красочными вихрями вокруг объектов, находившихся на ней. Воспоминания были очень живым, однако объекты в них имели совершенно другие формы и цвета нежели чем в реальности. Арман видел свой дом, он знал, что это его дом, однако созерцал красочные завихрения похожие на дом. И так со всеми воспоминаниями. Единственное воспоминание, которое приковывало все его внимание было о том случае, когда он чуть не умер в лесу. На этот раз Арман четко увидел призрака, которого повстречал, мучаясь от боли, сидя у дерева в непроглядной страшной ночной чаще леса. Этот призрак, теперь казался Арману человеком в большей степени, чем все люди, которых он встречал или видел до сегодняшнего дня. Арман видел его совершенно нормальные, очень добрые человеческие карие глаза. Прекрасные длинны темные волосы. Чувствовалось в нем что-то родное и очень притягательное.
Арман хотел произнести какие-то слова, но отключился в ту же секунду. Его голова упала на подушку, а ноги свисли с кровати, как ветки с деревьев.
Он проснулся вечером того же дня.
По мере пробуждения Арман все больше осознавал, что несколько часов назад пережил нечто не поддающееся логическому объяснению. Он поднялся и сел на кровать. Перед ним висела все та же картина, однако теперь она потускнела, а в комнате значительно потемнело, что Арман заметил не сразу. Он снова сидел напротив картины, однако теперь не пытался вглядываться в ее очертания, а вспоминал, что с ним произошло. Удивительно, но за кажущейся простотой видения, которое еще пару часов назад накрывало его, как цунами, он вспоминал неописуемые очертания чего-то очень далекого, но в то же время довольно знакомого.
Через полчаса простого пребывания на кровати, Арман неожиданно для себя вспомнил некоторые детали видения, которые ранее скрывались от него в его помутнённом сознании. Так, например, он вспомнил, что воочию видел процесс, который сам же недавно и описал.
На том рисунке, который он сделал, будучи еще работником, были изображены две плиты, одна из которых как бы заезжала под другую плиту. Он увидел нечто подобное, но более подробно и четко.
Плита, которая под воздействием неведомых Арману сил за тысячелетие сдвигается лишь на несколько сантиметров под другую плиту в видении Армана была несколько менее плотной. Она была похожа на магматическую породу, однако представлялась Арману тверже чем магма, но мягче, чем основные части литосферы.
В тот же момент Арман понял за счёт чего она возможно продвигается под земную плиту. Еще ему в голову пришла мысль, что за то время, пока одна плита ложиться под другую, та которая находиться всегда снизу порой превращается в магму, а порой затвердевает, что и обеспечивает движение и смещение литосферных плит.
Однако эта мысль сильно смутила его и он, как и полагается настоящему ученому не воспринял ее всерьёз, потому что проверить подобное крайне затруднительно, а годы, которые необходимо потратить на работу вряд ли смогут осилить даже пять поколений геологов.
Однако Арман решил, что даже самые поразительные догадки необходимо записать.
Юноша встал с кровати и включил свет в номере. Он зарыл окно, которое по неведомой причине было распахнуто настежь и сел за письменный стол. Вытащив из рюкзака тетрадку и карандаш Арман принялся писать. Правая рука двигалась нехотя, сильного желания писать что-либо Арман в данный момент не испытывал. Так бывало и раньше. В своих мечтах Арман представлял, что наступит день, когда никто на свете не сможет помешать ему работать, однако, как только вокруг воцарялась тишина и он садился писать желание пропадало, а стремление вычерчивать буквы на листе улетучивалось.
По началу ему казалось, что он не сможет как следует и в подробностях описать то, о чем думает. Однако стоило ему расписаться и дело шло на лад. Рука двигалась охотнее, а мысли в голове подстраивались под его текст таким образом, что с легкостью возникали в нужный момент и давали Арману возможность четко сформулировать свои идеи на бумаге.
Сейчас он записал следующие строки: "На данный момент, в связи с умственными попытками осмыслить теорию дрейфа материков Вегенера, я пришёл к выводу, что она в корне неверна. Поэтому я ответственно заявляю, что дрейф материков есть лишь поверхностное рассмотрение процесса, суть которого находиться много глубже.
В связи с тем, что ранее я уже писал о магматических породах, благодаря которым литосферные плиты сдвигаются, и за счёт этой силы происходят землетрясения, я собираюсь продолжить данную мысль, однако уже в совершенно другой перспективе.
Развитие и продвижение данной теории может крайне неправильно сказать на понимании научным сообществом устройства внутренних процессов литосферы и астеносферы. Поэтому, понимая всю ответственность, которая на меня падает, я вправе корректировать все то, что было написано мною ранее. А именно, то что раньше я называл "магматическими массами" теперь буду называть "менее плотной частью земной коры", состоящей также из магмы, однако более твёрдой, чем представляется нам в расплавленном виде.
Суть моей теории сводиться к одному утверждению. Часть земной коры на стыке плит, находящихся глубоко в океанических водах, сдвигается под литосферу земли тем самым вызывая изменения ландшафта на суше.
Несмотря на кажущуюся простоту подобного утверждения, мною будет утверждено также и следующее. Во-первых, продвижения одной части литосферы под другую предполагает науке большое количество времени, варьирующееся от пятисот до десяти тысяч лет и более. Во-вторых, моё утверждение относительно данной теории предполагает некоторое уточнение, а именно плита, сдвигающаяся под базальтовые основания литосферы на дне океанических впадин не всегда находиться в одном агрегатном состоянии. Так я впервые озвучиваю предположение о том, что она из магматического твёрдого состояния переходит в магматических жидкое и обратно по мере ее продвижения под литосферной плитой, а также по мере смещения части литосферы".
Арман закончил писать и тяжело вздохнул. Еще никогда он не чувствовал такого воодушевлениям, какое почувствовал сейчас. Казалось будто бы написанное им минуту назад имеет колоссальное значение, хотя это было и не так.
Он отодвинулся от стола на стуле и придвинулся к подоконнику. Вид из окна номера был намного лучше, чем вид из комнаты в магазине лавочника. Арман видел улицу, машины с яркими фарами, проезжающие в ночи, веселых людей, шатающихся по ночным улицам с бутылкой вина. Он развалился на подоконнике. Его одолевала необъяснимая слабость.
Он знал, что еще не раз за эту ночь сядет писать, но пока просто наслаждался моментом.
Как быстро он перешёл от рабочего состояния в состояние легкости и дремоты, также быстро он перешёл и в состояние некоторой подавленности. Арман снова вспомнил о семье.
Сейчас он даже представить себе не мог то, как живут его родные. Как чувствует себя его мать, не голодает ли его сестра. Все что он обещал до сих пор не исполнено. Арман думал о том, что за все время пребывания в городе не заработал ни гроша для семьи. А то время, которое он потратил на дорогу можно считать проведённым без пользы.
Сейчас с точки зрения разума он понимал, что вероятно зря покинул родную деревню и бросил своих родных на произвол судьбы ради какой-то будущей выгоды, однако сердцем чувствовал, что они живы и что время, проведённое в городе, был потрачено не зря. Однако сколько бы Арман себя не утешал подобными мыслями, лучше ему не становилось. Он никак не мог связаться с матерью или с сестрой и не знал, что с ними происходит в данный момент. Невольно в его голове возникали жуткие мысли, от которых кровь в его жилах застывала, а по позвоночнику пробегал холодок. Он откидывал эти мысли до поры до времени, пока не понял, что если снова не начнет писать, то в ближайшие пару минуту действительно может сойти с ума от переживаний.
Арман сел за стол и принялся записывать новые мысли. Все, что он описывал сейчас приходило ему в голову в тот же самый момент, когда он прислонял кончить карандаша к листу тетрадки.
"Интересно отметить, что несмотря на явное соответствие моей теории действительно возможному положению дел, мне представляется и иная ситуация, при которой магматические породы находятся в астеносфере под базальтовыми породами. Их температура и внутренняя астеносферная активность вызывают все те же процессы, описанные мной ранее. То есть можно сказать, что те магматические массы, о которых я писал до сегодняшнего дня находятся немного глубже и провоцируют процесс смещения частей литосферных плит одну под другую и дальнейшее их продвижение.
Также можно утверждать, что не только магматическая, но и собственная сила литосферной плиты продвигает собственную же массу. Работая вместе две неразрывно связанные силы сдвигают пласты литосферы.
Таким образом учитывая все силы, воздействующие на литосферу можно с уверенностью утверждать, что процесс происходит именно так, неумолимо и решительно. Продвигаясь на несколько миллиметров за сотни лет литосферные плиты смещаются и медленно создают новые материки и континенты".
Арман положил карандаш на стол и снова уставился в окно. Его самого несколько удивило то, что он только что написал. Казалось будто бы какая-то сила свыше подсказывает ему, какие именно слова нужно прописать в тетрадке, а он лишь слушается ее указаний и пишет точно под диктовку.
Арман просидел за столом еще час. Он время от времени писал, потом снова бросал карандаш и думал.
Как только Арман решил, что написать ему больше нечего, он встал из-за стола и лег на кровать. Странным образом дневной сон только еще больше ослабил его, а работа по геологии в ночное время его усыпила.
Однако, несмотря на то, что ему жутко хотелось спать, мысли о былом так и лезли в голову. Сейчас спустя большой промежуток времени он снова вспомнил о Наргиз. Она являлась ему во снах, но сны эти он не запоминал. Память о ней согревала, но в то же время терзала его и так измученную душу. Вспоминал он о Наргиз только в те моменты, когда чувствовал большую потребность в ком-то, кто мог бы быть с ним рядом. Сожалел он и о том, что не взял Наргиз с собой и что так нехорошо расстался с ней.
Он вспоминал ее лицо каждый раз, когда встречался с какими-либо трудностями и бесконечно жалел о том, что оставил ее.
Но сейчас в полудреме, лежа на кровати с мокрыми от слез глазами внутри него что-то переломилось. Он вдруг перестал испытывать сожаление. Внезапно юноша как будто проснулся ото сна. Пробудился и стал более радостным. Он все еще думал о Наргиз, но не так как раньше. Теперь каждое пережитое им событие казалось неизбежным роком. Арман подумал о том, что если бы взял Наргиз с собой, то все это пришлось бы пережить и ей тоже. А такого он допустить не мог. Именно эта мысль приободрила его и пробудила ото сна. Именно она избавила его от лишних страданий в одно мгновение и дала ему силу не беспокоиться о том, что могло произойти, но не случилось. Он нырнул в нее, как водолаз ныряет в море и поплыл вглубь все больше и больше успокаиваясь. Сон потянул Армана за собой. Благостная дремота накатилась на его веки, и теперь уже со спокойной душой он позволил себе заснуть полностью.

Арман проснулся рано утром и отправился на работу. Он шел по улицам города в надежде на то, что работа поможет ему выжить.
Несмотря на тот странный случай, который произошёл из-за поручения старого грузчика, Арман все же решил, что не может пренебрегать ни единой возможностью заработать хотя бы немного денег. Он шел по тротуару без тени сомнения и уже гораздо меньше удивлялся тому, что мимо него постоянно проходят, вечно спешившие горожане.
Арман дошёл до магазина, у которого уже стояла грузовая машина. Неожиданно из-за машины послышался чей-то голос.
— Арман, это ты? — спросил кто-то из-под машины.
Арман сильно перепугался, приняв задавшего вопрос человека за старого грузчика.
— Кто там? — снова послышался тот же голос.
Арман узнал голос Армена.
— Да, это я Армен, здравствуй.
«— Ты все-таки пришёл», — сказал Армен вылезая из-под машины.
Арман обошёл кузов и увидел своего нового напарника.
— А где старик? — спросил Арман как-то неуверенно.
— Он ушел на пенсию.
Арман не стал задавать лишних вопросов. Он принялся за работу.
Весь день юноша разгружал ящики. Они с Арменом разгружали полные коробки и отвозили на склад пустые, потом загружали новые коробки с овощами и везли обратно в магазин. Так прошел целый день.
За все это время хозяин магазина ни разу не вышел, чтобы проконтролировать работу грузчиков. Однако к вечеру он все-таки появился.
Толстый хозяин спустился по маленькой лесенке на асфальтовый участок при магазине и закурил сигарету.
— Ну что ты так вяло тащишь! — крикнул он Арману, — крепче держи. Упадёт хоть одна коробка уволю к чертовой матери!
Арман покрепче взялся за коробку и аккуратно положил ее на другую коробку.
— Да аккуратней же, мать твою! — снова крикнул хозяин без видимой на то причины.
Арман ничего не сказал, просто кивнул ему, делая вид что соглашается с его замечаниями. Следующий ящик он нёс так аккуратно, как только мог. На это хозяину сказать было нечего. Он докурил сигарету и зашел в свой магазин.
— На сегодня все! — сказал Армен радостным голосом.
— Пожалуй, что да.
Они разошлись. Армен сел в грузовик и уехал, а Арман направился домой.

Так в течение трёх недель Арман усердно работал на хозяина магазина разгружая новые овощи.
Два дня он работал на хозяина, а остальные два дня писал свой геологический труд и отсыпался.
Каждый рабочий день Арман проводил с крайним старанием. Хозяин видел это и в основном помалкивал, и платил Арману исправно за каждый день работы грузчиком.
Ужасно уставал Арман после двух рабочих дней. Он спал до полудня, а потом садился за стол и продолжал описывать свои геологические теории.
Постепенно все что он записывал стать приобретать некую форму. Он менял местами абзацы, создавал главы и редактировал предложения. После трёх недель усердной работы Арман наконец мог сказать, что привёл в порядок все свои записи. Теперь они, эти записи действительно были похожи на научную работу по геологии.
По мере того, как продвигалась работа, юноша все больше задумывался над изданием того, что получится, когда он ее закончит. Несколько издательств он уже подметил. У Армана была такая возможность, потому что эти издательства находились как раз по пути на работу. Каждый день он проходил сначала мимо издательства художественной литературы, и следом мимо издательства брошюр и листовок, которое как он выяснил по табличке на фасаде также редко, но все же иногда занимается изданием работ научного типа.
Спустя три недели Арман дописал свою работу. Он, как и прежде проходил мимо издательств, однако не зашел внутрь, потому что не хотел опаздывать. Подходя к магазину, он думал только о том, что в скором времени отдаст в одно из выбранных издательств свой труд о тектонике плит.
У входа в магазин стоял хозяин. Он, как всегда, курил. Сегодня он посмотрел на Армана как-то настороженно, с опаской. Однако Арман не заметил его взгляда. Юноша поздоровался с Арменом и принялся, как и всегда разругать ящики с овощами.
Он крайне точно представлял себе, как через несколько дней пойдёт в издательство и отдаст свой труд на их суд. Конечно, Арман понимал, что возможно, работу никто даже и не посмотрит, однако хотел верить в то, что его примут с распростертыми объятиями и издадут его работу о тектонике плит, которой он даже названия еще не придумал.
Погруженный в своим мысли, Арман оступился и подвернул правую ногу. Сильная боль пронзила его стопу, и он с криком "Черт!" выронил ящик с овощами.
— Ты что творишь! — завизжал хозяин.
Арман опустился на колено и от боли стал тереть стопу. Его ногу словно пронзило. Он мог закричать, но сдержался. Через минуту после этого происшествия, превозмогая ноющую боль Арман стал собирать в ящик все то, что из него выпало.
Хозяин тем временем разразился ругательствами.
— Что за идиот! Какого же...! — кричал он и ругался.
Арман собрал все овощи в ящик и отнёс их на место.
— Ты же понимаешь, что все испорченные овощи я вычту из твоей зарплаты, сукин ты сын. И если еще хотя бы раз увижу, что ты роняешь чёртову коробку, погоню тебя ко всем чертям собачим, понял? — сказал он, повысив голос на вопросе.
— Да, — ответил Арман покорно и пошел, хромая за другим ящиком.
Весь следующий день он хромал, однако доделал свою работу до конца и отправился домой ровно в то же время, что и всегда.
На следующий день Арман решил, что немедленно хочет отдать свою работу в издательство. Он встал пораньше и написал небольшую записку для издательства с адресом своей деревни.
"Дорогое издательство", — писал он, — "передаю вам рукопись моей работы по геологии под названием "Тектоника плит". В этой работе собраны основные идеи и концепции, которые я сформулировал в течение года. Упорно трудясь над созданием данной работы, я не пожалел сил на то, чтобы привести все свои революционные мысли в логический порядок. Что из этого получилось судить не мне. Хочу сказать, что все описанное было сформулировано лично мной и каждая строчка также была написана моей рукой. Новые мысли, новые идеи, а самое главное научный подход. Эта работа сугубо научная. Она отражает мою собственную научную теорию о смещении литосферных плит.
Надеюсь на ваш интерес.

Арман.

Мой Адрес:"

Далее следовал адрес деревни, в которой проживал Арман. Улиц и районов там не было, поэтому он написал лишь название деревни и номер дома – расположение дома, в котором проживал. (Например, "третий дом с левой стороны от холма").
Эту записку он вложил в последнюю тетрадь. Как минимум пять тетрадей было исписано им за последний год и около пятнадцати за последние три недели.
Арман положил тетради в рюкзак и вышел из гостиницы. Он пошел своей обычной дорогой.
Шел Арман легко и спокойно. Нога уже не болела.
Вскоре он подошел к первому издательству, немного постоял напротив него, но внутрь входить не стал.
Арман проследовал дальше. Странным ему показалось то, что он не зашел в первое издательство. Юноша и сам не понимал, почему прошел мимо. Однако он уже был на полпути ко второму издательству и думать о первом не имело никакого смысла.
Дойдя до второго издательства, Арман уверенно проследовал внутрь. В холе за полукруглым столом сидела старая секретарша. Она даже не взглянула на него.
Арман подошел к столу и спросил:
— Здравствуйте, скажите пожалуйста, кому я могу отдать на рассмотрение рукопись?
Секретарша уныло посмотрела на Армана и что-то невнятно сказала.
— Что вы говорите?
— Я говорю, молодой человек, что рукописи мы не издаём.
— Так, как же! У вас на фасаде написано, что издаёте.
— Да?
— Конечно!
— Что у вас за рукопись?
— Научная работа по тектонике плит.
— Какая?
— Работа по тектонике плит.
— Понятно, — сказала она и сделала вид, что услышала Армана, — оставьте здесь, я передам начальству.
— Хорошо.
Арман положил двадцать тетрадок на ее стол без тени сомнения и в последний раз взглянул на них.
Секретарша выпучила глаза, уставившись на два десятка тетрадей. Арман попрощался с ней, развернулся и вышел на улицу.
— Ну вот и все! — сказал он вслух и проследовал по тротуару на работу. На спине у Армана болтался пустой рюкзак.
До магазина он дошёл за несколько минут. Хозяина на пороге не было.
Армен уже во всю разгружал ящики. Юноша стал ему помогать. Через пару минут на пороге появился хозяин. Он снова закурил сигарету и уже с откровенной злобой посматривал на Армана. Арман затерявшись в своих мыслях, как и в прошлый раз не заметил ничего.
— У тебя открыт ранец, — сказал вдруг Армен.
— Правда, спасибо что сказал!
Арман застегнул ранец.
— И по моему из него тетрадный листок выпал, вон смотри!
Арман повернулся, чтобы взглянуть на листок.
— Плевать! Это, наверное, то что я сам вырвал. Не нужное.
Арман продолжил выгружать ящики. Он шел с одним, когда Армен вдруг сказал:
— Нет друг, там что-то написано.
Арман повернулся с ящиком и увидел, как Армен поднимает листок с асфальта.
— Чего встали! — прокричал хозяин и затянулся.
Арман и Армен взглянули на него, но продолжили диалог.
— Что там? Прочитай! — сказал Арман, стоя в неудобном положении с ящиком в руках.
— Сейчас, так...написано, что...дорогой Арман, я не могла сказать тебе это напрямую, потому что иначе ты бы остался. Я всегда в тебя верила и знаю, что ты добьёшься того, к чему стремишься...
— Постой, что там написано?
— Однако я должна тебе сообщить это, и жаль, что таким вот способом. Я подложила тебе эту записку в рюкзак...
Арман не мог поверить своим ушам. В ту же секунду у него онемели руки, и он снова выронил ящик. Все овощи из него разлетелись в разные стороны. Однако теперь он не обратил на это никакого внимания.
Юноша подошел к Армену и потребовал отдать ему записку. Армен тут же передал записку Арману в руки. На фоне жутких ругательств хозяина, проклятий и оскорблений Арман читал, то что было написано на этом клочке бумаги: "...Твоя сестра серьезно больна. Я сама узнала об этом, только после того, как увидела во дворе кровь. Спросила ее об этом, а она сказала мне, что плюнула ею. Я не могу (здесь слова размазались) ...но ты должен делать то, что задумал. Прости меня,

Твоя мама"

— Чертяга ты бестолковый! Сволочь! Убирайся! Убирайся отсюда и больше никогда не приходи, ты меня слышишь, пошел вон!
Хозяин шел на Армана и грозно размахивал руками. Как только Арман дочитал записку, он увидел хозяина рядом с собой и отскочил на метр. Потом он побежал по тротуару и через минуту его уже не было видно.
Арман прибежал к себе в номер весь в слезах, он собрал свои вещи и выскочил из номера так быстро, как только мог. Потом он спустился по лестнице, выбежал из отеля и побежал по известной уже дороге к центру, чтобы оттуда отправится прочь из города.
Теперь он должен был как можно скорее добраться до деревни. И все вокруг уже было не важно. И все меркло при одной только мысли о том, что сестра могла быть мертва, а он ничем не смог помочь.
ГЛАВА 9

Долго Арман бродил по городу не в силах понять, как он может выехать из него и попасть на ту самую дорогу, по которой вместе со стариком и ослом медленно следовал от церкви.
Он не раз натыкался на знакомые места, но все не мог определить путь, по которому должна была следовать попутная машина или же повозка, чтобы довезти его хотя бы до красных скал.
В его голове мелькали разные мысли и в основном они касались плана пути до деревни, которому он следовал в данный момент. Этот план он придумал только что и каждый его пункт вполне возможно было поменять на более подходящий. Однако думать о том, чтобы улучшить свой план, Арману не приходилось.
Арман следовал к центру города и дошёл туда через пол часа, после того как выскочил из отеля. Он точно знал, что одна из тех дорог, которые перед ним сейчас находились, ведёт к зелёным холмам и горной тропе. Но какая именно Арман не помнил.
Юноша побежал к центру. На удивление ни одной машины такси там не стояло. Арман запыхался. Он остановился, чтобы отдышаться и краем глаза заметил, что все же один таксист еще стоял. Из далека Арману показалось, что у старой советской машины стоит зрелый мужчина, лет пятидесяти.
Арман выровнял дыхание и снова побежал, но уже целенаправленно, к машине такси. По мере того как Арман приближался, он все больше присматривался к человеку, стоящему у машины. Когда Арман уже почти подбежал к нему, он увидел, что на капоте сидит старый, совсем седой дед и курит бычок.
Остался ли табак в сигарете таксиста или нет неважно. Этот вопрос совсем не интересовал Армана. Однако кое-что все же привлекло его внимание и даже удивило. В пожилом таксисте Арман узнал того самого извозчика с ослом, на телеге которого он всю ночь ехал по извилистой, наполненной разнообразными ямами дороге.
— Здравствуйте, вам куда?
— Добрый день...— сказал Арман, но не договорил, потому что таксист его перебил.
— Я тебя узнал, это ты моего осла потерял!
— Прошу прощения за то, что упустил вашего осла из виду, но мне...
— Да, конечно, ты дал, но уже что? Неважно это.
— Мне очень нужно добраться до церкви, помните?
— Нет, а что должен?
— До той церкви, ну или до тех холмов, где вы меня подобрали.
— Церкви я не помню мальчик, а вот место где подобрал тебя отлично помню. Однако с чего ты взял, что я вообще тебя отвезу?
— Я заплачу деньги?
— Сколько скажете.
— Прямо так?
— Да!
— Ну тогда четыреста и поехали!
Арман на секунду задумался. Он решил, что четырёхсот драм ему не жалко, однако оставшихся денег может не хватить на то, чтобы довезти Лусине до города и положить в больницу. Поэтому он ответил:
— Больше ста не дам!
— Ну, тогда и говорить нечего.
— И нечего тогда говорить, — повторил Арман, повернулся спиной к таксисту и стал медленно уходить. Он знал, что старик уже давно стоит на площади. Арман заметил это сразу.
Старик на нервах выкинул свой бычок. Спустился с капота на ноги, походил назад вперёд, помычал что-то под нос и окликнул Армана:
— Двести и поехали.
— Сто! — крикнул Арман.
Старик еще немного походил, сел в машину и крикнул из окна:
— Садись салага, ну и надуваешь же ты меня раз за разом!
Арман быстро подбежал к машине и сел внутрь. Старик завёл машину и аккуратно поехал вдоль площади, потом выехал на дорогу и свернул на путь между башней с часами и административным зданием.
Через двадцать пять минут они выехали из города и это только потому, что старику попутно необходимо было заправить машину, а после заправки поковыряться в капоте, по причине неясной Арману неисправности в двигателе. Арман даже не понял, каким образом старик решил, что двигатель был неисправен именно сейчас. Однако все же согласился его подождать и пока ждал, нервничал, как никогда раньше. Пересаживался с места на место, клял судьбу за эту задержку и не мог понять почему старик так долго возиться в двигателе.
Наконец они благополучно уехали из города. Путь их лежал все по той же дороге, что и прежде. Арман даже не взглянул назад. Он судорожно облокачивался на дверцу машины и глядел в полуоткрытое окно. То в одном положении руку подставит под подбородок, локоть соскользнет, то в другом совсем уж неудобном. Так Арман и провёл примерно три часа, время от времени обмениваясь мелкими репликами со стариком.
Спустя полтора часа он стал узнавать местность. По этой части дороги Арман ехал на тележке в дневное время суток. Тот факт, что он узнал место чрезвычайно его обрадовался. Арман приободрился, но тут же вспомнил о Лауре и снова вошел в состояние крайнего беспокойства.
Он ужасно соскучился по своей матери и сестре. Это чувство не радовало его, однако мысль о том, что они скоро встретятся давала ему силы более ли менее спокойно ехать и держать своё настроение на срединном уровне. Однако, чем дольше они ехали, тем сложнее Арману было сдерживать себя. Он все время спрашивал старика о местоположении. Тот только ухмылялся и отвечал односложно, что-то вроде этого:
— Почти.
Или:
— Еще едем.
Такой ответ не устраивал Армана, однако он не мог насильно заставить старика говорить. Эта мысль действительно пробежала у него в голове, но она показалась Арману настолько глупой, что он просто не обратил на нее никакого внимания. "Не моя это мысль" — подумал он и продолжил нервно трясти коленками и смотреть в окно в надежде увидеть красные скалы или церковь.
Через какое-то время заговорил старик:
— А знаешь, что со мной приключилось?
Арман вдруг вспомнил, что сам хотел задать старику этот вопрос и ответил:
— Нет, расскажите.
— Я привёз повозку и осла в город, продал их, подработал дворником пару месяцев и решил, что нужно приобрести машину.
Такое банальное содержание истории несколько разочаровало Армана. Старик продолжил:
— Я значит пошел покупать машину и чувствую кто-то за сумку меня тянет, хоте как бы вырвать ее. Я обернулся, а это моего осла, запряженного в повозку новый хозяин натравил. Видимо решил, что осёл успеет вырвать у меня сумку своей челюстью и ускакать вдаль.
Так я что сделал, сумку отодвинул и как дал ослу по башке, он на дыбы и вскачь, новый хозяин, собака, аж обалдел там.
Ну и машину я в итоге купил. Вот так.
Арман бы некотором в замешательстве. История приобрела интересный оборот, но теперь ему казалось, что старик все это выдумал.
Арман что-то невнятно сказал и замолчал.
Спустя несколько минут старик снова заговорил.
— Салага, а ты вообще откуда сам?
— Я из деревни Араксаван.
— А я родился в старинном городе Вагаршапата близ Эребуни. Знаешь, где это?
— Да, примерно представляю.
— Это хорошо, потому что в основном люди не знают своей страны. Скажешь им названием города какого, а они и не слышали даже.
— Он расположен на Араратской равнине.
— Правда?
— Да, ну также это территория Армянского нагорья. А точнее внешняя природно-климатическая зона Армянского Нагорья, у вас же там много лесов?
— Это да, если из города выехать сплошные леса и скалы.
— Ну вот, это внешняя климатическая зона.
— Ага, — сказал старик и продолжил вести машину.
Они проехали еще час в полном молчании. Старик время от времени кемарить за рулем. Арман внимательно за ним следил и хлопал его по плечу, когда тот закрывал свои глаза. Старик выруливал и выпрямлял колеса. Он снова ехал по дороге и пытался не заснуть, но в итоге опять закрыл глаза. Арман в очередной раз растормошил старика.
— Может нам лучше остановиться? — спросил Арман.
— Нет, нормально.
Через несколько минут старик затормозил на обочине, что-то пробормотал и заснул.
Арман вышел из машины и посмотрел вдаль. Красных скал еще не было видно. Однако он увидел серые скалы. Это означало, что горная местность совсем близко.
Он пошел по полю, оно было необъятным. Приятное чувство охватило Армана в этот момент. Такое большое поле, а вдали дикий, густой лес. Он вспомнил места близ своей деревни. Каменный глыбы, луга, "Зеленую яму".
Арман остановился через двадцать метров, отлил и вернулся в машину.
Ему вдруг тоже захотелось закрыть глаза. Он снова взглянул на поле. Оно было чудесным. Родная деревня манила его так сильно, что он не стал тратить время на сон. Он также все еще ужасно переживал за Лусине. Через десять минут Арман разбудил старика.
— Может быть уже поедем?
— Да, да, — сказал полусонный старик. Он завёл машину, и они снова отправились в путь по извилистой горной дороге.
Они ехали около сорока минут, и наконец Арман увидел красные скалы.
— Вот они!
— Кто?
— Скалы, у которых вы меня подобрали.
— Ах да, действительно, — как-то разочарованно сказал старик, — послушай салага, я в принципе знаю, где твоя деревня находиться, если ты накинешь мне еще, ну хотя бы сто драм, я довезу тебя прямо до дома.
Надо сказать, что предложение старика было неожиданным для Армана, но от этого оно не стало менее заманчивым. Арман недолго думая согласился. Он вспомнил, что в прошлый раз потратил несколько дней на путь от деревни до дороги.
— Хорошо, — сказал Арман и отдал деньги, — а как мы поедем.
— Сейчас прямо, потом по серпантину, но неслышном уйдём вверх. Там есть отдельная дорога, как раз ведущая к твоей деревне. Бывало я каждую неделю по ней катался на телеге. Теперь вот на машине прокачусь.
У Армана на секунду перехватило дыхание, однако он умудрился задать наводящий вопрос:
— Мы поедем по серпантину?
— Да, в сторону твоей деревни.
Арман перевёл дыхание и снова спросил очень сдержанно, пытаясь себя не выдать:
— А вы там часто ездите?
— Ты слушаешь вообще, салага, я же говорю, почти каждую неделю езжу!
— Скажите, а вы не видели, там в кювете перевёрнутую машину?
Старик из-за спины вопросительно взглянул на Армана, который сидел на заднем сиденье.
— Да там каждый неделю какую-нибудь машину увидишь. Постоянно кто-то улетает в кювет.
— А вы видели машину в кювете? — повторил свой вопрос Арман.
— И не раз, — раздраженно сказал старик.
Арман не стал задавать лишних вопросов. Со стороны он выглядел просто озабоченным, однако в душе у него взросло такое волнение, какого прежде он не испытывал никогда. Арман снова стал надеяться на то, что возможно отыщет своего отца. В городе у него совершенно не было времени думать ни о чем другом, кроме пропитания. С того момента, как он увидел письмо все его внимание было сконцентрировано на Лусине, а теперь еще и на отца и мнимую надежду отыскать его живым или мертвым.
Старик около часа ехал по той же горной дороге, через час он свернул на серпантин и поехал по опасному пути вдоль горных массивов. Всю дорогу Арман судорожно пытался разглядеть что-нибудь в кустах и деревьях за пропастью, но ничего в итоге не увидел.
— Чего ты там разглядываешь? Как мы заехали на серпантин ты неотрывно смотрел в окно. Нам скоро поворачивать, а ты все продолжаешь смотреть. Что ищешь, салага?
— Своего отца, — сказал Арман грустным и сильно уставшим голосом.
Они проехали еще несколько километров, когда Арман увидел поворот направо. Старик немного затормозил, и он повернул на новую дорогу. Серпантин остался позади. Арман посмотрел назад и буквально через пару секунду после поворота, он закричал:
— Остановись!
Дед резко нажал на тормоз. Машину немного занесло, но все же она остановилась.
— Какого черта, салага!
— Я кажется увидел!
— Что увидел?
— Машину моего отца.
Арман выскочил из машины и побежал по дороге в сторону обросшего деревьями горного массива, находящегося за серпантином. Он встал над пропастью и посмотрел вниз. Там действительно находилась полностью разбитая, сильно сплющенная темная машина, очень похожая на ту, на которой работал отец Армана.
— Ну что там? — спросил старик. Он тоже вышел на дорогу и закурил.
— Это она! — закричал Арман, — скажите, можно ли как-нибудь к ней подобраться?
— Можно, только необходимо проехать еще пару километров и доплатить еще сто драм. Или можешь прям здесь спускаться по скале, так вероятнее быстрее будет, — сказал старик и засмеялся от собственной шутки.
Арман не обратил на эту шутку никакого внимания. Он вернулся в машину и приказал старику ехать дальше.
— Сейчас докурю и поедем.
— Послушайте, если мы сейчас же не тронемся, я вам не то, что сто драм не заплачу, я еще и вашу машину в кювет скину, — сказал Арман очень грубо и строго.
Старик воспринял его всерьёз и подчинился.
Около двадцати минут они ехали по дороге, потом снова повернули направо. Дорого резко стала спускаться к горным лесам.
— Тебе придется пробираться в чащу, ты знаешь?
– Мне не в первой.
— Я буду ждать тебя только пол часа, если не выйдешь, я уеду в город.
— Хорошо.
Через десять минут они подъехали к чаще леса. Арман взглянул на лес. Он был очень густой.
Старик указал направление и Арман, недолго думая, вылез из машины и проследовал в чащу. Старик также наблюдал за ним из машины, а через несколько минут потерял его из виду.
Арман лез мимо деревьев, напрямик к машине. По лицу били ветки деревьев, ко лбу прилипала бесконечно длинная паутина. Он шагал по хрустящим листьям, перешагивал брёвна и кустарники. Все это он делал быстро. Он шел и смотрел под ноги только мельком. Именно потому что он торопился, ветки били его по глазам.
В конце концов он понял, что не знает куда идти, как вдруг из-за дерева показалась темная автомобильная дверь. Арман подбежал к двери, перепрыгивая гнилые брёвна, нахватал паутины на лицо, протер его рукой и взглянул на объект.
Он узнал дверь машины своего отца. И побежал дальше, потому что теперь разглядел и машину. Глазам Арман предстало страшное зрелище. Машину расплющило так, несмотря на падение, на нее упало еще что-то сверху.
У Армана сильно заколотилось сердце. Руки нервно дергались, а ноги застыли на месте. Он с трудом сдвинулся с места и подошел поближе. Машина была в ужасном состоянии, но никаких следов смерти его отца не было. Арман заставлял себя вглядываться в каждые детали, но порой отворачивался. Потом он снова смотрел на машину и ужасался. Везде ему мерещился мертвый отец. И ржавая железяка казалась головой в крови и разные предметы представлялись ему как ужасные образы смерти, но сколько бы он не смотрел, сколько бы не сотрясался от страха от всего подряд, в конечно итоге ни тела, ни даже личных вещей своего отца он не нашёл.
Арман предположил, что его отец еще жив. Однако следом он подумал о том, что возможно органы правопорядка и скорая помощь нашли его отца здесь, и все забрали, в том числе и тело. Он прогнал от себя вторую мысль, как совершенно невозможную, невероятную и для него невыносимую. И принял первую мысль за основу своей огромной надежды. Теперь он был почти убеждён, что отец еще жив.
"Он выжил, — подумал Арман, — вылез из машины, взял свои вещи и пошел по лесу, но возможно, что он заблудился и до сих пор где-то блуждает". Каждая новая мысль Армана была невероятней предыдущей. Однако ему казалось, что все его догадки полностью совпадают с реальностью.
— Где же ты отец? — спросил он вслух.
Потом внезапно Арман вспомнил, что пора возвращаться. Он с большим воодушевлением повернулся к дороге и быстро, как только мог, выбрался из чащи леса, поранив при этом об ветки ноги руки и лицо.
Старик все еще его ждал. Арман сел в машину.
— Ну что, салага, нашёл?
— Нашёл, — сдержанно ответил Арман.
— А деньги где?
— После того, как довезешь до деревни.
— Триста пятьдесят?
Арман ничего не ответил. Старик завёл машину, и они снова отправились в путь. Он развернулся, проехал тот же путь и выехал на дорогу, которая тянулась от серпантина.
— Ты знаешь, что до твоей деревни осталось ехать совсем немного?
Арман опять ничего не ответил, однако подумал, о том, что возможно, когда отец упал в кювет он возвращался домой тем же самым путём, каким они со стариком добирались до деревни.
— Сколько еще ехать?
— Около часа, — ответил старик.
Арман закрыл глаза и задремал. Он пару раз открывал глаза, чтобы взглянуть на дорогу и на старика, а потом и вовсе заснул.
Что-то странное снилось ему. Во сне своём он находился в поле. Темной ночью он стоял посреди колосьев и смотрел вдаль. Небольшая треугольная плита надвигалась на него. Она становилась все больше и больше. Арман хотел бежать, но не мог. Тогда он все своё внимание сконцентрировал на ней, пока кто-то не дернул его за плечо и не заставил повернуться спиной к плите. Перед ним стояла Наргиз. Она была старой, но в чертах ее лица он нашёл ее черты. А когда она заговорила он совсем перестал сомневаться, что это Наргиз.
— Не ищи! Слышишь, не ищи! Пойдёшь искать, найдёшь вот это.
Она снова повернула его к треугольной плите. Теперь плита окутала все вокруг. В его сне воцарилась полная тьма.
— Салага, просыпайся, мы приехали, — сказал вдруг старик.
Арман открыл глаза, протер их и посмотрел в окно. Он увидел ручей, за которым простирался луг, посмотрел назад и в миг разглядел свою деревню.
— Дальше я не могу ехать, машина не та.
У Армана загорелись глаза. Он отдал старику триста пятьдесят драм.
— Прощайте и спасибо вам.
— Пожалуйста, салага.
Арман вышел из машины. Старик нажал на газ и уехал по дороге в сторону горного хребта.
Арман подошел к ручью, сел на колени, умыл своё сонное лицо и посмотрел вокруг. Родной луг простирался так далеко, что даже самый зоркий орёл Армении вряд ли бы увидел, где он кончается. Арман вздохнул полной грудью, встал с колен и направился вдоль ручья напрямик к своей деревне. Вот уже показались глыбы, которые он гладил, рассматривая мелкие их частички. Он подошел совсем близко, прислонился рукой к одной из них, а потом направился по тропинке на холм. Забравшись на холм Арман увидел свою деревню такой, какой он ее оставил. Ничего не изменилось.
Он пошел вперёд по центральной тропе. Единственное что теперь деревня казалась Арману очень маленькой, хотя он всегда считал ее крупной. Десять-пятнадцать домов, то что раньше было всей его жизнью, теперь стали для него маленьким посёлком, лишь совершенно незначительной территорией с точки зрения городского жителя.
Он шел и удивлялся тому, какими низкими теперь представлялись ему деревянные дома деревенских жителей. И вот, пройдя мимо кварты (?) домов, Арман наконец увидел свой.
Он встал прямо на дороге и стоял так ровно пять минут. Дом казался ему таким же маленьким, как и все остальные. Только вот теперь еще больше родным, чем прежде.
Арман смотрел на дом и представлял себя то, что могло бы сейчас происходить внутри него. Мать стояла у печки и что-то готовила. Она точно никак не могла знать, что Арман находиться совсем рядом, и что стоит только выйти и посмотреть на дорогу, заметит его и побежит навстречу своему сыну.
Арман в красках представлял себе их встречу. Теперь он подумал и о том, что возможно в своей комнате его маленькая сестрёнка Лусине делает уроки. Он хотел верить, что с ней все в порядке, представлял ее совершенно здоровой.
Он думал о том, что нехотя, она переставляет ручку, зажатую в пальцах с одного края тетради в другой и все время, смотрит в окно. Лишь пару словечек она записала за полчаса, все остальное время отлынивала и скучала. Оглядывала свою комнату унылым взглядом, пару раз притрагивалась к игрушкам, но и игрушки ей уже были не интересны. Чего-то не хватало.
Как же он боялся, что не встретит ее здесь, однако все еще стоял напротив дома и глядел на деревья, которые росли прямо перед забором. Они всегда закрывали вид на участок, однако пенёк, оставшийся от дерева, которое Арман так горячо любил с улицы увидеть было можно. Он посмотрел на него и заметил, что там, где он раньше сидел, сейчас сидит кто-то другой.
Через секунду он понял, что это Лусине. Она вытирала пот со лба. Видеть его сестра, конечно, не могла. Из далека она казалась уставшей и вряд ли повернулась, чтобы осмотреться. Уже чуть повзрослевшая девочка не обращала внимание ни на что, она просто сидела на пне и отдыхала. Через минуту она встала и вилами с таким умением, словно сделала до этого тысячу взмахов, стала вскапывать не прополотый участок грядки.
Арман подошел поближе. Лусине повернулась спиной, не замечая его. Он приблизился к калитке и стал тихонько ее открывать. Калитка сразу поддалась. Лусине все еще полола грядку, когда Арман был уже совсем близко.
— Сестрёнка моя! — сказал он из-за спины.
Лусине подпрыгнула от страха. Она уронила вилы, но как только повернулась, заплакала и упала в объятия к брату, ни говоря ни слова.
— Где ты был? — говорила она сквозь слезы, обнимая брата, — мы с матерью так переживали.
— За меня? — спросил Арман, недоумевая. Он немного отстранился от Лусине, но стоял достаточно близко, чтобы видеть все чёрточки и точечки на ее молодом прекрасном лице.
— Да, мама плакала каждый божий день, где ты был?
— Мать оставила мне записку. В ней шла речь о том, что ты больна. Я увидел ее на днях и сорвался к вам, как ты?
— Хорошо братик, хорошо. Не знаю, но каким-то чудом болезнь отошла. Мы не ходили к доктору, но пытались лечиться и мне стало легче.
Лусине смотрела на него снизу-вверх с заплаканными глазами. Арман еще раз обнял ее.
Они стояли так с минуту, а потом Арман спросил:
— А где мать?
— Она ушла в лес, но должна скоро вернуться. Вот увидишь, она прям скоро вернётся.
— Ну хорошо. Пойдём тогда в дом.
Они подошли к двери и зашли внутрь дома. Странное ощущение испытал Арман, когда шел по коридору своего родного дома. Как будто много лет он не был здесь и теперь, когда пришёл, все казалось каким-то блаженным, райским, невероятно приятным, но в то же время родным и привычным.
Арман сел за кухонный стол, Лусине села рядом. Они молчали. Лусине глядела на Армана, Арман глядел на нее. Наконец Лусине заговорила. Она сказала, то они вместе с мамой долгое время не могли приспособиться к жизни без отца. Но однажды в лесу наткнулись на диких куриц. Они слишком громко кудахтали. Мать с трудом, но все же смогла ухватиться за одну курицу.
Лусине сказала, что после того как они принесли ее домой курица стала давать им по яичку в несколько дней. Какие-то они съели, а какие-то оставили. Теперь на их участке гуляло три курицы. Сейчас они были в клетках.
— Мы с мамой ходим к соседке, она даёт нам банку молока на неделю. Мало, конечно, но нам хватает. Еще мы каждый день ходим в лес, а вот недавно посадили семена картошки. Дедушка Наргиз принёс нам их неделю назад.
— Правда, кстати, как он? И как Наргиз? — смущенно спросил Арман.
— Дедушка умер, братец, а Наргиз я давно не видела. О, мама! — закричала Лусине и побежала открывать матери дверь, — мама, мама, — кричала она, — Арман, он вернулся, пришёл только что.
Мать легонько побежала. Она миновала Лусине, забежала в дом с корзиной в руках. Там уже напротив двери стоял Арман.
Она крепко обняла его. Арман прижался и положил голову ей на плечо. Казалось, что и Арман и она в этот момент были счастливы. Женщина взглянула на него и сказала:
— Осунулся милый, не ел ничего, давай я сейчас приготовлю.
Она пошла на кухню. Арман снова сел за стол. Его мать стала быстро готовить еду. Все что могла. Сварить яйца, налить оставшееся молоко. Но этого Арману было предостаточно. Он много времени не ел домашней еды. К настоящему моменту он проголодался как никогда.
Мать очень быстро приготовила ему завтрак, подала и сама села за стол подглядывая на сына. Лусине также сидела рядом, только с другой.
— Мама, — говорил он, уплетая яйца, — я приехал, потому что прочитал твою записку. Как получилось вылечить сестру?
— Мой мальчик, не знаю, сама удивляюсь!
— Не важно, — сказал вдруг Арман, — видимо кто-то нам помогает!
Он улыбнулся и посмотрел на мать.
— Я понял одно, — сказал Арман, — мы никогда не должны расставаться. Я, ты, Лусине и Наргиз, мы будем жить вместе.
Выражением лица матери резко изменилось. С радостного, оно стало каким-то печальным. Мать опустила глаза.
— Да мам?
— Сынок, я должна тебе кое-что сказать.
— Что? Что-то не так?
— Сын, Наргиз пропала две недели назад. Я видела ее в старом доме, когда спускалась по холму к лесу. Она плакала Арман. Арусь места себе не находит. Девочка исчезла. Говорят, что она оправилась в город, но никто точно не знает, где она находится.
Арман ничего не ответил. Он уставился в пустоту и сидел так пока мать снова не заговорила.
— Послушай, милый, возможно, что она вернётся. Нужно надеяться на лучшее. Я знаю, что и тебе и ей было непросто, но так устроена жизнь. Я поняла это, как только мы всей семье лились отца. Я осознала это настолько четко, что даже самый умный человек не смог бы меня переубедить, в том, что где-то есть мужчина или женщина, которые никогда не встречались с трудностями в жизни. Вот увидишь, все будет в порядке.
— Мам, — сказал Арман строго, — мне придаётся отправиться на ее поиски.
— Нет, ты не пойдёшь, она сама вернётся.
— А что если нет? Что если она где-то в городе, совсем одна голодная, замерзшая, бродит по страшным улицам и ни к кому не может обратиться за помощью. Она же умрет.
— Наргиз не в городе! Говорят, она пошла через лес. Один из деревенских видел ее у леса, но не успел добежать, как она скрылась в чаще.
— Почему она пошла в лес, что повело ее туда?
— Сынок, возможно она почувствовала невыносимую боль от утраты сразу двух близких людей. Я знаю, что это такое. Мне довелось это пережить. Я так боялась за тебя дорогой, так боялась. Все время думала о том, где же ты, как ты там живёшь!
Мать расплакалась и снова обняла сына. Арман приобнял ее. По его щекам тоже текли слезинки. Однако мысль о Наргиз настолько сильно расстроила его, что он даже в самый трогательный момент озабочено смотрел на стену перед собой.
— Я через многое прошел мам! Но теперь мне кажется, что я совершил самую большую ошибку в своей жизни.
— Нет сынок, ты совершил ошибку, но знаешь, каждый раз, когда с нами происходит что-то плохое нужно смотреть на звёзды, они-то и скажут, что все к лучшему, понимаешь?
— Да и я очень хотел бы в это верить.
Они сидели за столом. Арман доел свой завтрак и посмотрел на мать. Арман вдруг вспомнил о том, что буквально час назад обнаружил машину отца в лесу и решил рассказать об это матери и Лусине.
— Мы ехали по серпантину, — заговорил Арман, — и внезапно, не знаю, как, но я заметил каркас машины, спрятанный деревьях.
— Какой машины сынок, о чем ты говоришь?
— Мам, я заметил машину в деревьях и попросил водителя такси спустится туда. Мы съехали по дороге к этому лесу и остановились напротив того места где предположительно должна была находиться машина.
Мать внимательно слушала Армана. Казалось, что она уже поняла к чему он вёл. В ее глазах ощущалась тревога. Руки ее дрожали. Но Арман продолжал.
— Я вошел в чащу леса и проследовал по сухим веткам к машине. Когда я подошел поближе, то точно понял, что это машина отца.
В этот момент Лусине как-то странно взвизгнула и в ту же секунду замолчала. Мать и Армана посмотрели на нее. Арман продолжил.
— Я обошёл ее со всех сторон, посмотрел внутрь, но тела отца там не нашёл. Мам! Возможно он ещё жив!
— Господи, — сказал мать тихо.
Никто не решался сказать что-либо. Они просидели в тишине около пяти минут. За это время мать Армана немного поуспокоилась.
Внезапно заговорила Лусине.
— Мам, а мне кажется, что он должен найти папу? А потом он найдёт и Наргиз, вдруг она его судьба!
Арман и его мать тут же улыбнулись. Они дивились наивности Лусине, но то же время были согласны с ней.
— Может быть и так доченька, может быть. Арман, — продолжила мать, — однако ты не должен бежать сломя голову. Поспи немного, побудь дома.
Армана казался уставшим. Его глаза закрывались. И ему действительно хотелось отдохнуть.
Он подумал, вряд ли сможет помочь отцу или Наргиз, если будет искать их в таком состоянии. Поэтому Арман решил, что должен отдохнуть, а после отдыха отправиться за своей любовью.
— Я очень пожалел, что оставил вас. Знайте, если бы я мог вернуть время назад, то я бы ни за что на свете не ушел.
— Сынок...
— Мама, я тебя люблю. Возможно ты и простишь меня за эту глупую ошибку, но я себя никогда не прощу.
Арман ушел к себе в комнату. Он улёгся на кровать. Она была как никогда мягкой. Солнце пробивалось сквозь оконное стекло.
Арман заснул быстро. Он закрыл глаза, лёг набок и погрузился в сладостный сон. Однако пока он спал его время о времени одолевала странная тревога. В полусонном состоянии он чувствовал эту тревогу, но не просыпался до конца. Такая тревожностью во сне мучила его и раньше. Но сейчас она накатывала на него, как цунами, вызывая внутренние волнения и страхи.
Он не мог избавиться от тревоги, не мог ее контролировать. Она просто приходила и уходила. Все что ему оставалось это просто принять ее и продолжать спать.
К счастью подушка была мягкой и на своей кровати Арману спалось очень приятно.
К вечеру Арман пробудился. Он сел на кровать и посмотрел в окно на деревья. Они были спокойны, как никогда. В темноте ели касались загадочными великанами, который смотрят на все сверху и разбираются во всем намного лучше, чем человеческие существа. Арману пришла в голову именно эта мысль. Он открыл окно и обкатился на раму. Удивительно, но ветерок все же был. Не сильный, однако прохладный.
На душе у Армана было тревожно. Но ветер успокоил его. Он охладил Армана, погладил его по голове. Иногда ему казалось, что ветер это нечто живое. И с ним, как и с остальными живыми существами можно общаться. Ветер все помнит и может понять человека с полу слова. Но самое главное, ветер очень хорошо умеет успокаивать и убаюкивать.
Арман немного постоял у окна, потом закрыл его и сел на свою кровать. Ему нужно было все обдумать.
Он несколько минут посидел на кровати потом встал и пошел на кухню. Мать и Лусине все еще были там. Скорее всего они уже успели сделать все дела по хозяйству, собрать яиц, до конца прополоть грядки и возможно также сходить в лес.
Арман вышел в коридор полусонный, дошёл до кухни и сел за стол:
— Сынок, нужно поесть! — сказала мать ласковым голосом.
— Да, мам нужно. Я решил, что отправлюсь на поиски завтра с утра. Ждать нельзя. Даже если я не найду отца, то хотя бы попытаюсь отыскать Наргиз в лесу!
— Сынок...
— Мам, я не могу сидеть на месте. Я не могу даже думать о том, что сейчас происходит с Наргиз. Она ведь совершенно одна, в холодном лесу и никто ей не может помочь и не что ее не может спасти.

На следующее утро Арман отправился на поиски. Он пошел по тому же пути, по которому ходил всегда. Напрямик в лес. Мать и Лусине будить не стал.
Дорога была дальняя поэтому он собрал все, что мог и отправился в путь.
Пробежав по центральной тропе до спуска, Арман сошёл с холма и проследовал через луг, к уже известной ему горной местности.
Все вокруг, до мельчайшего колоска, до маленькой травинки, напоминало ему о несчастном случае с огнестрельным ранением. Однако сейчас Арман не мог думать ни о чем другом кроме Наргиз и отца.
Сложно ему было думать и том, что шансы отыскать Наргиз крайне малы, а отца и подавно, совсем ничтожны. Несмотря на это он шел, приободрившись мыслью о былых воспоминаниях. Поставив перед собой цель, во что бы то ни стало найти Наргиз и отца живыми.
Тем временем в доме Армана уже все проснулись. Мать, как всегда, стояла у печки, а Лусине уже вышла на грядки. Сестра Армана не замечала ничего вокруг себя. Она просто полола грядки и собирала уже созревшую картошку, когда калиткой неожиданно хлопнул неизвестный ей мужчина.
Как только Лусине увидела мужчину, она тут же побежала в дом.
— Мама, мама, — кричала она, — там кто-то пришёл, и я его не знаю!
Мать оторвалась от своего дела и пошла к входной двери встретить гостя. Когда она открыла дверь, то крайне удивилась, увидев перед собой вполне интеллигентного, высокого, с горбинкой мужчину, однако не бритого. Мужчина заинтересованно посмотрел на нее.
— Вы по какому делу?
— Здравствуйте, скажите пожалуйста, насколько я понимаю здесь живет человек по имени Арман?
— А что вам нужно? — ответила мать Армана вопросом на вопрос.
— Понимаете, я пришёл сказать, что его работа по тектонике плит будет опубликована в ближайшую неделю. Это невероятная, сенсационная работа по геологии принесёт вашему сыну известность на весь мир. Вы даже не представляете, что это может значить для вас и для вашей семьи.
— Послушайте, я совсем не понимаю, о чем вы говорите, может быть вы ошиблись?
— Здесь живет или жил юноша по имени Арман? А вы как я понимаю его мать?
— Да, он живет здесь и сегодня утром он отправился...по делам, а я его мать ну и что с того.
— Вы не понимаете, эта работа будет опубликована в самых серьезных научных изданиях во всем мире. Она изменит наше представление о процессах внутри земной коры...— интеллигентный великан взглянул на мать Армана, — да что там говорить, эта работа принесёт вам много денег и славы.
Стоявшая в дверях мать внезапно все поняла. Она присела на табуретку в коридоре и заплакала.
— От чего же вы плачете? — спросил он.
— От счастья, от счастья.

Арман следовал по тропинке вдоль холмов и через пару часов набрел на возвышающийся над ландшафтом лес. Он тянулся по горным территориям вверх и доходил до самых верхушек.
Арман стал взбираться вверх по склону. Первое время он шел быстро, ни за что не держался и особенно не останавливался. Через пол часа его шаг несколько замедлился. Он почувствовал, что градус склона значительно изменился. Теперь ему приходилось держаться за деревья, но и это особенно его не напрягало.
Сложно было только тогда, когда приходилось пробираться через чащу леса, поднимаюсь по склону. Однако везде, где была тропа пробраться не составляло труда.
Тропы в этой местности прокладывали не люди, а дикие животные. Арман это знал, поэтому постояло оборачивался по сторонам. Смотрел то далеко вперёд, то назад, то вблизи себя по бокам. Через несколько часов он выдохся.
Силы постепенно начали истекать. Арман присел у дерева чтобы немного восстановить силы и расслабится. Однако он никак не мог ожидать того, что в глубокой чаще леса, на склоне по которому никогда не ходил человек, в двадцати метрах от себя, он внезапно разглядит каменное сооружение.
Арман прищурил глаза. Он в мгновение ока понял, что каменное сооружение, напротив, которого он по случайному стечению обстоятельств расположился, было сделано руками людей.
Арману стало интересно. И он незамедлительно двинулся к этому сооружению. Конечно, ему было и страшно, однако преодолевать страх он уже научился.
Арман подошел поближе и застыл. По телу прошел холодок и его как будто зажало в тисках. В арке, предназначавшейся для входа внутрь Арман увидел силуэт своего отца. Он был таким тусклым, что Арман мог разглядеть лишь незначительные детали: форму головы и туловища.
Только сейчас Арман понял, что стоит напротив небольшой каменной пирамиды. Он невольно, будто не своим голосом проговорил:
— Папа, это ты?
Что-то из пирамиды прошептало ему заветные слова. И он, как по зову заколдованной дудки проследовал вперёд. На границе между землей и каменным полом Арман освободился от внутренних оков и вошел внутрь пирамиды.
Тень исчезла последней.
Стороннему наблюдателю еще долго могли бы сулиться контуры тени. Она исчезла с заходом солнца и больше не появлялась.
Шли дни, проходили месяца, но никто из пирамиды больше не вышел. Ни его отец, ни Наргиз, ни он сам.



КОНЕЦ