Красный и белый – самое упоительное сочетание цветов.Теперь вы понимаете, почему я выбрал именно белый интерьер для кабинета?
Он лучше всего сочетается со смертоубийством.
Вас не возбуждает вид крови? Меня он приводит в чрезвычайный восторг и разжигает желание не хуже, чем намазанная маслом ****ь в кружевных чулках с подвязками.
Я уже совершил соитие с моим предметом вожделения. Назвать это человеческим телом было бы весьма проблематично: я разрубил его на куски, с которыми потом сладострастно предался утехам. Всё вокруг было забрызгано кровью.
Красное на белом.
Белое на красном.
Я лежал на полу, умытый кровью: сперма засохла, но вставать и идти в душ не хотелось. Хотелось курнуть и побыть в этой нирване, тепло разливающейся по телу. Рука потянулась к зажигалке…
Нервной дрожью в груди отдался стук в дверь. Стук. В дверь. Твою мать!
Смыть кровь.
С пола.
Со стен.
С мебели.
Со штор.
Спрятать куски мяса.
Спрятать кишки
Стук повторился уже настойчивее. Пульс готов был разорвать мои вены и вбрызнуть в эту, и без того красную комнату, свежей бурлящей крови. Сердце собиралось разломать стенки брюшной полости и совершить акт самоубийства, шмякнувшись на липкий пол
Надеть рубашку и штаны.
Нет, сначала отмыть кровь с лица.
С груди.
С рук.
С ног.
С члена.
Быстрее
Стук в дверь бил по голове кувалдой или тупым топором: слишком долго я не открываю, слишком. Меня посадят, точно посадят. А ведь по существу своему я ничего не сделал, что противоречило бы любви в моём сердце. Я любил весь мир, когда отрубал руки, ноги, голову у тела, такого не совершенного, когда оно ещё было телом живого человека. Любовь переполняла меня, и я мог выразить её не иначе, как сблизившись предельно тесно с плотью объекта моих чувств – водя членом меж раздробленных рёбер
Кажется, всё.
Я окинул взглядом комнату: она была почти убрана и имела вид, примерно похожий на тот, что был до совершённого здесь акта любви. Взгляд в зеркало: белоснежная рубашка, трёхдневная щетина, придающая мне харизматичный и небрежный вид, от которого сучки текут и сами раздвигают свои ноги, не ожидая от меня элементов романтики и ухаживаний.
- Добрый день! – Я улыбнулся одной из самых обольстительных своих улыбок – Проходите! Ради Бога, надеюсь, я не заставил Вас долго ждать?
- Нет, всё нормально – ответил клиент, тревожно оглядывая кабинет, будто впервые сюда пришёл.
- А чем у Вас пахнет?
- Пахнет? – я встрепенулся и несколько затравленно бросил взгляд в дальний угол. – А, похоже, что это мусор, который я забыл выкинуть вчера с вечера!- извиняющимся тоном произнёс я и, вынув из шкафа мешок с кишками, на глазах у изумлённого клиента, бросил его в окно вниз с девятого этажа.
Повисло неловкое молчание.
Было понятно, что мужчине не по себе, но меня это ничуть не смущало, и я с улыбкой предложил
- Начнём?
Но тут я увидел нечто, что медленно размазало меня по стенке: клиент молча, не сводя с меня глаз, опустился в кресло, на котором зияло огромное пятно крови.
Я застыл. А клиент начал рассказывать:
- Мне снова снился этот сон. Он скоро сведёт меня с ума, ей-богу. Сведёт с ума, понимаете? – Он нервно провёл рукой вдоль роста волос.
Я кивнул, смотря не на него, а охуевая от того, как быстро расползается по штанине его брюк бурая свежая кровь.
- Эй, Вы меня слушаете?
Он наклонился в мою сторону и с недоумением смотрел на меня поверх своих круглых очков, водружённых на уродливый длинный птичий нос. Этот нос мой клиент часто совал не в своё дело, особенно в детстве, за что потом сам же и поплатился.
- Вы слышите меня???
Я не слышал. Потому, что отвл;кся от кресла и заметил бурые брызги на белоснежной шторке, колыхаемой слабым ветерком из открытого мной окна.
Я оторвать глаз не мог от проклятой шторки, и чувствовал, как в груди разрастается дикий страх быть разоблачённым и настолько же дикое желание быть разоблачённым.
- Вы слышите меня, чёрт возьми?!
- А? Конечно. Конечно, я слышу Вас, – ответил я, заметив, что пятна на шторке и брюках клиента куда-то испарились.
- Сон, говорите? Вы опять видели во сне отца? Вы перед этим вспоминали, как он насиловал Вас?
Клиент напрягся, давая понять, что меньше всего ему хотелось бы сейчас отвечать на мои уродские вопросы, больше всего – дать мне в ****ьник.
- Нет.
- Не нужно обманывать. Терапия подразумевает доверие. Скажите, как есть на самом деле. Вы вспоминали…
На лице клиента проступила кровь. Поползла от шеи и влезала в волосы. Лицо, пропитанное кровью, смотрело на меня со слезами на глазах.
Я на секунду зажмурился и, когда открыл глаза – лицо клиента было чистым.
- Да! Я снова всё вспомнил, когда парковал машину на стоянке у дома… Я ведь тогда мог убежать… Мог, понимаете??? Но лучше бы я убил его, убил этого мерзкого ублюдка!!!
Дверца шкафа скрипнула: отрубленная голова выскочила и покатилась по светлому ковру, оставляя алые отметины, как глубокие шрамы на истерзанном теле одиннадцатилетнего мальчика…
- Успокойтесь, Вы в безопасности. Сейчас медбрат поставит укол. Посмотрите на меня – психиатр придвинул кресло ближе ко мне – Ваш отец мёртв. Вам больше нечего бояться. Он больше никогда Вас не тронет. У Вас снова произошло «переключение», а я не смог это ухватить. В какой момент из «психотерапевта», Вы стали «клиентом»?
Я пытаюсь стереть из памяти часы извращённого насилия, которое совершал надо мной мой отец. Пытаюсь стереть из памяти то, как я убил его, расчленил и надругался над телом. Моё сознание не может пережить это всё и поэтому, я распался. Больше я не принадлежу себе. Так я всегда могу защититься – как в детстве не смог. Но главное, что я люблю его. Не смотря ни на что – я люблю тебя, папа…
Ноутбук моргнул напоследок голубым светом и погас.
Ещё одна глава закончена.
Я немного посидел в темноте. Мой психиатр говорит, что я талантлив. Но смог бы я написать хоть одну ч;ртову главу своей книги, без диссоциативного расстройства идентичности? Сомневаемся.