Вероника. Часть 5. Еще десять дней

Нэтт-Фильм
Все закрутилось-завертелось. Постоянно приходили соседи с выражением соболезнования. Сын и зятья с несколькими деревенскими парнями и подростками сами ходили искать в лес – а вдруг полиция ошиблась? -  доходили до болота,  всматривались в топкую хлябь, будто мать могла всплыть.

Через два дня позвонили, что можно забрать тело отца. Мужчины поехали, заодно привезли  гроб и венки. Иван лежал спокойный и как будто довольный. Красивое лицо его словно светилось, на нем не осталось и следа того ужаса, что видел  сосед Матвей. И даже морщины  разгладились. Дети смотрели на отца, на которого все они были так похожи, и не могли разобраться в своих  чувствах.

 Перед ними был человек, вроде и родной, но далекий, вроде и жалко его, но слез его смерть не вызывала. Другое дело – мама. Почему она приняла такую страшную смерть? Как это произошло? О чем думала она в последние мгновения, захлебываясь? Дочери без конца хлюпали носами и терли покрасневшие глаза..

Татьяну с уже заметно округлившимся животом хотели отправить в город со всей детворой, но она отказалась наотрез – вдруг маму найдут, а ее здесь не будет.  Ребятня находилась по большей части в беседке, тихо переговариваясь.  Они понимали, что в их жизни произошло  что-то нехорошее, страшное, что они никогда больше не увидят бабулю и деда. И если про деда понимали – у него  случился сердечный приступ, то, что сталось с бабой Тоней, осознать не могли. И очень переживали, и вспоминали тот вечер, когда в последний раз видели ее, и она рассказывала  про Веронику.

Ивана похоронили в тот же день, как привезли – лето, жара. На кладбище собралась вся деревня, кто-то плакал, кто-то говорил короткие речи о том, каким покойный был трудолюбивым, умным, каким пользовался уважением. Про Тоню молчали. Семья долго не могла решить, писать ли на кресте и ее имя. Не стали. Теплилась еще надежда – а вдруг случится чудо, и она вернется, хотя все понимали, что чудес не бывает…

Поминки затянулись до позднего вечера. Когда ушел последний гость, женщины взялись убирать со столов, мыть посуду. Татьяна колготилась вместе со всеми, а уже в кровати почувствовала, как заныла поясница.


*****

Всю ночь она ворочалась, стараясь принять удобное положение, кое-как уснула и во сне тихонько постанывала. А наутро, едва встав с постели, ощутила резкую, тянущую книзу боль, и по ногам побежали ручейки крови. Сестра Шура только ойкнула и прижала ладони к губам в испуге, а жена брата Лена быстренько выпроводила из спальни детей Татьяны, которые зашли поздороваться с мамой.

- Ложись! Ложись! – суетилась Шура, непрерывно охая и беспорядочно хватая все, что под руку попадет.

Татьяна не успела лечь, из нее будто что-то с силой выдернули, и на пол шлепнулся окровавленный плод. С криком женщина упала на кровать, и под ней стало быстро расплываться кровавое пятно. Вернувшаяся Лена подхватила  младенца полотенцем, плотно завернула, положила на табуретку. Потом прикрикнула на Шуру:

- Хватит вопить! Сама, что ли не рожала? Быстро пошли кого-нибудь за врачом!

- А он живой?

- Ну ты совсем уже, что ли? У нее месяцев пять всего…  Давай быстро!

Окрик возымел свое действие: Шура опомнилась  и выскочила из комнаты.

В фельдшерско-акушерский пункт побежал Татьянин муж  Игорь и брат Алексей. Старая фельдшерица, семидесятилетняя Анна Павловна  была на месте. Она помнила не только рождение самой Татьяны, но и Тоню в детстве. Выслушав сбивчивый рассказ  про выкидыш, стала методично собирать в сумку необходимые препараты. Мужчины нервно дергались, наблюдая, как старушка собирает аптечку, подолгу ищет лекарства в стеклянном шкафчике, сосредоточенно  читает, шевеля губами, каждое название на упаковке, по нескольку раз проверяет, все ли уложила.

- Ну быстрее, Анна Пална! – нетерпеливо взмолился Алексей, - Там Танька кровью истекает!

- Леша, помолчи! Не мешай! – она строго посмотрела на него поверх очков, - А то я что-нибудь забуду, и придется возвращаться! Лучше скажи: весь плод вышел? Послед?

- Да я-то откуда знаю эти ваши женские дела? Не видел…  Шурка сказала, кровища там…

Наконец, фельдшерица собралась и засеменила рядом с Алексеем. Танин муж давно убежал вперед.

Дома в напряжении ждало все семейство. Анна Павловна долго и тщательно мыла руки, потом выгнала из комнаты всех, кроме Шуры, сделала Татьяне несколько уколов, развернув полотенце, внимательно осмотрела ребенка.

-  Мальчик…  Сколько недель было?

- Девятнадцать…

- Да, правильно…  Собирайся, только осторожно, тихонечко, пойдешь со мной, выскоблить надо…


*****

После всех медицинских манипуляций до обеда Татьяна пролежала на койке медпункта под присмотром Анны Павловны, а потом вернулась домой. На семейном совете решено было отправить ее с мужем в город, приходить в себя. Дети оставались – куда ей в таком состоянии за ними следить? Их четверо! А Игорю самому нипочем с ними не справиться, да и на работу ему.

Когда их проводили, встал вопрос, что делать с жутким свертком. Снова Лена взяла инициативу в свои руки.

- Пойдите и закопайте его на кладбище, к отцу в могилу подхороните, там как раз земля еще рыхлая, - скомандовала она мужу и зятю.

Поскольку надвигался вечер, отложили на следующий день. Соседка Катерина сказала, что после заката появляться на кладбище нельзя – можно привлечь злых духов. Всю ночь мертвый младенец пролежал в одиночестве в  спальне на голом матрасе, с которого сняли окровавленные простыни. Комнату на всякий случай заперли на ключ, потому что все боялись, как будто несчастный ребенок, не доживший до жизни, мог причинить им какой-то вред.

На следующий день, взяв лопату, Шурин муж и брат отправились на кладбище. Идти предстояло долго, крошечное тельце, завернутое  в еще одно полотенце, было помещено в большой пакет. По дороге курили и разбирались, можно ли сделать так, как сказала Лена. Сосед Матвей на их вопрос ответил, что, вроде, можно. Его жена Катерина говорила, нельзя. Выкидыш – это не настоящий младенец,  это еще не человек, хоронить  таких на кладбище запрещено.

Так ничего и не решив, подошли к воротам. Тут им навстречу вышла старушка в белом платочке. Незнакомая, не из их деревни. Обратились к ней. Мол, так и так, случился выкидыш примерно на середине срока, куда его девать?

- Что вы, что вы! – замахала на них руками бабушка, - вон рядышком в лесу закопайте, а на кладбище нельзя – нехрещёный, да и  вообще не дитя  это, раз не родился как тому положено.

Что ж,  доверились  ее мнению: пожилая, с богатым жизненным опытом, знает, наверное, правила. Однако решили все-таки  вырыть яму прямо у ограды, с той стороны, что обращена к лесу. Как бы и рядом с кладбищем, и в то же время за его пределами, и никто там не ходит. Ленке договорились этого не рассказывать, типа, сделали, как она велела, а то еще начнет орать, блин, скандальная такая!

Неглубокую могилку выкопали быстро, вытащили кулечек из пакета, засыпали землей, сверху положили большой обломок гранитной плиты, который валялся неподалеку. Чтобы лесные звери не раскопали, если что. Зашли на могилу к отцу, постояли, помолчали. Леша поправил венок.

- Лежи, отец, спокойно. Послезавтра придем.

Пакет выбросили по пути.


*****

Следующий день был полон хлопот. Разбирали вещи  родителей, раздавали желающим. Мелкую живность тоже раздали соседям, а крупную Тоня уже не держала в последние годы.

Выбрали то, что заберут с собой в город. Например,  хорошую  «плазму». Несколько лет назад дарили матери на день рождения. Холодильник. Старенький, правда, но исправный, пригодится. Или вот набор отцовских инструментов. Мужчине с руками всегда нужен.  Пару ковров, микроволновку. Отобрали несколько вещичек на память о родителях: позолоченный  Тонин медальон в виде сердечка, фарфоровую статуэтку – японка, качающая головой, несколько фотографий из семейного альбома. Заплатили  Матвею и Катерине, чтобы сорок дней отвели они.

Вторую половину дня и последующее утро готовили поминальный обед  на девятидневные поминки – варили лапшу и компот, пекли блины, готовили кутью и прочие блюда. Взяв конфет и пряников, отправились на кладбище, проститься с отцом. Назавтра планировали ехать домой.

Пока вся толпа шла к могиле Ивана, Алексей с Женей завернули за угол посмотреть, как там маленькая могилка. И у них вытянулись лица. Обломок плиты был далеко отброшен, земля разрыта, яма  пуста. Кто это сделал? Ни волк, ни лисица не смогли бы сдвинуть тяжелый груз. Медведи здесь не водились. Значит, человек? Но кому понадобился детский трупик? Дрожащими руками они забросали углубление  землей и присоединились к остальным.

Последнее утро прошло еще более суматошно, чем остальные дни. Наспех позавтракав, стали собираться. Четверо взрослых и девять детей бегали по дому, проверяя, не забыли ли чего, и громко перекликались. Угнетающая атмосфера последнего времени стала рассеиваться, все слезы были выплаканы, все горе было выгоревано, вся тяжесть с души если и не ушла, то немного  отступила на второй план.  Уже обсуждали предстоящие дела в городе и  работу. К обеду были заказаны две «газели», одна грузовая.

Весь багаж вынесли во двор, двери и окна заколотили досками. До следующей весны возвращаться сюда никто не собирался.  Там надо будет поставить памятник , да и  дом хотелось бы  продать, но тут уж как повезет…

Наконец, машины прибыли. С помощью двух подоспевших соседских мужиков стали загружать холодильник и другие  крупногабаритные вещи. Потом присели на дорожку, повесили замок на калитку  и стали рассаживаться в пассажирском авто. В это время Аленка вдруг выбралась со своего места и побежала к дому.

- Аленка ты куда? Аленка, вернись! – летели следом голоса.

За ней  выскочил из машины Алексей:

- Аленка, что случилось? Куда ты? Поехали! Водитель ждать не станет!

- Сейчас, я быстро! Я обещала! – Аленка ударила плечом  в калитку, но массивный замок держался крепко.

Не сумев открыть, Аленка размахнулась и перебросила через забор своего зайца. И побежала обратно.  «Газели» тронулись одновременно.



Эпилог

Холодное октябрьское солнце ненадолго вышло из-за туч. Листва с деревьев уже облетела. Было тихо и зябко.

На камнях возле болота сидела, поджав под себя ноги, Вероника. Перед ней на полотенце с  еле видными застиранными пятнами крови лежал младенец, до подмышек завернутый в другое, чистое, полотенце.  Кожа у него была синеватая, голова непропорционально большая. Он тянул тоненькие сморщенные ручки к яркому игрушечному зайцу, которого держала Вероника, и смеялся беззубым ртом. А рядом, обнимая подругу за плечи, расположилась Тоня. Она смотрела на малыша, с которым играла Вероника, и улыбалась…