Кривобокая луна хозяйничала на небе: разогнала облака, притушила ближние звезды и усердно поливала землю холодным мертвенным светом. Антонина поднялась с топчана: пора ложиться, завтра ни свет ни заря вставать, дел по горло.
Зашла в сени, переобулась, прошла в свою комнату. Из-под двери второй спальни пробивался свет, и слышалось негромкое бурчание телевизора. Значит, Иван не спит. Когда он вообще спит – непонятно, целыми днями и ночами у него телевизор работает.
Тоне подумалось, что ее горячая любовь к мужу, так ярко пылавшая вначале, стала потихоньку угасать, несколько лет тлела крошечным огоньком, а потом совсем сошла на нет, куда-то делась, испарилась, будто ее и не было. Да, Иван никогда не горел к ней чувствами, но она-то любила! Ах, как любила! А теперь они – просто два знакомых человека, живущих на одной территории. Они даже за столом не каждый раз встречаются – часто Иван предпочитает есть у себя в комнате. Да что там говорить – они даже не каждый день видятся!
А ведь тогда, сорок лет назад, Тоня и не мечтала, что они будут вместе. Смерть Вероники соединила их навсегда…
В выпускном классе они с Иваном почти не общались. Тоня напрасно надеялась, что он станет проявлять к ней больше внимания – Иван, как и раньше, почти ее не замечал. Правда, и не встречался больше ни с кем, горевал по Веронике. Окончили школу, сдали экзамены, а осенью парня забрали в армию.
Накануне его отъезда Тоня, наплевав на гордость, сама подошла к нему и попросила писать. И он писал, целых два года. Рассказывал, как проходит служба, спрашивал, что нового в деревне. Тоня подробно отвечала, что устроилась на работу в магазин, как и хотела. Что Мила Карагодина, Ира Писарчук и еще трое одноклассников поступили в институты в разных городах, кто-то уехал в областной центр, кто-то остался, кто-то женился, кто-то из стариков умер, в каких-то семьях – прибавление.
Веронику по обоюдному молчаливому согласию не упоминали. Лишь однажды Тоня осторожно сообщила, что родители Вероники уехали. Да, отчаявшись что-либо узнать о судьбе дочери, они забрали только ее любимые книги и вещи и, бросив остальное имущество, ранним туманным утром покинули свой дом. Мать еле волокла ноги, отец тоже по-стариковски шаркал подошвами. Ни с кем не простились, они и деревня так и остались друг для друга посторонними. Хорошо, сосед дядя Коля нагнал их на грузовике и отвез на станцию. Больше о них никто никогда не слышал…
*****
За время службы Ивана о Веронике жители заговорили еще пару раз. Как-то первоклашка, крадучись, увязался в лес за старшим братом и его товарищами. Парни скоро обнаружили незваного гостя и велели ему убираться домой, а то «ноги повыдергивают». Мальчишка для вида направился обратно, а сам потихоньку продолжил преследование. И даже не понял, как заблудился. Уже темнело. Сначала он метался в разные стороны, потом пробовал звать на помощь, но безрезультатно.
Когда вечером брат вернулся домой, оказалось, мелкого нет. Всполошились, бросились к лесу и тут-то навстречу им вышел зареванный пацан. И рассказал удивительную историю. Будто к нему, плачущему и испуганному, подошла в лесу Вероника, утерла слезы, взяла за руку и вывела на тропинку. Ладонь у нее была ледяная, с мокрых волос и платья капала вода. Кто-то поверил и потом со страхом рассказывал об этом происшествии знакомым, кто-то решил, что мальчуган все выдумал. Или привиделось ему с испугу.
Но через несколько месяцев произошло еще одно событие. Пожилой мужичок, пенсионер, рано утром отправился в лес за грибами. О случае с мальчиком он, конечно, слышал, но не верил во все эти «бабские россказни». Он шел, с удовольствием вдыхая свежий прохладный воздух, корзинка быстро наполнялась, как вдруг, выйдя к маленькой лужайке между деревьями, он увидел ее. Девушка в розовом сарафанчике сидела к нему спиной на поваленном стволе дерева и что-то напевала. Грибник остолбенел. Девчонка в такой холод сидит почти голая! Он уже собирался окликнуть закаленную особу, как вдруг под его ногой хрустнула ветка. Девушка замолчала и обернулась. Это была Вероника, он узнал ее, несмотря на то, что лицо ее казалось неживым, каким-то восковым. Пенсионер в ужасе бросился бежать, теряя грибы. Долго потом супруга отпаивала старичка сердечными каплями. С тех пор в лес никто не ходил, а Тоня даже из дома в сумерках боялась выйти.
Но шло время, постепенно все забылось и успокоилось. Забыли и про Веронику. Снова стали ходить в лес за грибами и ягодами, на пикники, на свидания… Только Тоня и Иван больше близко к нему не подходили.
*****
Иван писал только своей семье и Тоне, что очень удивляло односельчан. Но, потрындев на завалинках, все решили, что молодые люди поддерживают отношения просто как друзья Вероники. Иван тоже, видимо, так считал, потому что, демобилизовавшись, захотел остаться в городе - может, попытается поступить в вуз или техникум, отслужившим абитуриентам ведь положены льготы. А если не получится (аттестат-то у него так себе) – пройдет обучение и будет водителем или таксистом. О чем и поставил в известность Тоню, которая к возвращению любимого уже выбрала фасон свадебного платья.
Пару дней она проплакала, а потом все ее существо взбунтовалось. Как это так? Какое он имеет право? Ведь она же практически спасла его от тюрьмы! И это благодарность? Ну уж нет, она этого не позволит!
Поэтому в ответном письме девушка, снова упрятав свою стеснительность подальше, неловко призналась ему в любви и попросила приехать, чтобы вместе строить общее будущее. Иван был обескуражен. Такого он никак не ожидал. Он видел в ней прежде всего товарища, друга, но никак не любимую. Конечно, он был признателен ей за поддержку, но в его душе еще была Вероника.
В прежние времена он бы, конечно, цинично посмеялся над чувствами этой страшненькой кривоногой девицы, но сейчас был не тот случай. Иван, продуманно подбирая слова, стараясь не обидеть, написал, что в планах у него вообще нет создания семьи ни сейчас, ни позже.
Вот уж этого Тоня стерпеть не смогла. Да как он смеет? Она так ждала его возвращения! А он собирается ее кинуть? Неблагодарный! Тоня набралась смелости и пригрозила, что, если Иван к ней не вернется, она «все расскажет». Конечно, ей не хотелось начинать семейную жизнь с шантажа, но потерять Ивана было для нее самой страшной перспективой. Ведь в мыслях она уже была его женой. Антонина Кавалерова – звучит! Как она и ожидала, одной фразы про «все» оказалось достаточно. Иван сломался. Приехал.
При встрече они проговорили весь день. Иван согласился жениться, но предлагал переехать в город. Это было понятно – ему психологически тяжело было снова вернуться в родные края, где случилось самое ужасное в его жизни. Но Тоня, обдумав это предложение, отказалась. Она понимала, что только здесь, вблизи места преступления Иван будет в ее власти. Кроме того, там, в городе, полным-полно девушек, и все красивенькие, модные и образованные. Ведь Веронику он когда-нибудь забудет. И как загуляет! Как плюнет на ее угрозы! И что тогда? Сможет ли она донести на него? Вряд ли, если только от большой обиды, чтобы отомстить. Но и в этом случае отправить его под суд жалко. Так что пусть лучше они живут здесь. Дом у них с матерью большой, и стоит возле леса, что тоже будет мотивировать мужа хорошо себя вести. На том и порешили, вернее, Тоня порешила.
*****
Свадьба была странная. Жених откровенно маялся, невеста изо всех сил старалась выглядеть веселой, гости шушукались. Зажили молодые тоже не сказать, чтобы дружно и складно. Иван устроился водителем самосвала в карьер, с работы возвращался поздно, а в свободный момент все норовил умотать то к родителям, то к родным в Березовку. Ходить с женой под ручку на киносеанс или гулять отказывался наотрез. Правда, всю тяжелую работу в хозяйстве выполнял безоговорочно. Тоня любовалась, как он играючи рубит дрова или копает огород, такой статный, красивый… Любила, ласкала в постели. А вот от него ни ласки, ни нежности так и не дождалась. Закончив свои дела, без всяких прелюдий и поцелуев, он отворачивался к стенке и засыпал. Она для него и прически разные делала, и волосы красила в рыжий цвет, и наряды шила – никогда доброго слова не слышала. Молчал, как сыч, или утыкался в книгу.
Как Тоня хотела ребенка! Надеялась, что малыш поможет растопить Иваново сердце. Но целых пять лет не получалось забеременеть. Она и в район ездила проверяться, и проходила там довольно болезненные процедуры, и специальные сборы трав пила. Наконец, дождалась! С радостью сообщила мужу, что скоро он станет отцом, а он лишь пожал плечами. Родился Лешка, весь в него, даже форма ушей та же. Думала, уж теперь-то будет настоящая семья, мужчины же обычно всегда хотят сына-первенца. Но Иван даже на руки никогда не брал ребенка. Через несколько лет родилась Шура – то же безразличие.
Лишь когда жена в третий раз сказала, что беременна – реакция изменилась. Иван зло скривился, больно встряхнул ее за плечи и прошипел: «Какого черта ты их рожаешь без конца? Делай аборт!» Тоня метнулась в больницу, но по медицинским показаниям прерывать беременность было нельзя, и на свет появилась Танька. Иван не только не поехал за женой в роддом (как и в предыдущие два раза Тоню с младенцем забирала мать), но и взял на работе длительную, на полмесяца, командировку.
А потом перебрался из супружеской спальни в отдельную комнату, и секс у них практически прекратился. Только по большим праздникам, напившись, Иван приходил к жене и оставался до утра. А утром, обнаружив себя рядом с ней в постели, что-то недовольно бурчал и уходил к себе.
*****
Дети росли сами по себе, без отца. Вроде и есть, а воспитывали их Тоня, да ее мать, пока не умерла. Родители Ивана, глядя на сына, тоже никаких родственных чувств к внукам не испытывали, отделывались подарками на праздники.
Когда старшему было уже лет десять, Тоня, убирая у мужа в комнате, нашла между книг на полке фотографию. Она никогда ее не видела раньше. Вероника в купальнике и соломенной широкополой шляпе стояла на берегу моря и, закинув голову назад, смеялась. Южное солнце палило, сзади накатывались изумрудные волны. Внизу белыми буквами было написано: «Сочи. Пансионат «Черноморский». 1978 год». А на обороте аккуратным почерком – «Люблю тебя. Вероника». Ах, какая красавица! Юная, нежная...
Тоню вдруг охватила ревность. Она понимала, что глупо ревновать к умершей подруге, но ничего не могла с собой поделать – пальцы сами разорвали фото в мелкие клочки. Она испугалась: что же натворила, но было поздно. Уборку свернула, Ивану решила ничего не говорить, если спросит – включить дурочку: ничего не знаю, ничего не видела. Но он не спросил. Правда, несколько дней подряд она слышала, как он перекладывает что-то с места на место, наверное, искал. Тогда Тоня замирала в ужасе, боялась, что не сможет солгать, если что, но муж, видимо, ее не заподозрил. А если и понял, то смолчал. Только стал еще более угрюмым. Перестал даже с друзьями встречаться. В выходные закрывался в своей комнате и пил один. Бирюк бирюком.
Прошло еще несколько лет, и однажды Антонина почувствовала, что с Иваном что-то неладно. Как-то посветлел лицом, стал тщательнее одеваться, прихорашивался перед зеркалом. Ясно – изменяет. Конечно, ездит в свои рейсы, кто там за ним приглядывать будет! И Тоня устроила мужу скандал. Впервые в жизни орала от души, трясла кулаками и опять грозилась «все рассказать, кому следует».
Сначала лицо его страшно исказилось от ярости, а потом он неожиданно расхохотался:
- Ну давай, иди, рассказывай! Беги!
Тоня в удивлении замолкла.
- Во-первых, я был несовершеннолетним. Во-вторых, это несчастный случай, ну или… (он поперхнулся на слове «убийство») по неосторожности. В-третьих, срок давности сто лет как прошел! А ты думаешь, к тебе вопросов не будет? Ты соучастница! Ты скрывала преступление! И разве я не наказан? Да я понес наказание дважды! Вот здесь, - он гулко ударил себя кулаком в грудь, - а второе мое наказание – это ты! Дура! Уродина! Ненавижу!
Иван так хлопнул дверью, что с потолка посыпалась известка.
Тоня застыла. На нее будто вылили корыто ледяной воды, и она не могла пошевелиться. Он прав, он тысячу раз прав! И теперь она не имеет на него влияния! Теперь он уйдет… Как она без него? У Тони потемнело в глазах, и она осела на пол. Очнулась от того, что прибежавшие с улицы ребятишки пытались привести ее в чувство.
Но, как ни странно, Иван не ушел. То ли привык, то ли не к кому было (может, та предполагаемая подруга была замужней), то ли у него не осталось никакого желания и сил менять свою жизнь, то ли считал, что должен нести свой крест дальше… Тоня радовалась, старалась во всем угождать мужу. Так и жили. Он шоферил, она торговала и занималась детьми. Потом те выросли, перебрались в город, появились внуки.
Теперь Тоня жила только заботами о детях и внуках, да домашним хозяйством, благо после выхода на пенсию появилось много времени.
А Иван несколько лет назад попал в аварию, повредил позвоночник, с тех пор на инвалидности, бывает, целыми днями из комнаты не выходит. Тоня прислушалась. Бормочет его телевизор, не поймешь – спит или нет.
*****
Ох, и разбередили душу эти воспоминания...
Она потянулась к верхней полке этажерки и сняла большой фотоальбом. Села за стол, пролистала до середины. Вот она, школьная фотография. Но что это? Тоня провела ладонью по глазам. Вероники на фотографии не было… Как же так? Тоня прекрасно помнила: Веронику фотограф поставил в самый центр, между Лидкой Шептухиной и Колей Комаровым, в третьем ряду за ними стоял Иван, а сама Тоня ютилась сбоку в первом ряду, рядом с такими же низкорослыми одноклассниками. Сейчас между Лидкой и Колей было пустое пространство, как будто изображение Вероники вытравили или замазали белой краской. Кто это мог сделать? Неужели кто-то из деток? Зачем?
И тут у нее за спиной раздался тихий смешок. У Тони волосы зашевелились: она узнала голос! Вместе со стулом она развернулась так резко, что кольнуло в боку. На ее кровати, опершись на руки и откинувшись назад, сидела Вероника. Хорошенькая, в розовом сарафанчике, она смотрела на Тоню и ехидно хихикала.
- Ну что, подружка, не ожидала меня увидеть?
Тоня онемела, только вытаращила глаза.
- Знаешь, - продолжила Вероника, накручивая на палец золотистую прядь волос, - ты больше виновата, чем Иван.
- П-почему? – хрипло прорезался голос Тони, - Это же он тебя… убил…
- Да, убил, - легко и почти весело согласилась Вероника, - и он за это ответит, но это же вышло случайно, он не хотел. А что сделала ты? Ты навечно сунула меня в это мерзкое сырое болото! Ты лишила меня возможности слышать и чувствовать, как ко мне приходят родители и друзья, как они со мной разговаривают, как приносят цветы… Как я мечтаю спокойно лежать в земле, которая так сладко пахнет… Если бы ты только знала! Но этого никогда, никогда не будет, потому что мои косточки никогда не достанут и не захоронят. И все из-за тебя!
Из глаза у нее выкатилась слезинка.
Тоня бросилась на колени:
- Прости! Вероничка, прости меня! Я тогда даже обдумать все как следует не успела!
- Не прощу! – личико гостьи стало злым и некрасивым, а взгляд – холодным и жестоким, - Ты неплохо устроилась – вышла замуж за моего любимого, детей завела, кучу внуков… Зачем тебе так много внуков? Может, поделишься?
И Вероника недобро усмехнулась. У Тони упало сердце…
Он дернулась и проснулась. Сидит за столом, рядом – альбом с фотографиями. Видимо, смотрела и уснула, положив голову на руки. Немудрено – вон второй час ночи уже. Взглянула на фото - все нормально, Вероника на месте, все такая же милая… Тоня захлопнула альбом, положила на место. Пора спать…
*****
Однако на душе было тревожно. Сердце трепыхалось часто-часто .Такой сон кошмарный… Надо проверить, как там дети. Прямо в тапках вышла во двор, подошла к беседке, откинула занавеску и вскрикнула… Беседка была пуста.
Тоня заметалась по двору. Куда, куда они могли деться, среди ночи-то? И вдруг поняла. Это был не сон! Вероника на самом деле приходила и увела детей! Тоне вспомнилась страшная картинка из книжки сказок, которую она читала когда-то внукам: злой крысолов играет на дудочке, за ним цепочкой бегут крысы, а за ними, вытянув вперед руки, как завороженные, идут детишки… Женщину охватил такой ужас, что на несколько мгновений она застыла, будто парализованная, а потом кинулась в дом.
- Иван! Скорее! Дети ушли в лес! Надо их найти! – Тоня ворвалась в комнату к супругу.
По телевизору шло очередное политическое ток-шоу. Ведущие и гости студии что-то доказывали, перебивая друг друга. Иван лежал на полу возле кровати. Выпученные глаза смотрели в потолок.
- Ваня! Ваня, Что с тобой? – Тоня попыталась поднять тяжелое тело, но сразу же поняла: Иван мертв.
У нее затряслись руки, рот скривился в плаче. Оставив все, как есть, Тоня побежала в коридор, схватила с тумбочки фонарик и бросилась в лес.
Она бежала и кричала: «Аленка! Славик! Рита!...» Называла детей по именам и в голос ревела. Бежать было трудно, сказывалась излишняя тучность и больные ноги. Хорошо, хоть была в тапочках. В тапочках так удобно бегать в лес, она-то помнит…
Когда зашла под темные раскидистые деревья, стало совсем не по себе. За десятилетия лес изменился так, что Тоня с трудом отыскивала путь, а при слабом свете фонарика вообще невозможно было ничего узнать. Под ноги постоянно попадали какие-то ветки и пеньки, дорогу преграждали сломанные стволы или разросшиеся кусты. Она задыхалась, исцарапала руки и лицо, осипший голос слышен был едва-едва. « Катюша… Сашок… Василисушка…»
Наконец, вышла на ту самую полянку. Скорее, просто угадала по старой памяти. Потому что полянки практически не было, она вся заросла, и от нее между деревцами остались лишь проплешины.
Дальше! Дальше! Тоня не сомневалась, что Вероника увела ребятишек на болото. Она уже не могла бежать и кое-как переставляла ноги, шепча: «Антошка… Костик… Олеся…»
Казалось, прошли целые сутки, месяц, вечность, пока, в конце концов, она доковыляла до болота. Оно тоже разрослось: озерцо перед насыпью стало глубже, а сама насыпь ниже. Измученная, насквозь промокшая женщина (она зацепилась за что-то ногой и грохнулась в ледяную воду промоины), чуть не ползком взобралась на каменистый гребень, посветила вниз и оцепенела… По поверхности, как два осиротевших утенка, плавали Аленкины желтенькие сланцы из полиуретана.
Тоня завыла и забилась в припадке, она колотилась головой о камни, но физической боли не чувствовала, только ту, что разъедала ее душу изнутри. Эхо возвращало ее крики обратно, и казалось, что вокруг стенает и рыдает невидимый хор. Постепенно горе и боль перешли в гнев. Тоня, лежа, упираясь руками в холодную гальку и вглядываясь в черноту болота (фонарик куда-то укатился), стала от отчаяния выкрикивать ругательства.
- Тварь! Подлая тварь! Гадина! Отомстить детям! Погубить детей! Сволочь!
Сзади послышался смех. Тоня обернулась, глядя снизу вверх. Так и есть: за ней стояла Вероника. В кромешной тьме под затянутым тучами небом угадывался только контур ее фигуры, да смутно белело лицо.
- А с чего ты взяла, что я погубила детей? – в ехидном оскале сверкнули зубы.
- Ты их увела, - всхлипывала Тоня, - их нет в беседке…
- А с чего ты взяла, что их НЕТ в беседке? – Вероника снова издевательски засмеялась. - Смотреть надо было лучше!
Что? Что она хочет этим сказать? Тоня стала неуклюже вставать с колен, одновременно поворачиваясь к Веронике. В этот момент она почувствовала сильный удар в спину, потеряла равновесие и полетела в зловещий мрак болота.