Во время представления, что давали по случаю «дня города», в большом зале Городского Драматического Театра негде было повернуться от наплыва лучших его горожан, пришедших сюда в лице почетных гостей. В первом ряду, разумеется, чинно восседали со своими расфуфыренными половинами лучшие из лучших - глава администрации, начальник местного УВД, председатель городского суда, а также главный городской парламентарий. Чуть поодаль, не жалея парадных костюмов, вальяжно раскинулись их заместители со сродниками, еще дальше нашлось место представителям славного купечества, ну и совсем уже на галерке набилось всякой твари по паре – десяток- другой ветеранов труда, примерно такое же поголовье заслуженных работников культуры, плюс команда чемпионов области по спортивному ориентированию, приткнувшаяся вместе с учителем года вблизи таблички «аварийный выход». В проходах, как водится, сновала вездесущая пресса, куда ж здесь без нее.
Среди группы товарищей, заброшенных табелем о рангах в середину партера, выделялся своим кислым видом некто Лев Андреевич Копытов - местный коммерсант, сколотивший себе состояние на торговле галантерейным товаром. В городе он держал сеть дамских магазинов «Подвязка» и до последнего времени оставался довольным своей планидой. А с чего бы ему вдруг на судьбу дуться, когда у него три банковских счета от бабок ломятся, когда три его дома в предместье у соседей гипертонию вызывают, да ко всему прочему еще три пентхауса в центре барыш приносят: Так, что, ешь-пей, Лев Андреевич, веселись, на три жизни точно хватит.
Копытов, сколько помнил себя, всегда не ровно дышал к цифре три. Трио олицетворяло в его понимании абсолютную гармонию и полноту любого получаемого им жизненного блага.
- Вон и Бог тоже троицу любит, - самодовольно говаривал он своим знакомым, когда те удивлялись порой: - Ну и в какое-такое место, Лев Андреевич, ты надеешься запихнуть свое тройное изобилие?
А тут оказалось, что материальное благополучие есть хоть и необходимый, но все же недостаточный атрибут гармоничной личности, особенно когда в относительном небрежении находится духовная сторона ее бытия.
Другими словами, сейчас на чело Копытова бросила тень богатая коллекция государственных знаков отличия, что висела на пиджаках и блузах, заполнивших зал персон, переливаясь золотом в лучах театральных софитов.
- Ну надо же, каждый второй, если не первый сидит тут попугаем, нацепив что-нибудь себе в петлицу или на грудь напялив, - кряхтел он, - Фанфароны, индюки напыщенные, стиляги, куют они их себе что ли.
Впрочем, все это было бы еще терпимо, кабы его, собственная, Копытовская грудь не отличалась бы на фоне чужих пафосных торсов, своей первобытной незатейливостью.
- Даже Тютин и тот медаль отхватил, мерзавец, и когда только успел? - Копытов скосил слезящийся глаз налево, где через пару кресел от него, сложив крестом руки на животе, сидел его бывший однокашник Арсений Тютин и, чуть дыша, внимал Танцу маленьких лебедей.
- Интересно, чего-такого героического совершил он в своем городском водоканале? – никак не мог смириться Копытов с увиденным им элементом Тютинского декора, - Нет, ну ты только глянь на него, в плечах даже, кажись, шире стал, шельма, хоть сам, как есть, мозгляк- мозгляком. В детстве еще тушканчиком дразнили. В общем, что ни говори, а медалька, она хоть и мизерная цацка, зато весу, небось, ого- го, как прибавляет.
- Что ты думаешь, Люси, - прошептал он жене, надкусанными от досады губами, - а пошел бы мне какой-нибудь орден?
- Пойти, пожалуй бы, пошел, да только кто же тебе его даст, с твоим -то галантерейным рылом, ну разве Орден Подвязки только, - прыснула в ладошку его, острая на язык, супруга.
- Ну это мы еще посмотрим, - обиделся Копытов, - Слово даю, в следующий раз, когда я надену этот пиджак, на нем уже будет висеть, кое-что получше, чем у этого дурака Тютина.
На следующее утро он, не откладывая дело в долгий ящик, явился в районную управу к одному своему шапочному приятелю, служившему там чьим –то заместителем, с просьбой, чтобы тот срочно выписал на имя Копытова какое- нибудь представление.
- Вот если бы вы имели стаж службы по нашему ведомству, - сказал шапочный заместитель, вернув Копытову его прошение, - тогда еще возможно было бы о чем-то говорить, даже о медали «За безупречную службу» можно было бы, а так...- Он с напускной горечью развел руками.
- Но ведь, это… ведь наверняка есть какая-нибудь иная возможность отличиться? - продолжал канючить Копытов, достав, как бы невзначай, из кармана свой увесистый портмоне, - А то, вон в театре вчера даже у гардеробщика что-то блестело на лацкане, подумай хорошенько, голубчик.
- В жизни всегда есть место подвигу, конечно, - заместитель вздохнул, с трудом отводя свои кошачьи глаза от бумажника. Потом он перевел взгляд на сытое, лоснящееся лицо честолюбца, далее на портрет губернатора, висевший у него над головой, пока в конце концов не задержал его на визитке областного прокурора,
- Но не для всех. Так, что оставьте вы лучше эту затею, занимайтесь-ка тем, что у вас вернее всего получается- торгуйте, мой друг, извлекайте прибыль. Описав окружность по кабинету, взгляд заместителя снова уперся в бумажник. И он снова вздохнул.
То же самое, почти слово в слово, повторила вечером удрученному Копытову его жена. А потом, игриво поправляя бретельку своего пеньюара, добавила, - Но для меня ты всегда будешь настоящим кавалером, мой Лев, хоть, увы, и не ордена...- после чего прыснула в ладошку.
Возможно тогда ему стоило бы прислушаться к словам супруги и перестать себя так изводить, однако Копытов уже закусил удила.
Для начала он пожертвовал городу аж полмиллиона целковых, из них триста тысяч на озеленение и благоустройство, остальные пошли на образование и культуру. Вскоре его стали узнавать на субботниках, демонстрациях, и акциях в поддержку бездомных животных. Не ограничиваясь этими мерами, он взял за привычку совершать утренние пробежки вдоль городской набережной. Во- вторых, для здоровья полезно, а во-первых купальный сезон в разгаре. Даст Бог повезет, и кто-нибудь прямо у него на глазах утопать соизволит.
Спустя пару месяцев такой бурной деятельности, Копытов уже имел в своем активе две почетные грамоты от общественного объединения «Современный эколог», бронзовую статуэтку строителя и памятный знак «Тридцать лет городскому Университету информационных технологий». Изголовье его кровати теперь украшал вымпел участника городского массового забега «Движение- жизнь». Но выходной пиджак Копытова, увы, по –прежнему оставался висеть на плечиках в ожидании своей заветной настоящей регалии.
Тогда по совету одного знатока, уже имевшего некоторый опыт в данном вопросе и, что ценно, медаль «Участнику сборов руководящего состава пенсионных органов», Копытов вступил в Партию.
Теперь он, чуть ли не через день, убегал пораньше с работы , чтобы до одури жариться, а с приходом осенних заморозков и зябнуть, на пикетах, до икоты рвать глотку на митингах, до головокружения кивать на собраниях. Кроме того, дальновидный Копытов обеспечил женскую аудиторию партийной ячейки эксклюзивным нижним бельем со скидкой 50 процентов. Когда же он, улучив момент, подошел к местному лидеру со своей скромной просьбой, то тот в ответ лишь вяло махнул рукой,
- Эвон куда ты замахнулся, Лев Андреевич, я тут сам в очереди только десятый… с краю. На-ка, возьми покамест значок и футболку с мишкой.
После того разговора Копытов почти что сдулся, забросил свои пробежки, и уже начал было подумывать о выходе из столь бесполезной, как оказалось, организации, когда накануне губернаторских выборов из столицы прибыло одно очень сановное Лицо. Руководство, припомнив, как видно, 50 процентную скидку, поощрило Копытова заданием, дав ему в руки плакат с лицом Лица и отрядив его в числе других активистов в аэропорт, где их группе предстояло рукоплескать, почтившему собой город, небожителю.
По случаю удачно сложившейся жизни, Лицо заявилось в пункт назначения уже в изрядно приподнятом состоянии духа. Возможно именно поэтому ему, еще не спустившемуся с трапа, вдруг остро приспичило произнести внеплановую речь перед публикой, которую пришлось наспех подбирать из числа переодетых сотрудников транспортной милиции, партийных товарищей и, сбежавшихся на огонек, работников местной воздушной гавани.
Копытов стоял в первом ряду и млея, внимал каждому слову, исходившему из уст заезжего крутого политика. За всю свою блеклую и унылую жизнь провинциала, он и помечтать-то не смел о том, чтобы, вот так просто, вживую увидеть птицу столь высокого полета: "...Нам еще предстоит решить немало насущных задач во всех сферах человеческой жизнедеятельности и тем самым шаг за шагом повышать благосостояние и качество нашей, в смысле, вашей жизни...." .
- Каков набоб, ах как держится, вот так стать, прямо барин, ну истинно барин.
Профессиональным взглядом Копытов скользил по гардеробу высокого гостя в направлении снизу-вверх: - Так- так, что тут у нас интересненького - туфли от Jimmy Choo, брюки от Brioni. Но, что это… как такое возможно? О, Святая сила!
Из гульфика шикарных брюк набоба, разухабисто торчал кусок рубахи от Lacroix.
- Какой пассаж!
Спина Копытова моментально взмокла, а сердце бешено застучало, заглушая собой гул турбин спецборта с красным трафаретом «Россия» на фюзеляже.
Особу между тем окружило не меньше сотни душ разгоряченного народа, среди которого уже мелькали жилеты сотрудников местного телевидения и, батюшки, областного РТР. Лицо же в угаре своего красноречия не замечало назревавшей конфузии: "...И только тогда мы все, а следовательно и каждый из всех вас, почувствует настоящие перемены к лучшему..."
- Нет, надо как-то дать знак, предостеречь, спасти….
- Ширинка! – прошептал Лев Андреевич, заговорщицки подмигивая увлеченному оратору одним глазом, - Ши- ри- нка!
Но на все его гримасы отреагировал только бдительный мужик в солнцезащитных очках и костюме мышиной расцветки. Он подозрительно посмотрел на Копытова и процедил что-то в микрофон, висевший у него за ухом. Пока наш герой хлопал себя по ляжкам и тыкал своим корявым пальцем, то в оратора, то себе промеж ног, от группы оцепления отделился рослый детина в погонах и решительно направился к Копытову.
- Сдается мне, что у нас возникло недопонимание. Пора сворачивать лавочку, - лихорадочно соображал Копытов, - Но стоп! А как же тогда мой долг гражданина, патриота и вообще порядочного человека.
И тогда он, решил действовать на опережение.
- Эх, судьба - злодейка…
С неожиданной для его комплекции прытью (вот они- пробежки) Копытов бросился вперед и, несмотря на все усилия трех крепких ребят оттащить его от охраняемого объекта, плотно закрыл своим телом амбразуру, зиявшую у их подопечного, на всю, так скажем, N-скую губернию. Началась свалка, по толпе прошел гул: "террориста вяжут", кто-то охнул, - Ой мамочки.
- Ширинка, - мычал исступленно Копытов, когда его крутила и оттаскивала охрана, - Ши-ри-нка…
Но все хорошо, что хорошо заканчивается. Не прошло и минуты, как неожиданное недоразумение прояснилось, страсти улеглись, а «террориста», сняв с него личные данные, отпустили с миром, отвесив ему, на всякий случай, крепкого прощального пинка.
- Это все семечки, мелочи жизни, - утешал себя Копытов, стоя в сторонке и потирая ушибленное место, - Самое ведь главное, что необходимые меры приняты и державная честь в безопасности.
Да уж, необходимые меры были срочно приняты, с оператором РТР проведена профилактическая беседа, а импровизированный митинг вскоре продолжился, как ни в чем не бывало.
Само же сиятельное лицо, прежде чем сесть в поданный к трапу лимузин, удостоило , изрядно помятого, Копытова снисходительным коротким кивком, своей, начинающей серебриться, головы.
Во время следующего празднования «дня города» на груди Копытова сверкал орден «За заслуги перед Отечеством». Несмотря на это грандиозное событие он был вял, уныл и неразговорчив, вполне возможно потому, что рядом с наградой оставалось свободным место еще для двух.