В Петербург приехали в шесть утра. Северная столица встретила гостей дождём, и Валентина Филипповна похвалила себя за предусмотрительность: школа, в которой согласились разместить их группу, была недалеко от Московского вокзала. Сторожиха вручила Пал Палычу ключи от спортзала (которые потом забрала) и от двух «арендованных» классов, предупредила, чтобы не портили имущество, и утопала к себе в каморку на первом этаже.
Раздались недовольные возгласы:
— Мы думали, в гостинице жить будем… А на чём же спать? Ни кроватей, ни одеял… А вещи куда класть? В парты, что ли?
— В одной гостинице вас бы всех не разместили. Распихали бы по разным, в разных концах города, и как вас потом собирать? И цены там такие, что за эти деньги мы бы прожили здесь один день, и ничего бы не увидели. А мы с вами пробудем в Питере целую неделю… пять дней. И всё успеем посмотреть! — бодро заявила Валентина Филипповна.
Пал Палыч со Светланой Сергеевной согласно закивали. У троих сопровождающих из родительского комитета вытянулись лица, словно им предстояло ночевать на улице.
Классы поделили по половому признаку, как ляпнул бывший физрук, и историчка театрально закашлялась. Мальчишки сдвигали к стенам парты и ставили одна на другую, девчонки мыли полы. Мужская половина сопровождающих, обливаясь потом, таскала из спортзала гимнастические маты — по лестнице вниз, потом по длинному стеклянному переходу между зданиями, потом на второй этаж к «арендованным помещениям». Умаялись.
В помощь «тяжелоатлетам» Валентина Филипповна отрядила шестерых «ашников», и дело пошло быстрее. Вдевятером притащили четырнадцать матов: восемь лежали под спортивными снарядами и канатами, ещё шесть нашли в подсобке.
— Нас пятьдесят четыре. Если по три человека на мат, то нужно восемнадцать, а их всего четырнадцать, — чуть не плача сказала историчка, которой вовсе не улыбалось спать на матах с вместе девчонками.
— Распустила нюни кисельная барышня. Девчонки и те молчат, не ноют, — проворчал директор так, чтобы все слышали.
Светлана Сергеевна Киселёва «кисельную барышню» не простила, бросив на директора полный ненависти взгляд, которого тот попросту не заметил. А девочки от неожиданной похвалы приободрились и вскинули подбородки.
— Как подумаю, что их обратно придётся тащить, по коридорам да по лестницам, так прямо жить не хочется, — невозмутимо сообщил Пал Палыч.
— Можно на партах спать, сдвинуть их вместе и…
— А одеяла? А постельное бельё где брать?
— Сейчас пойдём и спросим…
Отправленная к сторожихе делегация вернулась с пустыми руками:
— Она сказала, ключи нам отдала, как велено, а больше ничего не знает. И матов, сказала, больше нет, что нашли те и берите. И ключи от спортзала просила вернуть.
— Вредная бабуленция. Могли бы в спортзале спать…
— Ага, кто на брусьях, кто на бревне, а кто на канате!
— Интересно, у неё винтовка есть? Как в «Операции «Ы»!
— С одеялами что-нибудь придумаем, в крайнем случае можно в куртках спать. Зато с жильём получилось дёшево, — сказала Валентина.
— Дёшево и сердито, — проворчал чей-то отец из родительского комитета, взъерошенный и взмыленный после перетаскивания матов.
Все здорово устали и проголодались. Мылись в школьном туалете, где были только раковины, а душа не было. Залили водой весь пол, и пришлось снова брать в руки вёдра и тряпки.
Завтракали в привокзальной столовой, обедали бубликами и мороженым, потому что весь день выполняли «насыщенную культурную программу». За ужином, который всем показался сказочно вкусным, не обошлось без происшествий: Миша Верскаин уронил котлету и полез за ней под стол, Коля Воробьёв под общий смех вылизал свою тарелку, а Сашка Зоз, который провёл весь этот день в промокших насквозь кроссовках и согрелся только в Эрмитаже (из которого не хотел уходить, и Светлана Сергеевна решила, что «мальчик открыл для себя мир искусства» и смотрела на него с обожанием) — Сашка мрачно осведомился, когда же им нальют блокадные сто грамм.
Валентина Филипповна поняла, что сейчас её хватит удар. А историчка спокойно объяснила, что в ленинградскую блокаду по норме выдавали хлеб, а не водку, и что Сашке по иждивенческой карточке полагалось бы в день двести граммов хлеба, и он бы благополучно загнулся (Киселёва так и сказала — благополучно) и не посягнул бы сейчас на святое и не позорил класс.
Сашку с того вечера прозвали иждивенцем, а рейтинг «Эсэски» поднялся до критической отметки, как выразился Неделин.
Спать легли не раздеваясь, накрывшись куртками и пальто и подложив под голову рюкзаки. И шёпотом проклинали историчку, которая весь день не закрывала рта.
На следующий день дождь сменился мокрым снегом, все устали и замёрзли. На место дислокации вернулись рано. Спать не хотелось. Ключи от учительской, где стоял телевизор, сторожиха не дала: «Ишь чего удумали. А я потом телевизор новый покупай…» Сушить промокшую обувь было негде. Из классных окон дуло. Троица из родительского комитета грозилась пожаловаться на Пал Палыча в Отдел образования Осташковского городского округа за «скотское отношение к детям».
Сторожиха принесла из медицинского кабинета стопку простыней и девять одеял. Простыни отнесли обратно (маты девочки вымыли с мылом, а раздеваться всё равно никто не будет), одеяла отдали девчонкам.
Валентина Филипповна купила на свои деньги пятьдесят четыре надувных мини-подушки по семьдесят два рубля, чек отдала директору. Трое из родительского комитета вернули деньги за шесть подушек — за себя и за своих детей. Остальное Пал Палыч обещал компенсировать.
Через два дня подморозило. Достопримечательностями Петербурга любовались, мечтая о тёплой столовой Московского вокзала, спать укладывались, мечтая о том, как приедут домой. Из поездки привезли сувениры, статуэтки, буклеты, открытки и альбомы с видами Петербурга, а историчка Светлана Сергеевна, которая за эти пять дней достала всех, включая экскурсовода Эрмитажа, раскошелилась на подарочное издание альбома «Сокровища Эрмитажа».
Валентина альбом не купила: все деньги ушли на эти чёртовы подушки.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/01/31/125