Бритоголового, грузного Олега Топинина разбудил металлический стук. Барабанили по решётке его мастерской. «Кого там черти принесли? Долг за аренду отсрочен на месяц». Олег нехотя поднялся. На часах был полдень. За окном кувыркались в воздухе, порхали снежинки. Спотыкаясь о полотна, пустые бутылки из-под водки, подрамники, он шагнул к двери и выглянул в коридор. За решёткой стоял румяный, курносый мужчина в дублёнке и с портфелем в руках.
- Добрый день, Олег Антонович, - произнёс он заискивающе. – Я, конечно, прошу прощения.
- Ну…а вы кто?
- Я – Букреев Петр Карлович. Не узнаёте?
- Нет, первый раз вижу.
- Я – коллекционер. Я ещё хотел купить вашу картину «Провинциальный маскарад». Это было месяц назад на вашей последней выставке в торговом центре «Колизей».
- Не помню. Ну, допустим…маска есть у вас?
- Конечно.
Незваный гость тут же закрыл лицо до глаз чёрной повязкой. Топинин отпер дверь решётки.
- А вы сами защитную маску не носите? – спросил Букреев.
- Нет, я уже переболел пять раз «ковидом».
- А то могу помочь с вакциной.
- Нет уж, Петр…как вас… Карлович, увольте, проходите.
Топинин принялся разбирать угол мастерской, прикрытый серой тканью. Пока не просиял:
- Вот она, пожалуйте, «Провинциальный маскарад», знакомые всё лица, а верней – свиные рыла: мэр и депутаты.
Олег выставил картину в нише стены.
- За бесценок отдаю, прошу пятнадцать тысяч деревянных. Берите, дядя, пока не раздумал.
- Нет проблем, дружище.
Пётр Карлович достал толстый кожаный кошелёк и стал отчитывать купюры.
- А что-то вас ещё интересует? – засуетился художник, доставая другие картины.- Вот, например, «Чиновничья стрелка». Как вам? «Зимний коллапс в городе», «Родные помойки», «Всё у нас на взятках», «Торчки-небоскрёбы у Волги».
- Шедевры, нечего сказать. Сколько гнева, ярости! А в принципе - карикатура.
- Карлыч, это боль моя сердечная за город! Мэр Гуляев – вор в законе, гопник. На нём пробы негде ставить, его место давно на нарах, он должен зону топтать, - восклицал Топинин, пряча купюры в карманы широких брюк.
- Да с чего вы взяли? Он милейший человек, юрист, профессор экономики, - парировал Букреев.
- Знаем, знаем, он диплом купил и диссертацию. Прохвост и казнокрад. Ведь его родня на всех постах сидит: и в прокуратуре, и в налоговой..
- Как же вы переменились, Олег Антонович. Где ваши былые ослепительные волжские пейзажи, натюрморты, портреты?
- Я был слеп, теперь прозрел. Чума окончательно открыла мне на всё глаза.
- Из Союза художников вас исключили с позором за хулиганство. Вы стали изгоем.
- Ну и на здоровье. У меня нет ничего общего с этой жалкой кучкой завистников, бездарей. Любая моя картина перевесит все их поделки.
- И жена вас бросила.
- Я её послал подальше. Она легла под тестя Гуляева, под этого дряхлого, смердящего старикана.
- Она же у вас отняла квартиру. А дочка…
- А вот дочку мою ты не трогай, дядя! Никому её не достать.
- Все знают её по сериалам, она хорошая артистка, живёт в Питере, дружит с четой Боярских.
- Она – великая актриса. И вообще, ты не от Гуляева ли пожаловал?
- Нет, я сам по себе. Я – ваш старинный поклонник. И могу вам, кстати, помочь переехать в Питер, ближе к любимой дочери. Хотите? Я могу всё устроить, - вкрадчиво заметил Букреев.
- Ты купить меня явился?
- Нет! Но лучше бы вы остановились: прекратили пить, не писали бы никаких картин. Сколько вам надо платить в месяц, чтобы вы ничего не творили, Олег Антонович?
- То есть как это - не творил? Ах ты, шкура!
Топинин размахнулся кулаком и тут же получил мастерский удар под дых, потом по шее. Он свалился как подкошенный на листы фанеры. Букреев достал рацию и рявкнул:
- Кобрин! Поднимайтесь в мастерскую! Быстро! Да, Ван Гога забирайте. Да, ваш вариант. Палата номер шесть!
Пётр Карлович с картиной под мышкой перешагнул через поверженного художника и вышел вон…