У крещенского мороза
нос и щёки — в красной краске
и хрустящий след на тропке
в запорошенном лесу.
Без телеги (дядька с возу)
несомненно легче (ask me)
быть не смелым и не робким
(зацепившимся за сук).
Тих, прозрачен ломкий воздух...
Только вёрткие синички
да блудливые сороки
разгоняют тишину.
Жаль, уже, пожалуй, поздно
для костра (но где же спички?),
за просроченные сроки
вино веритас виню.
Я сижу под тёмной елью,
зябко кутаюсь в тулупчик,
потираю нос и щёки
и смотрю по сторонам.
Под ветвями — словно в келье,
но морозец — не уступчив,
навострился (руки в боки) —
гонит, гонит по домам.
Выбираюсь на дорогу
и скрипящею походкой
возвращаюсь той же тропкой
из крещенских холодов.
Дома грога ждёт подмога.
Сразу стану сильным, ловким,
смелым и совсем не робким,
буду к подвигам готов!
Вот и лифт, порог любимый,
грязный коврик в коридоре,
дверь (обшарпанная снизу),
неподатливый замок.
(Как всегда пронёсся мимо
мой сосед в тоске и горе
пьяной башенкой из Пизы,
наплевавший на зарок.)
Прохожу в свою квартиру,
раздеваюсь... (Грог, и где ж ты?)
Заливаю в ковшик водки...
(В пору синема снимать).
Предназначенное к пиру
(на столе кусок котлеты)
уплетаю и — за стопку.
Здравствуй, зимушка-зима!
17 января 2014. Москва.