- Глянь-ка, глянь, пузо-то у неё уже на нос лезет.
- Ага. Вот срамница-то. После такого людям в глаза смотреть стыдно. А она ходит.
- Да раньше бы от такого позора в омут с головой. А ей всё ни по чём.
Бабы собрались за околицей и обсуждали проходившую мимо Катерину, вдовую солдатку с двумя детьми. А третий у неё был в пузе. Но не от мужа он, а от греха, который и грехом назвать-то нельзя, но людям рты не замажешь.
А случилось это по осени. Грибов в ту пору было видимо не видимо, их собирали, а на утро они вырастали снова. Лес будто знал, что впереди зима будет лютая, поэтому и давал людям возможность заполнить закрома. Берите, пользуйтесь, лишь бы на добро!
Вот Катерина и бегала в лес спозаранку. Скотину покормит, корову подоит, в поле выгонит, и бегом в лес, пока дети спят.
Уж сколько она этих грибов засушила и засолила пора бы и остановиться. Ан нет, всё думала, что сегодня последний раз принесу две корзинки и довольно.
И в тот день думала, что это крайняя ходка. На жаренку деткам.
Насобирала она целую корзинку боровиков, все, как на подбор - крепкие, красивые.
А тут на полянку с лисичками наткнулась, как же мимо пройти.
Начала она их собирать, как вдруг слышит в кустах треск веток. Обернулась Катерина, прислушалась. Никого не увидела, да и тихо было.
Наверно зверь какой пробежал, подумала она, отгоняя от себя недобрые мысли. И опять принялась резать грибы и складывать их в корзинку.
Он напал сзади. Сгреб её в охапку и подмял под себя. Катерина даже не успела закричать, как её голова оказалась прижата к земле. Она беззвучно открывала рот, чтобы схватить глоток воздуха, вместе с палой листвой.
А он рычал, как дикий зверь и пытался сорвать с неё юбку.
Катерина начала сопротивляться, но получив удар по голове затихла.
Она пришла в себя тогда, когда он обмяк и, навалившись своим тяжёлым телом, дышал ей в ухо.
Катерина застонала.
- Понравилось?- засмеялся он и одним рывком перевернул её на спину.
Заросшее щетиной лицо, безумные, горящие злобой и страстью глаза, и перекошенный рот, это всё, что запомнила Катерина.
Он разорвал на ней рубашку и, рыча, начал больно кусать её грудь.
Она попыталась кричать и сбросить его с себя. А он только больнее впивался в нее, прижимая к земле. Его тяжёлый кулак опустился на её лицо, заставив провалиться в темноту, в которой одна только мысль:
"Только бы остаться в живых ради детушек".
Когда она пришла в себя, то его уже не было. Медленно поднявшись, Катерина посмотрела на валявшиеся корзинки, запахнула разорванную рубашку и, шатаясь, пошла домой.
Ноги не слушались, на каждой кочке спотыкались и дрожали. Голова болела так, будто в ней были рассыпаны горячие угли. Единственным желанием Катерины было добраться до реки и вымыться.
Она вошла в воду прямо в одежде. Села и заплакала. Завыла, как раненая волчица. Терла руками лицо, стараясь смыть позорные слёзы, и плакала навзрыд. Пока её не заметили бабы с горы. Они прибежали, помогли подняться, и, сочувственно качая головами, довели до дома.
А там раздели её, как малое дитё, отводя глаза от синяков, которые были по всему телу, и уложили в кровать, забрав перепуганных детей к себе.
Доброе дело сделали тогда бабы, дав возможность Катерине придти в себя.
А спустя время, когда стало понятно, что последствия оставили след не только снаружи, но и внутри, они стали её осуждать. За спиной цокали языками и, качая головами, шептались:
- Глянь-ка, глянь, пузо-то у неё уже на нос лезет....
Так уж создан человек, что одна его рука милует, а другая в то же время карает.