Уругвайская история. Выбор часть-IX

ТРУДНЫЕ ДНИ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЬМОГО

   Как-то, поздно вечером, в квартире зазвонил телефон, что, в общем-то, бывало очень редко: мы вообще старались по телефону не  разговаривать. Ну, разве что, о бытовых мелочах с кем-то потрепаться…

- Алё? Добрый вечер, Аль! Узнал?

Альваро слегка прикрыв правой ладонью микрофон, ответил, стараясь говорить очень тихо: намотавшись каждый по своим делам, Аги и Мигель уже спали.

- Да, конечно, Эф. Что так? Не спится? Ну, говори, а то, мои уже спят. – Альваро по голосу узнал одного из руководителей Исполкома  МLN-Т – Эфраима Платеро.

- Аль, боюсь, что тебе придётся разбудить Аги: ты, конечно, уважаемый в Организации человек, но…Порядок – есть порядок.

- Понятно, Эф, сейчас, - без лишних претензий и вопросов отреагировал Альваро и положил трубку телефона на столик.

- Слушаю, - сонным голосом произнесла Аги.

- Доброй ночи, Аги, прости, - не стал расшаркиваться в реверансах Платеро,– но члены Исполкома поручили мне лично передать тебе это сообщение, поскольку, на сегодняшнем заседании ты отсутствовала: завтра, в одиннадцать часов, тебе нужно быть на шестнадцатом кантоне. Ты знаешь, где это. Будет «камарилья». Ну, ты понимаешь. И не забудь взять с собой Альваро.

- Да, Эф, спасибо, поняла, будем, - так же, без лишних вопросов, ответила ему Аги и положила трубку.

    Альваро сидел в плетёном кресле и ждал, когда жена закончит телефонный разговор.
Аги подошла, присела на его колени, обняла и нежно поцеловала в губы.
Альваро, почувствовав её нежное сонное тепло, вообще перестал о чём-либо думать. С мужчинами это бывает: всё по Фрейду…

- Пошли отдыхать, Альваро. Завтра тебе ехать со мной в шестнадцатый кантон.

Лицо Альваро изобразило мимикой ни то удивление, ни то наигранное огорчение.

- Ну, вот, а я хотел впервые за долгие месяцы, поспать до обеда! Ну, надо же! Ну, раз «шестнадцатый» – значит, можно предположить, что мы будем отдыхать? – вопросительно произнёс Альваро, намекая на то, что кантон номер шестнадцать был удивительно уютным и богатым домом на побережье  Плайя Рамирес.

   Да…Там всегда было многолюдно, весело, много богатеньких  отдыхающих, со всех концов страны и даже из других стран, всегда звучала музыка, а стоящий, невообразимо-волшебный, запах блюд, приготовленных в многочисленных кафешках или просто на паррижах – сводил с ума и говорил о том, что бедным здесь делать нечего. Хорошо законспирированное место для встреч высших руководителей Движения. Хотя…Им не злоупотребляли: опять же, по  законам конспирации.

- Всё, иди спать. И не забудь, куда мы завтра едем. Нужна более-менее подобающая машина. Это на твоей совести. Ну, сам понимаешь, не от дома. И оденься поприличнее…

Альваро поцеловал Агнешку в губы, по-прежнему его волнующие и влекущие.

- Могла бы и не говорить опытному комбатанту, что к чему, - неумело скрывая огорчение, выдал фразу Аль.

- Ну, прости. Всё, пошли спать. – Аги ответно поцеловала мужа и, потянувшись так, что расстегнулся халатик, направилась в спальню.

   Конечно же, Альваро не мог не заметить, как из-под халатика почти до паха оголилась ажурная ножка Агнешки. Поэтому второй раз приглашать его в спальню было уже не нужно. Заснули они лишь часа через два. Но предварительно Альваро несколько раз куда-то звонил…

                ***
   Солнечным, прохладным утром за четыре квартала от дома, Альваро и Аги уже сидели в кафе «Бальсадор» и пили ароматнейший галапагосский кофе, запах которого стоял в прохладном зале кафе и дурманил голову.
Завершив эту приятную процедуру, они расплатились и вышли на дорогое мраморное крылечко. Галантно поклонился швейцар. Ну, положено, что тут! Ещё бы! Не поклониться такой очаровательной и шикарно одетой паре!
На Аги было нежно-розовое, чуть ниже колен, платье, ослепительно сияла на шее газовая, того же цвета, что и платье, но с вышивками «под золото», косынка. Альваро блистал в шикарном, от «Loro Piana»  костюме  бежевого света, в светло-зелёной рубашке без галстука.36 
Жаль было, но всю эту красоту пришлось прятать под верхнюю одежду: с июня по август в Уругвае демисезонный период. И потому Аги пришлось надеть лёгкое полу манто, а Альваро – красивую, лёгкого покроя, ветровку. Всё-таки и на солнце воздух прогревался не более чем на семь-восемь градусов.
И всё равно, они выглядели, как со свадебной картинки модного журнала – молодые, красивые, улыбающиеся, источающие благополучие и счастье!

    Через несколько секунд к крыльцу подъехал белоснежный «Ford Mustang», за рулём которого был с иголочки, одетый в униформу, водитель. Он галантно открыл дверцу автомобиля и в поклоне пригласил пару  присесть на шикарные кожаные сиденья.
«Мустанг» рванул с места и вскоре скрылся за поворотом.
Швейцар снял униформенную пилотку и, глядя вслед скрывшейся машине, восторженно пробормотал:

- У-у-х, и живут же люди!

Потом, вошёл в полупустое кафе и присел на скамеечку возле входа – там было его постоянное место. Что ж! Каждый должен знать свой шесток!
И невдомёк, ему было, что  молодая пара – обычные, небогатые люди, и автомашина, которую пригнал к заданию «автогений» Организации, Мишель Рассер, француз по национальности, загнанный в Уругвай нелёгкой судьбиной,  взята напрокат…
                ***
   Когда Альваро и Аги подъехали к кантону – на его огороженном участке уже стояли несколько шикарных и не очень шикарных автомашин. Рассер припарковал «Мустанг».
На низеньком крылечке дома, с аккуратными резными перилами, выполненными в неизвестном, но красивом и ажурном стиле, стоял и посмеивался Эф.

- Привет, неразлучные! Как доехали? Я вижу «лошадь» у вас добрая! А мы уж так, «на волах»!

Альваро молчал, понимая, что он среди главных руководителей. А Агнешка с серьёзным видом, парировала, негромко, но доходчиво и поучительно:

- Многим из нашей «камарильи» надо бы поучиться открытыми глазами смотреть в действительность,  и не жалеть денег, когда дело касается… Ну, в общем сами знаете чего.

   Аги определённо намекнула на несоблюдение некоторыми руководителями правил конспирации. Мол, в район, где бывают только богатые, не приезжают на непрестижных авто, ибо это может вызвать криватолки, а значит, и подозрения.
Однако Эф продолжал посмеиваться.

- Ладно-ладно, конспираторы! Давайте поторапливайтесь, заходите!

   Альваро, в свою очередь, взглядом окинул территорию – нечасто ему приходилось здесь бывать. Он знал это место больше и подробнее по рассказам Аги. Но Аль сразу отметил на территории шестерых, плохо «шифрующихся», сотрудников безопасности из свиты Ньято и подумал, что так плохо не организовал бы охрану кантона. «Надо будет сказать об этом Уидобро».

   В небольшом помещении было уютно, чисто. Только самая необходимая мебель. Но всё ухожено и красиво. Работал кондиционер. Хотя…Зачем он был нужен: стоял конец июля, почти зима, и на улице было прохладно.
Многие из руководства уже сидели в креслах, расставленных вдоль стен. Некоторых, в том, числе Сендика, ещё не было. Какое-то время переговаривались, молчали, снова переговаривались.
   Наконец, в одиннадцать, распахнулась дверь, вошли Бебе, Ньято и ещё несколько товарищей. Позже, когда уже шло совещание, Альваро по привычке посчитал присутствующих и отметил их в своей памяти: Сендик (Бебе), Уидобро (Ньято), Эфраин Платеро, Мухика, Мареналес, Розенкоф, Сафарони, Льюверас, Саенс, Альмиратти, Перес, Бидегайн, Грахалес, Люсия Тополански…
В тот момент он подумал: «Ого! Такое представительство? Интересно, что же это будет за вопрос такой рассматриваться? Но раз мы все здесь – значит, что-то очень важное. «Руководство по конспирации» вообще-то запрещает руководителям собираться всем в одном месте, да ещё в таком составе!».
Но гадать - уже не было времени. Встал  Эль Бебе и начал говорить. Без формальностей. Только Люсия Тополански записывала то, что говорили присутствующие. Альваро так никогда и не узнал, каким образом она успевала записывать то, что так быстро говорили присутствующие. Просто в то время он понятия не имел о существовании стенографии.

   Эль Бебе поднял ладонь, как бы требуя внимания присутствующих, и начал говорить. Он напомнил основные цели Движения и методы их достижения. И потому, как он плавно перешёл к анализу результатов этих методов, стало ясно, что он будет предлагать что-то новое.

- …таким образом, считаю, что нам следует активизировать работу по  самообеспечению  и самофинансированию. Но это не должно быть самоцелью. Одновременно с этими мы должны решать и другие задачи. В частности, правительство и полиция, а также крупный промышленный капитал, государственные чиновники, латифундисты – никто не должен чувствовать себя спокойно. Они все должны трястись от страха, что к ним придём мы, «Тупамарос»! Никакие материальные и финансовые средства не могут быть скрыты от народа, а значит, от нас! Но это ещё не всё! Главное здесь – демонстрация силы Организации! Похищения, шантаж, требования выкупов, постановка условий, организация подпольных народных тюрем…
Мы не хотим крови и никого не собираемся убивать. И я запрещаю это, за исключением случаев самообороны и разрешений, которые предусматривает система конспирации. Но…угрожать, угрожать и ещё раз угрожать тем, кто является главной причиной народных бедствий.
Кроме того, мы должны обеспечить и международный голос Движения. Один из способов – это похищения иностранных дипломатов и специалистов, работающих, по крайней мере, на территории страны, выдвижение умных требований за их освобождение.
С идеологической точки зрения, - Сендик выразительно посмотрел на Аги, - с идеологической точки зрения очень важно, чтобы в плен к нам попадали олигархи, а также связанные с ними люди и агенты иностранного влияния. При этом, при выборе «целей» следует точно и грамотно оценивать степень их виновности перед народом, а при необходимости  оперативно менять однажды выдвинутые нами требования.

   Сендик вышел из-за стола, достал из-под него толстую коричневую папку, вынул из неё пачку  листов с машинописным текстом. Затем, каждому из присутствующих раздал текст документа с заголовком «План «Сатана» и продолжил.

- Мы, те руководители Движения, которые участвовали в разработке этого плана, предлагаем вам сейчас ознакомиться с этим документом и высказать своё мнение, свои замечания и предложения по плану.
Заканчивая информацию, я хочу сказать: подобные акции приносят гораздо больший эффект и гораздо сильнее уязвляют власть, нежели мелкие атаки на улицах столицы, которыми мы прежде досаждали правительству. Это не значит, что мы отказываемся от прежних методов борьбы. Они тоже были эффективными. Но это значит, что к прежним методам мы присоединяем новые, не менее, а наверняка, более эффективные. Документ, естественно, секретный, прошу вас за пределы этой комнаты его не выносить, сдать после изучения. Сейчас, курящие - могут сделать пятнадцатиминутный перерыв, кто хочет на воздух - пожалуйста. Альваро! Я знаю, что вы курящий, но я попрошу  вас остаться для охраны документов.
Альваро привстал и кивнул Бебе в знак согласия. Присутствующие потянулись на улицу. Там, на территории, были каменные, устеленные красивыми пледами скамеечки, над которыми растянут тент на толстых кольях из нержавеющей стали. Красиво.
Курили, молчали, созерцали море, до которого было шагов сорок. Разговаривали о пустяках,  и о личном.
И не было ни одного человека, включая Люсию Тополански, который не заметил бы красоты и изящества Аги. К тому же, все знали, что она умна и образована. Всё это вызывало всеобщее восхищение этой женщиной. Не потому, что она была молода, красива, изящна, утончена, и могла при этом быть мужественной и жёсткой. Не потому, что была среди руководителей не последним человеком. А так - без лести, зависти – искренно, по-доброму, по-человечески.
   Перерыв подошёл к концу и «камарилья» незаметно, по конспиративной привычке, по одному, постепенно,  собралась в гостевой комнате кантона.
   Некоторое время все внимательно изучали документ. И когда Сендик посчитал, что для ознакомления времени достаточно, то выложил перед каждым список тех, кто  потенциально мог стать  мишенями акций.
   Альваро читал и только теперь понимал, для чего был приглашён именно он, а не кто-то другой: скорей всего, он будет назначен руководителем новой колонны или группы, которая и будет готовить и осуществлять многие из этих акций. В списке были фамилии таких «акул», что дух захватывало от перспектив! Тут и средней руки правительственные чиновники, и полицейские руководители, и крупные бизнесмены, и землевладельцы. И даже иностранные дипломаты. А вот и ещё: банкиры, владельцы газет, судьи и прокуроры, иностранные советники полиции и правительства, самые богатые люди страны, бывшие и действующие министры правительства, представители крупных компаний, латифундисты…

   Альваро оторвался от этого увлекательного для него чтива только тогда, когда к нему подошёл Ньято.

- Вижу, вы поняли своё предназначение, Альваро?

- Да, уж…Понял…- не то недовольно, не то тягостно произнёс Альваро.

- Понимаю ваш тон. И, тем не менее, вот возьмите, почитайте на досуге. Дома, когда вам никто не будет мешать. Пару дней мы вас беспокоить не станем. Ну, а уж потом…

Альваро машинально взял в руки  брошюру на испанском языке и прочитал название:

«Захват заложников, угрозы и шантаж»
Ниже было пропечатано: Пособие для бойцов  ЭТА. Барселона, 1962 г.37

- Спасибо, Ньято.

- Я знаю, у вас богатый боевой опыт. И лучшего человека для этих акций нам просто не найти.

   Лицо Аги было непроницаемым. Но только она знала, что в этот момент происходило в её душе, в её  сознании.

Альваро окинул взглядом присутствующих.

- Я всем благодарен за доверие. Не подведу.

Все молчали, понимая, что предстоит нелёгкая и опасная работа.
Сендик тоже подошёл к Альваро.

- С вами, Кастильо, мы встретимся ровно через два дня. Будьте готовы. Время и место встречи вам сообщат. Ну, а остальным задача продумать всё в соответствие с новым планом и не ослабляя работы по уже имеющимся направлениям, включить в план новые мероприятия и акции. Но не забывайте: конспирация и согласование, взаимодействие и безопасность…
Всё! Красивая жизнь закончена! Медленно, попарно и по одному, постепенно расходимся, разъезжаемся. Первыми уезжают Аги и Альваро. Далее - Ньято, потом – я. Бидегайн определит дальнейший порядок убытия и действия охраны. Совещание окончено. Всем до свидания…
И Бебе присел на свой стул к столу…
   Альваро спрятал брошюру  во внутренний карман пиджака, в знак прощания, молча, поднял руку и подошёл к Агнешке, чтобы по-джентельменски помочь ей выти из-за стола.
Когда они вышли, Рассер уже был за рулём «Мустанга».
Машина, мягко заурчав, поехала по утрамбованной песчаной аллее и, выехав на асфальтированную дорогу, рванула, набирая скорость и взрезая встречные потоки воздуха…

МИГЕЛЬ

   Домой Аги и Альваро в этот вечер вернулись раньше обычного. Как полагается – не вместе. Первой пришла Аги. Примерно через полтора часа после её прихода явился домой и Альваро.
Мигель, как всегда восторженно и с любовью, встретил родителей, а потом, успокоившись после ужина, лежал на топчанчике в своей комнате и читал книжку.
Аги заглянула в детскую. Мигель мгновенно оторвался от чтения и, улыбаясь, спросил:

- Ты что-то хотела, мамуль?

- Нет, нет, сынок! Отдыхай! Я просто хотела тебя видеть. Ведь мы так мало бываем вместе.

- Мам, не уходи, посиди со мной немного.

Агнешка прикрыла за собой дверь детской, подошла к топчанчику и присела на его краешек.

- Что ты читаешь, сынок? Интересно?

   Мигель вложил в книгу закладку – фантик от конфеты - и повернул книжку обложкой так, чтобы мать могла видеть название и автора. Аги прочитала, и ей стало не по себе. Но и удивление зашкалило до такой степени, что отразилось на её лице - лице человека очень выдержанного по определению. На зелёной обложке, жёлтым теснением жгло глаза название: «Психология народов и масс», Гюстав Лебон, Берлин, 1906 год.

- Господи, милостивый! Мальчик мой! Вот, рядом, на полке, лежит замечательная книга, от которой все мальчишки мира всегда были в восторге! Зачем ты это читаешь? И где ты это взял?

- Купил на книжных развалах Саранди.38
Мамуль! А что такого? Что случилось? Ведь это книга по психологии. А ты сама мне всегда говорила, что нужно больше читать книг по психологии, чтобы понимать людей…

   В памяти Аги пронеслись ужасающие картины концлагеря «Аушвиц», и сами собой начали всплывать строки из книги Лебона, которую она читала лет десять тому назад:

«…поэты и философы… крайне невежественные относительно…истории…душевного строя человека и законов наследственности…бросили в мир идею равенства людей и рас…»
«Нет ни одного … человека, … который бы не знал, насколько ложно химерическое понятие о равенстве людей…».
«У веры нет другого более серьёзного врага, чем вера».
«Сторож на железной дороге, который ест беззаботно свою натертую чесноком корку хлеба, может быть бесконечно счастливее миллионера, осажда;емого заботами».
«Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой».39

- Сынок, скажи мне, неужели тебе нравится читать такое? Ведь психология – это серьёзно. И потом, в твоём возрасте мальчикам всегда больше нравились другие книжки.

- Мама! А как ты считаешь, – вопросом на вопрос продолжил разговор Мигель, - мальчик в четырнадцать лет должен знать древний польский диалект и ещё пять иностранных языков в придачу? Ты ведь сама меня учила серьёзно относиться к знаниям, к образованию, просвещению? Или я всё это придумал?

- Да, сынок, верно. Но я ведь никогда не заставляла тебя читать любимые книги изверга - Адольфа Гитлера! Ты знаешь, что это настольная книга этого зверя?

- Именно поэтому, мама, я взялся читать эту книгу. Я хотел и хочу понять начало этого зверюги. Как он стал тем, кем стал? Почему и сегодня фашисты не унимаются, поднимают голову? Почему они стараются влиять на нас, почему они нам угрожают и как они используют то, что было надумано ещё много лет тому назад?

   Агнешка в который раз смотрела на сына с нескрываемой гордостью и беспокойством: «Боженьки правый! Не верю! Неужели это мой сын? Вундеркинд, умница! Как бы это не навредило ему в жизни…».

- И всё-таки, мой хороший, мой умный сын! Я прошу тебя, будь осторожен! Я не хочу, чтобы ты воспринял, как истины то, что написано в этой книге, хотя там и написано кое-что очевидное. Но упаси тебя Господь неправильно воспринять то, что сделало Гитлера Гитлером, впитать это в себя!

- Ну, мама, Гитлера Гитлером сделала не только литература его любимого Лебона. И ты это прекрасно знаешь.

Агнешка сняла с полки книгу, прочитала название и, протягивая её Мигелю, попросила:

- И всё-таки, сынок, лучше читай вот такое, чем то, за что взялся.

Мигель посмотрел на обложку, и на его лице мгновенно возникла ироническая улыбка.

- Мамуль! Но ведь это тоже одна из любимых книг Гитлера!

Аги перевернула обложку книгу, на которой было название «Виннету - вождь апачей» и прочитала: Карл Май…

Ну…Не может человек знать всего на свете! И на её лице появилась некоторая растерянность.

- Прости, я не знала, что и это написал человек, книги которого впоследствии стали любимыми книгами военного преступника.

- Ничего мама, бывает. Кажется, я давно уже стал понимать, что в этой жизни бывает всё.
Я даже начинаю понимать, что не всё правильно в том, что делает «Тупамарос». Но я не обсуждаю это. Ни с вами, ни с кем бы то ни было…

Аги взяла Мигеля за руку и, поглаживая её, тихо произнесла:

- Ты стал совсем взрослым, сынок…

ПОДГОТОВКА К НОВОЙ РАБОТЕ

   Аги вышла из комнаты. Она была в какой-то растерянности. И никак не могла понять: то ли всё правильно с её сыном, то ли нет?
Альваро сидел за столом с авторучкой в руках и что-то придумывал. Потом записывал,  додумывал и снова что-то записывал. Однако от его взгляда не ускользнуло Агнешкино смятение.

- Что-то не так, Аги? Что случилось? Ты какая-то потерянная.

- Нет, ничего, всё хорошо. Просто наш любимый сын стал взрослым, и кажется, становится настоящим человеком.

   Альваро  пристально посмотрел на жену, но не стал задавать ей вопросов: лишние вопросы и уговоры у них никогда не были в чести с тех пор, как они создали семью. Всё решалось не по принуждению, а с пониманием и добровольно: придёт время – сама обо всё расскажет.

- Что ты пишешь, Альваро?

- Да вот, наверное, занимаюсь не своим делом. Скорее, это твоя задача написать то, что я пытаюсь выложить на бумагу? Понимаешь, в сознании и перед глазами стоит то, что я и Организация должны делать после сегодняшнего совещания в прибрежном кантоне. Но я уверен, что это надо сформулировать. Методы, способы - ну, сама понимаешь. Поможешь?

- Дорогой, разве ты сомневался в этом? Ну, давай, что у тебя там?

   Альваро придвинул ей листок, на котором корявым почерком и не очень грамотно был выведен набросок действий «Тупамарос» в условиях новой обстановки и в соответствие с полученным заданием. Кроме того, туда легли и многие мысли из брошюры, которую Альваро получил на совещании и успел прочитать. Аги устроилась поудобнее в кресле и начала читать.

«Городская герилья должна купить свою  Сьера-Маэстру за наличные…»

«Ого! – подумала Аги, - да Альваро вырос! И как вырос! Есть даже сравнение с кубинским опытом»!

   Далее по тексту было много ненужного – ибо Аги этот документ представлялся короткой инструкцией – руководством к действию. Но она читала и улавливала главные, нужные моменты, а ненужные - вычёркивала.

«Похищения должны использоваться в качестве:
- бескровного способа устранения политических врагов;
- демонстрации слабых мест правительства;
- как оружие психологического террора, для возбуждения максимального страха и ужаса среди тех, кто жмётся к президентскому дворцу, и минимального беспокойства среди простых людей».

Аги исправила несколько фраз и начала читать дальше.

«Необходимо широко использовать:
- акции, направленные на дискредитацию государственных органов и сил безопасности;
- угоны грузовиков с молоком, едой или одеялами, содержимое грузовиков затем бесплатно должно раздаваться беднякам окраин Монтевидео».

Агнешка вычеркнула последнюю фразу, подумав: «Нет, это само собой, но это уже пройденный этап. Организация переросла такие методы. Их нельзя исключать совсем, дабы поддерживать народ и поддерживать в народе веру в «Тупамарос». Но это не главное, и в этом документе такого пункта быть не должно. Мы давно уже не Робины Гуды. И вообще: инфантильность и нелепость подобного метода пропаганды по принципу «хлеб на сегодня – голод на завтра», уже неактуальны.
Так…Что там дальше?».

«Запугивание и репрессии.
Психологическая война, как важнейший аспект любой борьбы. Страх – мощнейшее оружие. Запугивание и репрессии - как некие точечные удары, вызывающие всеобщий ужас, могут привести к моральному поражению сил безопасности или государственной машины. Применять  прямой и косвенный виды запугивания.
Полицейских офицеров, виновных в действиях против Организации, в пытках арестованных – терроризировать, а при необходимости дерзко расстреливать на улицах и даже в самих полицейских участках.
Любого, причастного к «вражеской партии» - полицейских, солдат, телохранителей – старательно выполняющих свою работу, подвергать преследованию и при необходимости устранять физически.
Подход должен быть однозначным: не отделять правительство или репрессивный аппарат от их «друзей», телохранителей, консультантов и даже родственников.
Другие формы новой работы, которые должны стать наиболее распространёнными:  поджоги, взрывы, убийства, запугивания, публичные унижения лиц, служащих врагу.
Селективный террор против людей в погонах, взрывы в армейских домах и полицейских участках, в правительственных зданиях и на объектах бизнеса, в том числе и иностранного.
Похищения тех, кто обвинялся Организацией в конкретных поступках, публичное унижение врагов Движения, их избиение, экспроприация оружия, обмундирования, документов, денег, запугивание семей чиновников, полицейских и военных»…

   Аги увлеклась работой, правя то, что успел написать Альваро, внося свои дополнения, что-то вычёркивая из текста. Тем временем, «железный Альваро», как часто звали его комбатанты, уже мирно посапывал за столом, лицом на руках. «Пусть спит, - подумала Аги, - такой сон один из самых сладких»…
И она принялась увлечённо дорабатывать документ.

«Саботаж, как мощное тактическое подспорье Организации. При этом низки финансовые затраты и личные риски. Власть всегда остро реагирует на сложившуюся ситуацию. Излишне эмоциональная реакция часто интерпретируется населением как паника: в таком случае любые действия правительства – будь они мягкие или сверхжёсткие – будут восприниматься как продукт этой паники и смятения, что играет на руку Движению.
Необходимо выделить три вида саботажных действий:
- саботаж, влияющий на большую часть населения, вызывая для власти массу неудобств.
Например, взрывы на предприятиях или же обрыв телефонных линий;
- саботаж, затрагивающий государство или олигархию (государственных чиновников, руководителей предприятий или землевладельцев). Такой вид саботажа не должен приносить прямого вреда населению.
- саботаж, наносящий урон репрессивным силам.
   Однако к вопросам саботажа надо относиться осторожно, поскольку неоправданный саботаж может стать контр продуктивным и вызвать неприязнь со стороны общества.
Мы должны объявить войну правительству, национальной олигархии и репрессивному аппарату, вести её тотально. Наш враг должен распылить свои силы, пытаясь охранять тысячи потенциальных целей. Задача заставить представителей существующего режима жить практически в подполье, ограничивая свои передвижения надёжной защитой десятков телохранителей, стоящих на посту даже в их собственных домах…».40

   Аги оторвалась от документа и взглянула на часы: стрелки показывали два часа ночи.
Альваро мирно посапывал за столом, и было жаль его будить.

«Пусть спит так, - подумала она, - проснётся – придёт в спальню».
Завтра утром надо будет ещё подправить документ, оформить, чтобы он стал похож на руководящий, напечатать. Потом - на рассмотрение к Бебе. Думаю, что они именно это имели в виду, когда давали Альваро пособие Баскской Организации «ЭТА»…
                ***
   Аги лежала в постели и думала:
«…но мальчик! Каков стал мой мальчик! Что-то он там говорил о несогласии с нашими действиями? Надо будет обязательно поговорить с ним об этом…он уже совсем взрослый… нет…ни в коем случае не втягивать его в работу: и рано, и не хочу, чтобы он этим занимался…чувствую, что нам надо бы уехать…Но куда, куда я денусь от всего этого?..».

   Ночь незаметно и тихо накрыла сном всех, кто, лёжа в постели, думал о своём. И крутящиеся в подсознании мысли плавно перетекали в сны.
У всех они, как это всегда и происходит, были своими. Своё, большое, материнское, снилось и Аги…

АКЦИЯ «РЕВЕРБОЛЬ»

   Уругвай удивительная страна. Даже в холода. А минус два по Цельсию для этой страны считается очень холодно. Так вот, даже в холода, и когда на деревьях почти нет листьев, везде и всюду всё-таки цветут цветы, зеленеют пальмы и не собирается жухнуть ярко зелёная травка. Всю зиму с июня по август красиво цветёт алоэ, ярко желтыми и оранжевыми пятнами отсвечивают лимоны и апельсины. Зимние цветы - анютины глазки и бархатцы, петуньи, герань - в каждом саду. В Монтевидео бывают, конечно, аномалии, но в основном ниже плюс двенадцати - редко. И это для уругвайцев считается холодной погодой…

   В этот день было относительно тепло и безветренно, градусов пятнадцать.
Никто даже и не подумывал одеть что-то теплее лёгких ветровок. И это было неудобно для группы Альваро: некуда было спрятать автоматическое стрелковое оружие. И поэтому,
в последний момент, было решено, что автоматы будут при водителях двух автомашин прикрытия. Остальные члены группы будут вооружены пистолетами.
   Накануне Ньято, как куратор таких операций, дал добро на похищение Улисеса Перейры Реверболя – президента государственной электрической и телефонной компании. Реверболь был не только крупным монополистом, но и личным другом президента страны Хорхе Пачеко Ареко. И это сыграло, пожалуй, главную роль в принятии решения на его похищение. Конечно, все знали, что он был одним из самых активных апологетов «закручивания гаек» в стране. И это тоже было причиной акции. И уж совсем третьим делом была задача выкупа, то есть, самофинансирования: скорее, в данном случае, приоритетом была политика.
Всё прошло быстро и просто, хотя и не без напряжения.

   Восьмого августа шестьдесят восьмого года, восемь двадцать. Монтевидео просыпался медленно и лениво. Кварталы спокойно дышали утренней прохладой, а на улицах, проспектах и
на бульварах было тихо и немноголюдно. Лишь шуршали шинами по асфальту редкие автомобили.
В переулках, на зданиях, то тут, то там, бросались в глаза любопытных свежие, сделанные ночью, граффити с лозунгами в поддержку тупамарос: их ещё не успели закрасить муниципальные службы. Как будто в насмешку над комбатантами и самим Реверболем на одной из стен было коряво, наспех, выведено  краской: «Реверболь! Сегодня за тобой придут! Дрожи, тварь!».
Из окна машины  Альваро увидел эту надпись, и уголки его губ лишь чуть дрогнули в едва заметной усмешке…

                ***
   Трёхэтажный особняк Реверболя стоял на самой северо-западной окраине района Вилья Эспаньола, утопая в зелени небольшого пальмового  парка и выходя фасадом здания на две оживлённые улицы – авеню Жозе Педро Варела с одной стороны и на проспект Дамасо Антонио  Ларраньяга с другой. Дом был огорожен полутораметровым, но ажурным забором из кованых фигурных металлических прутьев. Крыльцо парадного входа было украшено белыми гипсовыми фигурами Амуров с чашами винограда, который зачем-то, в совершенно безвкусной манере, был окрашен в свой естественный  цвет. В парке бродили охранники с симарронами, четверо телохранителей бездельничали  у входа в дом, ожидая выхода хозяина.41
   Альваро два раза проехал по маршруту, на котором были расставлены посты и группы прикрытия. Все были на местах и установленными сигналами показали свою готовность к акции.
Он подал сигнал. Одновременно, с проспекта и авеню, к разным концам пальмового парка Реверболя, подъехали автомобили с комбатантами и остановились в ожидании основного сигнала к действиям. Сигнал этот тоже, должен был последовать от Альваро.
Сам же он и трое из его группы – испытанные бойцы – остановились у ворот виллы. Все четверо были элегантно одеты, гладко выбриты, с парфюмом, какой могли себе позволить довольно состоятельные люди. Да, да! К этому времени тупамарос начали предавать значение и таким, казалось бы, мелочам. Но это были далеко не мелочи.
По звонку, к воротам, лениво и одновременно вальяжно, подошёл, охранник.
Ох, уж эти вечные  уругвайские медлительность и непрошибаемость!

- Доброе утро, сеньоры! Что привело вас к нам в такой ранний час? Разве вы не знаете, что эта вилла – частное владение?

   Альваро, на сносном не для знатока английском, попытался объяснить охраннику, что они только что из аэропорта Карраско, прилетели из США, и что сеньора Реверболя должны были предупредить об их приезде. Но охранник смотрел на Альваро выпученными глазами и, ничего не понимая, беспокойно поглядывал на сопровождающих его людей. То на одного, то на другого, то на третьего. Наконец, Рассера «расклинило».

- Простите, сеньор. Мой босс говорит, что о нашем прилёте из США сеньора Реверболя должны были предупредить. Мы из  Вашингтона, представители «Дженераль Электрик К0 ЛТД».

- Извините, сеньоры. Я, к сожалению, ничего об этом не знаю и должен доложить о вас сеньору Реверболю. Будьте добры, подождите здесь. Ещё раз, извините за неудобство.

    И охранник удалился в симпатичное, из пластика, постовое помещение в пяти метрах от ворот. Альваро остался стоять на месте, а все остальные сели в машину – в новенький «Мерседес», конечно же, взятый на прокат в прокатном агентстве и, конечно же, с  фиктивным номером.
Через три минуты охранник открыл ворота и жестом показал, что можно заезжать. Рассер потихоньку повёл машину по асфальтовой аллее, которая и привела к дому. На крыльце, в окружении четырёх телохранителей, стоял упитанный сеньор – это и был Реверболь.

Альваро скомандовал:

- Рассер! Остаёшься за рулём. Оружие в готовности. Остальные за мной. Держаться за моей спиной, чуть поодаль: не забывайте свои задачи. И снимите напряжение с лиц: по ним уже сейчас можно определить, зачем вы сюда приехали, чёрт  вас побери!

    Реверболь стоял, как и стоял, не смотря на своё подобострастное отношение ко всему американскому. Но положение в стране, где он был большой шишкой и, к тому же, другом президента, обязывало его не проявлять эмоций и симпатий: не он приехал к ним, а они к нему. Рядом с ним «тёрлись» ещё два телохранителя с бычьими шеями и  поросячьими глазками.

   В этот момент Альваро подумалось: «Боже! Ну, что могут сделать телохранители против снайперской атаки»? И он улыбнулся. Улыбнулся широко и непринуждённо.

- Доброе утро, сеньор Реверболь! Я генеральный менеджер американской компании  «Дженераль Электрик К0 ЛТД»…Майкл  Уэйн, - не моргнув глазом и лишь с некоторой паузой, представился заранее вымышленным именем Альваро. – У меня к вам короткое, на одну минуту, сообщение от президента моей компании. Выслушаете ли  вы меня, учитывая, что наша встреча не была запланированной?

   Реверболь изобразил на своём лице улыбку – видимо, улыбаться ему совсем не хотелось потому, что нарушились его утренние планы – слегка откинув голову назад и сделав жест правой ладонью вперёд, произнёс, как говорится «через губу»:

- Конечно, господин Уэйн! Я готов вас выслушать.

Он сделал жест телохранителям отойти и показал рукой на небольшую беседку, в шагах пятнадцати от лестницы парадного входа в виллу. Вместе они прошли к ней, и присели в стоявшие там глубокие, мягкие, из натуральной светлой кожи, кресла. Люди Альваро, остались у машины.

- Сок, кофе, шоколад? – вежливо спросил Реверболь.

- Благодарю вас, не стоит, мы уже завтракали. Дела, знаете ли, заставляют вставать пораньше.
- Да-да-да! Это верно, дела…Они нас не ждут, их надо делать…Так что вас привело ко мне, господин Уэйн? – Реверболь широко улыбнулся, слегка наклонил голову и выразил на своём лице любопытство и заинтересованность.

Альваро сделал небольшую паузу и…

- Сеньор Реверболь. Выслушайте меня внимательно и не делайте скоропалительных выводов. Ибо они  обязательно приведут вас и ваших людей к немедленной смерти…

Выражение лица Реверболя мгновенно переменилось: вместо любопытства и заинтересованности на нём появились растерянность и бледность. Он что-то хотел сказать, но, видимо, страшная догадка, нашла подтверждение в его сознании гораздо раньше, нежели Альваро продолжил свою тихую, устрашающую речь.

- Сеньор Реверболь, да, мы «Тупамарос», ваша вилла оцеплена, связь под контролем, телохранители, охранники – под прицелом. Я вас прошу, если вы сейчас же не смените выражение своего лица с растерянности на улыбку, я пристрелю вас на месте, - тихо, с угрожающей интонацией и зловещей улыбочкой на лице, произнёс Альваро.

   Реверболь попытался улыбнуться, но лицо не слушалось разума: этот  «денежный мешок» был очень уж трусоват.

- Ну, же, ну, сеньор Реверболь, неужели вы хотите умереть? Улыбайтесь…

   Наконец, на лице Реверболя появилось некое подобие улыбки и выражение лица, которое Альваро посчитал сносным.

- Вот, вот. И хорошо. А теперь  мы тихонько встаём и направляемся к вашим телохранителям и помощнику, туда, к лестнице. Вы скажете им, что планы изменились, и вы срочно уезжаете в  Посольство  США. Скажите, чтобы за вами прислали машину через два часа, поскольку отсюда мы уедем на нашем авто.

   Альваро и Реверболь встали и медленно, как бы прогуливаясь, пошли к лестнице. Комбатанты, остававшиеся в машине и рядом с ней, насторожились. И их сердца, застучали, как захлёбывающиеся помпы, выкачивающие воду из реки.
Но Реверболь очень хотел жить и  сделал всё так, как сказал ему Альваро. А тот - внимательно следил за реакцией помощника Реверболя, лицами телохранителей, но не отметил, каких- либо признаков подозрительности с их стороны.
В следующую минуту все они уже сидели в машине, которая медленно двигалась к воротам виллы.

- Всем постам, – негромко произнёс в микрофон рации Альваро, - у нас плюс, у нас плюс. Готовность. Переходим к обороне и сопровождению по плану.

Находящиеся в машине комбатанты невольно нащупали своё оружие в готовности к его применению.

   Машина, выехав из ворот и не нарушая скорости, установленной в городе, плавно поехала в определённое планом место. Ни преследования, ни слежки замечено не было. Потом ещё два раза, Реверболя пересаживали в другие автомобили и, наконец, доставили в  организованную «Тупамарос»  «Первую народную тюрьму». Никто и подумать не мог, что она расположена в подвале небольшого каменного дома на пересечении улиц Хоакина Нуньеса и  шоссе Рамбла Маатма Ганди,  на юго-востоке города, прямо у моря. Тихое, неприметное местечко, где живут несколько семей совсем уж среднего достатка.
Собственно, никто и подумать-то не мог, что все члены этих семей не просто симпатизанты  тупамарос, а самые, что ни на есть комбатанты…
                ***
   Уже ранним утром следующего дня, Аги и Альваро были в штаб-квартире Движения. Как будто в насмешку над властями, она располагалась под флагом вполне легальной юридической  фирмы «Фемида», между  Плаза Индепеденсе и театром «Солис».

   В штабе уже были Бебе, Ньято и Бидегайн. Чуть позже подтянулись и другие члены Руководства и  Исполкома. 
Бидегайн первым встретил Альваро медленными аплодисментами. Но не иронически, а с искренней улыбкой на лице.

- Браво, браво Альваро! Блестящая операция! Без сучка и задоринки! Мы в тебе не ошиблись! Спасибо, ты сделал для Организации то, что сейчас очень и очень важно и необходимо. Америка ещё вчера, через час после похищения Реверболя узнала об этом факте. Наши информаторы из окружения Пачеко Ареко сообщают, что президент был просто взбешён этой  акцией! Но главное, за что он со всех сдирал шкуру – это за то, что он узнал о похищение Реверболя от американцев, а не от своей службы безопасности. Они теперь боятся нас пуще прежнего. Мы посеяли страх в их рядах. И это очень нам на руку. Ты молодец, ты просто молодец, Альваро! Поздравляю, с успешной операцией!

И поздравления и похлопывания по плечу посыпались на Альваро со всех сторон.

- Теперь нам, всем вместе, надо продумать, как в дальнейшем продуктивно использовать Реверболя, как «разменную монету». Но, об этом позже. А пока, предлагаю всем выпить кофе.

   За столом царило веселье, шутки и смех. Между делом, Бидегайн, обращаясь к Бебе, в присутствие всех, предложил:

- Как ты думаешь, Альваро заслуживает хотя бы дня три отпуска?

Все на секунду затихли: отдохнуть хотелось многим, и для всех это был вопрос вопросов.
Сендик, пряча улыбку, тихо сказал:

- Не время сейчас, и вы все об этом прекрасно знаете. Потом, всё потом…

Да…Все знали, что отдыхать некогда, что впереди работы на несколько лет…

                ***
-  Скажите, Альваро, а  что потом стало с Реверболем?

- Ну, это отдельная история. Но главное – мы получили за него деньги, которые потом пошли на нужды Движения. А, кроме того, когда мы его отпускали, то ему были поставлены условия: перестать выступать в качестве  активного  борца за «закручивание гаек» против «Тупамарос». К сожалению, для него, Реверболь не внял нашим советам и в семьдесят первом году был похищен нами второй раз. Сами понимаете, что легко ему после этого не было. Но второе похищение Реверболя  – это уже не очень интересно, хотя и факт. У нас были дела и покруче. Да и, к сожалению, Володя, я не вездесущ и не мог участвовать во всех операциях «Тупамарос» одновременно. А о многих из них узнавал лишь позже, когда они свершались. Или в тюрьме. Но это было потом, после…
А шестьдесят восьмой, один из самых тяжёлых для Уругвая и для нас годов, на этом не закончился. И нам, тупамарос, пришлось ещё многое пережить и много повоевать…
Сразу же после операции «Реверболь», мне было поручено, срочно заняться пополнением финансов нашей Организации. И такой операцией самофинансирования стала акция в казино «Карраско».

- Расска;жите?

- Конечно, расскажу, но не сейчас. Мне кажется, Володя, нам пора подремать? Как вы, не против?

- Ого! – я взглянул на часы: стрелки показывали пятнадцать минут четвёртого. Действительно пора было отдыхать. – Да, мы подзадержались. Как вы, Альваро? Я остаюсь спать здесь, у моря.

- Да и я тоже, здесь свежо и уютно одновременно…

   Мы завернулись в куски брезентухи, и вскоре я услышал мощный уругвайский храп. Да, и сам я быстро уснул. А под всплески моря, шуршание его волн о песок, снились мне красивые машины, бегающие туда-сюда полицейские в незнакомой мне униформе и большой, одутловатый Реверболь с лицом, подглуповатым от испуга. Хотя, на самом деле он не был большим и пузатым, да и глупым тоже не был. И какие-то люди, связавшие меня, всё время шлёпали ладонями по моему лицу и всё спрашивали: «А ты, ты! Ты готов идти с нами до конца, за родину, за Уругвай?». И я мотал головой и отвечал, что никогда не стану террористом, потому, что это подло и что это горе и кровь под красивыми лозунгами и благими намереньями, которым вымощена дорога в ад…

ОПЕРАЦИЯ  «КАЗИНО  КАРРАСКО»

   Проснулся я от того, что кто-то легонько похлопывал меня, то по одной, то по другой щеке и приговаривал:

- Ну, вы готовы или нет? Просыпайтесь, Володя, просыпайтесь, поедем в район! Давайте, завтрак готов. И в дорогу.

- Чего там делать-то? – едва проснувшись и чуть сообразив, чего от меня требуется, сонным голосом спросил я Альваро.

- Я не рассказывал вам? Полгода тому назад мне разрешили переписываться с одной полячкой. Она в шестидесятых, как Агнеша, работала с нами в Уругвае. Теперь живёт в Польше и служит в одном из католических храмов Кракова. Когда Аги пропала, я не искал её потому, что был сильно ограничен в передвижениях и переписке. Собственно, как и сейчас. Но я обращался…ну, сами понимаете к кому…и мне, как не странно, разрешили писать этой женщине и получать от неё письма. Понятно, что перлюстрация, там, и прочее. Но всё-таки…

-  И вы  хотите сказать?

- Да, Володя, я переписываюсь с ней в надежде, что Аги появится в родном Кракове и обязательно придёт к богу, ибо она всегда была человеком глубоко верующим. После извещения о гибели Мигеля она со мной почти не разговаривала, все глаза выплакала. Уходила к морю и там – много раз я наблюдал за ней и слышал – разговаривала с Господом.

- Понятно… Дай то Бог, дай…Понял…Ну, что ж, поехали. И вам будет веселее, да и мне здесь одному на хозяйстве сидеть  не резон.

   Наскоро перекусив, мы сели на «Урал» и помчались против ветра на северо-восток, в районный центр под звучным названием «Лебедянск» - в городок с населением тысяч тридцать пять, зелёный, но особо ничем не примечательный. Поехали, потому, что почта приезжала в Лебединое только раз в месяц, а надежды ищущего и тоскующего человек – нескончаемы, пока не «убита» причина тоски и пока поиск ответа на бередящий душу вопрос не увенчается успехом…

                ***
   Я сидел в коляске мотоцикла. Альваро вышел из здания почты – правильнее будет сказать из лачуги – остановился и опёрся на перила крыльца. В его левой руке свисал конверт с листком письма, исписанным красивым женским почерком. Лицо Альваро было печальным и казалось потерянным.
Я вылез из коляски и подошёл к уругвайцу. Но взглянув ещё раз в его лицо, понял, что хороших новостей он не получил и что лучше помолчать.
Какое-то время Альваро постоял на крыльце, а потом, вдруг улыбнулся и выпалил:

- Эх, Володя! Я тут одну пельменную знаю! Пельмешки – закачаешься! Поедемте?

- Ну, время обеда, пора бы. Я не против горяченьких пельмешек.

   Мы сели на мотоцикл и уже через три минуты были в пельменной. Кассирша, как ей казалось незаметно, подмигивала Альваро. А я усиленно делал вид, что этого не замечаю.
Она рассчитала  нас и  «ненавязчиво»  спросила:

- Что-то ещё? Или так уйдёте?

Альваро посмотрел на меня вопросительно.

- А как насчёт мотоцикла? – высказал я сомнение в необходимости спиртного.

- А-а-а, плевать Володя, не беспокойтесь, всё будет хорошо! И не такое бывало, а сдюживали!

«Вот же, твою уругвайскую маму! - подумал я, - опять выпивка! Ну, как мне, слабовольному пацану, отказать этому ненасытному уругвайцу? Ведь ему сейчас плохо. Ну, да, ладно, пусть будет по его…». И я кивнул головой.
Толстая кассирша мячиком подпрыгнула со своего места и пулей исчезла «в закрома» пельменной.
А рядом, за столами, уже, видимо, не первый час, гужевала местная пьянь, да рвань…
«Вот она, провинциальная тоска и муть!» - подумалось тогда мне и…

И мы начали обедать…

Но трапеза наша не обошлась одной бутылкой «Экстры» – вполне себе приличной по тем временам водочки. И естественно, что круто набравшись, мы, ничего уже не соображая, кое-как взгромоздились на мотоцикл…


   Очнулся я, опять же, ничего не соображая, на больничной койке.
Первая мысль была: «Слава богу, жив!». Повертел головой – голова болит, но шея вертится. Ноги руки? Больно, но вроде всё на месте. Однако тело нестерпимо болело. И ещё, что-то сильно жгло левую голень. В глазах пелена.
Но вскоре, снова открыв глаза, я всё увидел яснее: в палате нас двое. И по чёрному пятну шевелюры на подушке соседней кровати, я догадался: «Альваро»…
«Ай, молодцы! Вот так погуляли!» - пронеслось в голове.
А ещё я увидел, что у моих ног нет никаких растяжек, а вот левая нога Альваро на растяжку подвешена.
Я попытался слегка повернуться и привстать, но резкая боль пронзила поясницу и я негромко  вскрикнул.
Альваро повернул голову на подушке и спросил:

- Очнулись, Володя? Слава Богу! Я молился за вас, виноват я перед вами.

Я попытался возразить ему, успокоить, но язык как будто прирос к нёбу, а в горле что-то запершило и заклокотало. И вымолвить я  не смог ни слова.

- Лежите, спокойно Володя. Потом поговорим, всему своё время.

   В палату вошла медсестра и сделала Альваро укол. Потом и мне. Я уснул и проснулся только к вечеру с ощущением, что у меня всё в порядке и совсем ничего не болит.
Открыв глаза, я увидел,  Альваро, читающего какую-то газету.

- Альваро, что с нами произошло, я ничего не могу вспомнить? Как всё было? Понимаю только, что мы попали в аварию. А так – ничего не помню…

- Простите меня, Володя, я виноват перед вами. Не должен был я садиться на мотоцикл в таком состоянии, да ещё и вас, пассажира, подвергать опасности.

    Я понимал, что это так и есть, но вежливость не позволяла мне в чём-то упрекать старшего, пусть и виновного предо мной человека.

- Ну, что ж, раз так получилось. Бывает… Всего не предусмотришь, от всего не отгородишься…

- А надо бы, надо бы…Старею, безмозглость плешь прошибает. Но, слава богу, вы более-менее в порядке. Да и у меня всего-то сотрясение мозга, перелом левой ноги, да куча ушибов с синяками. Хвала господу! Да и у вас, Володя, всё более-менее - переломов нет. Правда, жесточайших ушибов полно. А самое плохое – сотрясение мозга, как и у меня, и сильный ожог левой голени. Когда наш «Урал» перевернулся на левую сторону, то чем-то пробило бензобак и потёк бензин. Чирк – и он загорелся. Слава богу, я успел вас оттащить и затушить вашу штанину. А как – и сам не знаю: нога-то уже была сломана…

- Понятно. Спасибо вам…

- Да, за что же спасибо, Володя? За то, что чуть вас не угробил?

- Да, ладно, Альваро, бросьте, не корите себя. Мы оба хороши!

- Ну, да, это верно…

- Вы лучше скажите, что говорят врачи – долго нас тут продержат?

- Ну, вы и прыткий! Кто к докторам попал быстро от них вряд ли уходит. Вот вы-то, наверняка через неделю выпишитесь. А мне придётся с месячишко поваляться на койке, пока то, да сё. Хотя…На мне всегда все болячки заживают, как на собаке…

- Значит, будем вместе - я от вас никуда! Как я уеду домой, во Владивосток, брошу вас на кого, зная, что вы к койке «привязаны»?

- Ну, в больнице, как известно, есть персонал, который ухаживает за больными…

- Так-то оно так, Альваро. Но я не уеду. Бросать людей в трудный час – это позорно. К тому же, вы мне ещё многое обещали рассказать. Вот и достаточно о моём отъезде и о вашей вине. Давайте будем слушаться докторов и быстрее выздоравливать. А там - будет видно.

- Что ж, резон, резон, Володя…

   Открылась дверь. Это санитарочка принесла ужин. Взглянув на поднос, я не поверил  глазам: так в наших больницах пациентов не кормят! Жареный картофель с мясом. Причём, мяса больше, чем картошки! Какая-то, с аппетитной корочкой, рыба, красивая и ароматная, салат из огурцов и помидоров. Чай с лимоном. А ещё – не поверите! – два бутерброда  с чёрной икрой, к чаю!

- Ого! Откуда такое богатство? Неужто министр здравоохранения приезжает? – пошутил я неловко.

- Не ёрничайте, а кушайте, болезные, – парировала пожилая санитарочка. Это я из дома принесла: на прошлой неделе нам не завезли продукты, так что вот, помогаем все, кто чем может.

- Неплохо помогаете, мамаша, спасибо. И неплохо поживаете, раз у простой санитарки в доме чёрная икра водится, а? – подкузьмил её Альваро.

- Ладно, ешьте! Так я вам и рассказала, откуда у санитарок чёрная икра берётся, пьяницы чёртовы! Видели бы вы, в каком состоянии вас привезли! А вонь-то какая в палате стояла – сплошной перегар!

- Спасибо Вам! Простите, не знаю вашего имени отчества…

- Да, зовите Татьяной Михайловной – не ошибётесь.

- Спасибо вам, Татьяна Михайловна. И простите нас, пьянчуг!

- Э-эх! Ребята, ребята! – Татьяна Михайловна вышла и через три минуты возвратилась с подносом, на котором стояли две мензурки. – Вот, перед тем, как кушать – лекарство примите…

   Первым лекарство принял Альваро. Выпив его, он поставил мензурку обратно, на поднос и не произнёс ни слова.

   Настала моя очередь. Я приподнялся на локти взял мензурку, понюхал содержимое и взглянул на Татьяну Михайловну. Она тоже смотрела на меня, но в глазах бегала хитринка.

Я выпил и  произнёс, выдохнув:

- Уф, с таким лекарство мы быстренько поправимся! – в мензурках был чистый спирт, и он был очень кстати нам с Альваро – перед ужином, да ещё и с похмелья.

- Вот и ладненько! – собрав мензурки, Татьяна Михайловна пошла на выход. – Покушаете – посудку оставите на тумбочках.
И она аккуратно прикрыла за собой дверь палаты.

   Мы с Альваро переглянулись и немного похихикав, принялись за ужин.

   Утром пришёл следователь. А следом за ним в палату вошёл человек, носящий во всём своём облике отпечаток системы и манеры тех людей, которых многие знают не понаслышке. Он попросил следователя быстро «закрыть дело» и «не мешаться под ногами» у компетентных органов». На меня он посмотрел, как на вещь, и сказал:

- А вы, молодой человек, как только выпишитесь из больницы уезжайте.

   Я хотел было возразить и сообщить ему, что я приехал навестить Альваро, как отца моего бывшего солдата и что моя фамилия…Но он на это ответил, что прекрасно знает, кто я и никаких возражений не принимает.

   Так, я понял, что мне осталось быть вместе с Альваро недолго. И тогда, я стал надоедать ему с просьбами рассказать, как можно больше, о его жизни в Уругвае, о тупамарос и их деятельности: где и когда ещё я узнаю столько интересного?..

   Что делают больные, особенно лежачие, в палатах больниц? Конечно, читают, травят байки. Бывает, что иногда и выпивают. Но у нас было чем заняться: я был молод и любопытен. А Альваро переполняли воспоминания. Что до спиртного, то у нас был один, как нам показалось, верный путь – и в том, что мы не ошиблись, мы позднее убедились: Татьяна Михайловна – добрая наша санитарочка! Только вот… добрая ли?.. 

   Но ближайший вечер нам предстояло предаться уругвайским воспоминаниям «на сухую».
Альваро, лёжа на спине и заложив руки за голову –  по-другому он пока и не мог – рассказывал мне об операции в казино «Карраско». А я, записывая его рассказ на «магнитофонную ленту памяти», как всегда, представлял его воспоминания в цвете и деталях. Ну, я уже не раз говорил о моём свойстве видеть рассказы других, как в кино…

                ***
- Я рассказывал  тебе, Володя, - Альваро снова перешёл на «ты», как у него это часто  бывало. В конце концов, я по возрасту годился ему в сыновья, - я уже рассказывал тебе, что шестьдесят восьмой год был для Движения очень тяжёлым.
«Ну, да, конечно! Ещё не один из годов, о которых вы мне рассказывали, не был лёгким. Хотя…Может, так оно и было?».

- К сентябрю  финансы Организации истощились, и мы начали изучение возможностей продолжить самофинансирование. Среди намеченных акций была и операция в казино «Карраско». Конечно же, мы изучили всё, что касалось этого казино, и получили самую, что ни на есть точную информацию о том, что ежедневно в  нём «крутятся» большущие деньги! И Исполком принял решение: в первую очередь атаковать именно эту цель. Ведь столь громадные деньжищи мы вряд ли бы взяли даже в каком-либо банке.
Казино было непростым. Это был притон, в котором проводили время олигархи и всякая чиновничья нечисть. Там они, играя в рулетку или покер, спускали иностранную валюту и миллионы песо, наворованные у народа…

                ***
- Ну, вот  нам и  реальные, живые деньги, - сидя на краешке стола в штаб-квартире – в офисе фирмы «Фемида» - говорил  Эль Пепе. – Дайте мне возможность разработать и совершить эту акцию – и Движение переведёт дух! Мы, пусть и на время, но всё-таки залатаем наши финансовые дыры.42

   Сидевший в угловом кресле Энглер,  который был  моложе Мухики, но в отличие от него  являвшийся членом Исполкома МLN-Т заметил:

- Такая операция нуждается в  тщательной проработке и опытном организаторе. И если она осуществится, то это будет не просто экспроприация, это будет символическим ударом по одному из очагов разлагающейся капиталистической системы развлечений. А значит, операция будет носить не только практический, но и пропагандистский характер. Думаю, что товарищи согласятся со мной, что разработку этой операции надо поручить опытному в этих делах Альваро Кастильо.43

Энглер взглядом победителя вопросительно посмотрел на сидящих в комнате членов Исполкома – Сендика, Уидобро, Платеро, Грахалеса, Тополянски и Бидегайна. Сегодня их было вместе с Энглером семеро. Но кворум для принятия решения был.

- Думаю, ты прав, Генри. А как остальные?

Платеро, обращаясь к Эль Пепе, мягко произнёс:

- Дружище, не обижайся. Но ты ведь и сам понимаешь, что Альваро гораздо опытнее тебя в этих вопросах. А рисковать нам нельзя. Так что, не сочти за недоверие, но я за то, чтобы этим занялся Кастильо.

    Остальные члены Исполкома  поддержали предложение. При этом каждый доброжелательно отозвался об организаторских и боевых  качествах Пепе. Но конечный результат требовал «железа». И решение было принято.

   Сендик, всё это время сидевший молча и, казалось,  не участвовавший в принятии решения, встал со своего места и молча, пройдясь по кабинету туда и обратно, остановился, наконец, рядом с Альваро. Все смотрели на Бебе, как на истину в последней инстанции.

- Полагаю, что так тому и быть, - вымолвил тот, наконец. – Сколько тебе нужно времени, Альваро?

   Кастильо  сделав некоторую паузу и как бы прикидывая и соображая, как и что он будет делать, наконец, ответил:

- Давайте вместе прикинем. Сегодня первое октября. Думаю, что на подготовку нужна, как минимум, неделя. Предварительно. А там - по обстановке. Я буду докладывать. Раньше не получится: все мы научены горьким опытом. Операции  надо готовить. Наскоком ничего не решишь…

- Что ж, - негромко произнёс Сендик, - думаю, что Альваро надо дать эту неделю. А там, действительно, посмотрим…

   Обсудив ещё около десятка вопросов, члены Исполкома, как и положено, по конспирации, постепенно разбрелись по домам. Но Альваро, который,  хотя и был команданте, членом Исполкома не был. И потому, он ушёл раньше Аги. В общем-то, она оставалась в офисе до самого вечера. А Альваро, чувствуя какую-то неуёмность, был уже весь в планах, продумывая на ходу всё, чем надо заняться в связи с новым заданием.
И уже дома, выстроив на бумаге основные пункты своего плана, он с нетерпением ждал Аги, чтобы обсудить то, что задумал…

«Так… Прежде всего, наблюдение и ещё раз наблюдение, фиксация всего, даже самых незначительных мелочей», - с авторучкой в руках думал Альваро над чистым пока ещё листком бумаги. «Окрестности, ближайшие улицы, проходные дворы…Обязательно подземные коммуникации…Да, не забыть: во что бы то ни стало раздобыть план здания. Так…Связь. Что там с телефонами? Есть ли у охраны радиостанции? На какой волне они работают? Ага, не забыть: график работы казино, прибытие и убытие персонала. И полиция: периодичность патрулирования окрестностей и проверки самого казино. Самое главное: график вывоза денег из казино! Наверняка это, пусть и не самое слабое место, но та самая дыра, через которую можно проникнуть к решению нашей задачи. И ещё: обязательно заслать своих людей в само казино в часы игр, изучить помещения изнутри. Неважно как. Главное – осторожно. Пусть это будут «игроманы», работники каких-то служб – да кто угодно, но под легальным предлогом. И обязательно надо будет составить схемы, карты…Может быть даже изготовить, пусть и примитивные, макеты…»…

                ***
   Альваро скорее  почувствовал, чем услышал, что пришла Аги. Как всегда почти бесшумно и легко она прошла в комнату и, подойдя к столу, за которым над листком бумаги «колдовал» Альваро, обняла его и щекой прижалась к его чёрной, как смоль, шевелюре.

- Голоден? Или работаешь, себя не жалея?

- Да, не особо…Ты же знаешь: когда у меня есть захватывающая работа, то мне не до еды.

- И, тем не менее, надо что-то поесть. Сейчас что-нибудь соображу. Кстати, а где Мигель, ты не обеспокоен, что его так долго нет? Уже темнеет.

- Беспокоюсь, конечно, Агнеша. Но беспокойство ничего не решает, ты же это знаешь. Ещё полчаса и начну его разыскивать.

   Но искать Мигеля не пришлось. Как и было принято в их семье, дверь ключом открывалась осторожно и без лишнего шума. И на пороге  комнаты появился Мигель. Скрывать что-то друг от друга, за исключением, как во благо, тоже было не принято. Мигель и не стремился к этому. И потому, сначала Аги, а потом и Альваро сразу же заметили  на лице сына огромную ссадину
на лбу и обширный синяк, охватывающий весь левый глаз. Явно кто-то крепко засадил ему справа!
- Ну, рассказывай, сын, с кем так повоевал? Надеюсь, ты не был трусом  в этом поединке?

   Аги, хотя никогда и не была мамой-квочкой, увидев бойцовские знаки на лице своего мальчика, перепугано повернула ладонями его лицо к себе и запричитала:

- Господи! Ну, когда же это кончится? Когда в этой стране перестанут вымещать злобу на детях из-за неприятия родителей?

Она попала в самую точку!

- Ничего страшного не произошло, мама. Или вы забыли, как в прошлом году с отцом пришли в четыре часа, все в синяках и ссадинах? Это борьба! Вы сами меня этому учили! И думаю, что я достоин вас!

- Ладно, сын, выкладывай! – Аги уже принесла тёплой воды, спирта и какие-то примочки, чтобы облегчить страдания сына, который, в общем-то, не особо и страдал, а весело рассказывал, как на него и двух его друзей напали  «джуповцы».44

- …да, в общем-то, ничего особенного: обычная стычка. Мы с ними всегда воевали. Просто в этот раз их было намного больше. Да и старше нас года на три. Но мы тоже им дали! Я одному так врезал!

- Надеюсь, сынок, ты не убил его? – сыронизировал Альваро.

- Ну, что ты, пап! Я же понимаю, что такое жизнь человеческая. Я так, поучил его немного. А синяки - ну, был там один здоровый, на голову выше меня…

- А за что воюете-то, что хотят они, чего вы хотите? – Аги приложила к ссадине на лбу одну из приготовленных примочек и закрепила её пластырем.  Мигель даже не моргнул, хотя ссадина предполагала ощутимую боль. «Молодец, сын, хорошо, достойно держится!» - подумала она. – Так всё-таки: за что воюете?

- За справедливость, Мама, за справедливость. Они хотят, чтобы мы не высказывали своих симпатий вам, нашим родителя. Но в школе все знают, кто есть кто. Ну, не про вас с папой, конечно. И никто не знает, кроме директора и учителей наши адреса. Вот мы и защищали кабинеты от проникновения в них «джуповцев». Выследить нас у них не получается. Они и хотят узнать, кто, где живёт. Из школьных документов. Но, ни они, ни директор не догадываются, что мы давно все адреса из документов изъяли и уничтожили.

- О-о-о, Мигель! Да, вы оказывается подпольщики!

- Ты смеёшься пап? А это не смешно! Позавчера было убито трое наших, из параллельного класса, только за то, что хорошо отозвались о тупамарос. Ну, вы помните, когда на стадионе шла трансляция? Завтра похороны…

- Да, сынок… Смешного тут, конечно, мало. – Альваро задумчиво посмотрел на Аги.

В глазах Агнешки забегали тревожные огоньки, но она промолчала. А Альваро, после некоторой паузы, произнёс:

- М-да-а…Война, война…И у каждого она своя…Даже у детей…Но ты, хоть и молодец, сынок, но всё-таки, будь осторожнее и держись подальше от всех обсуждений и рассуждений. Твоя война – это война за знания, а обязанность – учиться!

- Даже если тебя и твоих родителей оскорбляют и обещают убить? – Мигель пристально, не по-детски, посмотрел в глаза отцу. Аги на мгновение замерла: такого серьёзного вопроса не ожидала даже она, казалось, хорошо знающая своего ребёнка.

Ещё мгновение Альваро помолчал и всё-таки ушёл от прямого ответа на вопрос Мигеля.

- Понимаешь, сын! Не всё то, что храбро и дерзко, приемлемо. Всё зависит от ситуации и намерений. Иногда честность и дерзость приводят к смерти. И порой, лучше уйти с линии огня, чтобы потом нанести противнику решающий удар! Что толку от геройской гибели?

   Мигель, молча, смотрел на отца и пытался понять смысл того, что тот только что сказал. В нём боролись ещё мальчишеский романтизм и врождённый ум, пополненный необозримо бо;льшими знаниями, чем знания его сверстников. Да и знания его отца. Слава богу, что он, будучи вундеркиндом, не верил в это, своё, вундеркиндство. Или не понимал своего превосходства. Он молчал и пристально смотрел на Альваро.
Но Аги призвала их обоих к столу. Скромный ужин происходил в тишине и молчании. А после него Мигель сразу ушёл в свою комнату, и в этот вечер он более не появлялся в обществе родителей…

                ***
 - Ну, я смотрю, ты уже кое-что набросал? – Аги положила исписанный Альваро листок на стол. В общем, как мне кажется, всё правильно. Надо разрабатывать эти направления подготовки  операции. Ты прикидывал предварительно, что и кто тебе понадобится?

- В общих чертах. Думаю, человек пятнадцать, среди которых две-три женщины. Наверное, машины четыре или пять. Ну, понятно, что автоматического оружия единиц шесть для групп прикрытия. И пистолеты. Желательно «парабеллумы» - они надёжнее и удобнее. Ну, может быть «Беретты». Обязательно штук шесть гранат, на всякий случай, пару дымовых шашек. Тоже на всякий случай.

- Немало! Ты что на войну собираешься? Тебе не кажется, что для взятия казино это многовато? Это же тебе не операция по захвату военного  городка национальных гвардейцев?

- Бережёного господь  бережёт! Не понадобится – всё вернём. А пока - вот так. Уточнятся планы – уточнятся силы и средства.

- Ну, что ж, хорошо. Во всяком случае, ты разработчик и исполнитель акции – тебе и решать, тебе и защищать проект на Исполкоме.

- Ладно…Всему своё время. «Маньяна пор ла маньяна», пошли отдыхать…45

                ***
   На улице был тихий безветренный вечер. И два комбатанта в машине, недалеко от дома Кастильо, увидели, как в окне квартиры погас свет.

- Ну, вот… Давай и мы поочерёдно отдохнём, - и один из комбатантов ячейки, назначенной на охрану семьи Кастильо, устроился поудобнее на заднем сидении машины, чтобы подремать хоть немного. Разбудишь через пару часов…

- Ладно, дрыхни…Ничего не случится…Подежурю…

                ***
   Утро разбудило семью Кастильо в шестом часу воем полицейской сирены. Альваро осторожно приоткрыл занавеску и попытался рассмотреть, что происходит на улице. За  зелёной  зоной парка, на обочине дороги, стоял старенький автомобиль, возле которого крутились два полицейских экипажа –  четыре человека. Альваро про себя профессионально отметил: «Серый «Плимут» сорок девятого года». Чего они там крутятся? Машина, вроде, наша, я её приметил ещё до того, как они стали меня пасти.

- Не выглядывайте из окон и не выходите пока из дома. Я скоро.

   Тихо и осторожно Альваро выскользнул из квартиры, а затем и из дома, через чёрный ход, пробрался к аккуратно подстриженным и густым кустам парковой зоны, прямо к дороге, так, что машина, возле которой крутились полицейские, оказалась метрах в пяти-семи от него. Он почти не дышал. И хотя было плохо видно, уловил момент, когда полицейские ушли с линии обзора со стороны переднего пассажирского сиденья. Мгновенно стало всё ясно: оба - и водитель, и пассажир, мертвы. Водитель лежал на рулевом колесе. Рядом, на пассажирском сидении, с простреленной головой, весь в крови, лежал его напарник.
Альваро пронзило беспокойство, и оно не покидало его даже тогда, когда он вернулся домой.
На вопрос жены «что случилось?» он  лишь бросил: это нас не касается. Аги и Мигель ничего по привычке и не спрашивали. Выпили кофе, собрались и поочерёдно разошлись по своим делам. Мигель – в школу, Аги в штаб-квартиру, а Альваро - вслед за ней, но не вместе, а  другой дорогой.
   В то время они лишь по слухам знали об «Эскадронах смерти» и их уругвайском руководителе Антонио Лопесе.46 
Но  с этого момента слухи начали перерастать в реальность, и все потери были ещё впереди. «Эскадрон смерти» активизировал свою деятельность именно с этого убийства. А значит, надо было предполагать предательство в рядах боевой части Организации. Так наступило девятое октября…

                ***
   Около  восьми утра – чего  раньше никогда не бывало – Аги добралась до штаб-квартиры. Обычно она приходила к девяти. Как ни странно, но в офисе в гордом одиночестве уже находился Ньято. И такого раннего визита в штаб-квартиру второго человека в МLN-Т  тоже никогда не было. Что-то случилось!..
Не прошло и двадцати минут после того, как Аги вошла в штаб-квартиру – прибыл и Альваро.

- Что случилось, Ньято? Ведь что-то же случилось, да? Ответь мне! И зачем вы назначили людей для нашей с Аги охраны? Они погибли! Их застрелили ночью, спящих, прямо в машине, недалеко от нашего дома! – Альваро впервые, как показалось Ньято, горячился. Он никогда не видел его таким. И Аги тоже. Видимо, они просто не поняли, что творилось в душе у железного Альваро.
   Уидобро ничего не говорил, а Аги ничего пока не знала, а только переводила взгляд с Альваро на Уидобро и обратно, пытаясь понять, о чём это они?
Ньято спокойно и медленно поднял голову и взглянул на возбуждённых товарищей, а потом тихо произнёс:

- Ждите. Сейчас подойдут Сендик и Бидегайн, и мы вам всё расскажем. Сразу и посоветуемся, что предпринять.

    Альваро осёкся и прекратил ходить по помещению, присел на краешек стула. Какое-то время молчали. Наконец пришли Сендик и Бидегайн. Все присели к столу. Немного помолчав, Сендик начал тихо говорить. У него вообще была манера говорить тихо.

- Вчера полиция накрыла конспиративку на улице Куфре. Наш человек в полиции сообщил, что полицейскими там найдены фотографии внутренних помещений казино «Карраско». И они очень заинтересовались  этими фото. Как доложила прослушка, начальник полиции уже звонил в казино. Они усилили охрану. Полиция в свою очередь теперь круглосуточно дежурит у этого объекта.
Кроме того, сегодня ночью в машине, спящими, выстрелами в голову, убиты двое наших комбатантов. Это те самые люди, которым было получено охранять семью Кастильо, то есть вас Аги и Альваро. Не стану переливать «из пустого в порожнее», обсуждать, кто ошибся, кто сделал правильно и неправильно и почему комбатанты спали. Приказываю: временно подготовку операции «Караско» приостановить.

Сендик посмотрел на Альваро и продолжил.

- Альваро, у вас в квартире есть оружие, какие-то документы или  то, что может навести полицию хоть на малейшие подозрения, не говоря уже о следах?

- Нет, Бебе, нет. Мы знаем законы конспирации и самосохранения. Там нет ничего, что могло бы свидетельствовать об Организации или о нашей принадлежности к ней. Но не будет ли подозрительным…

Альваро не договорил, потому, что Сендик перебил его.

- Не будет. Бидегайн, получите деньги у казначея, сегодня до вечера снимите через подставного агента квартиру в самом многолюдном районе, ну, скажем, в районах Поситос, Бусео или парка Родо. Там есть и школы. Позаботьтесь о том, чтобы тихо и без шума забрать документы на Мигеля из его прежней школы. И чтобы завтра человек, который этим будет заниматься, привёл его в новую школу, в том районе, где будет новое жильё. Вы понимает, что этот человек и далее должен играть роль одинокого отца Мигеля, интересуясь его учёбой и судьбой: никто не должен более знать ни Альваро, ни Аги. Ни в школе, ни где-либо ещё. Надеюсь, с вашим умницей-мальчиком вы сами поговорите, - уже обращаясь к Аги, поглядел на неё Ньято.

- Рауль, - обратился к нему Бидегайн, - но ты же знаешь, что организация не так богата, чтобы снимать квартиры для своих людей в таких шикарных, по нашим меркам, районах. Я просто хочу напомнить, что у организации нет лишних денег, а эта акция будет стоить очень дорого.

- Кадры - дороже золота, Рауль! – Бидегайн и Сендик были тёзками. – Но я уверен, что та работа, которую делают Альваро и Аги – дороже тех денег, которые мы на них потратим. И которые будем тратить на них ещё и ещё! Незаменимых людей, конечно, нет, - глядя на Альваро и Аги говорил Бебе, - они преданы и полезны движению, и потому, думаю, мы можем себе позволить тратиться на тех, кто, не жалея себя, работает на «Тупамарос». Ну, и думаю, что акция «Карраско» скоро возобновится, и принесёт Движению необходимые дивиденды.
И последнее: твои возражения, Альваро, по поводу скрытой охраны семьи, не принимаются, ибо это решение Исполкома. И я считаю, правильное решение. А вот людей на такие дела, - Сендик так пронзительно посмотрел на Ньято, что тому стало ни по себе, - надо подбирать и проверять их качества тщательнее. Ещё и ещё тщательнее!- Уидобро от этих слов заёрзал на стуле.

- И так, - завершая монолог, проговорил Рауль, - готовим только ту часть акции «Карраско», которая не требует риска и не вызывает подозрений ни у кого.- Такие вот дела. Всем ли всё ясно?

В комнате повисла тишина.

- Что ж, тогда расходимся, как положено, не толпами, резюмировал Бебе. - Аги, Альваро, Бидегайн! Не забудьте договориться о встрече сегодня. И ещё, Рауль, не жалей денег: наверняка на старой квартире у Аги и Альваро остались личные вещи: им надо будет купить новые…

                ***
   Альваро и Аги не были опечалены тем, что, им пришлось переехать в другой район. Напротив, там, где их поселили – а это была Авенида Сармиенто с парком Родо с северной стороны – было многолюдно, уютно, богато и престижно. А значит, поселив их здесь, в огромной и почти роскошной пятикомнатной квартире, Организация должна была заботиться о реноме своих людей и дальше. Так что, хотя бы на время, им была уготована жизнь безбедная, хотя, и опасная.

«Что ж, - подумала тогда Агнешка, - это ещё одно испытание для нас, испытание сытостью, обеспеченностью, довольством. Не сомневаюсь, что ни я, ни Альваро, этим соблазнам не поддадимся. А мальчика своего я знаю: ему это тоже не грозит. Спасибо Бидегайну и его людям: так быстро всё устроили! Могут  же, когда надо!».

   И только Мигелю было не всё равно. Он, конечно, был мальчишкой умным и много более образованным, чем его сверстники. Но этот район! Здесь жили в основном богатеи, чиновники. Отец и мать теперь, по легенде, были коммерсантами, продающими мясо американцам. «Вот же! Чего только не придумают! – соображал Мигель,  - теперь придётся всё время об этом помнить. Раньше было проще: папа – то безработный, то грузчик в порту, мама - секретарша в юридической фирме «Фемида». И ничего не надо было придумывать. Да, ещё в папах бы не запутаться»…

   Мигель теперь сам себе казался значительным. Он чувствовал, что вовлечён с руками и ногами в Движение, и что от него теперь тоже зависит жизнь не только отца и матери, но и многих других членов Организации. Накануне мать говорила с ним на эту тему, и он искренно проникся ответственностью. Так что «теперь жизнь пойдёт другая, совсем новая. Только бы не встретиться со старыми «приятелями» из JUP. Вот это будет действительно опасно для всех!»…
Но мысленно Мигель уносился в завтрашний день: новая школа, новые контакты, новые условия. И мама просила не высовываться со своими знаниями, быть, как все. Учиться хорошо, но и не вылезать со своей эрудицией. «Так и будет, так и будет!» - твердил себе Мигель, пока не уснул в своей новой комнате, в чистой, мягкой и белоснежной постели…

                ***
   Шло время. Работа по подготовке акции «Карраско» не прекращалась. Она  была лишь приостановлена в той части, которая касалась безопасности Организации. И хотя встревоженные владельцы заведения усилили охрану, нашлись всё же бреши, как это часто бывает, и в системе охраны, и в организации, и в выполнении сотрудниками казино своих обязанностей.

    Подготовка операции, как считал Альваро, подходила к завершению, и он осмелился даже назвать членам Исполкома дату нападения на казино – шестнадцатое ноября.
Наблюдение подтвердило график вывоза денег из заведения. Это происходило раз в неделю, по пятницам, вечером, примерно после двух часов ночи.

    Исполком принял решение, и в ночь с четверга на пятницу, после завершения игорной сессии, когда большая часть персонала казино отбыла домой, операция началась. К операции Альваро привлёк, конечно же, уже испытанных комбатантов. Но были и новички. Нет, скорее не новички, а просто бойцы из других команд и специалисты в необходимых для операции областях: кто-то по связи, кто-то по замкам, кто-то – просто артистичен был, что тоже немаловажно…

                ***
    Около двадцати двух часов на общественную автостоянку перед казино подкатил дорогой «Кадилак» и из него с сигарами в зубах, в шикарных костюмах, вальяжно вышли трое импозантных мужчин и красивая женщина, одетая в не менее красивое и дорогое, чем костюмы мужчин, платье. Это были Альваро, Арроганте,  Фоксист  и Сонриса.
«Автогений» (помните, Мишель Рассер – француз по национальности?) оставаясь за рулём, махнул двумя пальцами под козырёк униформенной фуражки охраннику, показавшему, куда поставить машину и  та, повинуясь мастеру, плавно вписалась в очерченные на асфальте габариты автопарковки.
   Швейцар расторопно распахнул перед улыбчивыми посетителями казино дверь и раскланялся, как учтивый азиат. Высоченный Арроганте ввёл в вестибюль казино великолепную Сонрису. Галантно, под руку. Он что-то говорил ей на ушко, и она негромко посмеивалась.

- Эй, приятель! – обратился Фоксист к швейцару, - мы у вас раньше не бывали, потому подскажи-ка, дружище, где тут у вас туалетные комнаты? А то перед долгими игрищами – сам понимаешь…

- Cеньоры, вам нужно спуститься вниз, вот по этой мраморной лестнице. Вы увидите дверь в служебный коридор. А там – в самом его конце…В общем, там вам подскажут – есть кому.

- Ага…Спасибо, дружище!- и Фоксист сунул швейцару  десятидолларовую  купюру.

- Благодарю вас, сеньор! – расшаркиваясь, как артист, проверещал швейцар, - благодарю!

   Фоксист и Сонриса спустились вниз, а Альваро и Арроганте прошли через пустующий вестибюль в игровой зал…
                ***
   Ноло, Туссо,  Торнилло, Фикхтер  и  Паола, одетые в рабочие комбинезоны и чёрные шапочки,  находились в скверике, примыкающем к зданию казино. Они приехали сюда за полтора часа до начала операции на грузовом «Форде» с кунгом. Под видом служащих водо-канализационой компании они уже суетились возле  открытого канализационного люка.

   Конечно же, это Альваро! Он знал генеральный план подземных коммуникаций Монтевидео чуть ли ни наизусть, так, что закрыв глаза, по памяти, мог рассказать, где и на какой улице, какой канализационный колодец и куда он ведёт. Копались они тут уже третьи сутки, так, что их присутствие в этой зоне подозрений ни у кого не вызывало.
За рулём «Форда» покуривал Гато, изображая ленивца, которому уже давно осточертело сидеть и ждать, когда же эти неповоротливые работнички починят то, что им поручили. Но это только со стороны казалось, что он замаялся в ожидании. На самом деле, Гато зорко сканировал обстановку и по «уоки-токи» постоянно кому-то что-то  коротко сообщал.
   Это была группа проникновения в здание и захвата служебных подвальных помещений. Тех самых, где были расположены туалетные комнаты, а также, кухня, посудомоечное помещение, кладовые, комната охраны  и… сейфовая комната для хранения денег!
   Не торопясь, поочерёдно – сначала один, через некоторое время другой, потом третий, потом четвёртая (Паола), потом пятый – все незаметно исчезли в люке. Гато лениво вышел из кабины, потянулся, почесал затылок и встал под правое колесо машины, там, где было больше тени, изображая отправление малой нужды. Потом, он с помощью крючка с наконечником наполовину прикрыл смотровой колодец, сел в машину и, заведя её, сдал чуть назад, на колодец, так, чтобы тот оказался точно под машиной, под кунгом. Заглушив мотор машины, он снова закурил.
   Какое то время группа пробиралась к другому смотровому колодцу, что выходил в подвал здания. Подвал располагался прямо под цокольным этажом казино, где находились служебные помещения. Люк в подвал был заперт со стороны цокольного этажа, где и сидела в своём караульном помещении охрана. Надо было ждать, когда группа Альваро откроет люк и впустит вторую группу. Но это должно произойти только в конце игрового вечера, когда партию денег доставят из игровых залов в сейфовую комнату.
    Одна из самых сложных задач акции была у третьей группы – группы нейтрализации и подмены инкассаторского экипажа, который должен был приехать к двум часам ночи за выручкой. Но в составе экипажа инкассаторов были, как правило, подготовленные полицейские.  И нейтрализовать их, особенно без шума и привлечения внимания, было трудно.
Эту задачу Альваро возложил на Гальего, Оргулоссо, Пульсеро и Данди. Ребята что надо! Проверены  они были в самых тяжёлых заварухах! Во всяком случае, так Альваро казалось.

   Группа прикрытия центрального фасада здания казино расположилась в сереньком «Фиате», недалеко от центрального входа в здание, напротив, в узком и зеленом переулочке, из которого, впрочем, всё хорошо просматривалось: и улица, и само здание казино.

   В общем, на предварительном этапе всё было готово к основным действиям.
   Группа в здании - в готовности захвата цокольного этажа, чтобы при необходимости нейтрализовать персонал казино и открыть пути для второй группы из подвала в цокольный этаж.
   Группа нейтрализации и подмены инкассаторов укрылась в полутёмном, замусоренном и захламлённом дворе здания казино, где и останавливались обычно полицейские инкассаторы.
   В готовности действовать ждала и основная группа, которую, присоединившись к ней позже, должен был возглавить сам Альваро. Это были Ринго, Лото и Манито. В их задачу входило сначала ожидать в подвальном помещении здания напротив, а потом, по сигналу Альваро по «уоки-токи» просто войти в здание с центрального входа. Ничего гениального, просто, расчёт на чёткость и слаженность действий и на обычное для того времени разгильдяйство полицейских и сотрудников службы безопасности казино.

                ***
   Тем временем, Арроганте занял место за игровым столом рулетки и уже успел проиграть первые пятьсот долларов. Меньше ставок в этом казино не делали – такие были самыми низкими, так сказать пробными, для новичков, которых, впрочем, здесь хватало. Альваро стоял за его спиной, курил сигару и, казалось, спокойно наблюдал, за тем, как играет его напарник. Но это только казалось. Внешнее спокойствие его было обманчивым: он усиленно анализировал окружающую обстановку, сопоставлял её с планом и понимал, что пока всё в норме, но это не значит, что всё так будет и дальше. Потому и был внутренне напряжён.
Что до проигрыша – то все знали: сколько бы не было проиграно денег – они с избытком вернутся в казну Организации.

   Фоксист и Сонриса вернулись из цокольного этажа, где успели заметить, что персонала ещё полным-полно. Но зато, служба безопасности и трое полицейских, охраняющих служебные помещения, пребывают в полной самоуверенности: ни с ними, ни с казино - ничего не может случиться. Пистолеты в кобурах сняты вместе с амуницией и лежат на столе или под ним – у кого как. А замок на железной двери, ведущей в подвал, только накинут на петли, но не закрыт. В общем – обычная уругвайская беспечность и разгильдяйство.

   Альваро посмотрел на часы. Они показывали двадцать два тридцать пять. В общем, прошло совсем немного времени с того момента, когда они зашли в здание казино. Но уже поступили все сигналы о выходе на исходные рубежи и готовности к действию от назначенных на операцию групп.

   Официант, разносивший шампанское, внимательно посмотрел на Альваро, и тот элегантно и даже манерно стряхнул пепел сигары прямо ему на поднос. Это был сигнал всем группам «ожидать и быть в готовности», поскольку сам Альваро пока не мог воспользоваться «уоки-токи». Этот сигнал уже через пару минут был передан всем группам: студент, подрабатывающий в казино официантом, был их человеком.

   Все комбатанты  внутренне замерли в ожидании, а те, кто был в игровом зале, старались вести себя как можно естественнее и всё время проигрывали деньги. Но сценарий того стоил и даже требовал. Так прошло чуть более  трёх часов…
                ***
   Наконец, в час сорок пять, в полутёмный, захламлённый и, казалось, никем и никогда не убираемый и не посещаемый двор здания казино, въехала инкассаторская автомашина. Она остановилась у металлической двери запасного выхода заведения. В нарушение всех инструкций водитель и трое полицейских вышли из автомобиля, и присели покурить на скамью, на другой стороне небольшого тротуара. Они балагурили, над чем-то хохотали, и даже не представляли, что кто-то может их потревожить, не говоря уже о…

   Оставалось ещё минут пятнадцать до приёма денег, и они знали, что раньше двух часов ночи никто им дверь не откроет и не выйдет, хотя о своём прибытии они уже сообщили.
Но всё на свете гениальное до безобразия просто. По обе стороны двери были установлены двухметровые решётки на углубления, в которые выходили окна одной из кладовых цокольного этажа. И никто из полицейских никогда не проверял их, как не проверили их и в этот раз. А зря! В этот раз они вообще были сняты и опущены в углубления перед окнами, так, что были теперь хорошими лесенками для тех, кто находился в этих цокольных проёмах. Полицейские даже не заметили, как Ринго оказался в кабине, а Лото и Монито в незакрытом полицейским фургоне.    
   Всё было кончено за секунды. Ещё пару минут им понадобилось, чтобы аккуратно опустить тела полицейских в цокольные проёмы и накрыть проёмы железными решётками. Теперь за рулём в полицейской форме сидел Ринго, а в  полицейском фургоне - Лото и Монито.

   Накануне Альваро долго доказывал Сендику, что такая многоходовка нужна для подстраховки, а тот всё время уверял, что можно обойтись без двух групп, находящихся в здании. Но Альваро не хотел рисковать: а вдруг новые полицейские, прибывшие для инкассации, вызовут подозрения у службы безопасности, которая всегда сама доставляет деньги до автомашины? И Сендик вынужден был согласиться…

                ***
   Чуть раньше, где-то около часу тридцати, Фоксист и Сонриса снова побрели в цокольный этаж, якобы в туалетные комнаты. Охранник из полицейских улыбнулся Сонрисе, как старой знакомой, но улыбка не успела сойти с его лица, как та приставила к его уже наметившемуся животику ствол дамского браунинга, который прятала в классическом для этого дела месте. Улыбающийся, теперь уже от страха, полицейский под напором Фоксиста попятился к караульной комнате и ввалился туда, как мешок, потому, что, как только захлопнулась дверь, Фоксист свалил полицейского на пол, а другие двое просто опешили и тут же подняли руки, увидев «Брауниг» Сонрисы и «Парабеллум» Фоксиста.

- Держи их под прицелом, голубушка, - с издевательской улыбкой произнёс Фоксист и передал свой пистолет Сонрисе.

   Затем, он подобрал связку ключей, валявшуюся на столе и находящиеся там же, в кобурах, пистолеты и поочерёдно приковал всех троих полицейских к проходящей через комнату сверху вниз  водопроводной трубе. Тут же нашлась и ветошь для чистки оружия, которую Фоксист не преминул засунуть каждому охраннику в рот в качестве кляпов. Но этого ему показалось мало. Он подошёл к двери и защёлкнул щеколду, а затем ремнями от полицейской амуниции накрепко связал стражам ноги.

- Вот теперь, кажется, готово. Но не всё. Остались безопасники. Пошли. – И он кивнул Сонрисе на выход, забрав у неё свой  «Парабеллум».

   А безопасники, тем временем,  несли из игровых залов и касс выручку в сейфовую комнату, чтобы просчитать и сдать её инкассаторам. Несколько засидевшихся с Альваро и Арроганте гостей – а это были, помимо трёх завсегдатаев казино, присоединившиеся к ним часов в двенадцать ночи, Ринго, Лото и Манито, как ни в чём не бывало, потягивали шампанское.

   Альваро качнул головой в сторону выхода из игрового зала, на лестницы, ведущие вниз, к цокольному этажу, и Арроганте, Ринго, Лото и Манито засобирались к выходу, делая вид, что они чуть захмелели и хотят в туалет. Да и, мол, уже порядочно проигрались, а потому, пора разъезжаться. Что собственно всем казалось естественным.
У парадного подъезда казино одиноко скучал ничего не подозревающий швейцар.

- Эй, приятель! Мы сейчас, только отольём и обратно. – Лото сделал вид, что очень хочет в туалет, а остальные не спеша пошли к только что захлопнувшейся за безопасниками двери цокольного этажа. Альваро был уверен, что дверь в цоколь будет открыта. По крайней мере, этот вопрос проговаривался перед операцией. Но что-то пошло не так. Он потянул массивную, из нержавеющей стали ручку двери, но она не открывалась. Стучать? Бесполезно!
Охрана в цокольном этаже уже нейтрализована, безопасники, которые только что внесли деньги, не откроют. Наверное, Фоксист и Сонриса что-то сделали не так или что-то не успели. Но что же?
Швейцар напрягся и внимательно смотрел в спины комбатантов. Первым нашёлся Ринго.

- Послушай, дружище!- обратился он к швейцару, - нам что, прямо тут нагадить? Это что у вас в заведении за порядки такие? Людей не пускают в туалет, чтобы разгрузится. Иди, постучи, может, тебе откроют?

Швейцар послушно просеменил к двери цоколя, и как только он подошёл, в спину ему упёрся «Бульдог» - револьвер Манито. Швейцар судорожно завертел головой и жалобно зашептал:

- Сеньоры, сеньоры, не убивайте меня, у меня семья, трое детей…пожалуйста…я вам открою.

Дрожащей рукой он полез в карман своей униформы и кое-как извлёк оттуда ключ. Ринго выхватил ключ, вставил его в замок и открыл дверь. В коридоре цокольного этажа прямо напротив двери  сейфовой комнаты, с поднятыми руками стояли безопасники, которые минутами ранее вошли в коридор. Перед ними, наставив на них пистолет, стояла Сонриса. А в дальнем конце цокольного коридора Фоксист уже открывал люк-дверь, ведущий в  подвал. По стенам жались ещё остававшиеся в служебных помещениях служащие казино. Их было пятеро. Ещё минута – и группа Ноло, Туссо, Торнилло, Фикхтер, Паола и Гато с оружием рассредоточилась по коридору, и сопротивление безопасников и персонала было уже бесполезным. Всех их протолкнули в сейфовую комнату, туда же отправили и швейцара.
Собрав сумки с деньгами Альваро, Ринго, Лото и Манито вышли через запасный выход
во двор, где ожидала занятая комбатантами машина инкассации.

- Принимайте, - Альваро первым кинул свою сумку в фургон. Его примеру последовали Ринго, Лото и  Манито. – Всё, с богом! Не торопитесь. И никаких сигналов, спокойно и деловито. Выезжаете на улицу Карраско, как и договаривались. У второго переулка свернёте на юг: нечего привлекать внимание патрулей на основных трассах. Пересечёте проспект Италия и доберётесь окольными путями до проспекта Хенераль Фруктуоса Ривера. Оттуда межквартальными проездами до нашего кантона, что в  Пуэрто дель Бусео. Всё! Там затаитесь! На охрану остаются Ринго и Манито. Лото – отгонишь машину на побережье, на Плайя Браво. Там избавишься от неё  - море и скалы примут. Ринго! Деньги до утра пересчитать в  семь часов лично приеду за ними, поедешь со мной. Всем всё понятно? Вперёд!

   Ринго, Лото и Манито кивнули. Машина тихо заурчала и медленно двинулась со двора казино. У Альваро ещё оставались дела в здании…

                ***
   Проводив машину, Альваро ещё немного постоял во дворе. В ночной тишине он отчётливо услышал звук стартера машины группы сопровождения - Маринелли, Пассадеса, Карлоса. А затем, её шум за зданием. Потом всё стихло.
Он подошёл к цокольным решёткам и заглянул в проёмы, где покоились тела инкассаторов-полицейских. Посмотрел вниз, и ему стало ни по себе, хотя он и привык к смерти.
Альваро сплюнул и, отряхнув штанину, зашёл внутрь здания. Было тихо, но слышалась ещё музыка в баре казино, на втором этаже: там понятия не имели о происходящем на первом этаже, в цоколе и подвале. Его встретил Гальего.

- Альваро, что будем делать с теми, кто в сейфовой комнате: пятеро служащих казино, трое полицейских, швейцар, четверо безопасников? Это не оговаривалось ни планом, ни инструктажами. Ты говорил, что по обстановке.

- Как думаешь?

- Жаль их всех. Они глупыши. Но они все много знают, потому что много видели. К тому же многих из нас – в лицо. Зря мы работали без масок…

- Ты хочешь сказать, что половина из нас должна была работать в масках, а половина без? Но  это ничего не меняет. А вообще, ты прав…Но тогда… А как же быть с решением Исполкома, избегать ненужных жертв?

-М-да… Вот, что, Гальего! Будем считать, что ненужных жертв избежать не удалось. Ты же понимаешь, что все они будут подвергнуты допросам и даже пыткам. И тогда жертвы будут у Организации…

- Да, всё я понимаю, но кто….

Альваро резко оборвал Гальего.

-  Так! Некогда плакаться, сожалеть и рассуждать! Старшим ячеек уводить своих людей по заранее установленным маршрутам. Ты и Джойер - остаться. Уйдёте по подземке. Завтра отдыхать и не высовываться! Ясно?

- Ясно, Аль, ясно. – Гальего ответил как-то обречённо: он вовсе не готовился, по крайней мере, в этот вечер, быть палачом, причём, в общем-то, безвинных людей. И Альваро это прекрасно понимал. Но законы Организации были для него важнее. Важнее… человечности и милосердия.

   Осторожно, чтобы не привлекать внимания, все разошлись и разъехались. Как и было приказано, остались Гальего и Джойер. Гальего приказал отвести швейцара и мальчишек-официантов в комнату охраны. Остальных….
   В общем, сделали всё… лишь наполовину того, что приказал им Альваро.
И это было началом конца: беды Альваро и его товарищей только начинались…

                ***
   В семь утра, на стареньком «Виллисе» Альваро подкатил к кантону в Пуэрто дель Бусео. Было тихо. Как и положено, встречать никто не вышел. Осторожно, пробравшись садом, Альваро вышел к летней веранде дома и за доской обшивки веранды нащупал ключ от входной двери. Замок был мягким и тихим – кто-то его заблаговременно смазал. Альваро про себя отметил это. Он осторожно и плавно, как кошка, вошёл на веранду, затем, аккуратно и медленно приоткрыл дверь в залу и только тут услышал за своей спиной чьё-то дыхание. Он резко обернулся и чуть не наткнулся на стоящего позади него Джойера. Из-за дверного косяка появился и Гальего.

- Неосторожно, Аль, неосторожно…Так можно и пролететь!

- Да-а-а…Но ведь школа-то моя! Я же вас учил так действовать? И не учил этому никого другого.

- Да, так-то оно так, Аль! Но помнится, ты учил нас и тому, что не надо считать себя самым- самым! Бывают специалисты и похитрее, и поумнее…

- Ладно, - улыбнулся Альваро, - выкладывайте, что у вас и как?

- Ну…Всё сделали, как ты и распорядился…

   Альваро пристально посмотрел сначала на Гальего, а потом и на Джойера. Ему показалось, что Джойер как-то смутился после слов Гальего. Или, может, действительно показалось?..

- Так…Как ушли? Без хвостов и шума или?..

- Всё нормально, не беспокойся, обошлось без «или».

- Сколько взяли денег? Пересчитали?

- Замучались, но пересчитали! Шесть миллионов песо! Валюту не считали – не успели.

- Ого! Здорово! Исполком будет доволен! Хорошо. А с валютой потом. Давайте потихоньку всё в мой «Виллис». Будете следовать за мной, на почтительном расстоянии. Только не теряйте меня из виду. Я тоже буду поддерживать скорость такую, какая нужна, чтобы вы не отставали. Едем в кантон номер семь, на базу второй колонны, в Маркеталию. Так распорядился Уидобро.

   И так немногословные, Гальего и Джойер, молча, кивнули головами, в знак того, что всё понято и они готовы…

                ***
   Светало. Не скажу, что рассвет в Приазовье какой-то особенный. Но этот мне запомнился: всё небо блистало в лучах едва поднимающегося из-за горизонта солнца, а сами лучи путались в  перистых облаках. Где-то выше их ширился огромный грозовой фронт. И весь этот антураж завораживал. Потом грянул гром, как всегда сверкнула молния, и полил сильнейший дождь, блистающий мириадами своих капелек в пробивающихся солнечных лучах. Запахло озоном и свежестью омытых водой листьев. С моря, краешек которого виднелся из окна нашей палаты, подул свежий ветерок, принесший запах водорослей. Всё это смешалось в калейдоскоп красок, коктейль ароматов. Когда гроза почти прекратилась и из-за соседнего с больницей здания возникла радуга.
Альваро спал  богатырским сном, похрапывая и затихая лишь иногда.
Я тоже собирался вздремнуть, но только после завтрака, совсем запамятовав, что наша благодетельница, Татьяна Михайловна, сегодня отдыхает и дежурит другая санитарка.
Так что с вкусным завтраком я просчитался: липкую, почти не солёную больничную кашу на завтрак есть я не стал, ограничившись лишь чаем и хлебом.
Немного побаливала голова, но я чувствовал, что даже, несмотря на сотрясение мозга, мой молодой организм справлялся с травмой. Незаметно, как это всегда и бывает, я уснул. Уснул глубоко и одновременно тревожно. Потому, что почти сразу, как только я закрыл глаза, мне начали сниться сны.
Это было действительно, как в кино: фрагмент за фрагментом, эпизод за эпизодом, как на большущую бобину, накручивалось то одно, то другое из последнего рассказа Альваро. Я видел Казино «Карраско», вооружённых людей, пробирающихся из подвала в цокольный этаж, испуганные лица полицейских и безопасников, прикованных наручниками в водопроводной трубе. Из череды этих видений проявлялось в медленном приближении страшное, перекошенное злобой лицо Альваро с растрёпанными волосами и почему-то окровавленные лица его комбатантов – Гальего и Джойера. Они так сильно и страшно кричали, что я проснулся в холодном поту. Видимо от испуга я закричал, да так громко, что на крик прибежала со своего больничного поста дежурная медсестра.
Когда она, успокоившись, ушла, Альваро посмеиваясь, спросил:

- Что Володя! Кошмары? Не рановато ли в вашем возрасте? Да, и с чего бы?

   Ещё не отойдя от сна и находясь под впечатлением приснившегося кошмара, я ответил ему не сразу: слишком много эмоций было затрачено на переваривание того, что я видел.

- Сны неконтролируемы. Мы же с вами не спали до утра. Организм устал, потерялся самоконтроль. Вы же, наверное, знаете, что у сна есть фазы. Так вот, я видимо, погрузился сразу в фазу быстрого сна, минуя фазу медленного. Сны в быстрой фазе запоминаются значительно чаще и сильнее, поскольку окрашены. Знаете, Альваро, они даже имеют чёткую сюжетную линию, напоминающую пережитые эмоции с добавлением собственного мыслительного процесса. Бывает, что сон облекается в нереальные фантазии и картины. Наверное, потому я и заорал.  Это от  ирреальности того, что увидел.

- Ну, и  что же такого нереально  вы увидели, что аж сестричка прибежала?

- Что увидел? Да, всё то, что вы мне рассказывали полночи. Но главное – это Гальего и Джойер…

- А что Гальего и Джойер? – как-то серьёзно спросил Альваро.

- Ну, как сказать? Не то, что я видел их мёртвыми, но лица их были в крови, какие-то озлобленные. И это было так страшно, что видимо и заставило меня закричать во сне.

   Альваро лежал, заложив ладони под голову, и глядел в потолок. Касалось, я напомнил ему что-то неприятное, о чём он никогда не хотел бы вспоминать. Но одновременно казалось и то, что это «что-то» ему надо кому-то рассказать, облегчить душу и память. Я догадывался, что произошло с его комбатантами. И осторожно спросил:

- Что с ними было потом, расскажите? Только если для вас это неприятные воспоминания – тогда не надо.

- Знаешь, Володя, знаешь, - Альваро опять перешёл на «ты», - мы с тобой, как-то сошлись. Не знаю в чём и как, но я доверяю тебе и чувствую, что ты меня понимаешь, хотя и не во всём со мной согласен. Для меня, конечно же, тоже есть святые вещи. Не надо думать, что нет у меня ничего святого, хотя я и сам знаю, кто я есть на самом деле. Многие, знавшие меня там, в Уругвае, считали, что я кусок брони, бесчувственный камень. Но поверь: и у камня есть душа! Отверни любой из них от земли – и ты увидишь там сырость. Это слёзы. Просто люди их не видят, потому что слёзы эти под камнями… Да…Так вот…Я знаю, я понимаю, что жизнь человеческая – это самое святое! И для меня в том числе. Но, когда от тебя зависят сотни и сотни судеб других людей, перестаёшь воспринимать эту святость, как некий канон, который нельзя нарушить ради тех, кто может быть предан, предан под пытками и угрозами физической расправы до смерти…

   После этих слов Альваро моя догадка в отношении устранения Гальего и Джойера окончательно переросла в уверенность. Но я, всё же, спросил:

- Вы…Вы их казнили?

   Альваро промолчал, а я не стал  более  спрашивать, потому что и так было понятно, что эти двое были убиты за невыполнение приказа. Но душевно и мысленно я не мог смириться с этим: за что? За то, что они пожалели жизни безвинных людей? Или потому, что шестеро несчастных служащих казино оказались не в то время и не в том месте? А если бы на их месте, в их времени, оказался сам Альваро или, скажем, я?
От этой мысли меня перекорёжило, и я передёрнул плечами, чтобы сбросить с себя груз этих страшных мыслей.

- Скажите, Альваро, а вам снятся сны?

- Володя, не пытайтесь меня растревожить. Я прекрасно понимаю, что вы хотите услышать. Но давайте не сейчас. А сны – сны мне не снятся. Хотя…Сын…Только Мигель…

   Альваро закрыл глаза и замолчал. До следующего утра мы больше не разговаривали. Он либо молчал, либо читал старые газеты и журналы в изобилии валявшиеся в тумбочках нашей полупустой четырёхместной палаты.

   А я…Я много думал. Думал о том, почему люди не могут жить мирно, убивают друг друга, прикрываясь благими намерениями, а иногда и не прикрываясь ими. Почему бог не даёт поровну красоты, богатства, ума, здоровья одним и с избытком отваливает всё это другим. Почему одни страны нападают на другие, почему мусульмане идут войной на христиан и наоборот…
В общем, такие вот наивные детские «почему», хотя ответы на эти вопросы человек с образованием, в общем-то, знает. Другое дело, что решить их человечество не может тысячелетиями. Да, что об этом говорить!
   Посмотрите, что творится в мире и всё станет понятно. Югославия, Сирия, Ливия, Украина, ИГИЛ, коммунизм, антикоммунизм, ваххабизм, самые разные радикалистские и экстремистские течения – и нет конца и края страданиям и смертям людей…
Подумалось: а сколько  народу живёт по принципу «моя хата с краю»?! И нет нам дела до того, что умирают дети, что эбола уничтожает тысячи людей, что кто-то голодает, а кто-то убивает. Мы все лишь цокаем языками и  покачиваем головами, мол, «ох, как нехорошо-то!».

   Да…рассказы Альваро о «Тупамарос» многое во мне всколыхнули. На многие вопросы в своей жизни я нашёл ответы ещё тогда. Но многие, очень многие, так и повисли в пространстве…

                ***
    Я очень торопился. По сути, после моего выздоровления  некая,  известная всем организация,  навязчиво отправляла меня домой, не разрешая более общаться с Альваро. К тому же, я точно знал, что по приезду в часть со мной обязательно тесно начнёт работать особый отдел. Но это нисколько не смущало и не пугало меня. В оставшееся, отведённое мне случаем время, я хотел как можно больше разговаривать с Альваро. Ещё больше - слушать  его рассказы: о тупамарос, о нём, самом, об Аги, о Мигеле. Хотелось знать, что он думает о жизни, судьбе, выборе жизненного пути.
Потому-то я и продолжал надоедать ему своим расспросами. Однажды я снова повернул разговор к недавно рассказанной им истории об операции «Карраско». Всё-таки, мне очень хотелось знать судьбу некоторых её участников. И хотя Альваро уже менее охотно возвращался к тому, что рассказывал ранее, кое-что узнать мне  всё-таки удалось.

                ***
   Шли последние месяцы тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. Это было время напряжённых действий и большой внутриполитической и идеологической работы, то самое время, когда руководители Движение выдвинули идею объединения под одним флагом всех левых сил Уругвая. По примеру Кубы.
   Аги и Сендик считали, что вооружённое революционное действие объединит всех левых, ибо выбор у этих групп был небогат: либо присоединиться к партизанам «Тупамарос», либо исчезнуть. Уидобро и остальные члены Исполкома утверждали, что время объединения ещё не пришло, что оно лежит значительно дальше, нежели в эти дни шестьдесят восьмого и должно пройти ещё года три, не менее. И время – великий расстановщик всего и вся на свои места - подтвердило их правоту: только через три года «Тупамарос» констатировали, что уругвайские левые силы вступили в процесс объединения.
А пока - пока шла борьба. И колыхалась, как зелёная плесневелая жижа на поверхности болота этой борьбы, повседневная рутина…

                ***
- Помните, Володя я рассказывал вам о гибели Маркеталии. Тогда вам могло это быть не очень понятно, потому, что хотя и к слову приходилась эта история, но… Сейчас вы уже лучше, как мне кажется, понимает суть нашего Движения, больше о нём знаете…

- Да, да, припоминаю что-то. Это когда была разгромлена полицией главная база колонны номер два в седьмом кантоне? Там ещё были арестованы Мареналес, Платеро и Дукос? Тот самый приют для подпольщиков, который служил и оперативной базой, и складами, и механическим цехом, и школой кадров и местом больших встреч?

- Да-да-да, Володя, у вас неплохая память. Так вот, я напомню немного. Восьмого октября, был задержан грузовик с Мареналесом, Платеро и Дукасом на борту – не последними людьми в Организации. Уже через три дня они были осуждены за терроризм и посажены в тюрьму «Пунта Карретас». А за два дня до этого наш информатор в полиции сообщил, что правительственная агентура совместно с военными вышли на Маркеталию и готовит её захват. Помните, что там хранились и деньги из казино «Карраско»?

- Да, конечно, помню. Их отвезли именно туда… О, господи! Вы, о сопровождающих вас Гальего и Джойере?

- Вот именно, Володя, вот именно! Так вот. Через какое-то время я встретил в одном из кварталов знакомую физиономию и долго не мог вспомнить, где я её видел. Целый день я мучил мою память и, наконец, увидел перед собой испуганное лицо швейцара из «Карраско». Я так же вспомнил, что единственной, кто в ту ночь работал в маске, была Паола. Она видела всех заложников, до единого. И поэтому, я поручил ей посетить казино и проверить, работают ли там те, кто должен был быть уничтожен по моему приказу, как свидетель. Оказалось, что швейцар и трое из пяти взятых тогда в заложники служащих казино живы и работают!
Это был мой просчёт! И если бы об этом узнали члены Исполкома, то меня самого бы уничтожили.
Я рассказал об этом Аги, и мы разработали план. Надо было срочно убрать Гальего и Джойера, ибо они подставили меня и других. Они часто ездили по делам Организации в Маркеталию. И их отследила полиция. Почему? Да, всё просто: их вычислили! Сначала - по словесным портретам тех служащих казино, которые остались в живых. Потом появились фотографии, фамилии и имена. Потом за ними  - очень быстро! – установили слежку и определили нашу базу в Маркеталии. И только то, что мы с Аги имели своего агента в полиции, помогло нам. Сначала мы вывезли на другую базу деньги «Карасско». А потом…потом уже убрали и Гальего, и Джойера…

- А как вы  объяснили Исполкому исчезновение двух известных руководству и уважаемых ими комбатантов? Ведь, наверняка, это не осталось незамеченным?

- Как-как? Борьба, Володя. А это всегда жертвы. Это как в шахматах: иногда надо пожертвовать офицером, ради коня, например.

- То есть?

- Как известно, Маркеталию мы сожгли до прихода полиции, которая нашла там лишь жалкие свидетельства того, что когда-то было базой. Но своё дело Гальего и Джойер сделали. Именно из-за невыполнения моего приказа об уничтожении заложников казино «Карраско» в тюрьму попали трое наших из числа руководителей. И в этом, несомненно, была и моя вина.
Но признаться в этом, как вы понимаете, я не мог. И не потому, что меня бы уничтожили.
А потому, что у меня были Аги и Мигель: я не мог им навредить, просто не имел права.
Рано или поздно полиция добралась бы до тех, кто не выполнил мой приказ, а через пытки – и к другим. И мне пришлось пойти на новые жертвы. От других комбатантов я узнал, что в ячейках есть ненадёжные люди, и что они подозреваются в связях с полицией. Мы договорились свести их в одну десятку. Свести, ни в ком не разбираясь, а просто, по подозрениям. Объяснить это было несложно. Тем более что Исполком о таких обменах людьми никогда не знает: у него более глобальные задачи. Гальего я поручил возглавить эту сводную десятку.
В Пандо – есть такой городок на юге Уругвая, в департаменте Канелонес, это примерно в двадцати пяти километрах от Монтевидео - у нас был кантон. Два небольших домика для встреч и склада с оружием. Я организовал доставку туда двух ящиков  неисправных винтовок и старого прогнившего армейского обмундирования. Десятке во главе с Гальего поручил отвести всё это на место. Ну, были там для вида и гранаты, и медицинские препараты. Это было десятого декабря. 
Аги организовала утечку информации, и полиция была тут, как тут. Но приказ для  участников группы был хитрым. Каждому индивидуально и секретно была поставлена задача: ликвидировать своего напарника. К чему нам в наших рядах предатели и пособники правительства? Да, я понимаю, что это было грязной акцией. Но это было во благо Движения. И другого выхода в тех условиях мы не видели.
Оставалось только всё проконтролировать, чтобы в руки полиции живым не попал последний боец.
Так и случилось. Когда члены десятки поняли, что окружены полицией и началась стрельба, наш план сработал. Но многие из десятки сразу заметили: то один, то другой убивает своих. И тогда пули полетели и туда и сюда. Плюс огонь полицейских. А когда в живых осталось только двое – а ими по случайности оказались Гальего и Джойер, уже стрелял я… из снайперской винтовки.

- А Паола? Ведь вы же с ней говорили о Гальего и Джойере? И потом, она же не глупая девочка и видела, что группа нарушила приказ, работала без масок и не уничтожила при этом тех, кого им было приказано уничтожить, тех, кто их видел и мог опознать?

- Паола…Не знаю…Это было поручено Аги. А как и куда она делась  - вопрос третий. Жаль мне их, они все были хорошими ребятами. Но они нарушили приказ, а у нас за это – смерть, кем бы ты ни был…

- Да-а-а…Я знаю, что такое приказ…А  вы…вы, Альваро? Считаете ли вы себя виновным в том, что погибло столько людей?

Альваро помолчав некоторое время, закурил сигарету, выпустил большой клуб дыма и выдохнул вместе с фразой.

- Считаю, считаю, Володя. И понимаю, что такое человеческая жизнь. Но есть ещё и долг…

    Мне странно было слышать рассуждения о долге человека, который сам не выполнил приказ своего же Исполкома. В общем-то, террориста, убийцы. Но при этом - верного любящего мужа и отца, наверное, в целом добросовестного исполнителя. И всё-таки – убийцы!..
В следующую ночь я долго не мог заснуть, и всё думал, думал и думал. О жизни и смерти, о людях и их качествах, о себе и своих поступках, о чувствах. Сравнивал одно с другим, третье с четвёртым, пятое с десятым. Я спрашивал себя, как я отношусь к Альваро, Агнешке, Мигелю, к «Тупамарос», которые, как говорили они сами, боролись за счастье и  переустройство общества для народа.
Я спрашивал себя: «Ты их уважаешь? Ты их боишься? Ты их ненавидишь? Презираешь? Отвергаешь?»…

    Только теперь, через годы и призму некоторых знаний, я понимаю: во мне и тогда был лишь конгломерат всех этих понятий, замешанных на интересе к истории и неприятии жестокости. Я их не уважал. Боялся, но без паники. Потому, что они были далеки от того, чтобы причинить мне зло. (Вот, так мы все!) Ненавидел? Нет, скорее проявлял интерес к ним, как мальчишка-романтик, ибо то, что они делали,  всё-таки было с неким ореолом, налётом пусть и преступной, но романтики. По крайней мере, для меня, многого о них не знающего и много не понимающего в их действиях. Отвергал их? Тоже нет, ибо они же, вроде как, боролись за счастье своего народа?

Сегодня, когда кругом терроризм, от мелко-бытового, до государственного,  что я могу сказать о себе, тогдашнем? А ведь считал себя умным и взрослым, грамотным и понимающим происходящее.

…Нет…Нет, Володенька! Ты и сегодня, и сейчас ни черта в этом мире не понимаешь!..
                _____________________________