Моя семья опять вместе
или как надо делить халву…
Посвящается моей сестре Гале.
Человек стареет, как и всё, что его окружает, и этот процесс нельзя остановить, как и время.
Человек-ребёнок, по своей глупости, хочет быстрее повзрослеть, потому что у взрослых нет запретов, им можно ВСЁ, их не контролирует мама с папой, бабушка с дедушкой, и их никто не ставит в угол!
Но, став стариком, Человек-пенсионер уже хочет возвратиться в своё детство, хочет опять побыть Васькой или Витькой с мозгами, ещё не забитыми информационной грязью сегодняшних дней.
Он начинает осознавать, что Человек создан Господом Богом, чтобы быть Человеком-развивающимся, а не Человеком-угасающим. Он в детстве своём похож на губку, впитывающую в себя всё нужное, важное.
А в старости Человек-пенсионер уже напоминает переполненный стакан, который нельзя пригубить, не расплескав его.
И добавить в этот стакан Человек-пенсионер уже ничего не может (но очень хочет поделиться с другими)!
Начинают тогда эти люди вспоминать своё детство, самые лучшие его моменты, чтобы ещё раз окунуться в эти волшебные мгновения.
Но нельзя, чтобы это желание превратилось в навязчивую идею, потому что Господь Бог может пожалеть их, и они благополучно «впадут в детство», оставаясь там до самого своего конца.
Опасаясь этого страшного для себя сценария, я захожу в детство иногда, строго по расписанию, перед сном, не захлопывая плотно за собой дверь, ведущую в этот рай воспоминаний, и всегда готов в любой момент возвратиться назад…
* * *
В этот раз я попал в то время, когда мои родители только что отстроили добротный дом на два хозяина (во второй половине дома стали жить бабушка Ульяна с дедом Михаилом) в самом начале улицы Рылеева, которая соединяла Бийск с пригородом Мочище.
Постройка своего дома положила конец бесконечным скитаниям нашей семьи в поисках моей родины, «благодаря» которым все трое детей родились в разных городах края!
В четыре года я был уже чрезвычайно смышлёным товарищем, и поэтому принимал самое деятельное участие в строительстве дома, работая «на подхвате», и подавая выпавшие из рук строителей молотки и гвозди.
Здесь надо было быть очень внимательным и следить, чтобы на пути падающего молотка не оказалась моя голова!
И стали они жить-поживать да добра наживать. Кроме козы Маньки, десятка кур да приблудной Пульки (чёрной, с жёлтыми дугами вокруг глаз, ласковой дворняги) к самому ценному добру относились и мы, трое ребятишек: старший Славка, средняя Галька и младший Серёжка, то есть я, но все пацаны с нашей улицы называли меня почему-то Серым, как будто я был не человек, а волк.
Наша семья была дружной и уважаемой среди соседей с нашей улицы во многом благодаря авторитету моей мамы – учителя русского языка и литературы в местной школе № 19.
Авторитет её был настолько велик, что, когда на нашей улице возникали разборки соседок с пьющими мужьями по разным аспектам то
гдашней непростой жизни шестидесятых, то супруги приходили мириться к нашей маме, как к самой образованной и обладающей даром убеждения. То есть, ей иногда приходилось выступать на общественных началах в роли мирового судьи нашей улицы…
Мой отец тоже был неординарным человеком. Все знали его как весёлого гармониста, играющего на свадьбах, и художника, пишущего маслом картины по мотивам русских народных сказок. Хотя он работал ревизором городской инспекции.
Надо отметить, что все его таланты были заложены в нём природой и безо всякого дополнительного обучения. Гармоньку, например, он привёз, как контрибуцию, с войны, а по дороге домой научился сам на ней играть!
Может, он и не был идеальным отцом для своих детей с педагогической точки зрения нашей мамы, и уделял не столько времени нам, как можно было, но я до сих пор помню подаренный им деревянный пистолет, стреляющий горохом метров на десять.
Я так любил этот подарок, что не мог заснуть, не погладив его шершавые бока у себя под подушкой…
Нельзя не восхищаться его стихами «На слиянии Бии с Катунью», подаренными моей маме на день из «Золотой свадьбы»!
Важное место в иерархической лестнице нашей большой и дружной семьи для меня занимала моя бабушка. Почему?
Во-первых, она носила редкое даже по тем временам имя Ульяна (сверстницы называли её просто - Уля).
Во-вторых, что внушало особое уважение всех окружающих, бабушка была эталоном спокойствия и рассудительности. Я ни разу не слышал, чтобы она на кого-то повысила голос.
Помню её мягкие, волнистые, белые, как снег, волосы (считая тогда, что она с такими и родилась) и тоже мягкий и ласковый голос, когда после обеда она силком укладывала меня на свой диван со скрипучими пружинами:
- Серёжа, ты обязательно должен полежать после еды, чтобы у тебя успел завязаться жирок! – и гладила меня сверху вниз, чтобы я заодно и подрос…
Учительская работа моей мамы отнимала у неё так много сил и времени (особенно вечерняя проверка тетрадок своих учеников), что на общение и воспитание своих, родных детей их почти не оставалось.
А чего стоит каждодневная утренняя растопка печки и приготовление завтрака для всех!
Когда мама садилась за свой учительский стол проверять очередную стопку тетрадей с сочинениями своих учеников, я ходил по дому на цыпочках и всегда радовался, заглядывая из-за её спины и видя, как она ставит кому-то отметки 4/5, что означало: 4 – грамотность, 5 – литература, то есть за фантазию этого ученика.
Но это было так редко!
Я с благоговением относился к стопке тетрадей с сочинениями учеников (особенно на свободную тему), как к хранилищу чужих мыслей, чувств, размышлений, не списанных с методички, а пришедших в головы учеников сами по себе.
Я тогда безумно хотел быстрее вырасти, пойти в школу и когда-нибудь получить от мамы эти волнительные отметки 4/5, и обязательно за сочинение на свободную тему!
…Через много лет, уже будучи студентом НЭТИ, я случайно узнал, что мама хранила все мои сочинения на свободную тему за 9-10 классы школы и которые, как оказалось, она зачитывала в других классах в качестве хорошего примера сочинения.
Но сообщить об этом мне тогда, ещё ученику, она посчитала невозможным по педагогическим соображениям…
Ещё я очень завидовал сестре Гале и одновременно гордился ею, когда мама разрешила ей в 10-м классе, как круглой отличнице, проверять тетради с сочинениями учеников, чтобы как-то разгрузиться от этой работы.
Но отметки за работы учеников мама всё-таки всегда ставила сама…
Наши родители обладали непререкаемым авторитетом для нас, своих детей, и служили примером супружеских отношений, спокойных и доверительных.
Так как общему развитию своих детей наши родители придавали особое значение, то нам, как только мы все научились читать (Галя, как только пошла в школу, научила и меня), стали выписывать массу газет и журналов.
Сначала это были «Мурзилка» и «Пионерская правда», затем, по мере взросления, «Сделай сам», «Моделист-конструктор», позже – «Техника молодёжи» и «Наука и жизнь».
Причём, какие журналы выписывать, решали мы, дети, сами, без вмешательства и советов взрослых!
Помню, с каким нетерпением мы ждали очередные номера журналов, и как сначала наслаждались чудесным запахом типографской краски!
Как я был горд, когда запустил в лужу свою первую самоделку, построенную по чертежам принесённого мне отцом журнала «Сделай сам» - кораблик с парусом и приводом из белой резины.
Правда, лопасти винта кораблика перед спуском на воду приходилось крутить довольно-таки долго…
Но вернёмся к семье.
Так как бабушку Ульяну я видел гораздо чаще, чем свою маму, и до прихода из школы «настоящей» мамы именно бабушка кормила меня обедом, а частенько и ужином, мне, чтобы отблагодарить её за заботу, ничего не оставалось, как начать называть её тоже мамой!
Как же я был счастлив от того, что в отличие от своих сверстников с нашей улицы, у меня было сразу ДВЕ мамы! Причём, любил я их одинаково, боясь обидеть кого-либо из них.
Так и жил я с двумя мамами на два дома почти до окончания школы.
Но не все в нашей семье были близки и любимы мною.
Дед Михаил, второй муж бабушки Ули (на моего «настоящего» деда Якова похоронка пришла уже в начале войны), запомнился прежде всего тем, что, желая внести свой вклад в формирование меня, как личности, развивал во мне то, что казалось ему наиболее важным в характере человека: чувство собственничества, накопительства, жадность.
Когда я, услышав стук в стену, извещающий меня о том, что у бабушки Ули для меня приготовлена сладкая карамелька (шоколадные конфеты были тогда только по большим праздникам), пулей прибегал к ним по проходу в сенях, соединяющему две квартиры, дед внушал мне, что раз конфета одна, то не стоит делиться ею ни с кем – ни с лучшим другом, ни с сестрой, ни с братом. А ещё лучше будет, если спрятать её в надёжное место, под подушку, например, а съесть только тогда, когда будет особая нужда в этом.
Помню, как я обрадовался, когда дед объявил мне, что после его смерти все ложки и вилки из кухонного буфета достанутся мне, как любимому внуку!
Тогда я стал частенько садиться у них за стол, раскладывать своё «наследство» и пересчитывать его по нескольку раз (Галя к тому времени уже научила меня считать до ста!). А когда я нашёл у отца в хозяйстве кусок наждачной бумаги, то вилки и ложки стали блестеть, как новые.
Все дедовские попытки формирования моей личности обрушились вмиг после того, как он один раз решил подшутить надо мной.
Когда я, услышав долгожданные три стука в стену, сулящие мне чего-то вкусное, сладкое, влетел в комнату стариков и узнал, что это была лишь шутка деда, моя ещё растущая душа ребёнка перевернулась и полностью изменила свой вектор развития.
Помог мне тогда и просыпающийся мой внутренний голос – собеседник, советчик, оппонент по жизни, который никогда не лгал и был всегда очень рассудителен: «Послушай меня, друг! Дед Михаил, способный обмануть ребёнка (то есть меня) – не тот человек, с которого надо брать пример. Он хочет купить твою любовь за ложки и вилки. Не продавайся ему, как Иуда за тридцать серебренников!»
И, хоть я не знал тогда, кто такой Иуда, но понял, что это очень-очень плохой человек!
А мой друг продолжал: «У тебя – прекрасные родители, старшая сестра Галя, наконец, круглая отличница – лучший пример для подражания, хоть она девочка, а ты мальчик!»
С тех пор у меня появилась и третья мама – старшая сестра, которую я не решился называть тоже мамой, чтобы не обидеть первых двух и не запутаться в них.
В том, что она действительно моя третья мама, я окончательно убедился, когда она, будучи всего на три года старше, меня четырёхлетнего, а также десятилетнего Славку на летних каникулах в деревне, проявив редчайшие хладнокровие и выдержку в критической ситуации, смогла в одиночку, в отсутствии взрослых, перевести через речку Ильинка, глубина которой оказалась больше моего роста (даже на цыпочках), а зыбучий песок на дне реки засасывал нас троих, не желая отпускать из своей ловушки.
Я никогда не забуду худенькие, но оказавшиеся
такими надёжными для меня, плечики моей сестры, бывшие моей единственной опорой в тот момент!!!
И до сих пор нас связывают невидимые нити братской любви, но которым все беды одного из нас через небеса передавались незамедлительно другому.
Наша родственная связь была (да и есть) настолько сильна, что были такие случаи, особенно в Москве (мобильная связь уже была), в машине моего сына Романа, когда я вдруг начинал испытывать какое-то внутренне волнение, а через некоторое время слышал звонок от моей сестры.
Но, слава Богу, наши судьбы сложились так, что мы делились чаще хорошими, позитивными новостями, стараясь при этом поддерживать друг друга.
…Я хорошо помню новогодние каникулы 1969 года, когда я, десятиклассник, решил сделать первый самостоятельный выезд из родного города в гости к ней, студентке третьего курса политехнического института города Томска, чтобы ощутить все прелести студенческой жизни и самому морально подготовиться к ней.
В комнате, где жила моя Галя, царила атмосфера дружбы и взаимопонимания между девчонками. Посылки с продуктами от родственников всегда съедались вместе, подругу на свидание наряжали всей комнатой из того, что было самое нарядное у них.
Во многом такие отношения между студентками
сложились благодаря Гале, её мягкому доброжелательному характеру.
Как выяснилось, она не имела прописки в общежитии и вынуждена была, не имея своей кровати, спать по очереди «вальтом» со своими подружками, имеющими кровати!
Мне, ещё «зелёному» молодому человеку, очень понравилось жить в женской комнате общежития, несмотря на то, что спать пришлось на полу между кроватями девчонок, и, чтобы на меня никто случайно не наступил ночью, приходилось сворачиваться «клубком».
А особенно мне понравилось, когда студентки, возвращаясь после прогулки и не замечая моего присутствия, на «автомате» начинали раздеваться, чтобы переодеться в халатики, при этом выплёскивая накопившиеся на улице эмоции, типа:
«Эх, щас с морозца да пое…стись!»
Можно было представить в этот момент выражение моего лица и его цвет!!!
Неделю каникул я посвятил знакомству с институтом, его аудиториями, вольной жизнью студентов. Я с удовольствием бродил по улицам вечернего Томска в огнях вошедших тогда в моду разноцветных неоновых витрин магазинов. Как-никак Томск – это столица края!
Ещё этот вояж запомнился мне тем, что я
впервые в жизни попробовал молочный коктейль с вишнёвым сиропом, и, как оказалось, за одну прогулку по городу в меня могло войти его до двух литров!
Галя была девушкой весьма привлекательной, и чуть курносый нос только добавлял ей шарма. Но больше всего окружающих парней привлекала её женственность, простота в общении. Можно сказать, что она была сильна своей слабостью.
И, хотя она поступила в институт уже вместе со своим парнем – одноклассником Сашей Тырышкиным (с которым она не так давно отмечала «золотую свадьбу»), мне несколько раз пришлось общаться с её «незапланированным женихом», который, зная о её законном, никак не мог выбросить из сердца свою любовь…
Он приходил в отсутствии хозяек комнаты несколько раз, робко стучался в дверь и, узнав, что Гали нет дома, долго стоял в нерешительности, явно завидуя мне, живущему в комнате, где обитал предмет его воздыханий.
В его взгляде было столько страданий и тоски от его неразделённой первой любви, что мне было не по себе, и я дал себе зарок – влюбляться только по расчёту, осознанно, хотя это, как оказалось впоследствии, было невыполнимо…
…Лечебную силу нашей родственной связи я ещё раз ощутил, будучи уже пенсионером, когда я приехал по настоянию Галины в Москву на операцию в одну из лучших клиник, куда определил меня племянник Вадим, старший сын Гали, окончивший Военную Академию и получивший специальность хирурга.
Операция прошла успешно, но меня ещё неделю не отпускали внутренние боли.
Они ослабевали только тогда, когда ко мне в больницу приезжала сестра. Галя просто клала свою мягкую ладонь мне на живот, на место операционного шва, что-то шепча при этом, и боль отступала под мощным натиском позитивной энергии моей сестры.
Она умела брать мою боль на себя…
- Галя, - сказал я ей тогда, - из тебя вышел бы прекрасный врач-биоэнергетик!
- Нет, Серёжа, я могу делиться своей энергией только со своими близкими людьми, которых я люблю. Только они могут принять её. А лечить кого-либо, когда это обязанность, способ зарабатывания денег – это не моё… Единственное, чем я могу помочь в лечении людей – родных, близких и не очень, не проживающих в Москве – это принять их у себя, помочь им советом и разделить с ними их боль.
И действительно, редким был год, когда у неё в квартире не жили люди, нуждающиеся в помощи и которые получали её в избытке…
* * *
…Всё хорошее, доброе в характере человека закладывается в самом раннем детстве, ещё до школы, когда ребёнок впитывает в себя как позитивное, так и негативное.
Я с особой теплотой вспоминаю наши детские игры в семье, эпизоды жизни, которые, как опытный режиссёр, организовывала наша Галя – заводила с неиссякаемой энергией…
…Как и все в стране, где ещё не завелись олигархи и коррупционеры, наша семья была бедной, в ней не было любимчиков, и поэтому всё, что появлялось в нашей семье вкусного и сладкого – делилось строго поровну между детьми, согласно лозунгам развитого социализма 60-х годов и Великого Закона нашей Семьи.
А так как появлялось оно очень редко, то процесс деления ЭТОГО проходил строго по семейному регламенту, разработанному сестрой, и в торжественной обстановке, какую только можно организовать в кухонных условиях.
Нам было так жаль, что мы не можем при этом включить гимн Советского Союза!
Всё было просто, когда делились конфеты. Каждому доставалось, например, по четыре конфеты, а последняя резалась потом на три части.
Гораздо труднее было разделить двести пятьдесят грамм халвы или яблочный пирог.
Делёж по кучкам здесь происходил «на глазок», причём, на глазок нашей Гали (весы в домах были редкостью), поэтому можно было предположить, что в первой кучке было на два грамма халвы больше, чем во второй или третьей.
Но мы-то не знали, в какой именно кучке больше!!!
Сценарий этого мини-спектакля под названием «У нас всё поровну!» был написан по всем законам театрального жанра.
В прологе главная «делящая» Галя, которой мы со Славкой доверяли больше, чем себе, тщательнейшим образом с помощью ножа, ложечки и женской интуиции делила халву на три части и красиво раскладывала её в виде пирамидок на чистых тетрадных листках.
Затем я, как главная контролирующая организация, с важным видом осматривал галину работу и обязательно вносил некоторые изменения чайной ложечкой.
После этого, удовлетворённый своей работой, и, бросив прощальный взгляд на «экспонаты», отворачивался от стола, зачем-то закрывал глаза, чтобы никто не мог заподозрить меня в каком-либо обмане и давал отмашку: «Я готов, можно!»
Я, как главный «решала», понимал важность своей роли, и поэтому сильно волновался.
Когда главная «спрашивающая» Галя под стук барабанной дроби (это уже главный «зритель» Славка бил ладошками по краю стола), голосом, леденящим душу, громко спрашивала меня:
- Это кому?! – указывая на одну из пирамидок, я, оцепенев от волнения, долго не мог раскрыть рот.
Ведь я так не хотел никого обидеть, в том числе и себя!
Поэтому, набрав полную грудь воздуха, я, так же громко, как и Галя, выпаливал:
- Это Славке, чёрт побери! – потом, - Это тебе! – и это была кульминация нашего спектакля!
Затем я выдыхал всё, что было во мне, с чувством выполненного долга, глядя на то райское удовольствие, с которым начала поедаться халва Галей и Славкой. Что удивительно, халва после такого «деления» становилась в два раза слаще! Необъяснимый факт…
«Что бы они делали без меня, и как повезло им и родителям, что я родился!» - был уверен я.
Все Ковалёвы были бесконечно счастливы, и я, получивший свою порцию счастья и смахнувший последние крошки халвы в рот, решал, что теперь можно сделать что-то полезное и для дома.
В эпилоге этого события, на мой традиционный вопрос:
- Мам, скажи, что сделать полезного для всех? – она традиционно отвечала:
- Ну подмети, что ли, в доме!
Так что, польза от этой халвы была огромная всем: и нам, и нашим родителям, и даже полам в доме!…
На фото:
1. Эти глаза напротив –
Калейдоскоп огней,
Эти глаза напротив
Ярче и всё теплей…
Этой фотографии уже 60 лет, но я только сейчас понял, что песня Ободзинского –
про мою любимую сестру Галю!!
2. Та самая халва, из детства, ещё не разделённая…
* * * * *
Отклики моих друзей.
"Спасибо огромное за твои воспоминания из детства , прочитала с удовольствием ... кое что конечно ты преувеличил , но в каждой строчке я чувствовала твою искреннюю любовь и поддержку , начиная с ещё маленького возраста ... да , так все и было так мы и делили не только халву , но и виноградик и другие вкусности ...это все для того , чтобы не было у родителей любимчиков - все поровну и все тут ! Я всегда старалась Вас оберегать вступала в схватку с теми кто хотел Вас обидеть ...и все завершалось миром ... только вот я не помню , чтобы в студенчестве кто то из девчонок произносил такие слова , которые ты написал ... это ты уж придумал , очень приятно было все это читать , не у каждой сестры есть такой брат , искренний , заботливый , добрый и сверх чувствительный ... спасибо ещё раз за всё!!!"
Галина Тырышкина.
* * *
"Сереж! Рассказ очень трогательный, приятный, добрый- как то далекое детство. Больше всего меня радует, что когда ты его писал, то был самым счастливым человеком! Это катарсис. Молодчина. Думаю для Гали этот подарок дороже любого материального."
Ирина Ельчинская.
* * *
"Прочла твои воспоминания детства. Немного филосовские. Но очень интересно было почитать. Наверное потому что всех знаю о ком пишешь. Дар есть и видимо от папы.. Молодец я думаю твоим родственникам это почитать будет ещё интереснее."
Людмила Перепечина.