Дорога

Павел Комаров
Ночью выпал снег, а днем потеплело до минус одного.

Выглянув в окно видишь, что снег растаял, развезло и дороги стали черными.

Дороги изменили цвет, тем самым перейдя в другой раздел классификации. Это в своем роде одна из возможностей побега. Для того, кто осуществил подобную трансформацию, хотя бы методом подлога, условность прежней системы уже не имеет власти. А ты остался с этой стороны, и на месте ушедшего лишь контур, напоминающий о нем. Сам объект удалился куда-то, и ведет там другую жизнь, ту, где уже нет тебя. Теперь ты лишь наблюдатель. Ты можешь лишь составлять заметки, главным образом о действии памяти, которая со временем будет все меньше соответствовать прообразу. Какие-то мелочи теряются и заменяются вымышленными, как будто кто-то приходит чтобы утешить тебя, но, конечно, сделать этого он не может.

Перед выходом надо выпить чаю.

Чайник сияет сталью, как дредноут начала двадцатого века. Возникает ассоциация с кораблем. Это внедрение сюда постороннего мира, мира стали угля и пороха. Эта самостоятельность выдает наличие права на вторжение без спроса. Области знания о стали, конструкции парового и дизельного двигателя представляет собственный мир, который вторгается сюда корпусом четырехпалубного корабля. Ты можешь, лишь одурев от ужаса это новое изучать. Как будто ты олень в лесу, который считал вечным и неизменным, а после дождя отмечаешь прорастание грибов. Теперь и чайник также сияет, уменьшившись до размеров проекции, по которой нельзя вычислить его реальное положение в море. А участвовать в экспедиции ты можешь только мысленно. А как еще?

Сначала ты покидаешь квартиру.

Теплый воздух вырывается в прохладу лестничной площадки когда ты покидаешь родной мир. А по его задумке, не должен был никогда выходить наружу. Запирая дверь ты обманул доверие, совершив, своего рода предательство того, кому ты дорог, дороже всего на свете. Вообще же выход наружу это прокол окружающего тебя пузыря, разрушение его и как результат, невозможность туда вернуться. Такой пузырь, как рождественская сказка внутри стеклянной игрушки. Она создана и настроена так, чтобы вызывать нескончаемый восторг. А ты его разрушил. Это означает полное окончание этого периода и невозможность в вернуться. Хотя бы потому, что ты кого-то обидел. По сути ты идешь неизвестно куда.

Далее надо спуститься на лифте.

Этажи обозначены цифрами, что определяет место в сложной структуре. Хоть на что-то можно положиться, и что-то дает надежду на возможность найти выход. Хаос создается пересечением миров математики, физики твердого тела, законов химии и геометрии, которые в этой точке создали лифт. Ты видишь лишь след сущности, которая целиком принадлежит миру невидимых вещей. Здесь оставлен лишь след, как волны океана оставляют след в виде полосок на песке. Такой след может сохраняться сотни миллионов лет, и явиться ничего не понимающему исследователю.

Когда лифт приходит, ты оказываешься заперт в кабине.

Тебе выделяется строго определенное пространство, размерность которого строго соответствует регламентам, определяющим высоту, длину, ширину, кубатуру воздуха, силу и температуру света светильников вделанных в потолок кабины. Забавно, что это пространство, согласно геометрии какого-то сложного построения должно быть вполне достаточно для тебя. Здесь твоя жизнь вплетена в логику чужого мира. Есть какое-то правило, согласно которому ты здесь имеешь право находиться. Что не всегда может быть сказано утвердительно.

Перед тем как ехать машину надо разогреть, и очистить от снега.

Разогреть, это значит, привести машину в рабочее состояние. Вернуть кого-то с того света, на который он перебрался в поисках лучшей доли. Вернуть того, кто спрятался в капле воды в виде инфузории. Разогреть машину, значит, вернуть ее в состояние, из которого она сбежала и куда возвращаться не собиралась. Здесь началось преображение объекта в образ более отвечающий его собственному представлению о существовании, а тебе по той или иной причине, важной тебе самому, приходится возвращать его назад, даже если ты сам и не планировал подобное насилие.

Вывеска над кофейней поблекла.

Выключение подсветки это своего рода отказ от привлечения внимания, отказ от того, чтобы твои и ее дороги как-то пересекались. Теперь то направление, которое мог получить твой путь потеряно. Кофейня больше никого не зовет. Тщательно созданный уют остается без посетителя и существует лишь ради верности памяти о такой встрече, что, по истечении времени, разумеется, очищается от необходимости визита кого-либо, и превращается в служение просто абсолютной идее тепла и уюта, настолько чистой, что ни одна реальная встреча не может этой идее соответствовать.

Сначала приходится выбираться из двора.

Машины собрались близко друг к другу, как в попытке найти самоопределение хотя бы по наличию товарища. Любая другая точка опоры не может помочь и отвергнута как бесполезная. Ты знаешь, что уже ничто не поможет, и тот, кто предлагает разные варианты всего лишь утешает тебя, а значит обманывает. Те, кто сгрудились вместе надеются, что только какая-то общая судьба оправдывает их, как тех, кто, в данном случае, оставлен на холоде, в сырости и под пасмурным небом. Эта общая судьба должна иметь какое-то назначение, поэтому которое ожидает где-то далеко, и может быть, в данный момент, недоступно.

Какое-то время петляешь по переулкам.

Лабиринт с пересечением тысяч дорог, который предполагает в том числе и возможность найти выход в новое измерение, но скорее похож на ловушку. Здесь можно бродить бесконечно, не имея никакого шанса. Такой заблудившийся путешественник ходит по кругу, думая, что приближается к цели. На самом деле он давно уже в новой жизни, в новой дурной бесконечности. Скорее всего, и этому лабиринту ты не нужен, и  представляешь собой неизбежное зло. То, с чем приходится мириться.

Наконец выбираешься на проспект.

Открывается широкая дорога, как океан. Здесь нет преграды. Это момент абсолютной свободы. Это свобода словно материализована в виде полотна света, которое одно и представляет собой реальность. Перед тобой открывается простор, и в этот свет можно делать шаг. Это похоже на рождение в новой жизни, когда все то, что тревожило испарилось, и даже память потеряло силу. Начав новую жизнь, когда старая потеряла силу и значение, можно даже не начинать движение, а остаться сидеть на берегу океана, ведя с ним разговор, и погружаясь мысленно в его тайны, каким-то образом становясь частью его жизни. Это тоже выбор, который тебе доступен, как дорога, которая по свету разлитому по поверхности океана уводит тебя уже за пределы горизонта и дальше, с планеты, уже космическим маршрутом.

С проспекта нужно повернуть на шоссе.

Перед поворотом светофор со стрелкой направо. Многие, обманывая, делают вид, что будут поворачивать по стрелке и лишь занимают правый ряд, но едут все равно прямо. На самом шоссе светофоры уже только на пешеходных переходах. Читая такие знаки ты включаешься в сложную жизнь транспортной системы, подчиняясь ее правилам, и становишься участником в сложной схеме, смысл которой до конца не ясен никому. Ты вплетен в действие тысяч правил и законов, для описания которого больше подходят абстракции математических формул и геометрических изображений. Ты часть чужого процесса, как будто твое сознание здесь не имеет никакого значения.

Пасмурно, и в зеркала машины различимы только если включены фары.

Ты погружен в туман, в котором можно ориентироваться лишь по косвенным признакам, как то животное, которому эволюция не дала ни глаза ни слух. Примерно так обитают рыбы в мутной воде. Теперь ты в состоянии тех, кто существует сотни миллионов лет. В своем роде это реализация мечты о неведении, о пустоте сознания, в каком состоянии только и может быть услышан голос истины. То состояние, к которому так долго стремились мудрецы. Ты попал в него случайно, а значит, его скоро придется покинуть. Придется покинуть комнату залитую светом так, как будто подняться, и выйти вон.

Ты заперт внутри машины.

Ты внутри другого существа. Также, ты заперт в идеальном мире, так как это существо берет на себя столкновение с превратностями внешнего мира, а для тебя предоставляет все для более-менее счастливой жизни. Ты на ладони того, кто считает своим долгом заботиться о тебе. Этот кто-то переносит тебя далеко от тех мест, где ты не хотел бы находиться в сияющее место абсолютного счастья предназначенного только тебе. В страну вечной радости, чистоты и тишины неподвижности, так как там необходимо ничего не должно меняться, а иначе изменение, неизбежно, рано или поздно может все разрушить.

На какое-то время включаешь музыку.

Музыка уводит в другой, бесконечный мир, в котором тысячи проходов образуют лабиринт и этот лабиринт скрывает проходы в другие измерения. Музыка берет тебя за руку, как будто ты нуждаешься в этом, и переводит на ту сторону, изымая из текущей реальности и погружая в другую. Причем сила этого преображения такова, что преодолевает даже время, переселяя тебя, например, например, в состояние, в котором ты был когда-то на песчаном карьере. Такое изъятие, и погружение в другую реальность делается по неизвестной причине, словно кто-то знает о тебе что-то.

Шоссе пересекает МКАД и выходит на хорду.

Хорда поднята над городом и защищена шумоизолирующими экранами с обеих сторон. Ты заперт в тоннеле, и тем самым изолирован от города, а город, в свою очередь, свободен от тебя. Город может вздохнуть свободно, когда его будет занимать только действие света разливающегося над улицами и холодного воздуха приходящего с востока. Вы проходите мимо друг друга, не нарушая никак тонкую и сложную гармонию чужого мира, ни того ни другого. А эта сложная гармония может быть спокойна, так как она надежно избавлена от возможности того, что ты так или иначе вмешаешься в порядок вещей который нужен только ей самой.

Рано или поздно хорду приходится покинуть и выехать на бульвар.

Витрины магазинов и ресторанов. Полотна стекла высотой в несколько метров. Такое хрупкое сооружение не должно оставаться целым, но оно является наиболее крепким во всей конструкции. Это пример факта, который не укладывается в известную логику, но существует, как свидетельство визита, демонстрирующего, что твоя защита эфемерна и существует лишь в твоем воображении. Ты находишься в трюме корабля, попавшего в шторм, а правила твои имеют отношение к правилам пользования ножом и вилкой, но не к законам океанских течений и формирования островов на коралловых рифах, тому, что играет хоть какую-то роль.

Выезжая на бульвар ты покидаешь тоннель.

Ты покидаешь ставший тебе родным мир, который был для тебя. Здесь на тебя обрушиваются обрывки разговоров из разных сфер. На короткий момент виден всплеск солнца, блеск витрин, углов домов, деревьев стоящих вдоль тротуара, всего того, что создано пересечением различных миров, перед многообразием которых сейчас ты, выпавший из родного мира, замираешь, будучи оглушен и обескуражен так как не имеешь к этому никакого отношения. Потом, конечно, образуется какая-то защитная капсула и так или иначе возникнет способность хоть как-то действовать, конечно, лишь прикинувшись тем, кто имеет на это право.

В середине пути забываешь исток экспедиции, как будто целиком принадлежишь отдаленному миру и уже переселился туда, опередив время, просто потому, что нет, и не может быть надежды достигнуть этого места. Ты принадлежишь дороге, например, мысленно заселяя мир пейзажа который на долю мгновения возникает когда блеснувшее небо становится фоном для крон деревьев парка. Ты переходишь в мир созданный в воображении, реальное перемещение заменяя сублимацией ощущения того, что это место достигнуто. И в этот в этой точке, ты не собираешься никогда никуда возвращаться, как будто исходную точку экспедиции покинул навсегда, разорвав все связи со своей возможной родиной. Это своего рода бесконечное путешествие, раз ты не измеряешь время в пути расстоянием до цели или до исходной точки, целиком принадлежа моменту, словно на середине пути основал поселение и ничего не хочешь знать об остальном мире.