Проснулся я неожиданно от непривычного давления сверху. На мне лежала раздетая донага жена в странной позе, словно заснули мы, не доделав до конца нечто давно забытое.
Огляделся вокруг, ничего не понимая. Пытаюсь вспомнить, что было и было ли чего...
Не помню ничего, кроме момента, когда покупали у таксистов водку.
Я разбудил Лизу. По её глазам стало понятно – она помнит не намного больше.
Мы оделись не глядя друг другу в глаза и вышли на кухню, где нашего пробуждения ожидали родители. Мама покачала головой и достала из холодильника две запотевшие бутылки пива.
Каким же оно показалось вкусным – не передать словами. Просто амброзия.
После обеда мы отправились обратно домой. Супруга всю дорогу висела на мне, изображая сладкую семейную пару, для которой медовый месяц не прекращается никогда.
Я дремал. Дочка лазила на моих коленях, радуясь примирению родителей.
По приезде домой Лиза принялась старательно выстраивать ”новую жизнь”.
Она мелькала везде: готовила еду, прибиралась, читала дочери книжку и постоянно лезла с поцелуями. Мне было не по себе от её странной любвеобильной активности.
Что-то в этом процессе было не так.
Когда уложили ребёнка спать, эволюция примирения продолжилась.
Я уже не был столь категоричен в своём мнении относительно наших с Лизой отношений. Память – странная штука: иногда она подстраивается под неосознанные желания. Однако уверенности в правильности своего поведения и направлении движения мыслей не было.
Через час или около того мы оба рыдали в обнимку. Так и просидели безмолвно чуть не до самого утра.
Через пару часов собираться на работу, а мы в полной прострации. Не знаю как жена, а со мной творилось нечто странное – я вновь поверил, что безумно люблю свою жену, что немедленное сближение было бы счастливым итогом.
Хотелось верить, что люди меняются, что от ошибок никто не застрахован.
Лиза ненадолго отлучилась в ванну, я сидел и нервно курил. В голове правила бал раскачивающаяся, усыпляющая, но довольно приятная пустота.
На кухню жена вернулась в костюме первобытной Евы, распаренная, пахучая и прекрасная.
Я был окончательно сломлен.
Сенсорный голод и вожделение всё решили за меня.
Мы тут же “подписали пакт о капитуляции” и заключили сепаратный мир. Я резвился на супружеском ложе как одержимый. Страсть накрыла нас с головой.
Дальше не помню – чрезмерно утомлённый на короткое время я бессовестно заснул.
С этого момента начался новый медовый месяц. Самый настоящий.
Прогулки при луне, букеты цветов, поцелуи, объятия без конца и начала, бурные ночные сражения до потери пульса и старательные попытки зачать наследника, что удачно случилось довольно скоро.
Наши отношения не то чтобы возобновились, скорее, обновились и помолодели.
Я вновь влюбился в свою жену. Я хотел её всегда и везде. Мои мысли были сосредоточены единственно на ней.
Когда Лизы не было рядом, я страдал, как это было вначале наших отношений. Удивительно, но мысли о скандалах и изменах не посещали меня с того момента: я просто выбросил их из головы, как обычный бытовой мусор.
Стоило нам остаться наедине, как мои руки моментально оказывались под её юбкой, а губы искали взаимности. Мы вели себя как школьники, едва достигшие половой зрелости, случайно дорвавшиеся до взрослых тайн в отсутствии родителей.
Словно во времена первых романтических встреч мы не могли надышаться друг другом. Во всяком случае, ничего подозрительного я не замечал.
Живот жены между тем рос не по дням, а по часам.
Параллельно с обновлением интимной жизни удачно продвигался процесс обмена квартиры. Это оказалось настолько сложно и трудоёмко, что я старался держать в тайне большую часть деталей оформления.
В конце лета Лиза отпросилась съездить к родителям. Дочку взяла с собой, что было для неё не характерно. Я радовался как дитя: всё здорово!
Обмен квартиры к тому времени практически состоялся, остались лишь мелкие детали.
Пока жена навещала семью, я переехал в двухкомнатную квартиру, сделал косметический ремонт, купил и расставил мебель.
Дальнейшие события не давали повода и времени соскучиться – у нас родился сын. Родительские заботы и бытовые хлопоты затянули. Появилась потребность в дополнительном заработке.
Дома я бывал всё реже и реже. Думать о странности наших семейных отношений было некогда, да и не хотелось. Но жизнь заставила.
Всегда найдутся доброхоты, добрые самаритяне, которые если и не расскажут всего, то намекнут. Сами знаете – зерно, брошенное в удобренную почву, всходит быстро, только успевай поливать.
Невольно полученные россыпи двусмысленностей, касающихся жены, как мозаика постепенно складывались в чёткий рисунок. Сведения, дополненные рассуждениями и личными наблюдениями, не давали повода для оптимизма.
Подозрения и слухи нельзя было назвать фактами, но душа, инфицированная ревностью, болела. Похоже всё возвращалось на круги своя.
Лиза опять испытывала интерес к посторонним мужчинам. Её недвусмысленное воодушевление при общении с моими друзьями и мужьями подруг: заигрывания, прикосновения, флирт – всё это камуфлировалось под обычное воодушевление, со стороны и вовсе могло показаться случайностью.
Во всяком случае, женщины своих партнёров не ревновали, воспринимали её знаки внимания как жизнерадостность и общительность, не придавали фривольностям значения.
Но это было совсем не так. Несколько раз я заставал жену в процессе по-настоящему эротических поцелуев и объятий с элементами пошлости. Конечно, она представляла эти действия как шутливые, безобидные дружеские шалости.
— Я всё время одна, Антоша. Мне скучно, мне грустно… и некому руку подать в минуту душевной невзгоды... желанья... что пользы напрасно и вечно желать? А годы проходят – всё лучшие годы! Ты что – ревнуешь? Дурашка! Я же только тебя люблю.
Я раздваивался, растраивался и расстраивался, но фактов реальных измен не было. Можно сколько угодно накручивать себя, только зачем? Предположения и домыслы о неблаговидном поведении – ещё не повод для серьёзных подозрений.
Прошлые “интимные подвиги” жены не в счёт. Мало ли что в жизни случается, тем более в той жизни, о которой мы договорились забыть раз и навсегда.
Что если я просто патологический ревнивец? Такое вполне может быть. Человек сам себя видит иначе, чем окружающие.
Эгоизм и корысть никто не отменял. Я ведь лицо заинтересованное: могу из любой мухи слона соорудить на фоне болезненного стремления быть единственным обладателем женских прелестей.
Любовь к себе свойственна любому человеку от рождения. Все события мы рассматриваем через призму принадлежности, симпатии и антипатии относительно личного эго. А оно изначально ревниво относится ко всему, что не я.
Я невольно увлёкся психологией. К счастью, признаков маний у себя не обнаружил. Это обнадёжило, но не успокоило. Внутри всё равно неприятно вибрировало и зудело. Слишком активное шевеление мыслей мешало просто радоваться, просто жить.
Мне даже по ночам стали сниться измены.
Каждый раз, когда я во сне заставал Лизу в процессе совокупления, просыпался в обильном поту с тяжёлым прерывистым дыханием и ухающим в каждой клеточке тела сердцем.
Похоже это депрессия. Неужели третья попытка – тоже ошибка?
Тут ещё перестройка натянула вожжи, опрокинула вверх тормашками без того безнадёжные жизненные планы.
К Новому году, можно сказать на последние деньги, купил дочке билеты на ёлку в Лужники. Не помню почему, но отправились мы на праздник без Лизы.
Сходили в кафе «Мороженое», наелись вдоволь разноцветных шариков многочисленных сортов сладкого десерта. Потом катались на лошадях, фотографировались, бегали наперегонки.
Представление было потрясающим. Мы просто визжали от восторга.
Оживлённое настроение заразило меня, отвлекло от проблем.
На выходе из Дворца спорта жизнерадостные и приветливые молодые люди, очень симпатичные, раздавали большие красочные книги. Не брошюрки, а объёмные тома, отпечатанные на отличной мелованной глянцевой бумаге.
Ни о чём конкретно не говорящее название “Дианетика”, красочная картинка на обложке.
Я попытался незаметно пройти мимо, очень не люблю халяву в любом её виде: сразу начинаю подозревать в ней желание превратить меня в ослика Иа-иа.
Не тут-то было.
Парень и девушка начинали развлекать дочку, задавали мне незначительные, словно бы нейтральные вопросы, можно сказать ни о чём.
Однако после нескольких вопросов, на которые я не захотел отвечать, у меня из глаз отчего-то хлынули слёзы: внезапно и беспричинно. Во всяком случае, так казалось.
Девушка улыбнулась, несколько смущённо протянула томик.
— Не отказывайтесь, это подарок. Никто не знает последствий своих деяний. Человек – продукт среды обитания, изменчивой и агрессивной. В этой книге вы найдёте ответы на многие вопросы. Даже на те, которые ещё не успели себе задать. Я вижу, вам это сейчас жизненно необходимо. Во всяком случае, больше, чем прочим. Прочтите, не пожалеете.
Девушка была добра, словно фея из новогоднего спектакля. Ей невольно хотелось верить.
Я взял протянутую книгу, больше для того, чтобы завершить ненужное общение, и спрятал в сумку. “Не понравится – выброшу”.
В любом случае эти люди вольно или невольно задели что-то болезненное у меня внутри. Что, если у меня в руках именно то, что сейчас необходимо. Кто бы знал...
С возрастом у меня накопился немалый опыт взаимодействия с миром: внутренний цензор научился безошибочно определять критический уровень лжи. Я почему-то считал, что меня невозможно обмануть.
Как бы ни пытался я отмахнуться от ощущения очередного предательства жены, давление внутренней пустоты выталкивало на поверхность потоки свербящих мыслей, заставляя прикасаться к очередной тайне её легкомысленного поведения.
Хотелось верить в то, что причина её шалостей – ветер в голове, неуёмная страсть к новизне ощущений, наивная молодость и скука.
Думать о жене в таком ключе менее обидно, вот я и занимался по мере возможностей аутотренингом: медитировал на её непорочность... до следующего раза, который наступал с каждым разом всё чаще.
Я настойчиво уговаривал себя, пытался свести происходящее к нелепым сюрпризам матушки-природы. “Ну, такая она... и что?“
Но следом, словно лопасти ветряной мельницы, разгоняемые неуёмным стремительным ветром, врывались в сердцевину мозга обрывки жалящих мыслей: почему только Лиза так поступает? Что с ней, или со мной, не так?
А если причина именно во мне?
От этого вращения начинает кружиться голова, всё вокруг приходит в ускоряющееся концентрическое движение. Цветные пятна на ментальном экране закручиваются в спираль, которую засасывает чёрная пустота.
Этот процесс отчего-то очень болезненный.
Тяжёлые, мрачные мысли оседают на дно души или чего-то вроде её. Опустошённый, раздавленный, я проваливаюсь в тяжёлый сон, забываюсь.
Процесс этот не похож на ревность. Та вызывает агрессию и злость, а мои чувства растворяются в тумане засасывающей в бездну печали, вызывая импульс сожаления, жалости к себе, гнетущие мысли о загубленном будущем.
Именно так.
Настоящее воспринимается менее болезненно, чем грядущее, от которого я намеренно как бы отказываюсь.
Ради чего, задаю я себе вопрос и не нахожу ответ.
Во имя любви, от которой осталась лишь гнетущая невозвратностью ностальгия, ради детей, чтобы не потерять совместно нажитое имущество? Что из всего этого списка важное, от чего невозможно отказаться?
Лиза действует на меня словно быстродействующий наркоз: вводит анестезирующую инъекцию адреналина посредством погружения в мозг обезоруживающего изумрудного взгляда, лишающего способности и желания мыслить последовательно.
Сегодня, сейчас... только она. Пусть всё пропадет, провалится, исчезнет, только не Лиза...
Сон разума рождает чудовищ. Чтобы это понять, нужно сначала проснуться, а мне хочется спать. Не отдыхать, а чувствовать каждой клеточкой тела именно её, без изъятий и права замены, даже сознавая непреложный факт принадлежности вожделённого объекта не к одному мне.
Не правда ли, странное желание?
Оно вносит диссонанс в структуру взаимодействия меня с окружающим миром, нарушая баланс внутри и снаружи меня.
Отчасти поэтому я начал стремительно набирать лишний вес, пристрастился к алкоголю и сладкому, что ещё больше усугубило сложившиеся обстоятельства.
Отношения с женой невольно явились точкой кристаллизации и прочих проблем, капля за каплей намерзающих на остове рукотворно разрушаемой судьбы.
Невольно пришлось вспомнить о том времени, когда семейная жизнь только грезилась, даже иначе – жизнь искушала фантазиями о вечной, нерушимой любви.
Тогда я не представлял жизнь без спорта: бегал, поднимал тяжести, тяжело и много работал.
Теперь же самым трудным упражнением в моей жизни стал удивительно потускневший привлекательностью секс. На всё прочее не хватало времени и сил.
Основательно перетряхиваю архивы, где собраны вырезки из газет и журналов о беге, ходьбе, гиревом спорте, здоровом образе жизни. В памяти всплывало юное подтянутое тело с сильными упругими мышцами. Разглядывать своё тело в те годы было занятием приятным и увлекательным.
Теперь рельеф мускулатуры выглядел иначе – совсем непривлекательно. А ведь времени прошло всего ничего.
К этому добавились залысины, сутулость, раскачивающаяся походка.
Возраст? Возможно…
Вилочковая железа, продлевающая молодость, начинает ослабевать с началом половой зрелости и почти перестаёт функционировать к тридцати годам, когда юноша превращается в мужчину.
Причина этого явления не совсем ясна, но от этого факт не становится менее трагичным. Юность может почти всё, только часто не хочет, а зрелость страдает от избытка желания при минимуме возможностей.
Помочь себе можно, даже нужно, тренируясь в поте лица без отгулов и выходных. Собственно этим я и предполагал заняться – заменить самокопание в воспалённой негативными мыслями голове на добывание “мышечной радости”.
Тут вдруг выяснилось, что я совсем, то есть абсолютно разучился ходить. Не бегать, а элементарно переставлять ноги.
Пятнадцать минут пешком и требуется продолжительный отдых. Организм не прощает пренебрежения к себе. Я ведь по инерции всё ещё рассчитывал на разумность и безотказность закреплённого за мной тела.
Напрасно. Оно забыло о своих обязанностях, не утруждаясь об этом напомнить.
Так мы становимся стариками, не успев дожить до интеллектуальной и физической зрелости. Это тоже вариант инфантильности: считать, что организм обязан, когда он об этом даже не догадывается.
Хочешь быть красивым и здоровым – следи за всем, из чего привлекательность состоит, иначе не заметишь, как превратишься в развалину.
На этом рассуждении меня посетила мысль о подобии всего в этом мире. Если любой предмет или явление разобрать на мельчайшие части, окажется, что работают они исходя из одних и тех же принципов.
Значит, любовь тоже подвержена старению и деградации?
Мы постоянно забываем о самом главном, напрасно рассчитывая на разумность самих функций, которые не имеют рассудка, заставляя их заботиться о наших прямых обязанностях.
А те не хотят: им это ни к чему.
И правильно делают: раз это твоя жизненно важная задача, обслуживающая личные интересы, то и ухаживать за ней, следить и прибираться – исключительно тебе.
Это равнозначно тому, что поручить обустроенный личными стараниями дом случайно оказавшемуся рядом бомжу, а самому уехать отдыхать на море.
К чему вернёшься?
Вот и я, точнее мы.... даже возвратиться некуда, кругом развалины и запустение. И с чего начать, когда клеточную память поразил склероз? Понятно, что с самого начала, “от печки” — учиться ходить.
На элементарный навык делать шаги и дышать ушёл без малого месяц. Всё это время Лиза смотрела на меня, как на инопланетянина, недоумевая, что на меня нашло.
Вспоминаю, как было тогда, в прошлой жизни: венок из ландышей, кофе в постель, любование без конца и начала, объятия, разговоры при Луне, восхищение, прикосновения...
Как же на всё это хватало времени и сил?
А секс без границ с заката и до рассвета. Не то, что нынешнее “исполнение супружеского долга”, довольно регулярное, но наспех, без фронтальной и тыловой подготовки, без многочисленных экспериментов и бесконечных дублей, завершающихся детальным, с подковырками и весёлым юмором “разбором полётов”.
Где это всё, куда пропало. Скукожилось до примитивно-отстранённого “тебе понравилось”
А если и нет, какой смысл обсуждать, когда весь процесс на виду. Имитацию оргазма накопленный опыт не поддерживает.
Что бы ты ни ответил, можешь нарваться на “неважное самочувствие”, метеочувствительность, внезапно всплывший в памяти эпизод, произошедший неведомо когда, может даже и не с нами, но взбесивший самим фактом похожести на что-то раздражающее.
Прекратить процесс на любом этапе и того проще, достаточно повести носом, надуть раздражённо ноздри и произнести нечто обидное.
Поводов “оскорбиться” тьма, желание лишь слегка тлеет. В одной постели мы теперь спим по привычке. Нет изюминки в скучном супружеском сексе: одно и то же, одно и то же...
Будто удовольствие заключается в разнообразии поз или их акробатической сложности.
Отнюдь. Всё дело в отношении к происходящему. Его требуется создавать, кропотливо настраивая каждую струну, вплетая в узор действа движения, запахи, звуки, прикосновения, настроения, ласковые слова, даже непристойности и скабрезности.
Масса мелочей потребуется настоящему мастеру, чтобы создать шедевр. Ширпотреб, примитивизм, упрощение – отсылают обратно к первобытности.
Надо осознать, кто мы, чего хотим от жизни: простоты и спокойствия или созидательной энергии страсти. Жизнь без усилий заканчивается безразличием, однако очень многие выбирают именно такой упрощённый вариант.
Право выбора незыблемо и священно. Разрушение – тоже созидательный процесс, независимо от того, сознаём мы это или нет.
Я понял, что хочу двигаться вперёд, непременно в гору. Только у горы, как оказалось, свои резоны. Цветы, поцелуи, милые безделушки, комплименты, рукосуйство в том числе ни к чему хорошему не привели, как я ни старался.
Лиза опять оседлала свою волну, исключила из маршрута заплыва меня, отправив параллельным курсом, лишив возможности когда либо встретиться нашим душам вновь.
— Пытаешься убедить меня, что действительно любишь? Не верю! Любовь заканчивается в день свадьбы. Во всяком случае, ещё до рождения ребёнка. Вот ты, например, уверен, что любил меня когда-то, или сразу согласишься, что вляпался по недоразумению, женился “по залёту”?
— Уверен, любил. Да и сейчас…
— Не смеши, Антоха! Просто я была первая, может даже единственная, кто тебе дал, только и всего. Ты же телок. Можно сказать, я преподнесла тебе на блюдечке с золотой каёмочкой экзотическое угощение, какого тебе не видать было, как своих собственных ушей, если бы не я. Слишком застенчив ты был, мальчик мой.
— Зачем тебе-то это было нужно, если ничего ко мне не испытывала?
— Помню: я уж и так и сяк, и вниз головой, можно сказать разжевала и в рот положила. Как ты вцепился в мою руку и сидел с ней, с рукой, а не со мной, всю ночь, пока я не заснула. У меня всё тело тогда затекло, а внутри – хоть пальцем себя ублажай. Вытерпела, дура. Самое ужасное – до сих пор терплю. Хоть и изменяю, но тебе тоже не отказываю. Скажи, что не так? Может, ты и этого не знаешь? Тоже, небось, мучаешься ревностью? Поделом.
— Пытаешься уколоть больнее? Сознаюсь, испытываю дискомфорт. В отличие от тебя верю в хорошее, даже в лучшее. И ты совсем не такая, какой сейчас себя изображаешь. Любила ты меня: до свадьбы, после и позднее. Просто имея имидж стервы легче врать. Изменять и того проще. Ты же не можешь отвечать за то, чего нет. Раз не было любви – нет и блуда. Принцип обоснования чего угодно. Очень удобно. Я не я и хата не моя. А кто верит в непорочные чувства – пусть отдыхает. Тогда давай начистоту: если ты не оставляешь мне шанса, значит, берёшь ответственность за дальнейшие события на себя. Полностью. В том числе и материальное обеспечение. В крайнем случае, возложишь обязанность себя содержать на того, кто согласится жить с неверной женщиной. Ты же никогда не успокоишься, так?
— Ты совсем идиот, Антон? У нас дети.
— А я отпущу твои “грехи”. Дам индульгенцию, освобождение от семейного гнёта. Помнишь, как в школе мамка записки учителю писала? Только у нас случится наоборот, бартер так сказать. Ты мне отказную грамоту на детей, я тебе свободу от ответственности. Как тебе такая сделка? Годится? Или семья для тебя не пустой звук? Может лучше попробовать обнулить претензии, построить новый домик вместо сгоревшего? Ты инициатор разлада – тебе выбирать. Я за семью, но без предательства. Теперь твой ход.
— Не гони лошадей. Поёшь слишком сладко. Что-то не догоняю твоего резона. Поясни, если умный: что я теряю, и чего ты находишь. В чём прикол? Значит, я пишу отказ на детей и ты мне пинком под зад? Зае...ись, придумал. Ты, как король на именинах, а я гуляю сама по себе. Никому ничего не должна. Прикольно. Что не должна – мне нравится. Ответственность забирай себе даром. А имущество, а мои права? Я мать!
— Кроме квартиры и личных вещей – всё твоё. Дом принадлежит детям. Здесь без вариантов. Могу присовокупить половину нажитых непосильным трудом денег, хоть и сложно изъять их из оборота. Деньги небольшие, но достаточные, чтобы начать самостоятельно жить. Но это черта, граница. За ней только ты и... и твоя новая ответственность, которая принадлежит исключительно тебе. Твой ход...
— Думать буду, советоваться.
— Я не спешу. Точнее, благодаря твоей чуткости и курсу обучения, начинаю думать головой. Во всяком случае, эрекция больше не мешает процессу принятия решений, от которых зависит судьба семьи.
Немедленного ответа не последовало. Но вновь участились “командировки”, теперь уже на несколько дней.
Прихожу домой – дети одни. Питаются бутербродам, делают что хотят.
Однажды застал их за просмотром порнографического фильма. Наверняка не единственный случай. Чего ещё может произойти, когда дети предоставлены сами себе? Да, что угодно.
Нет смысла включать воображение, сам был непоседой и жертвой любопытства, результатом чего несколько сотрясений мозга, взрыв в руках банки с карбидом, сожжённые вместе с кожей лица и шеи волосы.
Список не бесконечный, но внушительный. Но мои родители работали и не имели возможности отслеживать наши действия в течение дня, а Лиза домохозяйка, ничем трудоёмким не обременённая (семечки, телевизор и книги – не в счёт).
Первое время я её разыскивал, обходил все возможные адреса. Иногда приводил, чаще приносил на плече бездыханное тело, которое не помнило утром ничего.
Возможности договориться не представлялось по причине невменяемости объекта.
Вот и третья попытка сохранить семью сорвалась.
Нет, невозможно склеить разбитое: если только под стекло поместить, на долгую память оставить, но такое хочется поскорее забыть.
Маятник событий ускорял разбег, одновременно увеличивая амплитуду движений. События начали мелькать, перестав привлекать пристальное внимание.
Ну, не пришла ночевать и ладно. Завтра придёт. Или послезавтра. Захочет поесть, переодеться, и явится. Тарелка супа всегда найдётся – не жалко.
Стираю я теперь в автоматической машине. Не очень и сложно. Привык. Если нахожу на лавочке в невменяемом состоянии – несу домой: всё-таки не совсем чужая.
Жалко.
Денег больше не даю – пропьёт или потеряет.
Разговаривает теперь Лиза грубым гортанным голосом, изредка добавляя к матерным словам междометия, агрессивно чего-то требует, или кроет сразу напропалую, умещая мою биографию, прошлое и настоящее в замысловатое сплетение не сочетаемых мыслеформ из нескольких десятков непечатных слов.
Я научился её понимать. Иногда даже отвечаю, исходя из принципа подобия, столь же элегантно. Затем мы расшаркиваемся и расходимся в разные стороны – нам теперь не по пути.
Вещи и мебель поделил на две комнаты: в одной я и дети, в другой Лиза.
Если она спит дома, то утром из её апартаментов вываливается нечто, похожее на мужчину, но точно не он.
А потом она и вовсе пропала. Осталась навсегда у очередного любовника.
Самое ужасное, что я чувствую себя виноватым, только не пойму в чём.