Красный флажок в белый горошек.
Наверное, лет пять было в то время Вовке, и можно сказать, что был он путешественником, но, конечно, путешествовал мальчуган в пределах своей деревни. Да и не путешественником он был, в полном понимании этого слова, а скорее исследователем, человеку в пять лет всё интересно. Это были экспедиции, которые мальчик предпринимал с целью удовлетворения своего любопытства. Конечно, Вовка не думал: «А, вот, я пойду и что-то там исследую». Всё было гораздо проще и прозаичнее, он проходил один дом или сарай, а за ними открывалось нечто другое и тоже интересное; он шёл дальше, а там опять открывалось, что-то новое. Володя познавал мир, а мир этот был огромным и бесконечным, и во все закоулки этого мира нужно было вникнуть и постараться понять: что там, да как устроено. Всё это происходило само собой и складывалось из множества обстоятельств, которые от мальчика никак не зависели. Володя жил в большой семье, кроме него в их домике жило ещё три его старших брата и, конечно, мама. По вечерам братья были дома и жилище семьи было наполнено их деятельностью. Кроме того, что каждый член семейства имел какие-то свои интересы и увлечения, у них были и дела общие. Часто в сферу деятельности братьев вовлекался и Вовка, хотя его участие ограничивалась простыми просьбами братьев: «Это подай, это принеси». Поздно вечером с работы приходила мама, тогда вся жизнь семьи начинала вращаться вокруг неё, она становилась центром семейной жизни. Старшие братья уже работали и рассказывали маме о своих рабочих делах, часто в деталях и с подробностями. Вовке это было не интересно, но другое дело, когда очередь доходила до брата Яшки, он ещё учился в школе и, как понимал Володя, учился он плохо. На вопросы мамы о его школьных делах и оценках, Яша потуплял глаза в пол и очень невнятно что-то бубнил, но мама не успокаивалась; она приступала к нему с вопросами конкретными: – Что ты получил по русскому!? Здесь уж ученику некуда было деваться, от него следовал унылый ответ: – Коу… В переводе с его языка на язык понятный, это значило, что по русскому языку он получил «кол», то есть единицу. Примерно такие же ответы у него были и об оценках по другим предметам. Эти разбирательство мамы с его учёбой заканчивались для Яшки хорошей трёпкой. В продолжение экзекуции Вовка стоял рядом с мамой, а весь его вид излучал возмущение. Он всем своим естеством показывал, что он-то, уж точно, такого никогда не допустит в своей учёбе, когда пойдёт в школу. Старшие братья тихо подсмеивались, над незадачливым Яшкой. В общем, можно сказать, что по вечерам маленький домик их семьи был наполнен жизнью и скучать вечерами Володе не приходилось. Совсем другое дело по утрам. Когда мальчишка просыпался, их жилище было пустым, мама со старшими братьями были уже на работе, а многострадальный Яшка был на своей школьной каторге. Просто так находится дома одному было скучно, в нём уж давно было всё привычным и изученным. Совсем другое дело улица, это слово в деревне не подразумевало конкретно какую-то улицу. Если кто-то говорил: пойду на улицу, имелось в виду всё, что угодно вне дома, и улица в том числе. Конечно, чаще всего Володя любил ходить на колхозную ферму, ведь там дояркой работала его мама. Он проходил через большие ворота коровника и сразу же видел коров, стоящих в стойлах, которые тянулись двумя рядами до самого конца фермы. Он заходил в бытовку, там находилась мама и ещё несколько доярок. Время было послевоенное, тогда детей рожали очень мало, поэтому доярки начинали тормошить и тискать мальчика со всех сторон. Потом женщины несколько успокаивались, а какая-нибудь из них находила у себя в кармане конфетку. Конечно, она тут же угощала Вовку этой сладостью и, хотя конфета была обычной подушечкой, но очень сладкой. Сначала, когда Вовка брал конфетку в рот, она была шершавенькой, но через минутку- другую, мальчик ощущал во рту её скользкие леденечные бочка. Наконец, и бочка истончались, и на языке у Володи яблочным вкусом растекалось повидло, сладкое, со слабой кислинкой. Вот такими необычными они были в детстве, эти обычные подушечки. Наконец, мальчику надоедала женская возня вокруг него. Володя шёл на конюшню, в отличие от коровника, это было заведение совсем другого плана, даже запах здесь был другой. Здесь было царство мужчин, конюхов, обихаживавших лошадей, и работали на лошадях тоже мужики. Здесь пахло лошадиным навозом и потом, дёгтем и колёсной мазью, лошади стояли в стойлах и хрумкали свой овёс из кормушек. Вовка ступал осторожно по проходу в середине конюшни, с двух сторон к этому проходу находились крупы лошадей. Мальчик побаивался, вдруг его лягнёт какая-нибудь лошадка, но, превозмогая страх, он шёл дальше; туда, где в конюшне было самое интересное место – клетка с жеребцом. Это место было очень интересным и страшноватым. В клетке находился жеребец-производитель, он яростно фыркал, да так, что брызги летели в разные стороны. Конь храпел, бил передней ногой по полу своей загородки и грыз дощатое стойло. Мальчик смотрел и смотрел на этого красавца, пока конюх дядя Митя не выпроваживал его из конюшни. Он объяснял Володе, что жеребец волнуется, чуя запах постороннего человека, а если он сильно разволнуется, то может и клетку свою разбить копытами. Вовка этому верил; такой норовистый конь, точно, мог разнести в щепки любую клетку, даже железную. Выйдя из конюшни, Володя шёл к загону с лошадями. Это был большой и прямоугольный участок земли, который был обнесён высоким забором из жердей. Когда парнишка подошёл к загону, то увидел, что на заборе гроздьями висели и сидели мальчишки, они частенько приходили сюда сразу после школы, а то и вместо школы. Подростки ничего не делали, они просто сидели и переговаривались друг с другом на лошадиные темы. Ребятам очень нравились лошади, они могли любоваться ими бесконечно, часто забывая про еду. Для них это был своего рода и цирк, и театр одновременно. У Володи было другое увлечение, по его представлениям с этим вообще ничего даже сравниться не могло. Это была железная дорога и едущие по ней паровозы, вот уж было зрелище, так зрелище! В полукилометре от его Покровки проходили железнодорожные пути, здесь же находился железнодорожный переезд и будка смотрителя. Когда приближался поезд, смотритель выходил из своей будки, громко дудел в железный рожок, а потом из сумки, висевшей на его боку, доставал флажок и протягивал его вертикально в сторону поезда. Вовка стоял рядом, как заворожённый; в отличие от смотрителя, мальчик встречал не поезд – он встречал паровоз. Вот это была силища, это была настоящая мощь! Паровоз на расстоянии казался не очень большим, но по мере приближения его тело увеличивалось стремительно, пока он вблизи не превращался в настоящую громадину, исходившую дымом и горячим паром. А если он ещё и гудок подавал, то это была настоящая фантастика! Было что-то неуловимо общее между железным паровозом и живым жеребцом на конюшне, в них обоих была благородная красота. Конечно, Володя не завидовал смотрителю полустанка, который встречал поезда, выставляя перед собой сигнальный флажок, но ему очень хотелось так же встречать флажком паровозы. Поезд проходил, смотритель прятал свой флажок в сумку и удалялся в будку. Иногда он приглашал мальчишку в свои «апартаменты» попить с ним чаю. В будке не было ничего интересного, разве только телефон, эту штуковину мальчик видел впервые. Смотритель, его звали дядя Толя, даже давал Вове послушать трубку этого аппарата, в ней что-то тихо жужжало. На белой стене висели плакаты, а в углу будки стояли лопаты, метла и один лом. На табуретке стояло ведро с водой, а на столе блестел чайник и два стакана. Вот и всё, что было в будке. Следующий поезд приходил ещё не скоро, и Вовка шёл домой. Однажды вечером, когда с работы пришла мама, он начал всячески её уговаривать сделать ему красный флажок. Эти уговоры начались уже давно и повторялись ежедневно уже около месяца. Сегодня Володя ещё раз очень долго и убедительно объяснял маме, для чего ему был нужен этот флажок. В общем, Вовка в тот вечер канючил особенно долго и, наконец-то, мама отозвалась. Как Володя и просил, флажок был красный и на деревянной рукояточке. Только красное поле флажка было усыпано белыми горошинами. Конечно, Володя расстроился от этого и чуть не расплакался, но мама сказала, что ему ещё повезло, хоть такая материя нашлась. Когда мама уложила его спать, Володя спрятал своё сокровище под подушку и долго не мог заснуть. Он несколько раз доставал свой флажок, разглаживал его, а потом просто засунул руку с ним под подушку и заснул. Во сне ему снились железнодорожные составы, лошади и паровозы. На другой день первая его мысль была о флажке. Он был дома один, поэтому громко крикнул: «Ура! У меня есть флажок!». Вова достал своё сокровище из-под подушки и внимательно оглядел его. Наконец-то у него есть флажок, и он пойдёт сегодня с ним встречать свой паровоз. Мамы дома уже не было, она ушла на работу, а на столе под полотенцем стояла тарелка пшённой каши. Володя наскоро проглотил несколько ложек, оделся и направился на железнодорожный разъезд. Дядя Толя был на месте, он как раз подметал шпалы, которыми был выстелен переезд через железную дорогу. Наконец его занятие ему надоело, он прислонил метлу к шлагбауму, посмотрел на часы и сказал: – Ну, Володя! Сейчас придёт твой паровоз, слышишь, он уже свистит на ближнем полустанке? Вовка ничего не слышал, но флажок приготовил; вскоре в бесконечной железнодорожной перспективе появился крошечный паровозик. Он увеличивался и увеличивался в размерах, пока не начал с грохотом и колёсным лязгом проносится мимо мальчика, который в вытянутой руке крепко держал свой флажок в горошек. Краем глаза Вовка заметил в паровозном окне улыбавшегося машиниста.