Мemento eius mori

Борис Мандель
        (Отвечая на вопрос:  Наиболее запомнившееся политическое событие детства).
                В этот день: шёпотом: - «Сдох усатый...»(подслушанное)

Ранний март 1953го. Мне ещё нет 7-ми лет. Мы живём через площадь от железнодорожного вокзала. Я лежу в кровати с дежурной ангиной, темепературой 40, в полубреду, в который вдруг врывается пронзительный и многоголосый рёв паровозных гудков. Он не умолкает, усиленный таким-же рёвом из нашего жалкого, никогда не выключаемого репродуктора, и от него некуда деться. В комнату влетает мой старший брат, заменявший мне умершего в лагере отца и, бывший в моих глазах полубогом и стальным солдатом. Он рывком ставит меня в постели и приказывает стоять смирно 5 минут. Совершенно ошалев, я замечаю его искажённое горем лицо, глаза полные слёз и начинаю дрожать, всё нарастающей дрожью, то-ли потому, что стоять ровно на кровати с просевшими пружинами и мягком матрасе не получается, то-ли от температуры, то-ли от бредового перевозбуждения, а, скорее всего от того, что никогда не видел моего железного брата плачущим. Апокалиптическое, почти непереносимое для детской души, ощущение непоправимого несчастья наваливается на все органы чувств и я падаю в спасительный и глубокий обморок... а оставленный мною мир, продолжает хоронить сталина.

 Эпилог: Mы с мамой в комнате одни. По репродуктору идёт торжественное перечисление дигнитариев, приехавших на похороны вождя. Доходят до Го МоЖо - председателя АН и ЦК Китая. – “Го Можо и гоможопина тётя” – вдруг хихикнула мама и тут же, испугано, закрыла рот ладошкой, округлив смеющиеся глаза...