Людей со слабой психикой и богатым воображением прошу сразу закрыть эту страницу, поскольку она касается чирия, не самого приятного события из медицинских неприятностей.
А если кто решился, хочет узнать народное снадобье от фурункулов, то вперёд, хотя бы, до середины повествования.
Вечер. Шла первая неделя возвращения рыбопромысловой базы к родным берегам.
Николай с группой студентов-практикантов скучал в кубрике на шесть человек. Боцман уже не приставал к ним, чтобы занять покраской бортов или перекатыванием бочек. Ребята уже нашли себе занятие помимо спанья и еды. Вспомнили, что надо составлять отчёт за практику перед институтом и, притащив в кубрик, изучали схемы и описания работы электрооборудования. Продвигалось медленно, ведь судно польской постройки, язык и схемы читаются с трудом. Потом наш сокурсник-украинец сказал: «Эврика! Понял! Это же как по-украински, только латинскими буквами!» Дело сдвинулось с мёртвой точки. Толик, как мог, «переводил», а другие быстро, как на лекции, конспектировали, каждый по своему выбранному агрегату. Остальные пытались «расшифровать» и «перевести» в русские обозначения, элементы в своих схемах, перерисовывая их на запасённых листах бумаги.
Вдруг в каюте погас свет и ритмичный гул главного двигателя-дизеля замолк. Прошло минут десять в кромешной тьме, пока запустили аварийный дизель-генератор, свет снова загорелся, но желание заниматься «наукой» уже пропало, поскольку корабль начал дрейфовать боком к волне и базу начало сильно качать трёхбалльным штормом, как давно уже не было.
Николай улёгся на свою койку. Ноги то поднимались, заставляя Колю упираться головой в переборку, то он скользил, упираясь ногами в борт. Это забавляло его, так как он давно перестал чувствовать «морскую болезнь», а вот Паше пришлось нелегко, он начал сдерживать признаки тошноты и громко икал. Наконец, Паша вспомнил про большой пакет солёных хлебных сухариков, оставшихся с предыдущего шторма, когда ребята носили ему хлеб, а сами делили его порцию нормальной еды в каюте Виталика, работавшего электриком.
Потихоньку все приспособились к качке. Николай задремал, беспокойно вслушиваясь.
Во сне Коля вдруг увидел, что корабль их принесло на рифы у кораллового острова. Странный скрежет, странное, нерегулярное шлёпанье волн в борт, гулкие возгласы сопровождали его пробуждение. Темнота, которую он увидел, открыв глаза, тоже не радовала. Он отдёрнул шторку, закрывающую его спальное место, и рассмеялся. Странное шлёпанье шло от карт, которые швыряли на стол его однокурсники, приговаривая, играя в «Кинга», а хруст – от сухариков, которыми с ними поделился Паша.
Серёжа, уже сбегавший к Витальке прояснить обстановку, рассказал, что главный двигатель через час уже заведут, проблема с масляным шлангом, но хуже, что сгорел какой-то мотор опреснительной установки, а запасов пресной воды мало.
Сразу как-то не придали особого значения этому сообщению, но через два дня почувствовали горьковато-солоноватый вкус борща, а старпом объяснил, что «придётся потерпеть», поскольку пресную воду в пищеблоке будут немного разбавлять морской, а в краны для умывания пустят только морскую. Вода из крана не мылилась, на зубах при чистке оставалась солёная горечь, а кожу после мытья слегка стягивало.
Матрос первого класса Саша, негласно опекавший студентов, сказал, что это для них настоящее «морское крещение», теперь они будут настоящие «морские волки».
- При переходе надводного судна через экватор, а также в подводной лодке при «посвящении» новичков в моряки, всегда дают выпить полный плафон от фонаря морской воды и никто не вправе отказаться – поучал их он.
Выпить плафон морской воды никому не хотелось, тем более, что супы и компоты стали противными на вкус. Аппетит упал, порции на столах в кают-компании оставались наполовину съеденными, выпекавшийся на той же воде хлеб, не радовал. Ребята покупали, в счёт будущего заработка, апельсины, печенье, сухарики, конфеты в судовой лавке …
У кают-компании на переборке висела карта, на которой штурман раз в сутки отмечал пройденный путь, и «морские волки» по ней прикидывали, сколько ещё осталась времени до прихода в Мурманск. Наконец, по их расчётам, до порта остались сутки пути. Тут они уже напрочь отказались от просоленной, «морской» еды.
Коля, после питания с избытком морской соли, чувствовал какое-то неудобство в левой подмышке, промывал морской водой под рукомойником, чувство неудобства на время уходило, но потом вновь возвращалось.
Ленинград, родной дом, пресная вода, казавшаяся необыкновенно вкусной после опреснённой, минерализованной лопатой химикатов, добавляемых на бак воды… Мылся под душем, вновь и вновь намыливая мочалку, отдраивая наслоения жиров и солей, накопившихся за обратную дорогу с Джорджес Банки, места последнего лова сельди.
Левая подмышка время от времени напоминала о себе колющей болью, жжением.
Коля начал усиленно сживать со свету прыщ, угнездившийся в укромной складке, но тот боролся за жизнь и продолжал потихоньку гордо расти. Его мазали зелёнкой, йодом, стрептоцидовой, синтомициновой мазью, присушивали порошком стрептоцида – ничем было не выкорчевать занудную заразу. Он рос, выпирая, как «городские цветы сквозь асфальт», о которых пел Михаил Боярский. Скоро Коля ходил уже, чуть приподняв плечо, как будто у него подмышкой был спрятан, как у Джеймса Бонда, пистолет в кобуре. Дальше рука поднялась на уровень плеча, ниже не опустить, боль иногда дёргала подмышку так, что Коля просыпался ночью. Занятия в институте, навёрстывание лекций, пропущенных из-за позднего возвращения судна, не давало ему времени для хождения по врачам. Но когда рука поднялась так, как будто он «отдавал честь» военным манером, а боль стала ритмично пульсирующей, Николай пошёл в поликлинику записываться к хирургу.
- Вам повезло – сказали в регистратуре - сегодня операционный день, а больных пока нет, без очереди попадёте к врачу.
Хирург оказался женщиной лет на десять старше него. Она сидела у стола, что-то писала в медкарточках. На кушетке рядом с ней сидела стайка молоденьких девчушек, чирикающих как воробьи, видимо, практиканток из медицинского техникума.
- Что там у Вас? – спросила доктор. Коля рассказал.
- Пройдёмте в операционную, посмотрим, разденьтесь до пояса – дала она указание.
- Ой, девочки, идите сюда – восторженно воскликнула она, узрев Колину подмышку.
Щебечущая стайка переместилась в операционную и круглыми птичьими глазами уставились на необычное выпирание, напоминающее сосок светло-серого цвета, размером с фалангу пальца.
- Смотрите, редкий случай, классика, я такое лет десять назад только в учебнике видела.
Это воспаление желёз называется гидраденит, народ прозвал его «сучье вымя». Причина его – стафилококк. Под этим «выменем» целый узел воспалённых желёз. Наша задача – выпустить скопившийся гной и произвести дезинфекцию раны. Ну, за дело!
- Марь Иванна, у Вас хирургический набор стерильный?
- Да, вчера перед концом смены кипятила, сейчас несу.
На пороге показалась полная, но миловидная старушка, с простым деревенским лицом. В руках у неё был блестящий металлический ящичек из нержавейки с ручками, в котором кипятят шприцы, иголки, скальпели, щипчики и прочие хирургические орудия пытки.
- Принесите Новокаин для заморозки, спирт и йод для обеззараживания - приказала хирург.
Через пару минут всё было готово к операции, доктор набрала в шприц Новокаин, подставила эмалированную кювету под Колину подмышку. Коля отвернулся, так как с детства не терпел уколов, вида хирургических инструментов и крови. Он чувствовал, как игла проникла в мягкую ткань, как стал распирать её выходящий из иглы Новокаин. Дёргающая боль усилилась, но вдруг наступило какое-то облегчение.
- Ой! Марь Иванна! – вскрикнула хирург, отшатнувшись, а круглоглазые девчонки отошли подальше – лопнул гидраденит, несите побольше салфеток.
Она начала судорожно оттирать свой халат, а Мария Ивановна держала кювету и «сцеживала» из «вымени» «молоко».
Потом рану вскрыли ланцетом, промыли спиртом и намазали йодом. Новокаин сказался, заморозил эту область и Коля чувствовал все их действия как сквозь сон.
- Марь Иванна, нанесите мазь Вишневского, закрепите пластырем салфетку.
- А Вам, больной, явиться на перевязку послезавтра, прямо к медсестре, без номерка, мне покажетесь через неделю.
Мария Ивановна на указание врача удивлённо подняла брови, но выполнила в точности. Наверно, врачу виднее.
Домой Николай приехал с опущенной рукой, но уже в прихожей жена и тёща повели носами.
- Что за вонючей гадостью они тебя намазали? – спросили они.
- Мазью Вишневского – ответил страдалец. Ему и самому был неприятен этот запах из смеси рыбьего жира и керзовых сапог, которые он когда-то носил на целине, в стройотряде.
- Вот что, обмотай плечо полиэтиленом, чтобы меньше пахло, а спать ляжем «валетом».
Через день он зашёл к медсестре. Её доброе, круглое, пожилое лицо с небольшим носиком-пуговкой напомнило ему портрет бабушки из семейного альбома и Николай проникся к ней доверием. Отодрав сильно прилипшие пластыри, сняв тампон из салфетки, Мария Ивановна осторожно промыла рану и тихонько ахнула, насторожив Колю.
- Миленький, зарежут они тебя здесь, если будут так лечить. Мазь Вишневского нельзя на открытую рану. Глянь в зеркало на стене, что теперь - вместо одного фурункула. Она вывихи да радикулиты знает, а в чириях не мастак.
Коля, подняв локоть к голове посмотрел. Вместо одинокого фурункула он увидел рану, а вокруг ещё одиннадцать маленьких фурункулят, Как «ведьмины круги» из грибов в лесу они устроили весёлый хоровод вокруг «кратера».
- А что с ними теперь делать? Ведь мне и с одним было не справиться, а тут такое войско.
- Слушай меня, баба Маня плохого не присоветует. У меня соседка в деревне была знахаркой, так и меня, девчушку, учила всяким народным хитростям.
- Возьми, милок, муки, лучше ржаной, но можно и пшеничную, она послабей будет, но всё одно поможет. Насыпь столовую ложку её в блюдце, а сверху положи чайную ложку мёда.
Мёд, он завсегда помощник лекаря народного, мнооого хвороб лечит. Так вот, бери муку снизу блюдца, насыпай сверху мёда и начинай мешать, мять эту смесь, делай так несколько раз, пока мука не будет от руки отставать. Это значит, готово лекарство. Слепи лепёшку из него, да приложи на всю эту стаю, накрой, как одеялом, салфеткой али марлей в несколько слоёв, да закрепи. Пластыри эти липучие, хоть и скорая подмога, да больно липучие, нужно, чтобы рана дышала, а «пирожок» не вываливался из подмышки.
- Купи чулок, простой, не капроновый али фильдекосовый. Срежь стопу на чулке, да дважды прорежь насупротив, сделай две тесёмки, от ступни почти до етого, ну, сам понимаешь, отступя на пядь – раздвинутые большой палец и мизинец. Всунь руку, когда лепёшку салфеткой прижмёшь на всю эту компанию, а концы этой упряжи завяжи на шее. Наутро, увидишь, что-то да выскочит. Ополосни водичкой, вытри, да новую лепешку приложи так же. Мёд он и разогреву даст, и заразу прижжёт. Иди, милок, на внучка мово ты похож. С Богом!
На следующее утро Николай отнял от кожи лепёшку и заглянул в зеркало. «Грибное кольцо» поредело, а на лепёшке примостились пять белых точек, размером со спичечную головку. Что самое ценное было в этом «снадобье» что оно не воняло рыбьим жиром, и Коля мог занять привычное на кровати с женой. Новая, свежая лепёшка заняла почётное место, как квочка на яйцах.
За неделю все "фурункулята" повыскакивали из кожи, поняв, что медовая лепёшка теплее и вкуснее.
Не раз и не два за долгую жизнь пользовался этим снадобьем Коля для себя, жены, дочки.
На работе, разговорившись с одним КТНом, услышал, что тёща того страдает трофическими, не заживающими ранами на ногах, и присоветовав этот рецепт, услышал потом похвалу.
Так что, пользуйтесь, друзья, если вдруг чирий вскочит, где не надо.
А где надо?
Продолжение http://proza.ru/2020/12/29/704