ШЕСТАЯ УРУГВАЙСКАЯ СТРАНИЦА.
ВТОРАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ТУПАМАРОС».
ИЗ РАССКАЗОВ АЛЬВАРО
…Нам-то казалось, что мы на подъёме. Энтузиазм зашкаливал, вдохновлял! И мы уже ощущали вкус близкой победы. В таких случаях иногда говорят: «Ишь, ухватили Бога за бороду!». Да-да…Ухватили…
Нет, вроде и особых побед-то не было. Но дела шли, и эти дела делали мы, а не кто-то другой.
Но, понимаете, Володя, в чём дело? Беды приходят, когда их не ждёшь не потому, что приходят сами собой. Теперь-то я точно знаю и понимаю, почему они пришли к нам в шестьдесят седьмом, шестьдесят восьмом годах. Мы были наивными романтиками, хотя и жёсткими в делах, но всё-таки мы были очень и очень неопытны. Недооценивали противника. А противник – та же консервативная власть капитала, например, – это сильный соперник, жёсткий враг. Особенно, когда его разозлить, как зверя. Вот мы и разозлили…Но эти…Они ничего просто так не отдавали. И никогда не отдадут! Ни-че-го! Так что, приходилось отнимать. Но делали мы это часто без оглядки, не очень тщательно готовясь к действиям. Да, что там говорить – часто поступали просто непрофессионально. Теперь, когда это стало понятно всем, можно признать нашу неуклюжесть. Чего уж, пыжиться-то…
В начало шестьдесят седьмого агенты полиции впервые напали на наш след. Мы уже тогда вели активные действия в городе. То тут, то там взрывались машины, кафе. Мы грабили банки, магазины, останавливали полицейских и, пользуясь тем, что нас больше и мы с оружием, разоружали и даже раздевали их, отбирали документы. В наших умах уже отчётливо запечатлелись слова: «самообеспечение» и «самофинансирование». Мы осмелели!
И вот, случилось: полиция напала на наш след…
Не думайте, Володя, что банальное ограбление магазина нельзя отнести к партизанским действиям. Нет, это не грабёж, не разбой. Мы делали это, чтобы помочь народу и чтобы обеспечивать нашу борьбу. И одной из наших линий была линия на то, что власти сами должны обеспечивать нашу борьбу, раз не хотят обеспечивать достойную жизнь народу. Так считало наше руководство, так считали и мы. Считали убеждённо, искренно.
Начались аресты. И многие вынуждены были скрываться. Та конспирация, которая была у нас до этого, сразу показалась наивностью, детством, «дырявой рыбацкой сетью». В новых условиях нужна была более жёсткая конспиративная система: надо было сохранять Движение для дальнейшей борьбы.
Как-то полиция объявила через газеты и по радио, что нанесла смертельный удар по небольшой, но очень хорошо организованной банде «левых экстремистов». Это они нас так называли. Но мы-то знали, что пока ощутимых ударов по нам не было. Да и особых потерь – тоже. Это была «утка». И, тем не менее, делать наши дела становилось всё опасней и опасней: помимо властей и полиции на нас были нацелены и фашиствующие молодчики. Их развелось в Монтевидео столько, что казалось иногда, что видишь этих крепких и агрессивных людей (а,вернее, нелюдей!) за каждым углом. Наши дети боялись выходить на улицу: за ними охотились, если даже просто подозревали в симпатиях к тупамарос. Не говоря уже о тех, кто действительно являлся членом семьи комбатанта. Да, что там, комбатанта! И симпатизанты были «на мушке» у полиции! И помимо того, что мы боролись с властью и за власть, приходилось противостоять ещё и этим фашистским ублюдкам. Так почти весь шестьдесят седьмой год мы и провоевали. Вот тогда-то и пришло полное осознание того, что своей цели мы сможем добиться только с оружием в руках. Ну, вы же понимаете, что это означало поставить себя вне закона, уйти в подполье? Тяжело было. Тяжело, даже просто от осознания самого факта того, что ты изгой…
Уже в самом конце ноября мы столкнулись в бою с полицией в Шангриле, что в департаменте Канелонес. Была очень сильная перестрелка. Очень! Жарко было! Но мы всё-таки смогли прорвать полицейское оцепление, бежать и рассредоточиться по конспиративкам в городе. Хотя, для нас потери были тоже очень ощутимыми: семь человек убитыми, около десяти человек получили различные ранения. Кроме того, мы потеряли несколько кантонов в Канелонесе.
- А что такое «кантоны», Альваро? Прямо, как в Швейцарии! Ну, там-то я знаю, что это государственное образование. А у вас, у тупамарос? 26
- Ну, у нас это чуток попроще: такие небольшие территории, вроде, как приусадебные, с домиками. В общем, там много чего происходило. И переночевать можно было, и встретиться с кем-то, и переждать что-то, и складировать что-либо, и раненных лечить. Много чего.
Ну, вот, в общем-то, как-то так вот, мы и прожили этот год.
Помню, что Аги и Сендик сразу после неудачи в Шангриле встретились с Роднеем Арисменди – Генсеком компартии Уругвая. Говорили о том, что, несмотря на некоторые разногласия, делают общее дело. И хотя Арисменди с ними тогда во многом не согласился, всё же, обещал помощь. Правда, в обмен на то, чтобы мы убрали из наших рядов анархистов, которые к тому времени в них были и работали. Да, нам и самим анархисты стали в тягость. Их недисциплинированность и несогласие с нами по принципиальным вопросам борьбы за власть становились непреодолимым противоречием между нашими течениями.
Сендик обещал кардинально решить этот вопрос. И коммунисты помогли нам тогда деньгами, очень помогли! На эти деньги на подставных лиц MLN-T купила несколько домиков - кантонов - на морском курортном побережье, в разных местах. В этих кантонах впоследствии, и скрывалось большинство раненных в перестрелках или разыскиваемых полицией тупамарос.
Пойдёмте-ка, Володя на воздух. Чего мы тут сидим в духоте?..
***
Мы вышли из дома и уже знакомым путём подошли к баркасу, что стоял на берегу. Альваро постелил на песок старый, засаленный кусок брезента и жестом пригласил меня присесть. Из-под баркаса он достал керосинку, чайник с водой, поставил его кипятиться.
И через десять минут мы уже пили чёрный грузинский чай. В те времена он был самым распространённым. Но, собственно, чаем этот «порошок» считали в России только русские. Прихлёбывая чёрную, отдалённо напоминающую чай, жижу - ещё не чифир, но уже и не «купеческий» напиток – Альваро попеременно, то полу задумчиво, а то вдруг, оживая и горячась, рассказывал мне о Второй Конференции «Тупамарос». Рассказывал то, что помнил и как умел. Хотя, рассказчик, как мне тогда казалось, был он вполне приличный. Как и раньше, из его рассказов мне не всё было ясно. И, конечно же, кое-что в понимании вопросов о тупамарос пришло ко мне лишь со временем…
***
Обычно, тупамарос, чтящие законы конспирации, старались никогда «не ступать дважды в одну и ту же реку». И всё же, «на грабли наступать» им случалось.
Однако, более подходящего места, чем тир Организации, где в январе шестьдесят шестого работал Конвент, в этот раз, почему-то, не нашлось. Вновь решили собраться там же, в Нуэва Парис. Забегая вперёд можно сказать, что и в этот раз всё обошлось. Но собирать столько народу дважды в одном и том же месте было, по меньшей мере, неосмотрительно...
Альваро нервничал. Он снова обеспечивал безопасность Конференции, как тогда, когда обеспечивал безопасность Конвента. Но не он решал, где проводить мероприятие.
Только теперь ему, как особо доверенному комбатанту, было поручено руководить всей безопасностью, а не безопасностью отдельного участка. Забот было много. Но в этот раз было легче: помогали - и даже очень! - «ходилки-говорилки», ультракоротковолновые радиостанции.27
Альваро уже меньше приходилось бегать и лично контролировать всё и вся. Практически всё, за исключением некоторых, новых секретов обеспечения безопасности Конференции, было по-прежнему. Одним из новшеств были снайперы-тупамарос, рассредоточенные либо в снятых на время квартирах верхних этажей зданий, расположенных вокруг дома, в подвале которого и проводилось мероприятие, либо на крышах домов этих же зданий. Кроме того, на близлежащих улицах расположились несколько автобусов, грузовиков и легковых автомашин. Это для тревожной эвакуации делегатов конференции и руководства МLN-T. В общем, «бдили».
Конференция началась с выступления руководителей Движения. Но Альваро не запомнились их скучные призывные речи: всё было как-то дежурно. Разве что, их призывы активизироваться в борьбе вызывали в нём отклик человека действия.
И когда в зале от ведущего Конференцию прозвучало, что слово предоставляется Марии Акоста, Альваро очень удивился, что к небольшой импровизированной трибуне идёт его Аги! На лице его была рассеянная улыбка и приподнятые, аж к чёлке, брови! Столько лет они жили вместе! Ну, знал он, кто такая Агнесса Косински, знал, что все её зовут Аги, а не Агнешка. Но вот один из множества её псевдонимов – он услышал впервые. И от того брови его никак не хотели опускаться на прежнее место лица, а застывшая улыбчивая растерянность выдавала в нём…нет, не ошеломление. Наверное, крайнее удивление. Альваро не знал, что у Аги в целях конспирации было около десятка псевдонимов и прозвищ…
Аги уверенно взошла на трибуну и начала своё выступление. Но начало выступления Альваро пропустил «мимо ушей». И только через некоторое время, освободившись от удивления и отстранившись от своих мыслей, начал воспринимать, что говорила его боевая подруга.
А говорила она вот что…
- …марксизм-ленинизм, базирующийся на методологии, предложенной Режи Дебре, мы считаем наиболее приемлемым для нашей идеологии.28
Не всем это понятно. Поэтому скажу: наш партизанский авангард должен опираться на поддержку населения. И обязательно должен быть им поддержан. Но в нашем случае, в отличие от ленинской теории, в части касающейся этого вопроса, мы одновременно должны овладевать государственным аппаратом.
Многим было явно не очень понятно, но зал бурно и одобрительно загудел, раздались аплодисменты. Аги продолжала.
- Мы должны перейти к широкомасштабным действиям. Что сейчас главное? Прежде всего, операции самофинансирования. Мы не можем себе позволить ничего, если у нас нет финансов и материальной базы. Это ясно, как божий день. Второе. Надо всеми силами – и это обязан активно, но осторожно, делать каждый член «Тупамарос» - вести работу пропагандистского характера, разъясняя народу, кто виновен в том, что он живёт так бедно и несправедливо, довольствуется лишь самым малым, для того чтобы только существовать, а не жить по-человечески!
***
«…жить по-человечески»…
Слушая это, я вспомнил мой разговор в самолёте с террористом Ризваном Агашировым…
М-да-а… Жить по-человечески…
***
Зал снова одобрительно загудел и когда гул немного стих, Аги продолжила речь.
- И наконец, третье. Мы должны, подготовлено и обдуманно, действовать во благо Организации и народа. Многие будут нас обвинять в неправомерных действиях и ещё во многих других смертных грехах. Но я уже говорила и повторю снова: эти просто так, без крови, ничего не отдадут! И поэтому, я призываю руководителей ячеек, колонн и всех структур Движения, будь они хоть боевыми, хоть политическими, хоть логистическими или просто, симпатизирующими Организации: борьба, борьба и ещё раз борьба с режимом! Разоблачайте богатеев-махинаторов режима, похищайте барыг и их состояние, нападайте на полицейские и военные формирования, взрывайте объекты, которые служат власти. Не перечислить мне в одной речи всего того, что мы можем и обязаны сделать для народа: от выступлений в средствах массовой информации, в которых нас и упоминать-то режим запретил, до похищения иностранных дипломатов, богатеев, угроз и шантажа.
Мне часто напоминают о такой эфемерной штуке, как совесть. Но ведь их, наших врагов, она не отягощает! И сотни тысяч наших соотечественников живут в нищете, еле сводя концы с концами! Так чего же мы с вами смущаемся?
Зал снова загудел, послышались одобрительные возгласы, а в воздухе витал дух порыва к действию!
- И сегодня, выступая с этой трибуны, я оправдываю нас с вами, мои боевые друзья! Да, мы поставили себя вне правовой системы нашего государства. Но какого права? Какого государства? Ответ один: антинародного и антинационального!
Мы поставили себя вне закона потому, что это единственная честная позиция в ситуации, когда закон не равен для всех, когда закон защищает ложные интересы меньшинства, игнорируя большинство. Когда закон направлен против прогресса страны, и когда даже те, кто его создал, ставят себя вне его рамок в любое удобное для себя время…29
***
Когда Альваро пересказал речь Аги, я невольно вздрогнул: они были ещё одним доказательством того, что творилось в моей душе, в моём уме относительно деятельности «Тупамарос». Под благими намерениями была скрыта дорога в ад! Под благопристойной улыбкой народу, была личина, тупо, через кровь, стремящаяся к своей, казалось бы, благой цели.
Тогда в моей памяти моментально всплыли слова Адольфа Гитлера, слова, которые возмущают и обескураживают, вызывают ненависть и агрессию в отношении тех, кто погубил миллионы жизней. Это основной постулат фюрера, который был оглашён им в программном обращении к вермахту, перед призывом на Восток («Drang nach Osten»): «Солдаты, я освобождаю вас от древней химеры, именуемой совестью, во славу Великого Рейха!»
Теперь в моём сознании образ Аги почти сформировался: красивая, пережившая много бед, в том числе и ужасы фашистских концлагерей, образованная молодая женщина, прекрасная, любящая и, казалось бы, умная мать. Но…жестокая террористка, убийца и идеолог леворадикальных экстремистов с фашистской фразеологией. Господи! Неужели может быть столько всего в этой маленькой, красивой и хрупкой женщине?..
***
…Конференция завершила свою работу заполночь, и потому примерно четверть делегатов не стали рисковать добираться на ночёвку в свои жилища: всё-таки большое количество людей, появляющееся среди ночи на полупустых улицах города неизвестно откуда – это непрофессионально. И многие, понимая это, остались ночевать прямо, в тире. Кто-то, накрывшись с головой курткой, спал здесь же, на стулях. Некоторые приспособили доски, служившие скамейками и, получив импровизированные лежанки, устроились на них. А кое-кто, просто сев на пол и прислонившись к стенам, коротал ночь в полудрёме. Но пока они оставались в зале – миссия Альваро не считалась завершённой, и ему с охранниками пришлось вместе со всеми ждать до обеда следующего дня, чтобы делегаты, постепенно по одному, по двое и трое, смогли раствориться в городских людских потоках.
Когда большинство делегатов разошлись, а оставшиеся устроившись на ночлег, утихомирились, Альваро проверил посты. Потом сделал несколько глотков мате из колебасы. И пока нельзя было спать и даже дремать, присел к столу президиума Конференции. Придвинув к себе, стопку вчерашних газет Монтевидео, он начал их пролистывать, а потом и выборочно читать. Тихонько попискивала и шуршала эфирными шумами рация «уоки-токи», и кто-то мирно похрапывал и вздыхал во сне в глубине тира…
«Эль Пайс» писала о многочисленных долгах интернациональным фондам и корпорациям породивших тяжелейшую девальвацию, о том, что стоимость жизни увеличилась на сто процентов, а реальная заработная плата стала меньше в два раза…
Потом – о серии заявлений лидера националистов, Уилсона Ферейры: он бросил тень на одного из ведущих министров Партии Колорадо Гусмана Акоста и Лара, обвинённого в шантаже. Далее – о волне слухов, которые шокируют население, о раздражении и недовольстве властей всё нарастающим забастовочным движением и действиями бандитов. Бандитами, конечно, были тупамарос, но это слово было запрещено упоминать в прессе.
Альваро отбросил «Эль Пайс» на другой край широкого стола и взял «Эль Пуэбло». Но через пару минут отбросил и её: латифундисты трудяги…крестьяне лодырюги, только просят землю, а работать на ней не хотят… сгорел урожай на участке недалеко от Сан-Антонио…дело рук бандитов…
«Эль Пуэбло» полетела туда же, на левый край стола.
Что там пишет «Ла Република»? Вот: «…насилие на улицах городов становится обычным делом…грандиозное побоище между работниками сахарной промышленности Артигаса и силами правопорядка: много раненых и один убитый…выступления студентов… много арестованных и раненых, как со стороны манифестантов, так и со стороны полиции»…
Альваро вздохнул, потом зевнул и потянулся сидя в обшарпанном кресле. Отбросил газету на край стола и взял другую, «Ла Диариа». Всё, то же самое: …студенты учиняют массовые беспорядки, поджигают и переворачивают автомобили и автобусы, грабят магазины, дерутся с полицейскими и угрожают другим студентам и преподавателям, которые недовольны сложившейся ситуацией. Четырнадцатого августа убит студент-коммунист Либер Арсе, а двадцатого августа - Уго де лос Сантос и Сусанна Пинтос…
Чтиво расстроило и… надоело. Альваро и так знал, что делается в Монтевидео, его окрестностях и в стране: у них, в MLN-Т, была своя информация о том, что происходит в политической и экономической жизни. И эта информация, благодаря созданному информационному центру, собственной разведке и службе безопасности, была точной, правдивой и более оперативной и своевременной, чем предоставляли населению все средства массовой информации правительства со всеми его разведками и службами безопасности вместе взятыми.
Альваро откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и, глядя в потолок, расслабился. Ему казалось, что он не спит, но на самом деле, он спал с открытыми глазами. Снились Агнешка и Мигель. Они склонились, над картой Польши, разложенной на столе, и играли в географические загадки и отгадки. Весёлые, посмеивающиеся…
Да… он спал с открытыми глазами, так бывает…
Домой Альваро добрался лишь к вечеру следующего дня, когда уже сгущались сумерки…
***
Прошёл шестьдесят седьмой, наступил шестьдесят восьмой. И Альваро казалось, что время это было тяжёлым, чёрным. Он просто ещё не знал, что ждёт его впереди, и что будут времена и страшнее, и тяжелее, и чернее…
ОПЕРАЦИЯ «РАДИО САРАНДИ»»
- Послушай, Бебе! Как ты думаешь – если мы поздравим народ по радио с Первомаем? Есть идея уничтожить одним выстрелом две мишени.
Сендик медленно ходил по комнате, с руками в карманах брюк и задумчиво глядел в окно сквозь прозрачную тюлевую занавеску, совсем домашнюю и непохожую на офисную.
- Идея хороша, Аги. А план? Ну, как ты это себе представляешь?
- Неужели ты не знаешь, как я вижу моменты любой акции, которую предлагаю к исполнению?
- Да я, Аги, и не сомневаюсь в твоих способностях и возможностях. Но открытым текстом говорю тебе: ты, порой, бываешь авантюристкой, тебя и твои предложения надо пристально рассматривать, то придерживая, как лошадь-фаворита на скачках, то отпуская невидимые поводья.
- Ну, вот! Я уже и лошадь! Ты хочешь сказать, что мне нельзя доверять самостоятельную работу? Или я не доказала мою преданность Движению? А, может, ты жокей?
- Ну, брось, Аги! Причём здесь лошадь, жокей? Тебе же не свойственен примитивизм! Ну, что ты сразу вспыхиваешь? Я просто пытаюсь тебе сказать, что все вопросы должны обсуждаться коллегиально. Я, конечно, могу и сам разрешить тебе акцию. Но это будет, по меньшей мере, бестактно по отношению к нашим товарищам. Да, я глава Организации. Но я не царь и не бог.
- Хорошо, Рауль, понимаю. Выношу это на Исполком, давай обсудим.
- Принято, Аги, принято...
Стол, за которым работала Аги, был напротив письменного стола Сендика. Бебе снова, медленно, как бы гуляя по воображаемому проспекту, с руками в карманах брюк, прошёлся вдоль комнаты. И вместе с усмешкой у него вырвалось:
- Хм-хм! Всё-таки хитрые вы, женщины. Я ведь, как-то совсем упустил, что Исполком завтра.
Аги, улыбаясь, парировала:
- Женщины… мужчины…У всех, у нас, есть свои достоинства и недостатки. Мы, руководители Движения, должны это учитывать. И в нашей кадровой работе, и в идеологии, и в методологии развития Движения, и в стратегии, и в тактике…
- О-о-о-о! – отрывисто, в тон ей, сыронизировал Бебе, - молодец! Вот поэтому-то ты и отвечаешь за сектор идеологии. И, правда, - уже серьёзно произнёс Рауль, - ну, не вижу, кто бы лучше тебя мог справляться с этой работой.
- Ну, свято место пусто не бывает… – улыбаясь, отреагировала Агнешка.
- Хорошо, Аги, подготовься. Знаю, времени мало, завтра уже двадцать пятое апреля, а акция нешуточная. Подготовься так, чтобы у осторожных членов Исполкома – а ты знаешь, что мы все крайне осторожны - не могло бы возникнуть и тени сомнения в необходимости и успехе предстоящей акции. Я уже не говорю о возражениях.
- Ты же знаешь, Рауль, что возражения всё равно будут.
- Знаю. Но готовься представить аргументы в пользу безопасности операции. Иначе предложение не пройдёт, ты же понимаешь?
- Хорошо, Рауль, хорошо. Я постараюсь всё продумать. Будь уверен во мне, я не подведу.
- А я и так уверен, Аги. Да, кстати: можешь посвятить в планы Альваро. И пусть он тебе поможет: ну, ты понимаешь, его боевой опыт…
На лице Агнешки не дрогнул ни один мускул, хотя она очень не хотела, чтобы об операции знал Альваро. Она боялась за него, старалась, как могла, его беречь, отгораживать от боевой работы. Но, во-первых, он был одним из известных, наиопытнейших и храбрых, команданте. А во-вторых, вопрос был решён – надо было знать характер Сендика: слово и дело! И Аги понимала, что ей придётся привлечь к акции и Альваро, и его людей.
«Ну, что ж! – подумала она, - так, наверное, даже лучше: это заставит ещё тщательнее и ответственней готовить и проводить операцию».
И тут же сама себя и упрекнула: «Господи! Что же это я? Разве операции надо готовить тщательнее только потому, что в них участвует Альваро? Фу, ты, глупость-то, какая!».
Вечером того же дня, когда Мигель уже спал, они с мужем сидели у стола под старинным абажуром из плотной зеленоватой ткани с бахромой и висюльками-стекляшками в виде маленьких шариков, что-то чертили и оживлённо, но тихо, возражая на короткие, произносимые попеременно друг другом реплики. Нет, наверное, не спорили, а предлагали варианты действий за своих и полицию, противопоставляли аргументы «за» и «против» тех или иных решений, рассматривали возможные направления развития различных ситуаций. В общем, проигрывали варианты предстоящей акции.
Но споры между ними всё-таки начались, как только Аги назвала планируемую к захвату радиостанцию.
- Альваро, послушай! Ну, что нам в этом «Сельском радио»? - речь шла о «Radio Rural». Именно его предлагал к захвату Альваро.
- Да, все же знают, что эта радиостанция финансируется «жёлтыми» профсоюзами, что они против рабочего движения! – горячился Альваро, - обратимся к народу, передадим сообщение, скомпрометируем радиостанцию и тех, кто за ней стоит. А потом просто взорвём оборудование! Дел-то!
- Я думаю, что это мелковато. И мелковато, и не нужно.
- Но почему? Это известная радиостанция. И потом, какая разница, на каких волнах мы скажем народу своё слово?
- Ну, на самом-то деле, Альваро, разница есть. Или это будет какая-то станция, которую мало кто слушает и которой мало кто верит. Или, например, «Радио Саранди» («Radio Sarandi»). Кстати, а почему бы нам именно на ней и не остановиться?
- Аги, ты же знаешь, что я не умею с тобой спорить. Я просто уступаю тебе, как члену Исполком, как женщине, как жене, наконец. – И Альваро с хитринкой улыбнулся: он понял, что Агнешка права.
- Вот и прекрасно! – Аги, как бы, не заметила его ласковой улыбки и некоторой иронии. – Решили. Останавливаемся на «Саранди». Пока без аргументов, а как на варианте. Согласен?
- Конечно, конечно! Разве с тобой можно не соглашаться? - снова с улыбчивой хитринкой, мягко ответил Альваро…
***
Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается: время шло, а Аги так пока и не смогла представить чёткий план акции Исполкому. Естественно, что Исполком и не принял бы план к рассмотрению в «сыром» виде. Надо было продумать всё «до точки».
Но время, как всегда, неумолимо. И благо, что никто из членов Исполкома о намечавшейся операции пока не знал, а Бебе помалкивал об идее Аги. Но…требовал, чуть ли не ежедневно, докладывать ему о ходе подготовки операции. Естественно, что и речи быть не могло ни о каком поздравлении народа к Первому мая. Но за идею обращения к народу Бебе, что называется, уцепился. И теперь речь шла уже о пропагандистской акции в поддержку Движения безотносительно какой-либо знаменательной даты.
Аги постоянно думала о выборе подходящего момента для акции, и никак не могла его придумать: на горизонте, как говорится, ничего не маячило. Но однажды, на улице, ей попалась на глаза афиша предстоящего футбольного матча. Ну, кто не знает, что футбол в Уругвае – религия? Афиша извещала о том, что шестнадцатого мая шестьдесят восьмого года на стадионе «Сентенарио» состоится матч Кубка Либертадорес между командами «Насьональ» (Монтевидео) и «Эстудиантес» (Ла-Плата, Аргентина).
Да! Именно то, что нужно! Конечно же, будет огромное скопление народа! И не только на самом стадионе, но и рядом, в обширных прилегающих к стадиону кварталах! Уж не стоит и сомневаться в том, что «все уши страны» «прилипнут» в это время к радио! Да! Это тот момент, который нужен! «Радио Саранди» наиболее популярная среди любителей футбола станция. Кроме того, эта радиостанция, как было известно Аги, покрывала радиоволнами всю страну. Её слушали даже в Аргентине! Да, и незачем было уничтожать оборудование радиостанции после трансляции: можно было просто уйти, если конечно продумать безопасность путей отхода.
Аги спешила разыскать Альваро, чтобы обсудить с ним детали плана и начать подготовку.
***
- Так, дорогой мой. Твоя задача, в рамках обеспечения безопасности операции, изучить всё, приложив максимум своего опыта и фантазии.
Главный офис радиостанции – на двенадцатом километре трассы Симона Мартинеса, в тридцати минутах езды от центра Монтевидео. Напротив офиса - фабрика по производству автомобильных шин «Чирингчелли» («Ghiringhelli»). Тут же – автобусная остановка. На ней надо организовать посменно и круглосуточно наблюдение со связью. Понимаю, это требует много людей, но ты должен обойтись теми силами, которые есть. Надо выяснить, сколько людей посещают здание, определить частных владельцев квартир всего жилого корпуса, в котором размещена радиостанция. Выяснить что там за люди, степень их надёжности, вплоть до взглядов. Окрестности, пути отхода, хронометраж проезда полицейских патрулей. В общем, ты не мальчик, знаешь, что важна каждая деталь. Да, и не забудь изучить подземные коммуникации этого района, на всякий случай. Сам понимаешь, всё может пригодиться, каждая мелочь...
***
И так, Агнешка и Альваро готовили план захвата «Радио Саранди» и обеспечения операции. А когда он был, как им казалось, готов – приступили к подготовке сил и средств, вовлекая в эту работу заранее намеченных и обсуждённых между собой исполнителей.
Следующие три дня Альваро и сотоварищи углубляли знание окрестностей офиса радиостанции, определялись в частностях действий. Они исследовали окрестные сельские дороги, наиболее удобные пути подъезда и отступления. Посетили и лесопилку, находящую рядом с офисом радиостанции. Но как оказалось – без надобности: там были сторожа с собаками. А это было опасно. Подослали в офис «Саранди» свою симпатизантку, беременную женщину, которая очень артистично чуть ли не упала в обморок от жажды и попросила прохлады и воды. Её проводили в офис, где встретили дружелюбно, дали отдохнуть под кондиционером, напоили минеральной водой. В общем, она там «отдыхала» целый час и высмотрела всё, что было нужно. После посещения офиса, уже на конспиративке, она нарисовал схему внутренних помещений дома, рассказала о примерном распорядке сотрудников радио и об их количестве в помещении. Она даже заметила, что в офисе нет никакой сигнализации, и была настолько внимательна, что из шутливого разговора между сотрудниками радио запомнила, что офис охраняет только старый дед-сторож, который практически никогда не запирает входную дверь. В общем, всё, как обычно: болтуны и растяпы нужны всегда и везде!
Продумал Альваро и последующие после радиотрансляции действия: была сформирована и назначена группа, с целью подготовить и установить муляжи мин на путях отхода группы атаки, чтобы придержать вероятное преследование, затруднить действия полиции.
Сама же группа атаки должна войти в офис и запустить в эфир обращение, записанное на магнитофонную плёнку, чтобы обеспечить возможность неоднократного повтора трансляции. От этой группы зависело достижение цели акции, а значит, и успех всей операции.
Множество возможных проблем отпали благодаря привлечению к ней собственных радиоспециалистов. Причём, не из симпатизантов: таковые нашлись именно среди комбатантов.
Альваро подвёл промежуточный итог: в акции должно было участвовать двенадцать человек – десять мужчин и две женщины. Решили не использовать много транспорта, потому, что это привлекло бы излишнее внимание полицейских патрулей. Достаточно, как казалось по предыдущему опыту, одного грузовичка «Форд».
Четырнадцатого мая Аги и Альваро представили план операции на Исполкоме. И его члены, помучив обоих многочисленными вопросами, план одобрили. До акции оставалось два дня, но её подготовка продолжалась: отшлифовывались детали операции…
***
В день матча Монтевидео и вся страна замерли в ожидании футбольной феерии. Да, футбол в Уругвае – религия! Люди уже с утра – конечно, те, кто мог себе это позволить – ходили с портативными радиоприёмниками: ни дай бог пропустить какую-то важную информации о предстоящем сражении, о командах! Мало смотреть игру, надо ещё и слышать комментатора – так делали все. И для заядлых болельщиков это было важно!
И вот наступил ранний вечер. Комментаторы «захлёбывались» глаголами и эпитетами в предвкушении сладостных минут игры, стадион «Сентенарио» визжал от восторга, вокруг него ходили, без преувеличения, сотенные и даже тысячные толпы неудачников, не попавших на стадион: ими были запружены все близлежащие кварталы. И все, почти все, были с «транзисторами», только-только входившими в обиход! И конечно те, кто остался дома, «прилипли» к радиоприёмникам и телевизорам. Ну, а на теле-трансляции в те времена могли рассчитывать лишь люди с определённым достатком. И среди бедняков таких почти не было. Даже из радиоприёмников припаркованных машин слышался шум, нет, гул и визг знаменитого стадиона, и казалось, что гудит и визжит весь мир!
Матч проходил напряжённо. Но ещё большее напряжение испытывали все те, кто участвовал в операции, находясь в готовности к действиям.
Над стадионом начали сгущаться сумерки, зажглись прожектора освещения. Начался второй тайм, и «Насьональ» проигрывал со счётом ноль один.
Охранники соседней с офисом «Саранди» лесопилки и работники завода «Чирингчелли», находящиеся на смене, прильнули к радио.
Через пятнадцать минут после начала второго тайма, сделав последние виражи по городу, грузовичок «Форд» останавливается на приличном расстоянии от офиса радиостанции. Из машины выходит влюблённая парочка, и вряд ли кому-то приходит в голову, что это не влюблённые, а наблюдатели за парадным входом в офис «Радио Саранди».
«Форд», «чихая и кашляя», уезжает и исчезает из вида. Но через некоторое время появляется в трёх кварталах от офиса радиостанции, из-за поворота. Из его закрытого кузова выходят ещё восемь человек, которые разбившись попарно и рассредоточившись по разным сторонам улицы, движутся по направлению к офису «Саранди». В это время, находящиеся в кабине «Форда» Ноло и Туссо, подъезжают к офису и останавливают машину прямо у парадного входа.
Вдруг из-за поворота появляется патрульный полицейский автомобиль и дальним светом освещает и улицу, и припаркованные у тротуаров машины. Кабина грузовика заливается светом.
- Тихо, не дёргайся! – зашипел Ноло и, навалившись всем телом на Туссо, вцепился мёртвой «засосной» хваткой в губы Туссо, так, что со стороны они выглядели целующейся влюблённой парочкой.
Но так думал Ноло, а не полицейские, которые всё это видели. То ли от неожиданности и изумления, то ли от испуга, Туссо даже и не оказывал никакого сопротивления. Только глаза его выпрыгивали из орбит.
Парочка полицейских в машине, проезжая мимо грузовика, смеялась так, что казалось, было слышно во всём квартале. В промежутке между приступами смеха старший полицейский, давясь спазмами весёлого возбуждения и вытирая с глаз слёзы, еле проговорил:
- Проклятые педики! Уже и в припаркованных автомобилях ничего и никого не стесняются! Без зазрения совести! Скоро и сношаться будут! Ой, мамочка, роди меня обратно!
- Давай подъедем к ним, - предложил второй полицейский, умирая от смеха.
- Ты думаешь? - спросил старший сквозь смехотворные спазмы.
- А-а! Ладно, чёрт с ними! Они тоже люди! А то весь кайф им обломаем! Пусть наслаждаются…
И полицейские, снова расхохотавшись, помчали свою машину к стадиону - надо было усиливать патрулирование в том районе: матч потихоньку подходил к концу.
Всё это время ни Туссо, ни Ноло, не могли прийти в себя. Туссо сидел, как оплёванный, потому, что был нормальным, гордым мужиком. Только рот его никак не мог закрыться.
А Ноло буквально сполз вниз, под руль, и просто задыхался от хохота!
Какое-то время им понадобилось для того, чтобы опомниться и привести себя в порядок. И когда это произошло, Туссо на полном серьёзе сказал:
- Ну, знаешь! Я этот, твой поцелуй, буду помнить всю свою жизнь! Я сначала обиделся, пока не понял, что ты нас спас. А теперь…
Ноло опять расхохотался и снова сполз с сиденья. Успокоиться он не мог минут пять. Давясь от смеха и показывая пальцем на товарища, он почти пропищал:
- Теперь я, как честный человек, просто обязан на тебе жениться!.. – Ноло снова расхохотался так, что уехавшим от них полицейским впору было вернуться. Но время шло, и надо было действовать.
Наконец, они вышли из машины. В тот же момент из офиса вышел мужчина и направился к Ноло и Туссо. Они застыли в ожидании.
- Добрый вечер! Я диспетчер «Радио Саранди». Не могли бы вы отогнать грузовик от парадного входа. Это наша территория, а по нашим правилам здесь стоять нельзя.
Туссо несколько растерялся, но выручил Ноло. Он вообще был более находчив, потому и был назначен старшим ячейки.
- Да, мы бы с удовольствием, дружище. Но у нас бензин кончился. Может, поможешь? Нам бы хоть до заправочной станции доехать, а?
Диспетчер пожал плечами.
- Да, рад бы парни! Но у нас бензина нет, и не бывает…
В это время из-за обоих видимых углов здания к парадному входу офиса и к диспетчеру одновременно подошли вооружённые автоматами люди Альваро.
- Тихо, тихо дядя. Поворачивайся к нам и пошли в офис. И без глупостей: они могут плохо кончиться и для тебя, и для твоей семьи. Радиостанция захвачена тупамарос. Будешь орать – прирежем, побежишь - пуля догонит.
Диспетчер без сопротивления и лишних слов повернулся и под присмотром комбатантов смиренно и обречённо направился в здание. Но видно было, что он «стреляет» глазами по сторонам и лихорадочно ищет выход из положения.
Группа атаки зашла в зал трансляции. Стволами автоматов комбатанты показали, кто теперь хозяин положения. Потом, уложили троих, находящихся в трансляционном зале сотрудников, включая диктора, на пол.
Другая группа с автоматами начала своё дежурство у здания и прилегающих домов. Связь была хорошая по качеству и непрерывная. Хотя…Какие там дома на трассе: так, пара-тройка хибар-развалюх через дорогу, да три-четыре домишко вокруг офиса.
Неожиданно в зал вошёл дед-сторож. Увидев всё, что происходит, дедок, как бы отстраняясь жестом ладони от ситуации, сам подошёл к лежащим на полу сотрудникам радио и, кряхтя, опустился сначала на колени, а потом и вовсе лёг рядом с теми, кто уже лежал на полу с руками за головой.
В это время диспетчеру стало плохо, и он попросил оказать ему помощь. Сопровождавшая группу атаки Сонриса, с медицинской сумкой, дала ему какие-то таблетки и стакан воды, после чего диспетчер очень быстро уснул, прямо тут же, на полу.
Да-а-а… На бумаге всё просто. А жизнь вытягивает свои вопросы в линеечку. И на них надо отвечать. Вот и сейчас, «супер инженер» по радиотехнике никак не мог разобраться в многосложной трансляционной аппаратуре. Он сидел в кресле за пультом управлении, и на его лице не было уверенности.
Альваро подошёл ближе к пульту.
- Торнилло, давай уже, определяйся скорее! У нас нет времени на раздумья: каждая минута дорога. Не забывай, что всё должно прозвучать несколько раз. Причём, во время трансляции нас тут быть уже не должно. Соображай, соображай же быстрее!
Торнилло, в действительности не радиоинженер, а радиолюбитель, потел, морщил лоб и никак не мог понять, где же на такой вот, классной аппаратуре, заправляется магнитофонная лента. Аппаратура гудела, щёлкала, лязгала. Но магнитофонных бобин видно нигде не было. Путь от теории к практике показался таким длинным, что Альваро стал нервничать.
Но, наконец, Торнилло, кажется, нашёл, за какой крышкой находится студийный магнитофон, и стал ставить бобину. Ещё минут пять, пощёлкав переключателями и определяясь где и какой находится, Торнилло, наконец, произнёс:
- Готово!.. - С его лба градом тёк пот, и казалось, что он только-только вышел из-под душа. Причём, под душ он попал в одежде.
- Включай! – Альваро махнул рукой, как будто находился от пульта, по меньшей мере, на расстоянии ста метров.
Раздался щелчок переключателя, и послышались первые нотки «Cielito» , песенки, которую тупамарос сделали своим гимном: она предваряла сообщение.
Альваро связался по телефону с кафе возле «Сентенарио». На том конце провода ответили.
- Всё прекрасно, трансляция идёт! Слышимость чёткая!..
Теперь и Альваро, и Аги, ждавшая его в машине за четыре квартала от здания «Радио Саранди», были уверены: первая часть операции прошла успешно. Монтевидео, вся страна слышали чистый и чёткий сигнал радиосообщения о том, что «Тупамарос» живёт и борется за счастье народа, за его лучшую долю, «Тупамарос» заявило о себе во весь голос, на всю страну и на весть мир! Из всех радиоприёмников, чисто и громко, звучало обращение к людям.
«Внимание! Внимание!
Слушайте заявление Национально-освободительного движения «Тупамарос». В настоящее время мы ведём нашу передачу с контролируемой нами радиостанции. Мы делаем это для того,
чтобы уругвайский народ не терял надежды на лучшую жизнь и понимал, что существует сила, способная спасти страну от экономического упадка и политических репрессий, от нищеты и несправедливости.
За прошедшие годы на плечи уругвайских трудящихся тяжким бременем легли экономические невзгоды, страна погрязла в социальном неравенстве.
Девальвация, до которой довели страну власти, промышленники и латифундисты, как никогда обогатила их, как никогда снизила доходы рабочих и сельских тружеников. Снижение заработной платы трудового населения страны более чем наполовину, подтверждается не печально известными статистическими бюро страны, бессовестно обманывающими людей, а результатами работы аналитической службы «Тупамарос».
Народ Уругвая протестовал на демонстрациях и митингах, устраивал забастовки. Но все его протесты встречались властями беспрецедентными мерами подавления, с раненными и убитыми, арестованными и пропавшими без вести. Всё это власть называет мерами безопасности.
Сегодня в тюрьмах и полицейских участках томятся и подвергаются пыткам десятки и сотни мучеников, боровшихся за улучшение жизни простого народа. Их мучения будут отмщены, их дело будет продолжено нами до победы, а преступления властей против народа не останутся безнаказанными.
Присоединяйтесь к Национально-освободительному движению! Следуйте за «Тупамарос»! Боритесь вместе с нами за лучшую долю и счастье людей! Да, здравствует народ и «Тупамарос»! 30
Всё это время два минёра-тупамарос работали не покладая рук, выполняя свою часть плана: каждому из лежащих на полу сотрудников радио, на спину была закреплена камуфляжная «мина». Ноло мельтешил рядом и свирепым голосом предупреждал:
- …и не дай бог, кто-нибудь из вас шевельнётся! Жить хотите? Тогда лежите смирно до приезда войсковой группы разминирования! Туссо – вставляй взрыватели!
Туссо становился на колено возле каждого лежащего на полу и, держа в руках устройства имитирующие взрыватели, показывал их каждому заложнику, а потом вкручивал эти «взрыватели» в каждую камуфляжную мину. Но, заложники были напуганы до такой степени, что правдоподобность минирования сомнений у них не вызывала. Опутанные проводами, с муляжами мин на спинах – так они и лежали, дрожа от страха.
Между тем, трансляция сообщения успешно шла и, завершившись, начиналась снова. Так было задумано, и магнитофонная запись в этом помогала. Дело было сделано, и настало время уходить. Все двери плотно закрыты. Последние штрихи: Ноло устанавливает перед входом в офис плакат с сообщением:
«Офис и находящиеся в нём заложники заминированы!
Любая попытка взлома дверей,
отключение и включение электричества
приведёт к взрыву и гибели людей!».
Альваро по рации связался с грузовичком, и через две минуты тот медленно подкатился к парадному входу здания.
- Уходим! - скомандовал он, - быстро, быстро, быстрее, ещё быстрее!..
Первой в кабину «Форда» запрыгнула Сонриса, затем, в последнюю, оставшуюся незаблокированной «минами» дверь офиса, проскользнул «горе-радио-инженер» Торнилло. Через некоторое время, смешно выглянув из-за двери и еле шевеля «окорочками», двинулся к машине раздобревший Туссо. Тут же, за ним, шутливо шлёпнув ладошкой по ягодице недавнюю «невесту» и злорадно хихикнув, торопился Ноло. Он и здесь находил время посмеяться и пошутить над товарищем.
- Всем внимание! Готовность к выезду! – объявил по рации Альваро. – Передавая группа: на трассе дистанция от пятидесяти до ста метров от меня – головная машина. Группа прикрытия следует за мной – дистанция в пределах двадцати пяти-тридцати метров. Применения оружия избегать, применять его только в случае крайней необходимости. В точке рассредоточения – каждый продолжает движение в своём, установленном ранее, направлении. Меры предосторожности и пункт сбора – всем известны. Внимание: начинаем движение. Поехали!..
Что ж…Задачи были всем поставлены чётко и ясно. А, как известно – как задача ставится, так она и выполняется. Хотя…Конечно, бывают и частности, и сложности…
«Грузовичок» рявкнул на перегазовке и медленно выкатился на почти неосвещённую трассу Симона Мартинеса. Первая машина мигала из кузова зелёным огоньком фонарика: это был сигнал того, что всё в порядке. Мигание красным огоньком фонарика означало опасность. Точно такие же фонари имела и сама машина группы атаки, и машина группы прикрытия.
Ещё минут двадцать они кружили по городу, проверяя, нет ли за ними «хвостов». И всё это время в эфире повторялось их радиовоззвание: трансляция не прекращалась. А это означало, что до помещения студии полиция пока не добралась…
***
Тем временем к офису «Радио Саранди» подъехали полицейские патрули. Казалось, что они собрались со всего Монтевидео и пригородов, бросив обеспечение футбольного матча! Все – и полицейские, и прибывшие гвардейцы - были вооружены до зубов. Ещё бы! Мало того, что под носом у властей произошёл захват святая святых – частичка пропагандистской машины. Так эти тупас ещё и заминировали офис радиостанции таким количеством страшных мин, что представить себе невозможно, чтобы случилось, если бы, хоть одна из них, взорвалась!
Полицейские толкались рядом с офисом, кто - молча, кто - обсуждая ситуацию. Но никто не знал, что делать дальше. Тем временем, магнитофонная плёнка с радиообращением к народу всё крутилась и крутилась. Полицейские начальники скрипели зубами, а мины – если б они только знали, что это муляжи! – продолжали делать своё дело. Но команда разминирования всё не прибывала. Что поделаешь? Обычная уругвайская неторопливость, если не сказать «маньяна»! Да-а-а…Уругвай…Страна, переполненная медлительностью и пофигизмом…
Тем временем, к офису «Саранди» подъехал заместитель начальника полиции города Карлос Сибрано. Он решительным шагом направился к стоящему в пяти метрах от входной двери офиса начальнику полиции Алехандро Гонсалесу.
- Я только что со стадиона «Сентенарио». Эти вонючие собаки, тупасы! Пришлось взорвать пилоны, на которых были развешены репродукторы. Слава богу, что к ним были прикреплены ненастоящие мины. Эти скоты решили нас обмануть: там были муляжи. Но дело сделано – пилоны взорваны, придётся восстанавливать…
- Ладно, Алехандро, не волнуйся! Не нам же восстанавливать. В городе есть, кому этим заняться. Тут вот, дела похуже – тоже всё заминировано. Что там пилоны? Видишь, какое здание? Это тебе не пилоны!
- Так может, как и на стадионе, муляжи, господин полковник? – Гонсалес с надеждой посмотрел сначала на своего начальника, а затем на полицейских и городских гвардейцев, которые пялились на своих начальников и улыбались: мол, ну-ну, давайте, начальнички, действуйте, думайте! А то стоите тут, как проститутки у панели, кофты мнёте!
- А ты попробуй, войди, - зло улыбнулся и хмыкнул Сибрано, - может, повезёт? Или опять взрывать? Так ведь здесь тогда всё взлетит на воздух! - И полковник, приподняв голову, показал глазами в темнеющее небо, как показывают, когда имеют в виду бога.
Гонсалес снял фуражку, достал платок и стал вытирать лысину, шею и лоб от обильного пота.
- Ладно, отойдите все подальше, я посмотрю, что там… - И он пошёл было к двери офиса, но Сибрано остановил его, схватив за рукав кителя.
- Не дури, Алехандро! У тебя что, совсем крыша съехала? Сейчас приедет группа разминирования и всё станет ясно.
Но Гонсалес дёрнул рукой, высвобождаясь от заботливой хватки своего заместителя, и решительно направился к двери. Все застыли в онемении: никто и предположить не мог, что всегда осторожный начальник полиции, имевший репутацию человека не очень-то решительного, сделает подобный финт.
И воцарилась бы гробовая тишина, если бы не продолжающаяся трансляция: магнитофон и аппаратура работали как часики.
Гонсалес подошёл к двери офиса, приседая, кряхтя и рассматривая, навешанные и пришпандоренные к косякам муляжи мин, зачем-то нюхал их, опять приседал, рассматривая щели в нижней части двери, снова вставал. В стане стоящих далеко в стороне полицейских и гвардейцев раздался нервный смешок. Кто-то полушёпотом пошутил:
- Сейчас будем есть жареную поросятину! И паррижи не надо! Ловите мяско с сальцем!
- Да тише ты, придурок! Услышат же!..
В это время Гонсалес вытащил длинный нож и стал осторожно просовывать его в щель между дверями и дверной коробкой. И когда нож скользнул в последний сантиметр верхней щели, раздался взрыв. Взорвались несколько скрученных между собой проволокой взрывпакетов. Полненький Гонсалес с испугу шарахнулся и пролетел около пяти метров - от дверей до ближайшего кустарника. Пролетел не от взрывной волны, которой, собственно, от взрывпакетов, и быть не могло, а от ужаса, образовавшегося у него в подсознании! Летел он с визгом, похожим на поросячий. И грохнулся на колючки кустарника, продолжая орать так, как будто его действительно смертельно ранило.
Всё было в дыму, ибо внутри связки взрывпакетов была ещё и дымовая шашка.
Все, кто был очевидцем стремительного взлёта, полёта и приземления начальника полиции Монтевидео сначала оторопели от испуга. Но поняв, что произошло, уже через минуту гоготали так, как не гогочут и домашние гуси у кормушек! У всех были слёзы на глазах. К Гонсалесу подбежали несколько полицейских и Сибрано.
- Алехандро, Алехандро! – давясь от смеха, тормошил своего начальника Сибрано, – ты живой, ты живой? Как ты, как? Твою мать! Какого … какого ты туда попёрся, клоун!? – уже не выдержав и хохоча во всю глотку, выдал тираду Сибрано.
Гонсалес лежал ничком, брюки и трусы в районе ягодиц были напрочь сорваны, а там…там виднелись пара веточек кустарника и колючки, глубоко, как иглы, впившиеся в «седалищные мышцы»! Вокруг стоял гвалт: хохотали все до мочеиспускания! А Гонсалес смотрел растеряно и безумно, как бы в никуда, и ничего не мог понять, отчего хохот вокруг только усиливался.
- Ну, - задыхаясь от смеха, кое-как, проговорил Сибрано, - есть ещё желающие испытать судьбу и получить счастье в задницу?
Полицейские и гвардейцы снова взорвались продолжительным безудержным хохотом...
***
Тем не менее, футбольный матч уже закончился, а радиотрасляция продолжалась. И Сибрано никак не мог решить, что делать: группы разминирования всё не было, а варианты с раненными в задницу полицейскими его не устраивали. Наконец, к нему подошёл некий сержант Родригес и предложил перерезать электрический кабель, питающий офис «Саранди».
- Да-да, Родригес! Ты хоть и сержант, а дурень несусветный! И одновременно и умный же ты, зараза! Найди телефон энергокомпании и передай им мой приказ обесточить здание, понял? – Так Сибрано присвоил себе мысль о том, как решить вопрос.
Родригес куда-то мгновенно испарился, а ещё через десять минут всё было кончено: в офисе погас свет, и перестала работать трансляция. Но ещё четыре раза собравшиеся возле здания «Радио Саранди» полицейские и гвардейцы слышали хлопки взрывов связок взрывных пакетов. Но все уже понимали, что никакой особой опасности они не представляют.
***
В половине двенадцатого ночи Мигель сидел у своего письменного столика. Мягкий и приятный свет небольшой зелёной настольной лампы освещал тетрадь, в которой мальчик писал какие-то формулы: футбол – футболом, война – войной, а человеком становится надо, надо учиться.
Осторожно, едва слышно, заскрипел ключ в замочной скважине, и так же тихо открылась и закрылась входная дверь. По лёгкости знакомых шагов Мигель понял: мама.
- Привет, сынок, как ты тут, мой хороший, у тебя всё в порядке?
- Здравствуй, мамуля! - Мигель обнял мать и поцеловал её в щёку.
- Ты уроки сделал?
- Да, мам, вот дописываю, пара минут и всё будет готово.
- Ну, и умничка. А есть хочешь?
- Нет, мам, спасибо, меня накормили ужином у Рамоса. Мы ели много жареной рыбы, разной, так что я сыт, - соврал Мигель. Он давно уже понимал, что такое ложь во благо. Ибо не было в доме в этот вечер ни крошки, и вряд ли мать принесла бы что-то поесть, потому, что крутилась по городу, проверяя, нет ли за ней слежки. Мигель понимал всё, иначе бы он не был сыном своих родителей.
- А что ты делал сегодня вечером, чем вы с Рамосом занимались?
Ну, не мог он солгать матери, не мог! Разве мог он не поделиться с ней своим счастьем? Ведь он смотрел замечательный, любимый им футбол! Да ещё и на стадионе «Сентенарио»!
- Так ты всё слышал, всё знаешь?
- Да, мама, слышал, знаю.
Агнешка помолчала немного. На её улыбающемся и красивом, но усталом лице блеснули глаза: не умеют женщины скрыть свою любовь к детям. Да, и зачем её скрывать?
- Как игра? Кто выиграл?
- Эх, мамуль, продули наши! Но зато, как играл «Насьональ», как они играли, мама! Ты бы видела! Аргентинцам просто повезло, что не пропустили, как минимум, пять «штук»!
- Так, а счёт-то, какой, Мигги? – настойчиво заводила Мигеля Агнешка, которой футбол, по большому счёту, был, как в народе говорится, «по барабану».
Мигель опустил голову, как будто в проигрыше своей команды был виноват он, и только он, и тихо произнёс:
- Один два, мама, мы проиграли…- Сказал так, как будто этот проигрыш стал позором всего уругвайского футбола. - Но знаешь, мамуля, что я тебе скажу? Какое мне дело до каких-то двух мячей «Эстудиантеса», если «Тупас» забили правительству такой шикарный гол?!. 31
***
Была уже поздняя ночь, а Альваро всё не было и не было. Аги беспокоилась, но понимала, что ему нельзя не отсидевшись в каком-нибудь кантоне и не перестраховавшись сорок раз, возвращаться домой. Она сидела на стульчике возле мирно посапывающего, такого красивого, умненького не по возрасту и такого родненького до последней струночки её души мальчугана и думала, думала, думала…
Её голова никогда не отдыхала. Но в этот раз мысли были не о делах, а о личной жизни. О жизни своего ребёнка…
«Мальчишки… Конечно, какое бы ни было время, но им, вездесущим, везде рай обетованный. Господи, что им надо-то? Им бы побегать, в футбол поиграть, покупаться в ласковом море. И бремя нужды очень часто для них вовсе и не бремя. Сейчас они просто живут, живут своей жизнью. И понимание того, что детство - это рай, придёт к ним не так скоро. Слава богу, что Мигелю живётся чуть лучше, чем его сверстникам: он лучше их и обут, и одет. В общем-то, и сыт чаще, чем другие дети. Хотя…Что я, как мать, сделала, чтобы он никогда не жил впроголодь?»...
Агнешка поёжилась. С моря в окно подул свежий ветерок. А она, поправив на плечах платок из тонкой шерсти, снова углубилась в свои мысли, глядя на своего любимого мальчугана.
«Да, конечно, бывают и у него несладкие дни, я знаю. Часто, кроме мате и галет, в доме не бывает ничего. Какие же мы с Альваро плохие родители!..
С другой стороны, что мы делаем? Мы боремся за то, чтобы все дети Уругвая были сыты обуты, одеты, не нуждались ни в чём. А власти? А эти их фашистские банды, которые подстерегают детей у школ и на проспектах? Только за то, что ты косо взглянул на них, не говоря уже о том, что если ты член семьи тупамарос!
Чёрт! Этот вечный страх смерти, ареста, страх за наших детей… Нет, за себя я не боюсь. Страшно за Мигеля. Как он будет жить один, если что-то случится со мной или с Альваро? Надо будет об этом подумать, что-то предусмотреть на случай если…
А вообще, сколько раз я говорила Альваро не таскать домой оружие, взрывчатку, гранаты. Сколько раз! А он «…нет, пусть растёт мужчиной, пусть видит, что настоящие мужчины борются, а не в игрушки играют»…Эх, Альваро…
Да-а-а…Все мы родом из детства. И, в сущности, ведь не понимаем, откуда в нас то или это и где же исток того иль иного? Живём, не внимая судьбе. Некоторые так и уходят из жизни, не поняв, что детство – особый урок, особая среда формирования человека, выстраивание его линии жизни…
А вообще, почему бы мне не гордиться моим сыном? Уже самостоятельный, способный любознательный мальчик. Когда же я успела научить его языкам? Сама поражаюсь:
ну, испанский – это понятно. А немецкий, английский, польский, русский! Во французском, правда, слабоват. Но, какие его годы! Как-то всё пришло само собой, что ли, понемногу…Или это я такая молодец?»…
Агнешка приподняла голову, качнула ей и подумала:
«Ишь, загордилась! Хотя…Талант – талантом, но в ребёнка всё закладывают родители, школа, среда. А в школе Мигель всегда первый. Молодчина мой мальчик! Если бы вы знали, мужчины мои, как же я вас люблю!
…А другие дети? Что они видят, эти голодные и оборванные? И глаза у них какие-то грустные и взрослые…
Опять галеты, опять мате на завтрак? Не знаю, понимает ли Мигель, почему мы с его отцом бегаем под пулями и живём под вечной угрозой ареста? Мне кажется, очень хорошо понимает. Он видит тяжёлую жизнь людей. Мы с Альваро считаем, что он ещё мал, чтобы что-то понимать в происходящем. Но думаю, его время уже приходит. Он знает, кто несёт людям счастье, а кто беду. Пусть так, пусть пока примитивно или на уровне подсознания. Но чувствует. Он на нашей стороне. Хотя…эти его сомнения…»...32
Осторожно и едва слышно, скрипнул ключ в замочной скважине, и так же тихо открылась и закрылась входная дверь. Половина третьего…Пришёл Альваро…
БУДНИ ТУПАМАРОС
Солнце уже почти наполовину погрузилось в море. Как любил говорить Альваро – «в кармашек горизонта». Он вообще-то был в некотором роде романтиком и даже поэтом. Возможно, и стал бы им, если бы не судьба. Но всё сложилось так, как сложилось…
Солнечные лучики-дорожки тянулись к берегу, то золотясь, то серебрясь, то превращаясь на поверхности спокойной воды в перламутровые барашки.
Отлив… Тихо и тепло, веял едва уловимый ветерок, и от того было приятно сидеть у баркаса.
За то время, что я был в гостях у Альваро, это место стало нашим любимым. Здесь были запахи моря, смол, водорослей, ветра и свободы.
Сходили в дом и во двор за продуктами и дровами. Сидеть в душной хате резону не было.
Я развёл костёр, и Альваро повесил чайник на жердину: костровой чай всегда ароматней и вкуснее печного или «на керосинке», ибо заваривается он по-особому. К тому же, Альваро откуда-то достал чай плиточный, краснодарский, ароматный до умопомрачения! Вероятно, он сильно тосковал о мате. Но где его было взять в те, советские, годы? Это сегодня можно заказать по Интернету хоть жареного крокодила. А тогда…
Мы расстелили на ящике из-под пива клеёнку и разложили на импровизированный столик довольно разнообразные продукты. И я обратил внимание, что мой уругвайский друг стал по-русски всеяден. На столе был картофель в мундирах, лук, чеснок, хлеб, частик в томате, прямо в банке, и куски вяленой солонины, которую раньше, до приезда в Лебединое, пробовать мне не доводилось и которую я очень полюбил. В баночке с широким горлышком стояло подсолнечное масло. Не знаю почему, но когда мы выпивали, Альваро всегда запивал выпитое спиртное глотком подсолнечного масла. Я тоже однажды попробовал, но потом меня замучила изжога. И я стал лишь иногда макать в масло либо хлеб, либо картофель.
Судя по еде, что была на нашем столе, уругваец решил вспрыснуть тоску. И я уже внутренне содрогался: пить давно надоело, да и организм не железный, хоть и молодой. А он в этом деле, как машина: даром, что уругваец. Но отказывать ему было почему-то неудобно: молодость в этом плане редко отказывает старшим, если те предлагают.
И я приготовился к худшему: к знаменитому кубинскому рому «Негро». О, господи! Как я его тогда ненавидел, этот кубинский ром! И как же я его ненавижу до сих пор!
Но Альваро невозмутимо извлёк из-под баркаса три «гусака» портвейна «777» («Три семёрки»). И когда только успел туда всё затарить? Я облегчённо вздохнул: слава тебе…Хоть и дерьмо несусветное, но всё же легче, чем семидесятиградусный «кубинец».
Вино разлилось по жилам, опустилось на дно желудка и согрело нутро. Стало приятно и спокойно. Мы хорошо закусили и разлеглись тут же, рядом, на песочке.
На темнеющем небосклоне уже наметились звёзды. Чуть громче начинал шуршать песок под накатом волн, предвещая прилив.
Альваро, молча, дымил сигаретой, а я, прислонившись спиной к теплой стенке баркаса по глотку пил портвейн, уже не казавшийся мне гадостью после первой выпитой с Альваро бутылки. Сразу вспомнился Жванецкий: «Бывает, выпьешь первую…вторую…третью - а в четвёртой…вода!»…
Мы молчали. И это молчание не было неловким, как иногда бывает, когда двое не находят общих точек соприкосновения. Просто молчали - и всё. Кстати, умение помолчать вдвоём – тоже искусство, которое не всем ведомо.
В дом идти не хотелось, да и разомлели мы с Альваро после знатного ужина на берегу.
Я мысленно возвращался к его рассказу о захвате радиостанции «Радио Саранди». Почему-то мне всё время казалось, что никакие они, эти тупас, не бандиты и не террористы! Вот он, лежит здесь, на берегу, рядом со мной, этот самый бандит! И что? Обычный человек! Правда, с необычной судьбой - это да.
Нет! Всё-таки, они не борцы за правое дело, они террористы! Но кто тогда большевики? Или те же белогвардейцы, что вешали на столбах простых людей сочувствующих Советской власти? Кто вырезал на теле коммунистов ножами пятиконечные звёзды? Они-то кто?..
Я чувствовал, что после рассказов Альваро начинаю путаться, где-то становлюсь симпатизантом тупамарос. А где-то наоборот – считаю их жестокими убийцами. Потом снова, борцами за правое дело…
Чтобы не думать о том, кто они, я снова начал задавать Альваро вопросы.
- Скажите, Альваро, а у вас, что, не было собственной радиостанции? Вы ведь были вроде бы достаточно мощной силой, чтобы иметь свою трансляцию? Ведь ни одна политическая организация не может обойтись без таких мощных средств влияния на массы?
Альваро щелчком выбросил бычок сигареты к кромке моря, повернулся ко мне и опёрся щекой на ладонь.
- Нет, Володя, не было. Я же рассказывал вам, что мы очень медленно развивались в материально-техническом плане. И шестьдесят восьмой год в этом отношении был даже не серединой нашего развития. Но мы довольно часто пользовались радиостанциями Монтевидео. Даже, несмотря на то, что все они заимели после «Радио Саранди» свою охрану, иногда, даже полицейскую. Например, в мае этого же года, то есть до окончания месяца, после «Саранди», мы ещё не раз зачитывали свои прокламации и воззвания на радиостанции FM «Радио Рио-де-Ла Плата» («Radio Rio de la Plata»). А в середине июня того же года – на радиостанции «Радио
Уругвая» («Radio Uruguay»). Но эти две трансляции, ни я, ни мои бойцы, не обеспечивали. Аги занималась этим с комбатантами других, специально созданных для этих целей, групп. И потом, сами понимаете: любую нашу радиостанцию правительственные силы обнаружили бы немедленно.
- А вы, вы чем в то время занимались? Я так понимаю, что вы человек деятельный и смелый, не сидели в квартире и не гуляли от нечего делать по Монтевидео?
Альваро усмехнулся.
- Да, уж, гулял! Как раз вот и приходилось бегать по столице... гулял…По закоулкам шлялся, мчался на автомашинах по всем городским и пригородным дорогам, пробирался по городским подземным коммуникациям…Изучал город, его подземку, дороги, переулки, дома, подъезды, проезды, деревья, кустарники…В общем, всё, чтобы самому уцелеть и уберечь от смерти своих людей. В тот год полиция особенно лютовала. И нам некогда было сидеть по квартирам. К тому же, нет-нет – да начинала давать сбои конспиративная система. И не всякая квартира была надёжна. Да… и люди… - такие сволочи! Вы простите меня, Володя, может, вам ещё этого и не доводилось прочувствовать на своей, как говорится, шкуре! Но думаю, ещё придётся…
***
Прошло много лет, прежде чем до меня дошло, о чём говорил уругваец: опыт – это действительно, когда только на собственной шкуре! А люди…
Не будем об этом: у каждого свой опыт, своё мнение о людях. И не приведи бог мне кому-то его навязывать...
***
Альваро снова закурил сигарету – он вообще очень много курил.
- В тот год было ещё немало событий. И интересных, и рядовых для нас. Лично мне со временем стало казаться, что в июне шестьдесят восьмого, ещё до трансляции на «Радио Уругвай», произошло событие неординарное. Его значение в то время я недооценил, оно просто тогда напугало меня. И только здесь, в Союзе, Аги разъяснила мне, насколько оно было важным для «Тупамарос».
- А что это было?
- Это было интервью руководства «Тупамарос» уругвайскому журналу «Пунто Финаль» («Punto Final»), в котором мы дали ответы правительству и власти в целом на все интересующие их вопросы. Естественно, это были политические вещи, а не тактика, стратегия или методология борьбы. Ведь не глупцы же Бебе и Ньято. А, уж, Аги – точно была неглупа! Но не они, втроём, давали это интервью. Это было бы глупо - подставлять первых руководителей. По крайней мере, Сендика и Уидобро.
- Так-так-так! А поподробнее можно? Это очень, очень интересно! И потом, Альваро, вы же сами рассказывали мне, что власти запретили в прессе даже упоминание слова «тупамарос».
- Да, так-то оно так, Володя. Но когда мы узнали, что журнал ищет к нам «подходы» - мы и сами этим заинтересовались: с чего бы, что им надо-то? Не провокация ли это со стороны АНБУ - Агентства Национальной Безопасности Уругвая? 33
К сожалению, Володя, сложно всё вместить в мои поверхностные и короткие рассказы. Ведь это жизнь страны, политика государства, его текущие дела. Когда живёшь в стране – всё это видишь, ощущаешь и понимаешь изнутри. И впитываешь. А рассказать всё летописно…Ну… трудно это. Да и не летописец я. Кто там у вас, в древности был, Пимен, что ли?
- А про Пимена-то, Альваро, откуда знаете?
- Да, читаю, Володя, читаю…Одно скажу: в июне шестьдесят восьмого правительство ввело «чрезвычайные меры безопасности». И мы долго думали, чем ответить. Решили взорвать правительственную радиостанцию «Радио Ариэль». Ну, в общем, и взорвали…34
А потом, через некоторое время… В общем, я и до сих пор уверен, что это была глубоко засекреченная операция «Интелендженсии» (АНБУ). И не совсем понимаю, почему наше руководство разрешило это безобразие.
- Пытаюсь понять, Альваро, о чём вы, но никак не получается. Как-то, как у нас говорят, телега впереди лошади катится.
- Какая телега? – не понял Альваро.
- Да, я не пойму о чём вы пытаетесь мне рассказать.
Альваро привстал, поставил перед собой два стакана и налил нам по половинке портвейна.
- Да, понял, понял, Володя. Извините. Это я говорю о том, что второго июня шестьдесят восьмого всё-таки состоялось интервью руководства «Тупамарос» журналу «Пунто Финаль» («Punto Final»). Я тогда сильно опасался за Организацию. Но особенно - за Аги.
- Подождите, подождите, Альваро! Снова возвращаюсь к своему вопросу. Я что-то не совсем понял, как это могло произойти? Ведь вы же сами мне рассказывали, что даже упоминать о тупамарос в прессе власти строго-настрого запретили?
- Верно, верно, Володя! Но только это было странное исключение! Потому я и боялся! А вдруг это хитрый ход «Интелендженсии», вдруг они хотят что-то выяснить, выявить, а потом разом нас и прихлопнуть?
- Ну, вообще-то, исходя из того, что вы мне рассказали, понятно, что полиция и «Интелендженсия» наперечёт знали всех руководителей высшего звена Движения. Да и многих из среднего.
- Да, так-то оно так! Ну, а если бы они собирались после интервью, хотя бы кого-то, из наших выследить?
- Думаю, что такой вариант, наверное, не был исключён. Но тогда по логике, ваши руководители должны были принять беспрецедентные меры безопасности. И судя по всему, они такие меры приняли?
- Конечно, ещё бы!
- Кстати, а кто давал интервью?
- Естественно, что, это был не Эль Бебе. Сначала, как мне рассказывала Аги, хотели поручить это дело Ньято. Но потом - потом решили, что рисковать первыми двумя лицами Движения, а значит и самим Движением, было бы непростительной ошибкой. Совещались долго. В конце концов, решили, что это вопрос идеологии и что там должна быть Аги. Ну, естественно под одним из своих псевдонимов. В этом случае – под псевдонимом Мария дель Кармен. Ну, конечно, не она одна. С ней отрядили тогда Рауля Бидегайна, тоже под псевдонимом. Проинструктировали по всем направлениям. Выдали мандат, подтверждающий делегирование им полномочий первых лиц МLN-Т на время интервью.
Моя команда занималась подготовкой встречи с журналистами. Их должно было быть не более двух, без фото и кино камер, без звукозаписывающей аппаратуры. Территория проведения интервью должна быть нейтральной и секретной. Доставка журналистов и прочее – всё только под нашим контролем. Мне пришлось много и тщательно поработать, чтобы создать и осуществить такой план встречи, который бы исключил любую возможность посягательств не только на жизнь и свободу Бидегайна и Аги, но и который отсёк бы всякую возможность любых, даже мельчайших негативных для Движения и его людей последствий. Думаю, мне это удалось. Во всяком случае, мне всегда так казалось.
- А мне кажется, Альваро, это был просчёт руководства.
- Почему вы так думаете?
- Да потому, что правды, во всяком случае, всей правды, журнал всё равно бы на своих страницах не рассказал, а вот планы Движения стали бы ясны властям чётче. И это дало бы им в руки дополнительное оружие против вас.
Альваро иронически хмыкнул.
- Володя, дорогой! Да какие планы они могли узнать из этого интервью? Тактику, стратегию, методологию МLN-Т? Да, они эти дела и так знали! Знали, судя по нашим акциям, по нашим заявлениям, по всей нашей предыдущей работе!
- Тогда зачем, зачем это интервью?
- Ну, во-первых, это ещё одна возможность заявить о себе, как о национально-освободительном движении. Заявить не только внутри страны, но и на весь мир. Журнал - известный, читали его и за рубежом. Во-вторых, это ещё один повод обратиться к угнетённым трудящимся: как бы то ни было, а то, что было бы напечатано в журнале, так или иначе, говорило бы людям об их поддержке, о заботе о них. Хотя, конечно, мы понимали, что особенно ничего хорошего о нас опубликовать не дали бы. И тем не менее…
В-третьих. Перед лицом возможного иностранного вмешательства во внутренние дела Уругвая – это было очень важно! Это было предупреждением мировому капиталу, что кто бы ни пришёл в нашу страну «наводить порядок» - они будут атакованы и даже биты!
Ну, и много чего другого.
- И что же было в том интервью?
- Оно называлось «Тридцать вопросов «Тупамарос». Нет смысла пересказывать все эти вопросы сейчас. В основном, с журналистами говорил Бидегайн.
Говоря о возможности иностранного вмешательства других государство во внутренние дела Уругвая и в связи с деятельностью MLN-T, он отметил, то, что мы считали в то время главным:
«Иностранное вмешательство будет обозначать полное военное поражение власти, но, в то же время, это будет началом единения вооружённого действия всех националистических сил Уругвая! Представьте себе, Монтевидео занимают иностранные войска, что неизменно вызовет горечь и ярость простых людей. Учитывая тот факт, что «Тупамарос» обладают огромной разветвлённой подпольной сетью по всему городу, именно они станут центром притяжения этих оскорблённых людей, трансформируясь в подлинное национально-освободительное движение»! 35
Альваро так всё это чётко произнёс, что казалось, он учил это интервью наизусть и цитировал его мне по памяти. При этом по-русски он говорил всегда связно, почти без акцента. И без слов-паразитов, что, к сожалению так часто свойственно очень и очень многим нашим – то есть, русским.
***
Я невольно восхищался этим, как и тем, что этот, никогда и нигде, кроме жизни, толком не учившийся мужчина, знает и умеет столько, сколько знают и умеют у нас немногие, кто и учился, и прошёл определённую жизненную школу.
М-да…И Аги…И Альваро…Понятно…Разве может быть другим Мигель, сын своих родителей?..
***
Альваро, встал, потянулся, широко разведя руками и шумно выдохнув.
- Спать не хотите, Володя? Не заболтал я вас? А то ведь, ещё и выпили.
- Нет, что вы! Мне в радость говорить с вами. Я вот всё думаю, не надоел ли я вам со своим вопросами?
- Нет, Володя! Вы просто ещё пока не знаете, что такое тоскливое одиночество…
И тут, я впервые увидел, как Альваро снимет рубаху и брюки. И хотя было темновато, но при свете костра и звёзд, я всё же, заметил на его спине множество шрамов. Возможно, они были и на его груди, и на его животе. Но Альваро стоял ко мне спиной и, не поворачиваясь, сообщил:
- Пойду, окунусь. Люблю купаться ночью! Тихо, спокойно, звёзды… Напоминает Мальдонадо и мою деревню на берегу Атлантики…
И он не спеша пошёл к воде, а через пару минут уже лежал в пятидесяти метрах от берега на спине, покачиваясь на еле заметных волнах. Дорожкой струился мягкий свет далёкой и загадочной луны. Именно в этой бледной лунной дорожке и покачивался Альваро…
***
Фыркая, как кот после купания в тазике, уругваец вытирался розовым полотенцем, которое оказалось с нами в качестве запасной скатёрки. Потом он деловито надел рубаху, снова налил нам портвейну и, кивком указав мне на стаканы, произнёс:
- У-м?
Я кивнул головой, и мы стали потягивать портвейн, который после предыдущих лошадиных доз, выпитых залпом, стал казаться мне «Мартини».
- Скажите, Альваро, а вы за все эти годы были ранены, хоть однажды?
- Был. Но я не хочу об этом вспоминать.
- Простите…
- Да нет, ничего. Количество ранений сообщить могу. А рассказывать об этом…Как-то не хочется…Может быть, в другой раз…
Я не стал расспрашивать его о ранениях. Но Альваро неожиданно для меня продолжил эту тему сам.
- Я был ранен три раза. Остальные восемь шрамов, которые вы успели заметить на моей спине, я получил в тюрьме Пунта-Карретас. Это были пытки. Есть ещё и то, что вы не сможете увидеть.
Альваро замолчал, и я, чтобы смягчить охватившую меня, из-за моей же бестактности, неловкость, спросил:
- Как вы догадались, что я обратил внимание на шрамы? Ведь я лишь мельком взглянул на вашу спину, да и то сказать – темновато, ночь.
- Не знаю, как я это делаю, но я чувствую, когда на меня смотрят. Особенно если взгляд упирается в затылок или в спину. Как будто муравьи большущие пробегают по тому месту, куда направлен взгляд. Аги всегда говорила, что у меня на затылке и спине есть глаза. Такова моя природа.
- Интересная и полезная «чуйка» видеть затылком и чувствовать спиной. Мне бы так!
- Не завидуйте, Володя. По мне - так лучше быть обыкновенным человеком: любая необыкновенность ведёт либо к счастью, либо к неприятностям. А обычный человек, пусть и болтается между счастьем и неприятностями, - всё же он живёт ровнее. Да, он иногда беспокоится. Но его беспокойства совершенно другого рода, нежели те, что тревожат целованных богом…
- А вы, вы, Альваро? Вы божий избранник?
- Это вряд ли, Володя. Скорее, я недоделок! Я до конца ни тот, и ни этот. И это тоже нехорошо!
- Ну, что ж вы так, грубо о себе-то? Себя надо любить! Человек, отзывающийся о себе плохо, плохо себе же и делает!
- Не знаю, Володя, не знаю. Но я всё время во всём сомневаюсь. И в себе тоже! И это мне ужасно мешает! А вообще, чёрт его знает! Иногда и помогает. Всё в противоречии.
- Ну, знаете, вся наша жизнь – сплошное противоречие.
- Это уж точно, Володя. Вот, думал ли я когда-нибудь, что стану борцом за лучшую долю людей? Да, никогда! Мне просто хотелось лучше жить, чем я жил в своей песочной деревне. Лучше, чем жили в ней, в нищете, мои родители, все мои предки. И я не видел другого пути, нежели отнять у богатого и отдать бедному. Ну, и себя, конечно не забыть. И вот, постепенно, я стал тем, кем стал. Одни называли меня вором, бандитом, другие – террористом. И что? Да они ни обо мне, ни о моей жизни, ничего не знали и не знают!
Видно было, что Альваро взволновался. Он нервно искал сигареты, но они в его пачке кончились и я протянул ему свою – «Приму», подал горящую щепку. Альваро прикурил, и немного помолчав, как-то неожиданно развернул разговор к уругвайским событиям.
- Вот возьмите тот же шестьдесят восьмой. Я говорил, что тяжёлым был год. Но никто в Уру не кричал нам в спину, что мы бандиты и террористы. Не знаю, возможно, кто-то не кричал потому, что боялся кричать, кто-то был на нашей стороне, а кто-то…
Альваро замолчал.
- А здесь, Альваро? Здесь, в Лебедином, знают, кто вы?
Альваро хитро ухмыльнулся.
- Х-м! Знают, конечно, знают! Знают, что я переселенец из Уругвая, что я член Компартии Уругвая. Это для них. Им и невдомёк, что уругвайским коммунистом я никогда не был. Знают, что могу работать, как вол, что безобиден, если меня не трогать и если всё по справедливости. А, в общем, ничего обо мне не знают, кроме того, что за мной надо приглядывать.
- О, господи! Ни черта не понял? Почему вы уругвайский коммунист, которым никогда не были? И что, вас никто не уважает в Лебедином, что ли? Ну, «приглядывать» - это мне понятно, это у нас, в СССР, такая «любимая игра». А насчёт «коммуниста» - ни черта не понял, честно!
Ну, будет время… А пока ещё не поздно, давайте я вам расскажу, что ещё было в шестьдесят восьмом? Вам интересно?
- Конечно, конечно! А то мы с вами как-то «съехали с темы». Не беспокойтесь обо мне, Альваро, а то вы всё хлопочите, чтобы я был сыт и выспан. Всё нормально…
***
Если честно – мне было уже не до рассказов: после дневного солнцепёка, сытного ужина и лошадиной дозы суррогатного портвейна, глаза мои слипались. Но я не хотел огорчать Альваро и «раздирая» веки старался делать вид, что я его внимательно слушаю. Хотя, на самом деле, довольно часто пропускал «мимо ушей» многое из того, что он рассказывал. Какие «Тупамарос», когда очень хочется спать? Теперь жалею. Но…
Я, слушая продолжение рассказа Альваро о далёком шестьдесят восьмом в Уругвае, как и обычно, в цветах и красках представлял себе всё, как оно было в действительности. Но обрывочно: усталость брала своё…
____________________________________________