Флотский гамбит

Вячеслав Несмеянов 2
                Гамбит - красивое, очень острое начало шахматной
                партии с жертвой фигуры, но позиционным перевесом.
         
   
       В наступившей осенней путине, как всегда, рабочих рук не хватает. Мое возвращение из испытательного рейса вдоль Кольского полуострова давало возможность произвести замену механика в прибывающем из Атлантического рейса экипаже. Долгожданное предписание получено.
 
       Это назначение, как игра в рулетку, где судьба руководит рукой инспектора отдела кадров. Полученное направление может принести попадание в дружный и слаженный коллектив, в котором работать легко,  промысел идет успешно и зарплата достойная. Тогда и корабль начинаешь воспринимать как верного друга и относишся к этой стальной громадине как «мой корабль, мой дом».

       Короткий приказ: «На «Пулонгу», к капитану Мухину, Алексею Анастасьевичу», прозвучавший с ноткой уважения к нему, вселил надежду, что выбор удачный.

        Исполненный радости и нетерпения, я помчался на поиски неведомой «Пулонги». Рыбный порт был переполнен траулерами, плотными рядами стоявшие у бесконечных причалов, прижавшись ржавыми бортами друг к другу. Они имели вид уставших работяг на роздыхе, сонно покачиваясь на волнах. Команды покинули на короткое время прибывших с моря рыбалей, чтобы согреться домашним теплом и семейным уютом в студеном Заполярье. На кораблях находились только малочисленные подменные экипажи.
         
        Над этой рыбацкой челядью гордо возвышались могучие, горделивые плавбазы, производя впечатление пришвартованного Гулливера в стране малотоннажных лилипутов. В связи с частыми перестановками прибывающих и уходящих кораблей, найти нужное бортовое название оказалось сложно. Пройдя несколько раз вдоль всего причала, я наткнулся на группу моряков, принимающих швартовые тросА подходящего к причалу траулера. С его капитанского мостика звучали сочные флотские команды усиленные микрофоном, гремевшие на весь Кольский залив. Команда в приподнятом настроении, высыпала на верхнюю палубу, наблюдая, как тают последние метры длинного пути к причальной стенке родного порта. Для них это был волнующий и долгожданный момент встречи с домом, выстраданный долгими месяцами разлуки.
      
         Как подсказали мне матросы, этот громогласный руководитель швартовки и есть капитан Мухин. Швартовку он произвел виртуозно, а по окончанию этого показательного выступления, в котором участвовал весь экипаж, я предстал перед моим новым командиром.

        Капитан Мухин оказался молодым 39 летним крепышом, энергичным, русоволосым, улыбчивым, вызывающим с первого взгляда симпатию и уважение. Нового назначенца, выпускника Ростовского мореходного училища, он встретил доброжелательно, однако задал множество вопросов и по специальности и бытовых - о семье, родителях, увлечениях. Так разумный руководитель комплектовал надежную команду. В разговоре был краток, убедителен. Капитаном он стал недавно, но без плана с моря не возвращался, не смотря ни на какие обстоятельства. В дальнейшем я смог убедиться, что не зря коллеги прозвали его капитан-удача.

       Назначение на корабль имеет важное значение, ведь с этими людьми придется долгие месяцы вместе жить, работать, набираться опыта и питаться с одного котла, и трал тащить из последних сил, когда есть улов, и быть уверенным, что все это делают одинаково с полной отдачей. В сплоченном мужском коллективе, проработавшим многие годы в море, безотказно работает принцип авиационного определителя «свой – чужой», а «летуны», приехавшие за длинным рублем, не смешиваются с людьми, долгие годы живущими и много лет работающие в Заполярье. Эти случайные люди не приемлют простоты поморского и флотского быта, немудреных писаных и неписаных законов Севера. Такие в коллективе не приживаются, становятся «чужаками» и надолго не задерживаются.

       Производя необходимый ремонт оборудования и всей энергетической установки, экипаж готовился к новому рейсу. Но у каждого своя жизненная и семейная ситуация. Некоторые моряки по состоянию здоровья, а иногда и по требованию семьи, списываются на берег, но все без исключения, кто испытал корабельную жизнь, навсегда оставят в памяти эту часть жизни, отданную флотскому братству. Надолго остается выработанная в море привычка полностью доверять людям, становясь чертой морского характера.

       Напряжение нарастает, в воздухе повисает вопрос: «На когда назначен выход в море? Когда наступит тяжелый для души момент начала долгой разлуки?» По различным причинам это длится несколько дней, наступает томительное, как на вокзале, гнетущее ожидание отхода.

        И вот он наступает, момент расставания. На борту полно незнакомых людей - жены, дети, родственники и друзья, стоит непривычный шум, суета, шампанское, водка, тосты и слезы. По громкой связи звучит жесткий как приговор приказ, провожающим покинуть борт корабля. Отданы швартовы, взревел главный двигатель и жизнь резко разделилась на две части – береговую, с ее земными проблемами и морскую - время непрерывного, рыбацкого труда. В этот момент чувство разлуки рвет душу и предательский ком подступает к горлу. Непреодолимая водная полоса расставания быстро увеличивается, неумолимо разделяя родные души, теперь надолго заменяя обычное человеческое общение редкими телеграфными поцелуями.

      Начинается морская жизнь – трудная, но привычная, ограниченная крошечным пятачком стальной корабельной тверди, беспрерывно пляшущей вверх и вниз с многометровой амплитудой. Так проходит многомесячная жизнь небольшой горстки людей, живущих только одной целью - поиском, добычей и переработкой рыбы.

После выхода в море жизнь на борту постепенно приобретает устойчивый порядок, потом переходит в привычку, а со временем притупляется ощущение изнурительного монотонного ритма. Режим работы прост, но продуман и как армейская жизнь незамысловата и надежна - вахта, подвахта, короткий отдых, просмотр имеющихся на борту художественных фильмов и снова вахта, игра в домино или нарды и опять в той же последовательности в течение всего рейса.

       И вот однажды, ещё до прихода в район промысла в Северной Атлантике, многократно пересмотрев всю фильмотеку, начинает входить в моду главная азартная корабельная игра - домино. Игра идет практически непрерывно, со сменой проигравших или уходом на вахту. На предложение капитана сыграть в шахматы, никто не отреагировал, и тогда он, понимая, что шахматами здесь никого не заинтересуешь, обратился ко мне: «Ну, что молодой, а мне было всего 20 лет, ты-то должен уметь играть, давай сыграем партейку». Без особого интереса, зная в общем-то только правила игры, т.к. наблюдал за шахматными баталиями в училище и имея только смутное представление об этом скромном и тихом виде спорта - согласился.

       Игра началась, но закончилась очень быстро - на третьем ходу. Я удивился, не понимая, как можно так быстро проиграть. Алексей Анастасьевич посмотрел на меня, удивленного поражением, вернул последний матовый ход назад и развернул доску выигрышными фигурами ко мне, с предложением продолжить игру. Я с радостью и надеждой, считая, что этот проигрыш случайный, согласился, но через несколько ходов получаю непонятно как образовавшийся новый мат. Я оторопел: «Не может быть!». А он опять - так ласково, с улыбкой: «Я возвращаю последний ход, а ты играешь моими выигрышными фигурами». Не веря в происходящее, я играю третью партию. И, о ужас, через несколько ходов, я получаю новый мат. Просто потрясенный, не понимая, как такое может быть, я отказываюсь от четвертого разгрома, и смущаясь, под улыбки азартных доминошников, выскакиваю из кают- компании.

       Произошедшая шахматная экзекуция произвела на меня и весь наблюдавший за игрой экипаж оглушительное впечатление и поставила меня перед выбором, то ли проглотить горькую пилюлю насмешек, то ли принять вызов, повисший надо мной как дамоклов меч. Еще с Петровских времен и по сей день существует жесткая, но мудрая традиция испытывать новых членов экипажа на стойкость, сообразительность и наличие чувства юмора.

       Весь экипаж оказался вовлеченным в эту игру, наблюдая за тем, как поведет себя новичок. Я это чувствовал и терпел. Это был вызов и шанс изучить малознакомую для меня игру, которая по общему признанию, относится к категории особо сложных. Нескольких дней я находился под впечатлением такого поражения и ловил на себе испытывающий взгляд капитана: «Ну как? Может сыграем?» Под разными предлогами я отказывался, но потом, не дающий покоя интерес и задетое самолюбие, подтолкнули меня к новому поединку. Результат оказался тот же, но уже не было той трагедии и досады, а был всеобщий интерес и признание мастерства капитана.

      В дальнейшем сеансы игры имели похожий результат, но разгром происходил уже на десятом, двадцатом ходу. Чудеса, которые я наблюдал  поражали своей простотой и замысловатостью, они будоражили моё воображение. Как такое может происходить? Как один правильный ход может изменить ход поединка и привести к победе, а незначительная неточность – к поражению. Какая сложная взаимосвязь, какие спектакли, драмы и трагедии разыгрываются этими маленькими фигурками на шахматной доске!

       Поражения меня расстраивали, но запоминались, пытался их анализировать, и они мне даже снились. Шахматами я заболел. Поединки с капитаном становились практически регулярными и продолжались два наших рейса в Северную Атлантику. Со временем, мне иногда удавалось свести партию вничью, что я считал большим успехом.

      Эта жесткая, но поучительная шахматная школа, этот тренинг на характер, за которым наблюдала уже вся команда, пройденная мной в самом начале моего жизненного пути, приучила мыслить изобретательно, упорно искать выход в любых сложных ситуациях, перебирать в уме множество вариантов правильного решения проблем, испытывать радость и удовлетворение при удачных находках. Шахматная игра во многом подобна творческому поиску поэта или писателя в подборе выразительного слова или образа при описании сюжета. Этот урок и умение играть, прошли через всю мою жизнь, и до сих пор, при каждом удобном случае, нахожу время, чтобы сыграть партию, получить удовольствие от красивой шахматной игры и даже проигранной.

        Как впоследствии выяснилось, наш капитан Алексей Мухин, был опытным шахматистом, имел первый разряд, участвовал в городских соревнованиях, но со свойственной ему скромностью, никогда об этом не рассказывал. А капитаном он был опытным, умел ловить рыбу, поэтому наш траулер несколько лет подряд, под эгидой ПИНРО (полярный институт морского рыбного хозяйства) занимался разведкой и изучением рыбных запасов Северной Атлантики для многочисленной флотилии Мурманского промыслового флота.

        Больше с Алексеем Анастасьевичем мы никогда в жизни не встречались, но добрая память о нем осталась со мной навсегда, о чем вспоминаю с теплом и благодарностью.