Поэма о Втором - вторая. Часть Вторая
В 1986-ом году я получил приз жизни.
Заканчивался учебный год и Иван Васильевич Звягин известил меня, что я назначен в воспитатели летнего оздоровительного пионерского лагеря от города Качканара в Феодосии.
Как раз в 1985-86 -ом учебном году я стал педагогом, раскрылся как учитель именно девчонок. Разобрался с этим весьма и весьма сложным контингентом и разобрался так, что осознал свою силу и мощь во владении материалом.
Я научился одним взглядом, одним жестом, одним словом (на выбор!) останавливать активности ребёнка в юбочке и внушать ей отказ от своих собственных хотелок.
Хотелок у девчонок много. Очень много. Безумно много. И тот, кто не понимает их мотиваций и устремлений, не в состоянии эти хотелки укрощать.
В неволе моего присутствия они успокаивались почти мгновенно, принимали правильные позы учащихся и исправно выполняли мои учебные задания.
Ни одна и пикнуть не смела!
Позднее в Екатеринбурге я провёл однажды Игру с педагогическом училище, на которой присутствовал весь педагогический состав – около 60 педагогов, весь обслуживающий персонал – это около сорока техничек, вахтеров, поваров и т.д. Весь комсомольский актив учащихся – а это около полусотни студенток и вся администрация. О! Это была величайшая Игра в моей жизни. Во-первых это была единственная Игра, которую педучилище оплатило по безналичному расчёту ДО и на счёт Surmico упали полновесные 10 000 – десять тысяч рублей! Через пятнадцать минут на этом счёте налоговая инспекция Урая оставила ровно сто рублей. Узнав об этом злодеянии я обнулил счёт и более на нём не появилось ни одного рубля. Так я ответил государству на налоговый беспредел. Так что эта Игра была ЕДИНСТВЕННОЙ оплаченной безналично, единственной, оплату которой государство отняло практически полностью, и единственной ставшей для меня УРОКОМ правильного построения отношений с осатаневшим государством.
Почти десять лет я исправно заполнял абсолютно нулевые балансы и отчётность у меня была в полном ажуре.
На что я жил?
На подаяние!
Но это уже к женщинам и девочкам отношения не имеет.
Итак это была величайшая Игра в моей жизни еще и потому, что проведена она была в реальном здании Храма на той самой Площади Обороны, где провёл последние три месяца жизни мой дед-писатель. Ибо прямо тут же стояло здание арестного дома, в котором репрессированные и содержались до расстрела. В момент самой Игры я об этом не догадывался «ни сном, ни духом».
В здании педучилища ныне восстановлен Храм!!!
Естественно, в момент Игры я и об этом не мог знать.
Игру я проводил со своим коллегой Андреем.
Андрей контролировал выходы из зала и маячил в коридоре, пока я со сцены расправлялся с несчастным собранием лиц исключительно женского пола.
Поупражнявшись минут пятнадцать я толкнул знаменитую речь о матерях, бросающих своих детей, чтобы научить будущих матерей бросать своих детей, и о дочерях, бросающих своих сестёр, чтобы научиться бросать своих детей. После чего объявил Игру завершенной и спокойно покинул милое общество.
Мы с Андреем отправились по городу и нашли приют в соседней школе у завучей, где вели приятные беседы и распивали чаи чуть ли но до десяти вечера.
Потом дверь кабинета завучей открылась и на ней возникла фигура директора педагогического училища, оставленного нами три с половиной часа назад.
- Алексей Алексеевич! – воскликнула она умоляющим голосом и вознося руки в характерном жесте, - они там всё ещё ждут Вас! Они ХОТЯТ ЕЩЁ!
Естественно, мы поспешили в зал через Площадь и я убедил женщин и девочек расходиться.
Объясняется всё предельно просто.
Я действительно в школе И.В. Звягина, обучая чуть ли не семь сотен девчонок шахматам (36 одинаковых уроков в неделю, 34 недели) разобрался со всеми их приколами, особенностями, психотипами, хитростями и премудростями.
Между прочим, девочки прекрасно чувствуют, когда их понимают.
Но летом 1986-го года до Игры в педагогическом училище ещё оставалось пять лет и красавицы, с которыми мне предстояло провести 40 дней «отдыха» на старте даже не догадывались, с кем им предстоит иметь дело.
Я постарался уже однажды описать начало нашего «знакомства». Но тогда я торопился успеть описать весь Второй отряд. А сегодня попробую осветить эту опупею с подробностями, поскольку оно того стоит.
И причиной тому – год рождения моих подопечных.
Выпало так, что при разработке плана набора конкретных отрядов менее всего опытным воспитателям хотелось иметь дело с подростками тринадцати лет. К тому же вскрылось, что на весь лагерь записано порядка сорока «лишних» девочек как раз такого возраста. То есть всех остальных возрастов собралось в пропорции «пополам» или «поровну» а вот тринадцатилетних девочек на сорок больше чем мальчиков.
Помню все предлагали разные «подходы» к делению.
Группа воспитателей ломала голову и так и этак.
И тут наступил мой личный звёздный час!
- Давайте всех лишних красоток в отдельный отряд и я его беру! – предложил я, абсолютно уверенный, что справлюсь без проблем. В школе я из них уже вил морские канаты, скручиваемые в любую сторону.
Моё предложение приняли и все остальные организационные вопросы тут же легко разрешились сами собой.
Наступило утро, когда к Дворцу Культуры были поданы нарядные дорогие автобусы а у дверей начальник лагеря и его заместительница встречали родителей с детьми и по спискам направляли к «их» автобусам, попутно сообщая имя и отчество воспитателя.
Эпическая сцена!!!
Это был момент, когда всё предприятие на самом деле могло мгновенно рухнуть.
Всё происходило до ужаса однообразно.
Мама и папа несчастного ребёнка двигались от начальника в мою сторону издали разглядывая мой неприглядный внешний вид – свисавшее пузо, плохо побритую кривую физиономию, невыспатое неопрятное существо и тут девочка, предназначенная мне в «воспитуемые» дёргала родителей за рукав, шептала им что-то в склонённое ухо и они поворачивали с полдороги назад к начальнику и начинали с ним что-то обсуждать!
Я прекрасно понимал, что речь об одном – о переводе в другую группу! И вопрос разрешался позитивно!
Сейчас я точно знаю, а тогда даже и не догадывался, что скрывалось за послушностью начальника, который не рискнул выпнуть меня из состава воспитателей только потому, что ему уже всё чётко и ясно объяснил Иван Васильевич, сказав примерно так: «Если он тебя не устроит, то начальником лагеря назначим его. Выбирай!» Понятно, что твёрдая воля моего благодетеля сыграла в этот момент решающую роль.
Шестнадцать счастливых девчонок распихали по четырём другим переполненным отрядам, а у меня едва ли осталось двадцать. Еще четверо или пятеро должны были присоединиться в Кушве и Нижнем Тагиле. В связи с этой убылью начальник принял решение именно моим отрядом заполнить «ниши» в вагонах. То есть другие отряды полностью занимали один вагон, а мои красотки ехали по шесть-семь в одном вагоне!
Казалось бы это гарантировало быстрый и окончательный распад отряда в пути следования, оргтехвыводы и практически неизбежное отстранение «воспитателя».
Но предстояло доехать до Свердловска.
Мы тронулись где-то в час дня.
И тут я обходя девочек «своего» второго отряда и знакомясь с ними предложил им знакомиться в поезде путем переписки. Мол, вы пишите в другие вагоны письма, а я буду вашим почтальоном.
И понеслось! Я носился по всем вагонам, передавая письма, девочки радостно строчили без остановки, мы все быстренько подружились, они уже не шарахались от меня, и вскоре – к четырём часам, когда мы въехали в Нижний Тагил две девочки из Первого отряда робко попросились обратно в «свой Второй»! К Свердловску в моём отряде было уже 36 девчонок! К парому на Керчь в отряде не было ни одной вакансии. А вот желающих во второй отряд было «не пробиться»!
Девчонки просто угорали от общения со своим воспитателем. С самого начала я объяснил им, что наш отряд особый, абсолютно военный и жить он будет по законам римского военного отряда. Жёсткая дисциплина, четкий строй, никаких фокусов и хотелок.
В общем так мы и жили.
Начальнику лагеря я еще в Качканаре сказал так: Я и мой отряд живём отдельно, у нас свой порядок, свой распорядок, свой автономный образ жизни. Хоть одна попытка что-то мне навязывать и аля-улю. На том и договорились.
Отряд был разбит на четыре отделения по десять девочек.
Мы вставали в семь утра, бежали к морю, делали зарядку, купались, загорали и строем возвращались в лагерь. Проводили дневное построение, и двигались по окрестностям с культурным содержанием. Грин, Айвазовский, Кара-Даг… в общем отряд жил особой жизнью. Эх! Описать бы всё подробно!
Но сегодня у нас иная задача! 1973-74-ый год рождения!
Мог ли я тогда догадываться?
Естественно, всех девчонок я лично воспринимал как детей.
В 1986-ом мне было 33 года.
Поэты в России живут обычно 37 лет. Бывает и 26. Как кому повезёт. В том, что мне не повезёт я лично не сомневался.
Я доживал свой век. Открытие жизни я уже совершил. Работал над технологией «модульная школа» но кому это могло быть интересно? Я знал что пишу «в стол» для «грядущих поколений» то есть мне лично абсолютно неизвестного и недоступного к общению человека. Большую часть жизни я проводил в библиотеках, читая преимущественно древних авторов. И как они писали для меня, так и я писал для кого то неведомого, затерянного в веках. Ясно было только одно: он говорил и писал на языке мне неведомом. Так и появилась моя строчка в песне
«Другой язык хранит осколки нас»
На девчонок я смотрел как на растущих человеков, которым сам я на самом деле абсолютно не интересен, совершенно не нужен, и являюсь просто случайным проводником на одной единственной тропиночке в жизни. Так оно, по существу и было. Понятно, что спутники попадаются в дорогах всякие: злые и добрые, весёлые и грустные, открытые и скрытные… и я хотел, чтобы они помнили меня весёлым, добрым, забавным и абсолютно безопасным. Льщу себя надеждой, что это в какой то степени всё же удалось. Через год мы с моим отрядом провели памятную встречу уже в родном Качканаре. А потом я ушёл на войну…
Ах, мой Второй отряд!
Величайший подарок мне лично в жизни от Всевышнего!