Попав в зону, вот где ты в полной мере ощущаешь справедливость русской поговорки: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Вот где пасмурная грусть разлита в воздухе даже в солнечные дни. Майор Пересветов мне говорил глядя на корпуса колонии:-
Женская тюрьма в России, это жесткая школа жизни. Сложность процесса отбывания, зависит от поведения и жизненной позиции заключенной.
Самый верный способ не потерять уважение в женской колонии, это быть естественной, подобное поведение высоко ценится среди заключенных. Никогда не нужно впадать в панику или конфликтовать с другими осужденными, особенно с теми, кто давно отбывает наказание.
Некоторые женские тюрьмы России известны своей жестокостью, но у нас это пресекается,- сказал майор.
- И любой необдуманный поступок может навсегда изменить жизнь человека. Существуют определенные правила содержания в колониях для женщин, которые кардинально отличаются от условий отбывания наказания в мужских тюрьмах.
- И чем – же?- спросила я.
- Каждая отбывающая наказание, должна выполнять уборку в камере, по установленному графику. Если качество приборки не удовлетворительное, то осужденной будет назначено наказание.
Перед каждой работающей на зоне женщине, стоит определенная задача на производственную смену. Если дневная выработка, не будет выполнена, без объективных причин, наказание ждет весь отряд.
Есть в отряде и изгои: Наркоманки с большим стажем, убийцы детей, с диагнозом ВИЧ, венерическими заболеваниями или онкологии. Ненавидят стукачей, которые работают на администрацию колонии.
В каждом отряде назначается «старшая» путем голосования осужденных женщин. После одобрения кандидатуры администрации колонии, на нее возлагается ответственность за все, что происходит в отряде. Любые нарушения, драки, невыполнения производственных показателей, являются поводом для администрации наказать назначенную «старшую» отряда. Она в свою очередь, с помощью своих методов, наказывает провинившихся сокамерниц.
Для многих осужденных женщин, отбывание наказание в тюрьме, является опытом, который никогда не хочется повторить.
Разговор с майором меня не удовлетворил в том плане, что ИК-14 тишь и благодать, все в пределах нормы, я решила все - же, там побывать и посмотреть, как осужденные женщины отбывают свой срок. Узнать, как они питаются. Случай подвернулся неожиданно, администрация ИК-22 была приглашена на 8 марта в женскую колонию. Я обратилась к Орлову Борису Алексеевичу, не составит ли он мне компанию, его, кстати, назначили заместителем начальника
оперативного отдела, на место ушедшего на пенсию майора Сокурова. Моя должность скромнее, старший психолог. Но мне большего и не надо, только бы скорее пролетело время моего здесь пребывания, все казалось вокруг диким и не реальным, тяготело душу.
Орлов согласился,- хоть какое-то развлечение на местном уровне,- сказал он.
- Мы туда не развлекаться поедим, а посмотреть в каких условиях находятся осужденные, проверить их питание.
- Вас что, думаете, пустят на кухню?- улыбаясь, спросил он.
- Я скажу, что хочу отведать их казенной пищи.
- Думаю, что после ее употребления придется вызывать врача. Ни с того мы начинаем Лариса Аркадьевна. Надо познакомиться ближе интендантской службой, с их начальником, на худой конец, со старшим инспектором. Заказать у него килограммов десять мяса, с килограмм черной икры, балык из осетрины, посмотреть, как он выполнит наш заказ,- сказал Орлов.
- А почему вы не попросились в интендантский отдел, мы бы быстро раскрутили этот клубок воровства и уехали домой.
- У меня эта должность, как я понимаю, договорная. В интенданты попадают только свои и очень, проверенные люди, нас с вами туда не допустят ни по какому блату, мы чужие здесь, поэтому не сильно сразу интересуйтесь питанием, Я думаю, для них это, закрытая тема.
- Борис Алексеевич,- а где мы возьмем деньги на заказ продуктов? Привезет, а платить нечем....
- Но, во-первых, он еще не привез, во – вторых, у меня есть для этих целей деньги.
- А куда мы денем столько продуктов,- не унималась я.
- Уверен, съедим быстро. Я уже соскучился по шашлыку, а балык и икру я еще не пробовал в своей жизни.
- Да и я не ела, ни знаю их вкуса.
Так за разговорами мы подошли к моему отделу,- но все, пойду в свою психушку, а вы к своим оперативникам.
- До вечера Лариса Аркадьевна,- сказал он и направился в свой кабинет.
Я решила вплотную заняться изучением колонии ИК-22 куда меня и Орлова направили работать:
В колонии отбывают наказание граждане и лица без гражданства за совершенные тяжкие и особо тяжкие преступления на территории РФ, которые содержатся на строгом режиме. Здесь сидят убийцы, насильники, воры-рецидивисты, грабители, наркоторговцы, контрабандисты. Большинство, осужденных заключенных, на срок от пяти до двенадцати лет. Средний возраст осужденных составляет от тридцати четырех до тридцати семи лет. На участке общего режима содержатся лица, осужденные за совершение менее тяжких преступлений. В целом колония содержит преступников из сорока четырех стран мира - представители Азии, Африки, Европы, арабского мира…..
Большую часть осужденных составляют выходцы из Вьетнама, Афганистана, Китая, Турции и Нигерии.
Есть сидельцы, из Пакистана, Заира, Камеруна, Финляндии, Марокко, Германии….
Будучи этапированы в «двадцать вторую» из следственных изоляторов, где большинство иноподданных успело по достоинству оценить воровские традиции сокамерников, они восхваляют российское уголовно - исполнительное законодательство, которое определило отбывать им дальнейший срок отдельно от русскоязычных зэков.
Каждому зэка, переступившему порог колонии, дают понять: язык межнационального общения в интерзоне-русский. Если не понимаешь на «великом и могучем» - иди на языковые курсы. Ликбез проводится силами заключенных в «храме науки» - местной библиотеке, где собрано богатое собрание книг на тридцати четырех языках более чем, семи тысяч томов.
Блатному, как и прожженному, жигану, путь на «инзону» заказан. Те немногочисленные мастеровые русские зэки что попали «мотать срок» в «иностранку» считают, что вытянули самый счастливый «тюремный» билет.
К трудовым свершениям чужеземцы не очень-то стремятся, они бы и вовсе не спешили в производственные мастерские, но дело в том, что тунеядцы не могут рассчитывать на условно-досрочное освобождение. Они с трудом привыкли по утрам делать зарядку и ходить строем. Здесь «красная зона». Иными словами, в «двадцать второй» нет блатных, смотрящих, а воровские законы не работают. Здесь абсолютный авторитет администрации.
Нормы питания у иностранцев такие же, что и у зеков в соседних колониях. Случается, посольства передают в «двадцать вторую» макароны, овощи. Представители дипломатических структур регулярно наведываются в колонию: не оставляют без внимания своих подданных.
Восьмого марта мы с Борисом Алексеевичем в составе приглашенных гостей приехали в ИК-14. Нам показали концерт подготовленный силами женщин зека, они пели песни, танцевали. Все бы ничего, но осадок того, что перед тобой поет, глотая слезы осужденная, не создавал в душе праздник. После концерта пригласили за стол, накрытый в комнате отдыха. На столе не было наверно только «птичьего молока».
Богато сервированный стол притягивал своими ароматами. Нас с Борисом Алексеевичем обхаживали со всех сторон. Знали наверняка, я не замужем, а он холост. Одиноких пар на вечере было достаточно, и они не теряли время. В конце – концов, все это надоело, и я вышла в коридор. У стены стояли две осужденные девушки, они видимо, сервировали стол и ждали, что снова понадобятся.
Вышел хорошо уже принявший на грудь начальник группы надзора, обнял одну из них и повел к своему кабинету. Я подошла к оставшейся не востребованной осужденной. Спросила как дела, что она делает на этом вечере, за что отбывает срок, где ее дом. Она сказала, что родом она из Кубани, там у нее муж и сын пяти лет. Отбывает срок за недостачу, при перевесе зерна в хранилище выявили недостачу сто восемьдесят тонн.
- И куда же зерно испарилось?- спросила я.
- Мне бы тоже хотелось знать, только одно может быть оправдание, занижали влажность при приеме зерна, а после просушки, оно потеряло свой первоначальный вес. Или его просто вывезли с элеватора. Как бы то ни - было, я оказалась в тюрьме. Мне говорили после, на свидании, что зерно-пшеницу отправляли на мельницу, муку в Ленинградскую область на макаронную фабрику. Кто-то погрел на этом руки.
- А как здесь вы питаетесь? Можно эту пищу есть?
- Когда я сюда попала, дважды побывала в больничке с отравлением желудка, думаю, после испорченной рыбы. Здесь ведь все попадает осужденным после истечения срока годности, все это кипятится, уваривается, пока не превращается в липкую массу, а затем разбавляется бульоном из сои, снова кипятится и по флягам или термосам.
Можете себе представить, какой пища попадает нам в чашку. От одного запаха выворачивает внутренности. Вообще, где только они достают эти продукты, поросятам на свинарник такую пищу не повезут, иначе они вес сбросят от расстройства желудка, а здесь все сойдет.
- Вы об этом говорили начальнику колонии или его заместителю, когда они посещают осужденных?
Ни разу не видела, чтобы кто-то зашел в барак и спросил о нашем житие-бытие.
- Вам еще много здесь отбывать срок?
- Осталось четыре месяца, мне кажется, я не дождусь своего освобождения. Муж приезжает сыном, плачет, душу мне рвет. Он у меня хороший, на все свидания приезжал, продуктов много привозил, я с женщинами готовила, и, кушали все вместе.
- Мне нужно вернуться за стол,- сказала я,- а вам же, желаю мужественно дождаться освобождения, вам есть ради кого все это выдержать.
Я вошла в помещение, когда половина приглашенных танцевали, вернее, весели друг на друге, так как ноги их плохо слушались. Борис Алексеевич сидел и разговаривал с начальником караула. Это наверно два человека, кто не набрался на этом вечере до сусликов.
Побыв еще немного времени, мы покинули вечер, в глазах провожающих мы видели разочарование, возможно, из-за нас был придуман вечер, а мы не оправдали их надежд. В машине Борис Алексеевич сказал,- давайте перейдем, ты, ведь у нас разница в возрасте пять лет.
- Но, однако, вы старший лейтенант, а я всего – лейтенант.
-Это дело поправимое, у нас с вами вся жизнь впереди, будут звезды и на небе и на погонах....
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ