разорвите этот пламень, о кудесники чистоты. во мраке я пуст, как этот безумный небосвод, и огонь не сожжет мое сердце, не сожжет эти осколки пламени. повержен я трепещущим отчаянием, оно забивает гвозди мне в руки, оно распинает мою нечленораздельную похоть. осколки себя я впитываю - осколки неба тихо льются в мое сердце. пламя повержено - и грохотом падает мой мрак, мой падучий, мой надзирающий мрак. хохот его одевает, стенания ему преклоняются. сестры его - болотные топи, братья его - поруганные звезды. я воспеваю корону мрака, прах тела я воспеваю, легкий, бесшумный, развеянный, подобно плодам отягченного сердца. пламя я одеваю в себя - падение громыхает сквозь надвигающуюся ночь. песнь льется из колодца - из анафемы льется песня порабощения. хиреет крик туч - звезды поруганно отдают все свое имущество, забирая последнюю святость у разжиревшей земли. мы забываем - через память, через сердце, через забвение, через сталь над домами, над воплями голодных голубей, над их трепетными ариями, над стенами умиротворения. я пою - сквозь скалы, сквозь лишай неба, сквозь руки меновщиков, прячущих золото под своими одеждами. я прячу сердце - без дум, без слез, без добродетели, и искра впивается мне в язык, в щеку мне впивается проклятый ворон, снимая с меня маску свободы. и тут я запнулся - в добродетели смерть? в жизни повесть, сказание чресел? в жизни, бездомной, как эта ладонь - грохот над скалами, над душами ада?
из пепла я созидаю свой новый кров, из груди вырываюсь своим отрезанным от жил сердцем - в уныние расцветающих лощин, в утробу мутных извержений, во тьму расколотых личин! трепещет моя затихающая полночь, и я горю под ее слезами, я перевоплощаюсь под ее последними словами, я - как осколок ночи, предаюсь в ее тленные руки.