Шарлотта

Геннадий Шальопа
Странное имя у моей старшей двоюродной сестры, родившейся в 1937 году, накануне войны в Ленинграде. По семейной легенде, это имя дал своей первой внучке наш дед Наум в память о друге, у которого трагически погибла дочь. Через четыре года началась война. Отец Лотты Иван Феоктистов ушел на фронт. Женя,  мама Лотты перед самой войной уехала на лечение в Пятигорск. Вернуться домой она уже не смогла. Была эвакуирована в Караганду,  где устроилась работать на шахте.

   Дед был назначен начальником снабжения посёлка Левашово, где семья тогда жила. Появилось страшное слово  Блокада. Голод навалился на людей, и он был страшнее немцев, ужаснее бомбёжек  и холода. Рабочие карточки были только у Наума и Марии Михайловны Лоттиной бабушки.  А семья была немаленькая. Перед войной приехали навестить ленинградцев родители Марии Михайловны из Керчи. Софья Моисеевна и Михаил Абрамович. Как чувствовали, что эта будет последняя возможность увидеть родных.
   Карточки были введены 17 июля, когда голода ещё не было. Необходимо было взять под контроль расход продуктов.  И принято решение прекратить свободную продажу продовольствия. Снижение норм началось с 15 ноября по 25 декабря.  Старикам выдали карточки иждивенцев.  Лиля и Изя дети, Наума и Марии  студенты, у них карточки служащих. У девочек, Лотты и Веры пятилетних внучек,  карточки детские. Чуть сытнее, чем у  иждивенцев, но тоже на пределе выживания. Самое тяжёлое время было зима 1941 и первая половина 1942 года. Тогда норма хлеба и только хлеба была у  бойцов первой линии 500 грамм. У рабочих, служащих и воинов не находящихся на передовой 250 грамм.  У иждивенцев и детей 150 грамм. 300 грамм получали учащиеся ФЗО и ремесленных училищ, потому, что они были ещё детьми, учились и работали.
      1 февраля умер от голода Михаил Абрамович, отец Марии.  Ушёл из жизни тихо и достойно, оставив под подушкой маленький мешочек сэкономленных хлебных сухариков, для девочек.
 
   Рядом с посёлком Левашово в лесном массиве находился военный аэродром истребителей и ночных тяжёлых бомбардировщиков. Зимой темнело рано. Со стороны аэродрома пришел, нарастая, рёв двигателей. Ночные бомбардировщики  готовилась к работе.

   Лиля вывела на крылечко Лоту и Веру подышать воздухом. Без сопровождения старших девочек наружу не пускали. Появились случаи похищения детей. Две пятилетние девочки, укутанные в шубки, молча смотрели на запад, где за тёмный силуэт леса пряталось уходившее за горизонт солнце. Небо прорезала сигнальная ракета. Пошли на взлёт самолёты, всё тише рокот моторов.  «Девочки, пошли домой», скомандовала Лиля. Вместе с отгоревшей ракетой погас и закат. Холод пробрался под шубки и в валенки. Скорей, скорей к уютному теплу  буржуйки. Бабушка Маша уже накрыла стол. На скатерти в мелких тарелочках она разложила подогретые на печке маленькие одинаковые кусочки хлеба. 7 порций. В чайнике закипает вода. Это считается чай. Обязательно помыть руки. Сегодня ужин несколько припоздал. Ждали Деда и не зря. Из кармана зимнего пальто он, смущаясь,  достал горбушку хлеба. Всё, что осталось от его пайка. Каждый раз, возвращаясь с работы, он отщипывал по кусочку от причитающейся ему буханки и отдавал смотрящим на него безумными глазами женщинам-матерям, еле выживающих детей.  Сам он уже еле ходил,  ноги опухли от голода. Не смотря на весь его опыт и многочисленные связи, хлеба в поселке катастрофически не хватало. Горбушку бабушка быстро поделила на всех. За едой говорили мало. Дед скупо рассказывал новости.

    Девочки ждали вечера.  Семья была книжная.  Мария окончила Керченскую гимназию, Наум всегда много читал и, имея отличную память, помнил всё прочитанное. Женя, мать Лотты окончила факультет иностранных языков в Ленинградском университете, Лиля училась там же на историческом факультете. Изя учился в институте железнодорожного транспорта, лучшем техническом вузе России. Читать девочек приучили очень рано,  почти с пелёнок. Поэтому, когда вечером приходили соседи, и окна занавешивались чёрной маскировочной тканью, все гости и хозяева собирались у стола, поближе к керосиновой лампе, и девочки начинали читать по очереди. После газет переходили к книгам. Чтобы продлить удовольствие юные чтицы замахнулись сразу на Толстова  «Войну и Мир».  В тусклом свете керосиновой лампы без устали мелькали вязальные спицы бабушки Сони. Она после смерти Михаила Абрамовича как-то сжалась,  уйдя в себя, и вечерние посиделки согревали живым человеческим теплом этих близких друг другу людей застигнутых общим несчастьем, войной.

   В июне 1942 года в институтах и техникумах прекратились занятия. Изя, не успевший окончить пятый курс института, досрочно получил диплом инженера, и  был направлен на Ленинградский фронт, строить мосты и прокладывать рельсовые пути для дороги жизни. Лиля не уехала в эвакуацию с университетом, прошла курсы связистов, и добровольцем направлена в действующую армию в 1 ВДААН (Воздухоплавательный дивизион аэростатов артиллерийского наблюдения). Соседка со второго этажа Тося  Кудрева, одноклассница Лили, тоже пошла   добровольцем на фронт.

      А Лотта и Вера привыкали к военной жизни. Спать, не раздеваясь. На спинках кроватей весели шубки. Маленькие рюкзачки с мелкими необходимыми вещами, иногда что-нибудь съедобное, стояли у кровати рядом с валенками. Девочки знали, что как только раздастся сигнал воздушной тревоги, они должны мигом одеться, собрать вещи и бежать на улицу, где ещё до войны был отрыт погреб, который теперь стал бомбоубежищем.  Вдоль стен на земляных сиденьях постелили старые одеяла. На пол для тепла уложили коврики, какие смогли найти.  Дверь, плотная из  двухдюймовых досок, конечно, от прямого попадания не спасёт, но всё же так спокойнее. От мелких осколков и камней может защитить.

    Воздушные бои прямо над посёлком были довольно часто. Лотта и Вера просыпались под стрёкот пулемётов и треск скорострельных зенитных пушек прикрывающих аэродром. Обе девочки были маленькие блокадные худышки. Вера была чуть больше и азартнее Лотты. Когда прилетали немецкие Юнкерсы,  погреб вздрагивал.  Резкие тяжёлые удары бомбовых разрывов, пыль из щелей, вой пикирующих самолётов пугали Лотту до дрожи. Но панику удавалось подавить. Вера хотя и бледнела, пыталась держать себя гордо и бесстрашно. Подбитые самолёты иногда падали на посёлок, и тогда к горящим машинам присоединялись пожары домов.

   К весне 1942 года стало чуть-чуть полегче. Когда появилась первая трава, бабушка Маша повесила на стену в кухне плакат с картинками съедобных растений. Семья стала собирать всё, что можно было употребить в пищу. Лебеду, заячью капусту, крапиву,  мокрицу, дикий щавель, сныть, лопух. Слава богу, зелёные травы росли и на пустырях   и по берегам ручьев. Рядом были леса сосновые и еловые. Бабушка Маша заваривала найденные  растения. Из корней лопуха получалось похожая  по вкусу на картошку еда. Из лебеды и крапивы варили суп. На большой кухонной плите, отмытой до зеркального блеска, прямо на жарочной поверхности готовили  лепёшки. Правда, в начале весны этот гербарий был беден и по количеству и разнообразию растений. Но на фоне единственного блюда в виде маленького кусочка хлеба, сделанного не понятно из чего, это всё же была настоящая еда с витаминами, клетчаткой, и микроэлементами.  А чай из сныти, тысячелистника и медуницы был почти как настоящий.
 
   За зиму  и весну 1942 года удалось, благодаря  Ладожской трассе, подкопить продуктов, чтобы пережить ледоход. Хлебные нормы увеличились. В конце зимы арестовали деда Наума. Арестовали по навету подлеца. Жители не побоялись выступить в защиту, но время было очень сложное, и не было возможности разбираться. Доказать ничего не удалось. Суд был скорый. Дали 3 года. Это странно. Значит, придраться вообще было не к чему.  Женщины плакали. В последнем слове Дед сказал «Спасибо, что не расстреляли. Если бы я не смог обеспечить снабжение  Левашова, меня бы следовало расстрелять».

    Летом 1942 года Лиля и Изя отправились к местам службы. Дом опустел. Остались две пожилые женщины и две маленькие девочки.

    Пожар войны разгорался. Голод ещё только чуть-чуть ослабил свою хватку. Смертность была очень высока. Люди умирали от дистрофии и бомбёжек. Немцы обстреливали катера Ладожской флотилии, завозившие в город продовольствие. Гибли катера, тонули вместе с экипажами. Страшные рассказы о Невской Дубровке доходили до Левашова. После этих рассказов Лотте снился залитый кровью высокий берег, на который безуспешно карабкались наши солдаты.

   В сентябре девочки пошли в школу. Всю войну в этой школе проработала единственная учительница Елена Моисеевна. Она учила всех оставшихся детей малышей и ребят постарше. Лотта училась с большим желанием и азартом. Была отличницей. Вера занималась без особого желания. Она с трудом переносила голод. За осень удалось вырастить и собрать немного картошки, насушить травы. На зиму бабушка Маша приготовила хвойную настойку от цинги.

 Хотя хлебная норма к зиме 1942 года увеличилась, люди были очень ослаблены.  Мария Михайловна единственная работница в доме пошла в лес за дровами. Она нашла прикрытую снегом кучку соснового валежника, как раз на детские саночки. Пока она грузила санки, от работы в наклонку закружилась голова. Пришлось сесть у ствола сосны. Мороз и голод вытягивали силы. Испугавшись, что так и замёрзнет, бабушка нашла в себе силы встать. Накрутив на руку верёвку от саночек, она пошла к дому. Единственное, что заставляло её двигаться это сознание, что если она не придёт, девочки и её мама Соня погибнут. И она шла, еле передвигая ноги в тяжёлых мужских валенках. Калитка дома возникла неожиданно.  Вялая мысль «Дошла».    Но сил, чтобы открыть калитку уже не было. Соседка и хозяйка дома Дарья Александровна Шатилина возвращалась  домой с работы и увидела застывшую фигуру всегда бодрой и энергичной Марии Михайловны. Она и помогла соседке дойти до дома и растопила буржуйку. Бабушка Соня с девочками разогрели травяной чай, укутали  Марию  в одеяло и, уложив её на кровать, пристроились рядом.  Пока бабушка Маша приходила в себя девчонки тихо плакали от пережитого страха.
     Так получилось, что матери девочек оказались в эвакуации и приехать в блокированный город не смогли. Забота о девочках легла на бабушек.  Бабушка Маша опекала Лотту, а бабушка Соня Веру. Так и росли внучки. Но характер у бабушек был разный. Лотта росла в строгости, а  Веру бабушка Соня, по возможности, старалась баловать. Считалось что Вера красавица и умница. А Лотте бабушка Маша внушала, что если она в красавицы не вышла, то должна завоевать своё место в жизни умом и знаниями. Противоречий между девочек не было. Просто считалось, что характеры у них разные.

       Однажды, в самое тяжёлое время в дом пришёл офицер. Старый друг семьи. Он попросил прикурить папиросу и, чтобы не упасть от голода и  усталости, лёг на пол, пододвинув к Марии солдатский вещмешок.  Зная, куда идёт их офицер, однополчане собрали всё, что смогли найти съедобного: горсточка пшённого концентрата россыпью, хлебные сухари несколько штук, банка консервов от командира полка, кусочки колотого сахара, несколько ломтиков  сала обсыпанных хлебными крошками. Обе бабушки плакали. Еды в доме практически не оставалось. Звали гостя Ариэль. На следующий день он  уехал на попутной машине в свой полк.

   А в  левашовский дом неожиданно заехал Лилин товарищ из дивизиона. Привёз полбуханки хлеба и пачку пшённого концентрата. Лиля сэкономила из своего пайка. Снова повысили хлебные нормы.
    Однажды прошёл слух, что готовится прорыв блокады, и у людей появилась надежда.  На первом этаже в большой комнате разноцветные стёкла в старой оконной раме засияли по-праздничному.
    В конце ноября  к бабушке Маше обратился командир эскадрильи ночных бомбардировщиков. Вновь сформированная эскадрилья, только что прибывшая на аэродром, была не устроена. Кухня после недавнего налёта немцев была повреждена, повар ранен. И офицер в звании полковника попросил Марию Михайловну разрешения приготовить на её кухне обед для лётчиков. В назначенное время на «полуторке» прибыл молодой солдатик с дровами и продуктами. Обе бабушки такое количество продуктов давно не видели. Солдат растопил печку, но на этом его познания в кулинарии закончились. Когда он стал чистить картошку, бабушка не выдержала. «Сынок, а ты когда-нибудь борщ варил»? Солдатик так энергично завертел головой, что сомнения у обеих бабушек отпали сразу. «Ты не против, если мы тебе поможем?» «Конечно, нет». Ещё бы он был «против».  Два десятка голодных обиженных лётчика его бы просто съели живьём.
    И так, два лучших кулинара Феодосии и Керчи взялись за дело. Они же не только кормили молодых голодных ребят, они принимали гостей. На раздвинутом праздничном столе была   постелена крахмальная скатерть. Ещё с дореволюционных времен сервиз белый с синим, сохранивший все свои блюда тарелки и суповницы, царил на столе. Серебряные ложки, вилки и ножи, хотя и с заметно поредевшими рядами, смотрелись очень неплохо.
 
     Когда лётчики вошли в дом, у них появилось, чувство,  что они в «Метрополе» лучшем  Ленинградском ресторане.  И хотя стол не блистал разнообразием блюд, всё было вкусно, сытно и красиво.

    Пока лётчики заканчивали обед чаем, бабушка Маша и бабушка Соня  упаковали оставшиеся продукты в  солдатский вещмешок, порадовавшись, что удалось сохранить ещё много съестного. Им даже в голову не могло прийти, что-то взять себе. Когда ребята стали уходить Мария Михаиловна протянула полковнику оставшиеся продукты. Офицер удивился - «А это вам, Мария  Михайловна. За гостеприимство». Но Мария Михайловна наотрез отказалась. «У вас своя работа, а у нас своя. Чтобы вы хорошо летали, государство вас специально кормит. Не возьму». «Мария Михайловна, как видите, государство не всегда успевает, а как вы нас сегодня накормили, то мы будем летать вдвое лучше. Я прошу вас взять над нами шефство, хотя бы  пока не наладится питание в эскадрильи. Неужели вы нас бросите».

     Конечно, ни Мария Михайловна, ни Софья Моисеевна не могли бросить эскадрилью. Почти год  они кормили лётчиков. Относясь к ним как к своим детям, ведь и их дети были на фронте, ежедневно рискуя жизнями. Как матери  провожали их в бой и встречали усталых, выжатых до предела. Успокоить, обогреть, а порой принять на себя всю тяжесть рассказа и разделить напряжение и драматизм минувшего  боя. Самолёты возвращались с рассветом, к этому времени   женщины готовили плотный завтрак. Обязательно суп или борщ. Мясное блюдо на второе: котлеты или гуляш с кашей или картошкой. Иногда, когда были соответствующие продукты - солянку, готовить которую они были большие мастерицы. Когда перед вылетом приходили ужинать лётчики, бабушка Мария Михаиловна отправляла девчонок к соседям. Чтобы те не глотали слюни от запаха съестного, и лётчики могли спокойно поесть. Правда, иногда девчонкам перепадало от ребят кусочек шоколада, сахарок, галеты, пока бабушка не видит.
 Лётчики оставляли своим кормилицам немного каши или картофельного пюре, кусочки хлеба. Бабушка делала вид, что не замечала их ухищрений. Девочки всегда хотели есть.

      Зима в декабре 1942 года пришла суровая с морозом, пронизывающим ветром и сильным снегопадом. По ночам люди просыпались от рёва моторов. Лётчики не могли рассказать, что происходит. Но  по их просветлённым лицам левашовцы почувствовали: что-то готовится.

    И в ночь на  12 января  1943 года началось. Грянула канонада тяжёлой артиллерии, полыхнуло небо. По немецким позициям ударили «Катюши». Началась операция «Искра». Прорыв блокады. В доме никто не спал.

     Конечно, девочки не могли представить себе эти страшные бои, пробивающие блокадное кольцо. Сотни тысяч солдат полегли в январский 30-градусный мороз в кровавый снег на Невский лёд. Их молодая тётя Лиля была ранена. В её дивизионе погибали воздухоплаватели, которые шли в воздух под ураганным ветром, корректируя огонь артиллеристов.

    И   всё-таки войска Ленинградского и Волховского фронтов пробили блокаду. Какой это  был праздник. Люди вышли на улицы смеялись и плакали.
 
     Но война еще не кончилась. До 30 января войска зачищали и расширяли  пробитый сквозь немецкую оборону проход, шириной всего 11 километров. А затем подвиг совершили железнодорожники. За 18 дней они смогли проложить рельсовый путь длиной в 32 километра.  Забив сквозь Ладожский лёд сотни свай, мостостроители построили два моста.  В феврале первый  состав из Челябинска доставил продовольствие в Ленинград. Поезда с Большой земли пошли непрерывно. Через несколько дней ленинградцы стали получать продовольствие по всесоюзным нормам.
 
 Железную дорогу охраняли летчики, артиллеристы, зенитчики. Аэростаты постоянно висели над путями, вылавливая немецкую артиллерию. Вскоре в Левашово смогли приехать Клара мама Веры и Женя - мама Лотты. Забрав девочек, они скоро уехали на Большую землю в эвакуацию. Война ещё бушевала, набирая силу и ожесточение.
   Через два месяца Женя и Лотта вернулись из Караганды в Левашово. Вера осталась с мамой Кларой в Алапаевске. Для них война кончилась.

     А  Лотта вновь пошла в левашовскую школу. Елена Моисеевна очень хвалила девочку. Первый класс Лотта окончила с похвальной грамотой. Еще до войны в школе был театральный кружок. В нём занималась Лиля. Елена Моисеевна сохранила кружок, она ставила спектакли, организовывала концерты. Лотта, конечно, по примеру своей тёти участвовала в этих постановках. На концертах со спортивным уклоном было принято строить на сцене пирамиду из  учеников.  Лотту, как самую   маленькую и лёгкую, ставили на самый верх. Однажды пирамиду не смогли удержать. Ведь это были блокадные дети, и кроме энтузиазма нужно было иметь силу. Лотта потеряла равновесие и стала падать. Вслед за ней развалилась вся пирамида. Каким-то чудом старшие мальчики смогли поймать Лотту.  От испуга и стыда за сорванное выступление девочка безутешно рыдала.  И хотя всё кончилось благополучно, пострадавших практически не было, Лотта запомнила это своё падение на всю жизнь.

    Весь 1943 год шли ожесточённые бои с немцами. Но теперь по проложенной железной дороге в Ленинград шли эшелоны с войсками, орудиями, горючим, продовольствием.

27 января1944 года блокада была снята. Началось уничтожение Северной группировки фашистских войск.

    Война уходила на запад. Улетели лётчики, переведённые на Белорусский фронт. Вслед за войсками на Берлин двинулся Дивизион воздухоплавателей.  А институты  и университет стали собирать своих студентов из рот, батальонов, дивизий. Отозвали и Лилю на исторический факультет Ленинградского Университета.  Пока шла перегруппировка войск, через левашовский дом прошло много родных и друзей, однополчан-фронтовиков. Жизнь стала налаживаться. Одни уходили на войну добивать врага, другие приступали к мирному труду, восстанавливая  страну. Возвращались в свои семьи и израненные воины.

     Вернулась с войны и Тося Кудрева, с мужем-инвалидом, горевшим в танке. Поначалу он очень пугал Лотту изуродованным  лицом. Погиб отец Лотты Иван Феоктистов. Сын Софьи Моисеевны Аркадий, провоевавший всю войну в пехотной роте, был не раз ранен, сейчас выздоравливал в госпитале, с проникающим ранением в грудь.
    В ноябре 1944 года, наконец, решилось дело Наума. Его освободили и сняли судимость.  Один из друзей Лили привёз Лотте подарок. По тем временам бесценный. Рыжего котёнка. В Ленинграде после блокады не только котят и собак, крыс не было. Теперь у Лотты появился друг Рыжик.  Однажды, когда уже освободили Зеленогорск в левашовский дом заехал проездом артиллерийский полковник. Он привёз в подарок Жени букет белых роз из чудом сохранившейся зеленогорской оранжереи.

     Не стало ночных бомбёжек, редкие самолёты прилетали на левашовский аэродром. Не слышно выстрелов пушек и пулемётов. Война уходила всё дальше на запад и терялась во времени. Маленькая девочка Лотта окончила школу с серебряной медалью, поступила в Ленинградский электротехнический институт, который окончила с красным дипломом. Стала классным уважаемым инженером и обаятельной женщиной. Но те страшные жестокие годы голода и беспримерного мужества родных людей сохранились в памяти маленькой девочки навсегда.