Жизнь биполярника состоит из контрастов: периоды неоправданно повышенного настроения и депрессии чередуются. При правильном лечении наступает устойчивая ремиссия, которая в любой момент может рухнуть. Постоянно скрываясь за масками радости и горя, маниакально-депрессивный психоз, как его еще называют, требует к себе особого, достойного внимания.
Ставить внучку на учёт у психоневролога Вере не хотелось. Зачем ей жизнь ломать? Учится без троек, послушная, воспитанная, домовитая. Приступов тяжёлой депрессии у девочки не бывает, Маргарита сказала, что их и не будет при втором типе БАР.
«А истерики, знамо дело, от нагрузок и от нервов. В каникулы отдохнёт, и будет всё нормально. Может, и не больна она ничем, — размышляла Вера Илларионовна. — Ей столько пережить пришлось, что добра ни от кого не ждёт. Сторонится всех, не верит никому. Нам с Ваней не верит. Из кожи вон лезет, старается, всё не поймёт никак, что мы её не за старание любим. Не в отметках дело. Бог с ними, с отметками-то. И с учителями. Измываются над детьми, и ещё хватает совести домой звонить да жаловаться».
Вечеслов о недуге не знал (Вера Илларионовна берегла мужа, один инфаркт уже был, второй — только кликни, сразу и объявится), приёмную внучку обожал, на капризы и слёзы не реагировал, депрессию и вовсе не замечал: не дружит ни с кем, значит, некогда дружить, к телефону не подходит — её право, сидит все вечера за вышиванием — пусть сидит, раз ей нравится.
Маниакальные периоды, когда человек не может сопротивляться желаниям и контролировать себя, у Арины проходили в лёгкой форме и заключались в переоценке своих возможностей.
— Юлины рисунки на выставку отправили. Она рисует хуже меня, но с ней занимаются, а я… Баба Вера, если вы с дедушкой разрешите, я бы хотела…
И Вечесловы записывали внучку в изостудию, куда она ходила два раза в неделю, забыв об усталости. Ведь кроме рисования, была ещё хореография и английский («Ба, я английский знаю лучше всех в классе, так наша англичанка говорит. А произношение, она говорит, никуда не годится, и что англичане меня не поймут»).
Неладное опекуны заподозрили, когда девочка потребовала записать её на плавание:
— У нас полкласса занимаются. Инструктор мастер спорта, учит плавать всеми стилями, и с вышки нырять. А я только брассом умею. Ба-ааа… Ну ба-аа! Ну пожалуйста!
— Тебе ведь тяжело. Вон, под глазами синяки. Не высыпаешься, с уроками не справляешься, троек нахватала. Нет, мы не против плавания, но тогда, может, что-то другое отменить? — предлагала Вера Илларионовна. — Английский. Или изостудию. Рисуешь ты любо-дорого смотреть, и язык знаешь лучше всех, сама говорила.
— Английский нам преподаёт носитель языка, — гордо заявляла Арина. — А в изостудии мы за мольбертами на стульчиках сидим, я не устаю нисколечко.
— Тогда хореографию — с плеч долой, из сердца вон, — вступал Иван Антонович — Балерины из тебя не выйдет, с носом твоим. Сопли на сцене распустишь, платок достанешь, зрители от смеха с кресел попадают. И будешь в кордебалете стены подпирать, шестнадцатый лебедь в пятнадцатом ряду. По клубам деревенским ездить, перед трактористами ноги задирать, с ансамблем затурканным-заё... Никудышным, в общем. В другой-то тебя не возьмут, — не унимался Вечеслов, и Вера сердито на него шикнула.
Арина обиженно засопела: удар попал в цель. Прокол гайморовых пазух ей всё-таки сделали, умолчав о последствиях. И теперь многострадальный нос подтекал, как водопроводный кран. Про кран ей сказала Эльмира Олеговна, хореограф. И повторила, в ненормативном варианте, дедушкины слова про трактористов, а Арину с того дня звала крановщицей: «А вот и крановщица наша явилась... Ногу держать, не опускать, носом не шмыгать. Держать, я сказала! Ты русский язык понимаешь? Или мне с тобой на английском разговаривать? А где твоя улыбка? Будешь с такой рожей танцевать, зрители разбегутся».
Эльмира изощрялась в «красноречии», рассыпая направо и налево площадный мат. Материла она всех своих учеников, не только Арину. Ну, такое у неё воспитание… А куда деваться? Арина молчала и терпела. И страшно обиделась на дедушку, который был прав.
— Ты бы хоть раз поинтересовалась, сколько мы платим за твои занятия. В школе на четвёрки скатилась, тройки замелькали. Это что такое? Не справляешься, так скажи, вместе будем заниматься. И бабушка поможет, если нужно.
Вера согласно кивала. А Арина изо всех сил старалась не показать своей обиды и растерянности: впервые в жизни её попрекнули деньгами. Может, и правда отказаться от хореографии… или от плавания. Но как она посмотрит в глаза инструктору? Что скажет Эльмире? Что денег не дали? Господи, подскажи, вразуми…
***
Из боязни расстроить опекунов и благодаря своим способностям Арина училась на пятёрки, но в одиннадцатом классе сил почти не осталось. Завышенная самооценка и непобедимая уверенность в успехе призывали к подвигам и свершениям, останавливать себя не получалось, и о том, что секция плавания и курсы английского — результат маниакально-эйфорической стадии биполярки, Арина понимала лишь когда наступала депрессия…
— Из бассейна приходишь совсем никакая, на тебе лица нет. Вышивание забросила, книжки читать перестала. Думаешь, мы с бабушкой слепые, не видим ничего… Гоняют вас там?
— Гоняют. Но я быстро восстанавливаюсь, — солгала Арина.
— Не похоже, что восстанавливаешься. С завтрашнего дня никакого плавания.
— Да-аа, а что я тренеру скажу-у-у-у? — выговорила Арина со слезами.
Вера Илларионовна не выдержала.
— Дедушка сходит к тренеру и скажет, что ты больше не придёшь. Так ли уж нужно плавание это? Летом на дачу уедем, с Никитой твоим тренироваться будешь. Его научишь и сама научишься.
От бабушкиных слов плакать расхотелось. Как она могла забыть, у неё же есть Никита! И учебник есть, там нарисовано каждое движение, рассказано, как надо дышать, как двигаться. Решено, баттерфляй она освоит сама. Вместе с Никитой. Арина улыбнулась.
— И хореографией заниматься не будешь. Мы столько денег в неё вбухали… — Иван Антонович тоже не умел останавливаться. — Вот школу окончишь, в институт поступишь, тогда занимайся чем хочешь.
— Нет! Я сейчас хочу! Я буду хорошо учиться, просто мне немножко нездоровилось, — врала Арина, испытывая жгучий стыд — за враньё и за то, что Вечесловы потратили столько денег, а теперь, получается зря… В голове сложился план: если она продолжит занятия и будет терпеть языкастую Эльмиру, то Вечесловы не смогут её упрекнуть в выброшенных на ветер деньгах… Она окончит институт, получит профессию, пойдёт работать и отдаст всё что на неё потратили, до копеечки.
Хореографию она отвоевала, как и английский. От изостудии и бассейна пришлось отказаться. С дедушкой они теперь сидели над учебниками до одиннадцати, пока формулы в Арининой голове не укладывались «в стопочку». Засыпала она мгновенно и спала без снов.
***
В январе в Осташкове решили провести городскую олимпиаду по математике. Арину вызвали в учительскую и поставили, что называется, перед фактом.
Директором школы уже два года был бывший учитель физкультуры, мастер спорта по академической гребле Павел Павлович Тумасов. Два года школа жила «в спортивном режиме»: забеги и заплывы, соревнования по спортивному ориентированию, пешие однодневные походы «по пересечённой местности», лодочная «кругосветка» по Селигеру для старшеклассников.
Арина в забегах не участвовала, не ходила в походы и уж тем более не интересовалась спортивным ориентированием. А от уроков физкультуры была освобождена из-за гайморита. Валентина Филипповна, с которой бывший физрук обсуждал кандидатуры участников олимпиады, рассказала о прекрасных математических способностях «неактивной девочки». Физрук встрепенулся — «Так что же вы молчали, голубушка?» — и «голубушка» была немедленно отправлена за Ариной.
Никто не ожидал, что она откажется. Но Арина отказалась:
— Валентина Филипповна будет против. Она думает, что за меня всё дедушка решает.
Валентиша покрылась красными пятнами. «Подышите поглубже, это помогает» — сказал ей физрук. И воззрился на Арину как на чудо.
Отвертеться от олимпиады не получилось. Физрук — то есть директор, но вся школа по-прежнему считала, что физрук — грозился встать на колени, если она откажется. Арина испугалась и согласилась. И привезла с олимпиады «золото».
Диплом победителя висел на школьном Стенде Почёта, Валентина Филипповна принимала поздравления. Костя Тумасов, сын бывшего физрука и нынешнего директора, тоже был «отобран» на олимпиаду, но решил только одну задачу из пяти, и диплома не привёз.
— Что ж ты Котьке моему не помогла? Где же ваша взаимовыручка и товарищеская помощь? — спросил директор.
Арина пожала плечами. «Взаимо» это когда помогают друг другу. Помочь Косте значило решить за него четыре задачи, со своими получится девять, а надо ещё проверить и переписать начисто.
Костя учился в параллельном классе. Арина его не знала и не собиралась решать за него его вариант. С чего бы?
— Я не успела, — сказала Арина директору. — Там пять задач надо было решить, и все трудные.
— Не успела так не успела… На нет и суда нет. Иди, принимай поздравления. А Котю моего подтяни, слышишь? Задание тебе как победителю.
С Костей Тумасовым они занимались после уроков. Занятия отнимали время, которого у Арины почти не было, но парень оказался неглупым, схватывал всё на лету, и они мечтали, как поедут на Всероссийскую олимпиаду школьников (ВсОШ) в Тверь и получат денежные гранты победителей.
О премии думалось с вожделением. Арина отдаст её Вечесловым. Вера Илларионовна мечтала поехать в Италию, а Иван Антонович на Байкал, но вместо этого каждый год они отдыхали на даче в Заселье. Победителю ВсОШ полагалось двести тысяч рублей, этого хватит на Италию и на Байкал.
На всероссийскую школьную олимпиаду её не отправили: в Тверь поехал Костя Тумасов. Вернулся он призёром, набрав 20 баллов (для получения статуса победителя требовалось набрать 43 балла, максимальное количество баллов 52).
Премии победителям и призёрам ВсОШ вручал губернатор Тверской области. Победители получили по двести тысяч рублей, подготовившие их учителя – по сто тысяч рублей. Призёрам полагалось по тридцать тысяч, такую же сумму получал педагог, его подготовивший.
— Арин, а тебя-то почему не послали?! Ты же по математике лучше всех… И с Костей занималась — кровь из носу… — недоумевали девчонки.
Кровь из носа у Арины шла часто, от переутомления и усталости. Вера Илларионовна прикладывала к носу пакетик со льдом, а Иван Антонович переживал и даже вызвал на дом детскую неотложку, поскольку кровь шла обильно и не желала останавливаться. Врач сказала, что усталость тут ни при чём, виноват гайморит, при котором воспаление ослабляет стенки сосудов и делает их ломкими. Вставила Арине в нос ватный тампон, смоченный в перекиси водорода, и ушла.
— Валентиша обрыдается: тридцать тысяч получила, половину физруку отдать придётся, за сыночка. А могла бы получить сто. Не на ту лошадь поставила, — сказала Арина девчонкам, удивляясь собственной смелости.
Переписала вывешенные в школьном вестибюле «олимпийские» задачи и дома решила все пять. Она вернулась бы с олимпиады победителем. Но её — первую в классе по математике — на олимпиаду не послали, а отправили Костю Тумасова, с которым Арина занималась как последняя дура, и мечтала о гранте как дура… А её не послали. Потому что Аринин дедушка военный пенсионер, а Костин папа директор школы, а место их школе дали только одно. «Я ничего не могла сделать» — сказала ей Валентиша.
И с этой несправедливостью придётся жить…
***
Депрессия наступила внезапно. Арина просыпалась среди ночи и не спала до утра, обвиняя себя во всех смертных грехах, а больше всего в том, что Вечесловым с ней тяжело, дедушка таблетки сердечные пьёт, а в детский дом её не отдают из жалости и из чувства порядочности.
У неё пропал аппетит, пища казалась безвкусной «как трава», а потом и вовсе не лезла в горло, от двух ложек супа к горлу подступала тошнота, Арина вскакивала с табуретки — «Ба, спасибо, я больше не хочу»— и убегала в ванную.
Анорексия испугала Веру Илларионовну настолько, что она отправилась к Маргарите в клинику, заплатила сколько та потребовала и получила на руки драгоценный рецепт. «Каликста» помогла: Арина перестала плакать по ночам, ела по-прежнему мало, но с аппетитом. Ещё она взялась вышивать сложный цветочный букет, для которого были куплены шебби-ленты разных цветов: «мелованный белый», «трофейное золото», «арбуз», «шампань», «лист мяты», «замороженный лайм», «розовый лосось», «тёмный голубой», «торжественная фуксия» и «акварель».
За шебби-ленты (винтажные «мятые» ленты, имеют однородное переплетение и мерцающий блеск) Вечеслов заплатил по 45 рублей за метр, но чего не сделаешь для своего ребёнка? Арина схватила подарок с вожделением жаждущего в пустыне и не поднимая глаз корпела над вышиванием, для которого сделала несколько эскизов.
Ремиссия, наступившая от купленных по контрабандному рецепту таблеток, — ремиссия была более чем странной. Эльмира Олеговна с её матерной хореографией была послана к чёртовой бабушке, причём в буквальном смысле, по телефону, с удовольствием проговаривая каждое слово. Преподавателю английского Арина просто сказала, что больше на занятия не придёт. И погрузилась в мир серого безразличия, в котором яркие цвета имели только вышитые картины.
К одноклассникам относилась с холодком, хотя после олимпиады (после двух олимпиад!) одиннадцатый «А» объявил Валентише бойкот и дружно встал на сторону Арины. Девчонки звонили и звали гулять, предлагали дружить, приглашали на дни рождения.
Арина вежливо отказывалась, не испытывая никаких эмоций. Не радовала даже ранняя весна. А одноклассников — радовала, и как-то так вышло, что в одиннадцатом «А» все друг в друга повлюблялись. Это было общее сумасшествие. Писали записки, сочиняли стихи, а Олег Неделин пел на школьном дворе под гитару:
«Семь королей тебя украсть хотели,
Семь королей полцарства дать могли.
Но одного они понять не смели:
Нет королей у любви.
Старый король не выдержал да крикнул,
Крикнул он так, что слышал весь дворец,
Что его дочь выйдет за любого,
С нищим пойдет под венец.
Ждать не пришлось, открылись вдруг ворота
Нищий в лохмотьях у дверей стоял,
И у отца пропала вся охота,
Сам пожалел, что сказал.
Где его дочь, теперь никто не знает,
Знают лишь то, что счастливы они,
Семь королей тебя украсть мечтали,
Но нет королей у любви»
Девчонки поглядывали на Неделина, и каждой думалось, что Олег поёт для неё одной.
Высокий цыгановатый Неделин нравился половине девчонок из их класса. А Арине нравился Никита, мальчик с соседней дачи.
— Арин, а тебе кто нравится? Чего молчишь? — приставали девчонки.
— Никто.
— А ты в какой институт будешь поступать?
— Ни в какой. Работать пойду.
— Тебя твои опекуны работать заставляют?
— Ничего они не заставляют.
— А чего тогда учиться не хочешь?
— Просто не хочу, и всё.
Она никому не расскажет о своей мечте: выучиться на врача-психиатра и придумать лекарство от проклятого биполярного расстройства, которое, говорят, неизлечимо. Она никому не расскажет.
А на выпускной бал придёт в вишнёвом платье. Все девчонки будут в белом, а она в вишнёвом, шёлковом, струящемся по телу… А волосы выкрасит оттеночным бальзамом «Дикая вишня».
Прим.: Песню неизвестного автора «Семь королей» поёт Альф Кэбр (Alf Kebr), страница ВКонтакте https://vk.com/audios-55524883
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/01/24/1096