1-я глава «Сборы» повести(16+) "От Невы до Арпы и обратно"
о путешествии молодой женщины от себя к себе (в стиле «дамских романов»).
* * * * *
В эту ночь мне уснуть, кажется, так и не удалось!..
Накануне тщательно вымыла пол во всей квартире, дотягиваясь до самых малодоступных уголков под шкафами и отодвигая диваны и кровати, ползая на четвереньках под столами и больно ударив палец босой ноги о ножку одного из стульев. Несколько раз меняла мыльную воду в ведре и, крепко отжимая, разорвала сношенную половую тряпку. Всё это – памятуя примету «Вымоют пол после твоего отъезда – не вернёшься в дом»! Мне думалось, что своим усердием я пресекла малейшее желание свекрови к такому поступку.
Приготовила обед на три дня: ароматный борщ со шкварками и чесноком, густой гуляш с томатом и корнем сельдерея, мисочку с рассыпчатым варёным рисом и кастрюльку с не менее рассыпчатой гречей, компот из ранних яблок, из-за которых вышла из бюджета, и салатницу ещё зеленоватых помидор со сметаной. Пусть домочадцы едят и вспоминают меня добрым словом! Ах, как хотелось мне этого по наивности и из чувства внушённой самой себе вины. Ещё бы! Лечу в Армению, где «усатые грузины ждут давным-давно»… Борис пел эту полупохабную песенку или насвистывал её незамысловатый мотив с того времени как узнал о моём отъезде. Мы ничего не обсуждали, по-прежнему почти не разговаривая, да и некогда мне было! Последнюю неделю я металась, собирая справки для себя и Алёшки, приводила дом в образцовый порядок, перестирала и перегладила всё что надо и не очень, при этом стараясь чётко совпадать с режимом сына... И вот вчера «расшаркалась» и благодарно расцеловала улыбчивую пахнущую детской мочой нянечку, а та вновь постращала, что будет «ах как сложно по осени попасть в ту же ясельную группу»…
Свекровь не знала о моём скоропалительном отъезде, она ещё в прошлое воскресенье уехала в Белоостров к подруге и должна была вернуться лишь завтра к вечеру. Свёкор от очередного запоя отдыхал в санатории для участников войны. А муж… Как и раньше – приходил, уходил, возвращаясь под утро, ел-спал и опять уходил, демонстративно делая вид, что не замечает ни меня, ни сына, но, передвигаясь по квартире, насвистывал, мурлыкал себе под нос или пел в голос: «Там бананы, апельсины, терпкое вино, там усатые грузины…». Причём тут грузины? В Армении – армяне! Я еду не отдыхать, и бананы растут в Африке…
И вот теперь, в белёсом полумраке, мне показалось, что я лишь на минуту закрыла глаза и вытянула гудящие от усталости ноги – как хлопнула в прихожей входная дверь, прошлёпали тапки мимо моей комнаты… А вот и на кухне хлопнула дверца холодильника… Я повернулась на бок, словно младенец в утробе матери поджала ноги и скрестила руки на груди, непрошенные слезинки поползли по щеке и переносице… Не утирая их, я старалась не всхлипывать, чтобы не нарушить спокойный сон сына, который раскинув ручонки сопел в кроватке напротив, не подозревая – какое дальнее путешествие предстоит ему…
Наверное я вновь задремала и очнулась от нового хлопка входной двери!.. Голоса… Это вернувшаяся раньше времени свекровь и муж переговариваются на кухне, переходя с полушёпота на сдавленный крик. Я приподнялась над мокрой подушкой и прислушалась... Они спорили, и нелицеприятное «она» вновь резануло мне сердце!..
Но вот злые голоса за стеной стихли – сытые «родственники» разошлись по своим комнатам, а за распахнутым во двор окном теперь заспорили проснувшиеся воробьи, примиряюще их заворковали голуби... Полумрак белой ночи стал светлеть, а нежный аромат персидской сирени под окном гаснуть. Я взглянула на будильник и, протянув к нему руку, выключила вот-вот готовый запищать сигнал к пробуждению. Мне выспаться не удалось, пусть хотя бы Алёшка поспит подольше. Я тяжело поднялась – пора умываться и складывать вещи в дорогу…
* * * * *
– Ты никуда не поедешь, – голос мужа сдержанно-осторожен, чтобы не разбудить сына.
Я удивлённо взглянула на Бориса, несколько минут молча сидящего на моём диване. В уличных брюках – на белой простыне, рядом с пухлой, словно снежный ком, горкой одеяла в цветастом пододеяльнике. Уже привычно меня передёрнуло, и, чтобы скрыть брезгливую гримаску, я вновь повернулась к чемодану. Смена белья и пижама, пара лёгких платьев и тёплая кофта, белоснежная футболка и чёрные тренировочные штаны, весёленький фартук…
– Ты никуда не поедешь!.. – в только что бесцветном голосе прозвучала угроза.
– Мы всё обговорили… Так будет лучше.
Стопочку детских рубашонок переложила в чемодан и взялась за стопочку выглаженных маленьких колготок…
– Мать против, – прозвучала стандартная фраза.
– А я «за»!.. – мне вдруг стало легко и весело, словно скинула гранитный блок со своих плеч, и, повернувшись, я невольно улыбнулась.
И в то же мгновение широкоплечая фигура с дивана метнулась ко мне! Я инстинктивно отшатнулась, уронив детские колготки! Но удара не последовало, лишь… Мой чемодан вылетел в распахнутое окно!.. Я остолбенела. А Борис резко вышел, и вновь за стеной забубнили два голоса... Алёшка, к счастью, не проснулся, и я выбежала из квартиры!..
Теряя на ходу тапочки «ни шагу назад», обогнув флигель через два двора и арку, я добежала до сиреней под своим окном... Мои и Алёшкины вещи висели среди лиловых гроздьев, словно пёстрые диковинные цветы, и, чтобы скинуть их на влажную землю, мне пришлось трясти ветки... Слёзы не злости, а обиды застлали глаза, и я не сразу увидела отлетевший в сторону чемодан, а наклонившись к нему, разрыдалась уже в голос – одна из петель была оторвана и крышка отвалилась...
Собирая испачканные вещи и складывая их в безвозвратно испорченный, подаренный ещё родителями чемодан, я уже не сдерживаясь ревела белугой и не сразу заметила Бориса.
– Я же сказал, что никуда не поедешь! – в голосе звучало превосходство сильного.
– А как же работа… – я постаралась придушить рыдания.
– Найдёшь другую.
Борис надломил одну из ветвей и, сняв с неё мой лифчик, сунул его себе за пазуху. Закрыл наконец-то собранный мною чемодан и поднял его… Вещи вновь рассыпались!..
– У меня осталось только д-десять рублей, мне нечем будет ко-ормить А-алёшку, – я уже не ревела, а лишь заикалась.
– Вернёшь в ясли!..
Поставив ногу в опустевший чемодан, Борис рванул его крышку! И вторая петля оторвалась… Отбросив крышку в сторону, муж стал сгребать мои и детские вещи вместе с землёй и травой, а я смотрела на это словно через стекло, чувствуя как силы уходят из меня по капле…
– У меня нет па-аспорта.
– Потеряла? А как собиралась лететь?.. – Борис выпрямился с набитым грязным тряпьём чемоданным «корытом» в руках.
– Па-аспорт отдала, чтоб купили билет, – заикаться перестала, но слова были так тихи, что я сама их еле разобрала.
– Ну и дура! Без паспорта тебя ни на какую работу не возьмут…– муж презрительно плюнул сквозь зубы и пошёл с «корытом» под мышкой в сторону арки.
А я подтащила оторванную чемоданную крышку под измятый куст, села на неё, обхватив колени руками и, уткнувшись лицом в халат, вновь разрыдалась, содрогаясь всем телом, глотая слёзы и сопли, не утираясь и не боясь быть увиденной или услышанной кем-то. Да и кому видеть ревущую в кустах девчонку, в глухом закутке одного из задних дворов едва просыпающегося города...
Но вот где-то над головой хлопнула форточка!.. Приглушённо зазвенел чей-то будильник, за ним – другой и третий! Зашаркала под аркой метла дворника. Пробежала мимо трёхлапая кошка, подкидывая тощий зад и тараща на меня испуганные глаза… Я отёрла полой халата лицо, по-детски всхлипывая надела вновь свалившийся тапок, смахнув с его пуховки травинку, и поднялась, зацепившись волосами за ветку сирени. Высвободилась не сразу и выбралась из-под куста, таща за собой чемоданную крышку и отклеивая от обнажённой руки влажные звёздочки облетевших цветов. Прислушалась. Всё настойчивее звенели разноголосые будильники, и стали распахиваться в прохладное утро окна… Множество голосов ожило надо мной: кто-то уже напевал и кто-то смеялся, но кто-то ещё громко зевал и сонно кашлял... Алёшкиного голоска слышно не было – зайка спит! Лишь теперь я почувствовала как замёрзла и двинулась в сторону дома. Ноги заплетались, чемоданная крышка в моих руках норовила упасть, и я подхватывала её с острым желанием бросить и самой лечь прямо на пыльный асфальт…
Но вот и дверь квартиры – дёргаю за ручку, закрыто!.. Вновь дёргаю, столь же безрезультатно… Звоню, но никто не открывает. А я стою, обняв чемоданную крышку, и, дрожа от холода, прислушиваюсь…
– Что-то случилось?.. – знакомый голос соседки с верхнего этажа.
Пожилая дама в чалме из шёлкового шарфика смотрит на меня с любопытством, а я не знаю, что ей и ответить.
– Не слышат?.. Надо постучать! – и тётка, вдруг развернувшись, заколотила в дверь каблуком.
– Тише! Ребёнка разбудите… – я задохнулась.
Соседка пожала плечами, накинула ремень сумочки на плечо и застучала каблуками вниз по лестнице… А я вновь потянулась к звонку, но здесь дверь распахнулась!..
– Вот тебе! – Борис протягивал трёхрублёвую купюру, – Поезжай, забери паспорт!
Я сделала было шаг вперёд, но сильной рукой была отброшена назад!..
– Одна нога туда, другая обратно! – сдвинутые брови, губы сжаты в злобную складку, – Алёшку мать отведёт в ясли, возьмут, никуда не денутся!
– Дай хотя бы переодеться! – я безвольно выпустила из рук крышку, и она шлёп-шлёп-шлёп-шлёп… покатилась вниз по ступеням. Шмяк! Ударилась о стену на нижней площадке.
– И так сгодится! Быстрее вернёшься, – дверь захлопнулась, и за нею раздался издевательский смех.
А я стояла в гулкой пахнущей кошками парадной и тупо, с зелёной купюрой в руках, разглядывала ранее невиданные мною трещинки на двери, будто читая письмена на камне: «Пойдёшь направо, пойдёшь налево или прямо…».
Мысли были вязкими, словно со слезами вытек и мозг. Подташнивало, вероятно от голода, – ела лишь вчера в обед. В тапочках на босу ногу и в ситцевом халате без рукавов меня колотила дрожь, и захотелось нырнуть в тепло: в горячую ванну или хотя бы на солнце…
Скользя на стёртых ступенях и инстинктивно цепляясь за перила, я словно слепая выбралась из полутёмной парадной. В гулком колодце заднего двора было промозгло – меня трясло, аж лязгали зубы!.. Опираясь рукой о стену под аркой, вышла в первый двор, наполовину уже залитый солнцем, но сквозняк из-под арки погнал дальше – на улицу… Лишь здесь, на свежести с Невы, прислонясь спиной к уже тёплой стене, я наконец-то собралась с мыслями!..
Алёшка вот-вот проснётся, если ещё не разбужен звонками и стуком в дверь. Его и впрямь можно отвести в ясли – примут; вчера так трогательно прощалась с нянечкой, а сегодня – «Здасьте!». Стыдно! Паспорт надо забрать – иначе на работу будет не устроиться до осени, тогда пропадёт «непрерывный стаж», что негативно отразится на каждом «больничном», а это с маленьким ребёнком недопустимо! Деньги… «Подъёмные» вернуть не смогу, но и уехать – никак!.. Собранные вещи теперь грязные, да и сложить их не во что… Опять всё получилось «не так»!.. От невыносимого стыда и бессилия болезненно скрючились пальцы на ногах. Губы вновь задрожали…
А вокруг – уже ожил разбуженный летним солнцем город: взад-вперёд шмыгали фыркающие машины, плавно покачиваясь скользили усатые троллейбусы, ещё сонные пешеходы торопились по своим неотложным делам… И никто не обращал внимания на зарёванную всклокоченную девушку, почему-то в халате и тапочках понуро плетущуюся в сторону метро мимо слепящих утренним солнцем витрин.
* * * * *
Продолжение повести – 2-я глава "Взлёт и посадка" – http://proza.ru/2021/01/21/1340