Обычно есть только один человек, которому на самом деле, неподдельно интересна твоя жизнь. Или ни одного.
Но тот, кому интересна – совсем не тот человек, с которым ты живешь.
*
Нет снов, в которых не было бы странностей. Можно сказать, что сон – это временное безумие, ограниченное рамками реальности. Заснул – вступил в зону безумия, проснулся – вышел из нее. Не зря, проснувшись после особенно замысловатого сна, мы испытываем облегчение, и говорим: хорошо, что это был всего лишь сон!
Но тогда на безумие можно смотреть как на сон, вырвавшийся из рамок. Проникнувший в жизнь, слившийся с нею. Однако, безумец этого не замечает, как человек во сне не замечает нелепости своего сна. Но вот он проснулся, и подивился тому, как причудлив был сон. А бедный безумец никак не может проснуться. Разве что ему помогут какими-то таблетками. Вряд ли у него получится совсем проснуться, но он сможет пребывать хотя бы в полусне:).
Интересно, что сам вид безумца – это вид человека, который живет как бы во сне.
Поскольку видят сны все люди, можно сказать, что у любого мозга есть способность обезуметь, спутать карты. У преобладающего большинства, до этого, к счастью, дело не доходит, и умение их мозга впасть в безумие остается латентным. Тогда шизость – всех степеней – от мельчайшей до крупной – есть снотворное состояние мозга в каких-то его частях – соответственно – от мельчайших до крупных.
Ни один человек не может дистанцироваться от шизости в себе, ибо способностью видеть сны мозг каждого доказывает свою потенциальную способность выйти за рамки сна, перенести его в жизнь – частично, малозаметно, что списывается обычно на особенности характера, или очень ярко и выпукло - клинически.
Некоторая "сонливость", иными словами, шизость, проникшая из рамок сна в жизнь - вполне переносима, и, мало того, плодотворна. Вспомним, какие сны нам снятся. Настоящие фильмы, или удивительные истории. Во всех есть безуминка, да, но в изобретениях ума, подернутого паутиной шизости – тоже всегда есть шизюминка. Она-то нас и привлекает!
В скобках следует добавить, что главная странность, способствующая шизости, есть сон окончательный – навсегда. Сон, которого не избежать никому. На фоне это странности бледнеют все остальные. Ибо ничего более странного за всю жизнь с человеком произойти не может.
*
О чем бы ты ни подумал – будь уверен – об этом уже подумали до тебя.
*
В юности ценится причудливая работа мозга. Притягивают к себе какие-то странные учения, яркие завиральные тексты, необычные люди со страстными проповедями, шокирующими взглядами…
Со временем, сначала втайне, потом все более отдавая себе отчет, любитель необычного, отчаявшись победить его в себе самом, сознательно хочет хотя бы поселить возле себя человека с трезвым рассудком. Не склонного ни какой мистике, изъясняющегося простыми, ясными словами, понятного во всех поступках. Деятельного, умелого, не теряющегося перед трудностями. Такого, который быстро найдет перекись и стрептоцид, когда надо обработать рану, и весело, с приговорками, микшируя чужую боль, перевяжет ее по всем правилам. При температуре – разотрет спиртом, даст питье - какое нужно в тот момент. Споет смешную песенку.. Закажет билеты на самолет, протрет пыль, накроет стол, когда пришли гости… Простейшие умения, простейшее устройство мозгов. Этому нигде не учат. Все сами, сами. Зато и ценность такого человека рядом велика.
Не в золотой медали, оказывается, дело, не в знании языков, не в умении исполнять наизусть вальсы Шопена, не в способностях к изобретению острых словечек или созданию лихо закрученных текстов…
Нет, ты, пожалуйста, убаюкай меня так, чтобы я заснул с уверенностью в своем выздоровлении, а так же в том, что красив, умен, любим, и вообще не умру никогда.
Но где же взять, где взять такое сокровище? Нигде. На фабриках не выпускают, за деньги не купишь. Но некоторым все же везет!..
*
Интересный момент. Когда человек уходит из жизни, менее всего горе терзает тех, кто был с ним во время последней болезни, и особенно - длительной. Например, М. Б. именно так описывает уход своего отца. Он был выдающимся человеком, ректором Петербургского ун-та, ученым-ботаником. Но в не слишком еще крайнем возрасте заболел, впал в детство, и это продолжалось года четыре, долго. Семья так намучилась с ним, что Б. откровенно пишет о том, что никто не испытал горя, когда все закончилось. Только чувство облегчения.
Да, это так. Катастрофой уход человека будет для того, кто не прошел с ним последние дни-месяцы-годы день в день, кто вообще ничего не знал, и числил этого человека живым, таким же живым, каким он его когда-то видел. И с этим виртуальным образом он до предела сжился, свыкся, он стал неотделимым от него самого. Вот такого человека известие об уходе поразит в самое сердце. Вот кто лишиться в тот момент самого себя.
*
Электронные часы днем – прибор деловой, конструктивный. Скоро 12, говорят они, поворачивайся. Или – уже четыре, а ты все еще не собран.
А вот ночные электронные часы склонны к бреду. На них между циферками обозначено двоеточие. А двоеточие – это разъяснение. Типа, у бабушки в саду растет- двоеточие - смородина, малина, клубника...
Иными словами, ночные электронные часы в 3:12 уверяют: три – это двенадцать, в 4:23 – четыре – это двадцать три.
Как ни взглянешь на них ночью, они несут околесицу: два – это сорок пять, час - это шестнадцать.
Хорошо, что ночью на часы смотришь не так уж часто. Но иногда и часто. И всегда они обманывают. Два – это пятнадцать. И, через минуту: нет, два – это шестнадцать. Еще через минуту – два – это семнадцать. Да вы уже как-то определитесь, часы!
Иногда часы играют с тобой в веселую игру. Пять – это пятьдесят пять. Три – это тридцать три. Два – это двадцать два.
Ага, а вот шесть – это шестьдесят шесть – сказать не сможете! Нет у вас такого умения! И семь – это семьдесят семь – тоже. Вашему безумию есть предел, часики! А нашему, человеческому - нет:).
*
Не так важно, что ты испытал, важно, как сумеешь это описать.
*
Вахта. Иными словами, с помощью солнца рабочее время, оно же светлое, дневное, равномерно распределяется по поверхности земли. Чтобы не было перегрузки, очевидно. Представим, что земля по отношению к солнцу все время была бы повернута одним боком, как, к примеру, луна по отношению у земле.
Тогда на одной половине земли кипела бы жизнь, а на другой – едва булькала. Перегруз. А так земля и солнце находятся в движении относительно друг друга, и поднимают на вахту все новые пространства жилого шарика. Очень красиво это выглядело бы в мультипликации. Солнце движется, и навстречу ему постепенно встают люди. А та часть, что уходит в тень – постепенно ложится и засыпает. И так по кругу. Балет!:)
С наложенной соответствующей музыкой это было бы величественное зрелище.
Тока не надо про антропный принцип. Уж так оно вышло, да и все:).
*
Один из самых болезненных моментов жизни, о котором узнаешь не сразу, а постепенно – вероятно, потому, что он жмет не одинаково в разное время – это разделение людей. По каким угодно принципам – религиозным, национальным, политическим, по Толстому и Достоевскому, по чаю и кофе, по груше и яблоку, по Пушкину и Лермонтову, по оппам и консам… Как узнал, что такой-то пьет кофе, а не чай, да еще и Достоевского предпочитает Толстому, и совсем уже кошмар – неверующий – все, отсекает. И таким он плохим становится, таким гадким, таким неприемлемым...
Вот это самое непереносимое в жизни и есть.
*
Часто цитируют О.М.:
"И вчерашнее солнце на черных носилках несут".
Сильный образ. Остается в памяти как "черное солнце", хотя черные - носилки.
Но в другом месте у того же О.М. читаем: "У ворот Ерусалима солнце черное взошло". Тревожили его, как видно, эти превращения золотого, желтого - в черное, и наоборот. Этот оксюморон считается присущим именно О.М.
И вдруг - у князя Шаховского, за целый век до О.М., в то время, когда оксюмороны совсем не были приняты, читаем:
"Во светлой мрачности блистающих ночей явился темный свет из солнечных лучей".
Светлая мрачность! Темный свет солнечных лучей! Как-будто Шаховской раз, и скакнул на сто лет вперед - к декадентам и акмеистам:).