1. Лайма. Так счастье хочется!

Галина Фан Бонн-Дригайло
 

                Литовка Лайма, слегка похожая на известную певицу вечнозелёных средних лет Лайму Вайкуле, которую мне представила подружка, понравилась сразу; причём, окончательно и бесповоротно! Во-первых, – мягкая, уважительная, женственная, во-вторых, – ухоженная и со вкусом одетая, а в-третьих, – говорит по-русски с невинным литовским диалектом, который мне ох, как хочется перенести на бумагу, пополнив "интернациональную свою копилочку". Не в силах удержаться, делаю ей комплимент:
— Какое красивое платье! Завидно даже!
— Взяла у доченьки. Пофорсирую у вас в Германии. Люблю жуткие, яркие цвета.
— Тебе идёт. Мне тоже они нравятся, особенно, все оттенки красного. Хочешь, проведём вместе эту субботу в Дюссельдорфе, покажу тебе всё самое-самое...?
— С удовольствием! Пока доченька ещё не наискала мне работу.
— По уходу за престарелым, больным, как у неё?
— Конечно, у меня тоже медицинское образование.Только мне надо с проживанием.
— Надолго в Дойчланд приехала?
— Минимум полгода, без весны домой не уеду. 

                Весь следующий день мы вместе с Лаймой. Сначала – в фешенебельном аэропорту катаемся на подвесном трамвае по монолитке, потом – на Королевской аллее моды глазеем по витринам брендовых магазинов, подтверждающих "породистость" их шмоток, далее –  в Старом городе /Альтштадт/ прогуливаемся по заплутавшимся улочкам, держа путь к набережной, затем делаем круг по Рейну туристическим корабликом. А на обратном пути присаживаемся за столик подкрепиться у итальянцев на свежем воздухе. Заказываем вегатарианские пиццы, но разных сортов. Угощаем друг дружку половинками. Вкуснятина с голодухи! Лайма довольна: "Уморила червяка в желудке. Во рту, вообще, ничего не держу целый день."

                Как вдруг, откуда ни возьмись старый знакомый – немец чистых кровей Ганс шагает по узкой улочке, машет рукой:
— Красивый привет – красивым женщинам!
— О, Ганс, приземляйся! Сколько лет, сколько зим... Если бы не напомнил о себе по телефону в прошлом году, вообще, забыла бы, что есть на свете мужчина по имени Ганс...
Сразу глаза таращит на Лайму:
— Украйнэ, из стран UdSSR?
— Угадал. Из Прибалтики. Но не говорит пока полноценно по-немецки.
— Прибалтика это тоже славяне. Тоже все женщины красивые.
— На чужой каравай рот не разевай, –  перевожу ему русскую поговорку.

                Лайма радуется комплименту, благодарит милой улыбкой, нежно кладёт головку на его плечо для селфи:
— Как хочу замужем за немца! Шутка.
— Лаймочка, в данном случае старания любой красотки напрасны. Он отмороженный.
— Замороженный?
— Нет. Не замороженный, не снегом обмороженный. Он – тупарь, притом, козёл-жмотяра.  Хочешь, сразу поставлю ему вопрос ребром? Гааанс, когда собираешься жениться?
— Женюсь, когда выпадет чёрный снег.
— Эту шутку в который раз от него слышу.
— Неужели нельзя покорять его сердце? Он обеспеченный? Может, уборщицей меня к себе возьмёт? Я аккуратно всё делаю.
— Вряд ли. Домищще у него в частном лесу с бассейном на крыше. В гараже, заросшем тополями, 40 лет белый "Мерс-кабриолет" стоит новенький, теперь – антикварный. Родственников нет; всё потом – собачьему приюту.
— У него есть собачка?
— Ты что? Её же кормить надо... Он дальше Дюссельдорфа нигде не был. Даже в столице своей Родины Берлине. Боится, что обокрадут дом в его отсутствие.

                Гансу перевожу абсолютно другой текст. Он заказывает три стакана пива, угощает, стало быть. Молчит, как пень. Лишь сообщает, что направляется в своё кнайпэ на Болкэштразэ, 9. Выпьет там 11 стаканов "Veltins", а в заключение закажет свиную ножку-гриль с булочкой за 5.50. Перевожу Лайме. Она восхищается моими и русским, и немецким:
— Тебе хорошо, ты знаешь неплохо языка, а я нет. Даже по-русском не научилась, как надо.
— А я по-литовски – ни бум-бум.
— Я Литву нашу очень люблю! Но как жить без работы? Хочется вкусненькое купить и красивенькую блузку, как василёк цветом, например. Под цвет глаза.
— Одного? Надо сказать под цвет глаз, и бъют тоже под глаз.
— Ха-ха-ха! Всё равно не разберусь по-русскому. Глаз мылился. Глаз ложил.
— Очень мило! Я тебя хорошо понимаю. Продолжай.
— На меня перед отъездом глаз ложил один мужчина. Так счастье хочется! Чтобы не промежуточное явление, а ощущать, что это твоё, что теплота и любовь рядом. Чтобы сердце твоё задрожал... Хочешь, секретно расскажу тебе всю правду? Как я дома с ним познакомились танцами. Он моложе 12 лет. Говорит, не надо смотреть на паспорт. Надо, что в душе творится. Ты молода и красивая!
— Правду он тебе говорит.
— У меня вся музыка побежала душой. Босиком пришла домой. Трава, солнце, утро. Такое счастье!
— Вот и держи его за хвост своё счастье.
— Он душой ко мне относится. У него дел – под крыше... Но когда свободен, рыбочку поймает и нажарит. Кушай, милая. Доброта валит из него! Такой тёплый человек! Откровенный. Всё почувствовалось с ним. А тут карантин; надо тихо на улицу, штрафуют. Я тапочки мягкие надену и во двор с мусором бегу тихо-тихо к нему, чтоб соседи не застучали.
— В смысле, не застукали, не настучали ментам и не постучали в дверь?
— Да-да. Какой, всё-таки, трудный русский, какие смыслы лежат в одинаковые слова...
— И как зовут твою любовь?
— Антанас. Бесценный значит.
— А Лайма у всех прибалтов означает Богиня счастья?
— Да. Забыла сказать; мой парень бедный, без машины, но душой богатый.
— Про его душу я уже знаю. Звонит? Приедет?
— Где-то будет приезжать числа 17–18-го августа.

                Рассчитываемся с официантом, на приглашение Ганса в его любимое кнайпе Альтштадта на Болкэштразэ, 9 даём отказ. Мол, лучше пригласи домой на лесных белочек полюбоваться. Живёшь, считай по соседству, и, вообще, нам пора домой. Ганс уходит, а мы не спеша – мимо шмоточно-сумочно-обувных витрин Королевской аллеи моды, потом лестницей-чудесницей спускаемся в метро. Вокзал через две остановки. Какая удача: кёльнский поезд словно поджидает нас, притом, идёт более коротким и живописным путём – по берегу озера Бальденай. Устремляемся к среднему вагону и тут, как из-под земли, снова Ганс:
— Я решил вас догнать. Показался в кнайпе, чтобы не беспокоились; 47 лет каждую субботу к ним приезжаю.
— А как же 11 стаканов пива и свиная ножка с булочкой?
— Ради таких женщин нарушил свой план, приятно любоваться вами.
— Аллес костэт гэльд /всё стоит денег/, Ганс. Так принято у вас говорить? А у нас говорят: "Бесплатный сыр бывает только в мышеловке".
— Я, я /Да,да/...
— Учти, мы выходим на остановке "Бальденай". Зайдем к грекам в "Хюголосс" и будем оттуда любоваться видом озера с высоты.
— И я с вами. Закажу вам кухен /кусочки тортика/.
Перевожу Лайме. Она смеётся:
— Получается у тебя неплохо козлика чуток доить.
— Ну, раз уж, придётся терпеть его присутствие...

 
                Наша остановка. Сто пятьдесят метров вниз и мы в греческом ресторане. Моём любимом, бело-голубом, как их флаг, с античными мини-статуями по всем углам и даже в туалете. Чувствую себя здесь, как дома. Вон Йоргос и Ламбис уже приветствуют меня:
— Язас, ГалИни, ти канис!? /Привет, Галина, как дела/.
— Калиспера, поли кала, поли орэа! /Добрый день, очень хорошо, прекрасно/.
— Ты и по-греческом говоришь? – удивляется Лайма.
— Ага. Могу и пару песенок спеть и станцевать с ними сиртаки.
А наш кавалер нисколечко не удивлён:
— Хорошо вам, славянам, все языки понимаете...
— Греческий и литовский – славянские языки??? Ну, Ганс, ты тупооой, как американец.

                Вдруг, Лайме звонит дочь. Рада без памяти; нашла ей работу с проживанием у 86-летнего больного и кажется, подслеповатого. Гансу озвучиваю эту сногсшибательную новость на немецком. Он даже вскакивает с места от негодования: "Зачем, ему такая красавица, если он не видит...?" Вскоре доченька подъезжает за нами на машине из "Службы по уходу". Ганс просит у Лаймы телефончик, мол, я подумаю, возможно, возьму её к себе в дом на работу. А я – в полной уверенности, что звонка от него не последует.
 
Продолжение здесь: http://proza.ru/2021/02/02/1176
На фото акварель автора.