Надо сказать, Степин бизнес тем временем процветал. Большей частью мысли и финансы Степан направлял в сферу строительства. Он владел огромной пилорамой, цехами изготавливавшим пеноблок и керамогранит, широко торговал строй материалами.
У Степана Сергеевича давно была идея, увеличить свою долю в уставном капитале одного небольшого цементного завода. Казалось бы, зачем? С этих акций поступали бы кое какие дивиденды, да и только. И все-же Степан Сергеевич настойчиво искал и в итоге нашёл возможность приобрести акции у двух непутевых совладельцев предприятия. Потом, в один прекрасный день, после того, как городская администрация поменялась, а Степа сумел сойтись кое с кем из вновь испеченных, молодых и деятельных чиновников, на собрании акционеров цементного завода он взял слово. Дело было в старом актовом зале. По трём скрипучим ступенькам Степан Сергеевич поднялся на деревянный подиум, не спеша подошёл к фанерной трибуне. Он сообщил
- Господа, все вы, конечно знаете, что городская администрация затевает большую стройку. Все слышали об этом амбициозном проекте по реконструкции старого автовокзала. Напомню, в ближайшие два года запланирована полная реконструкция как самого здания, так и прилегающей территории. Детально с проектом все могут ознакомиться на сайте, а я скажу, что замысел действительно весьма и весьма масштабный.
Сделал паузу и поинтересоваться
- Не будут ли коллеги акционеры возражать, если вся продукция завода пойдёт сразу на эту стройку, без розничной торговли, дополнительной мороки с транспортом, без конкуренции по ценам потерь и мелкого воровства на каждом этапе?
Акционеры не вполне поверили в такое счастье, но проголосовали все как один "за".
Затем, после того, как дважды вся продукция завода успешно была продана по цене чуть выше прежней, Степан Сергеевич снова предложил акционерам собраться.
В условленный день Степан чуть ошибся в расчётах и приехал на цементный завод на полчаса раньше всех. Актовый зал был пуст. Степа подошёл к первому ряду и сел на стул возле прохода. Солнечный свет сквозь большие ни чем не занавешенные окна заливал помещение, согревал стены, ряды старых стульев и самого Степана Сергеевича, который вдруг почувствовал себя вполне уютно тут, в таинственном, тихом актовом зале. Он опять словно оказался в своём далёком прошлом, в тех годах, которые потом кажутся лучшими. Как не крути, а большая часть Степной жизни и в том числе молодость, прожита была в Советском Союзе. А тут, в этом помещении, как раз с тех пор ни чего так и не поменялось. Новые хозяева завода думали только о том, как извлечь прибыль из этого предприятия. Потратить деньги на ремонт, такая мысль ни в одну голову за долгие годы не пришла. Это место, этот зал был, как будто музеем прошедшего времени, а прошлое, каким бы оно на самом деле ни было, как известно, всегда находит для нас что-то манящее и желанное. Автор этих строк знал даже такого человека, который однажды, взял, да и поехал летом во время отпуска в отдаленный таежный посёлок, близь которого располагалась исправительно-трудовая колония, в молодые годы приютившая его на пару унылых и долгих лет.
Вот и Степан с удовольствием теперь разглядывал ряды стульев, дощатый, так много раз крашеный в коричневый, пол, с неописуемым наслаждением вдыхал ни как не выветривавшийся от сюда запах масляной краски, теплый и дурманящий...
Степин взгляд скользил то по синевато-серым стенам, то по грязной известке и на той стене, что напротив, за трибуной вдруг надолго остановился. Там, по середине краска почти не выцвела, а побелка не потемнела, и от того на грязной стене в самом центре сияло большое светлое пятно. Не только Степа, но и любой другой советский некогда человек сразу догадался бы, что на этом месте в актовом зале годами, десятилетиями висел большой портрет. Да, конечно же, портрет Ленина. Степан Сергеевич глядел и глядел на это пятно. Так долго и непрерывно, точно это было нечто невероятное, невозможное... А ведь и в самом деле, когда-то, во времена не столь ещё далекие, лишь сумасшедшему могла прийти мысль, что бесчисленные изображения: бюсты, статуэтки, портреты этого человека, этого вождя, однажды без лишних слов отнесут в металлолом или, сняв со стен, выбросят на свалку.
Степа смотрел так долго, что даже забылся, и неожиданно для себя самого вдруг спросил вслух
- Не получилось?..
Обращался он к самому Ильичу. Эта реплика была произнесена так, с такой интонацией, что прозвучал в ней и вопрос, и сразу ответ, и сочувствие, и даже лёгкий укор. Вот-вот должны были подойти остальные акционеры. Вопрос оставался без ответа. Что же собственно не получилось? Чего не удалось изменить? Жизнь?
Людей.
Не удалось изменить человека и наверно не удастся. Навсегда люди останутся безразличными а то и злорадными, своекорыстными и завистливыми. Как сейчас, так и всегда один человек будет заранее считать другого врагом. Источником опасности. Или дураком, то есть лёгкой наживой. Сколько не крутись Земля вокруг Солнца, а человек останется собой, беззаветно самовлюбленным эгоистом. Существом, которое имеет склонность потакать своим даже самым незначительным, едва заметным прихотям. Что уж говорить о его главных, доминирующих интересах. И хотя все понимают это, но ничего невозможно изменить.
Идеологи советской власти в свое время сделали правильный ход. Они, как будто бы отвергли очевидно несработавшую, абсолютную, божественную идею о бесконечной любви к ближнему, и терпеливом всепрощении. На самом же деле, наоборот, - поставили эту идею во главу угла пусть в сглаженном, адаптированном варианте, когда сказали, человек человеку друг, товарищ и брат! Ну, разве это не то же самое, что люби ближнего? И многим гражданам, жившим в ту эпоху, часто казалось - да, что-то изменяется в отношениях людей, что-то меняется в самом человеке. И скоро, в поколении детей, или, в крайнем случае, внуков поменяется уже навсегда. Исчезнет эта злость, эта склочность и недоброжелательность. Совсем другие, воспитанные, образованные, отзывчивые люди почувствуют, что они - товарищи.
Говорили ведь друг другу - Товарищ, значит, понимали, и даже пытались что-то поменять, но нет, дальше слов не пошло.
Впрочем, нужно было сделать, пожалуй, слишком много.
Степа обо всем этом, конечно же, не думал. Он просто сидел и с чувством лёгкой досады и сильной ностальгии глядел на этот крошечный светлый островок, оставшийся от великого человека, от прошедшей эпохи.
Тем временем стали подходить и другие акционеры. Скоро все были в сборе, и Степану Сергеевичу опять пришло время подняться на трибуну.
Степан обратился к аудитории строгим тоном
- Должен вам сказать, что недавно начавшийся сотрудничество завода с администрацией города может быть продолжено на новом уровне. Дело в том, что нашей продукции не хватает. С имеющимися мощностями мы не в состоянии полностью обеспечить строительство автовокзала, плюс всей инфраструктуры. Исходя из этого, в администрации было принято решение из городского бюджета инвестировать средства достаточные для реконструкции и приобретения оборудования, которое позволит удвоить объемы производства цемента. Это вопрос я и хочу поставить сегодня на голосование.
Так Степан Сергеевич сказал вслух, но все присутствующие услышали - Первые откаты прошли успешно и аппетит у чиновников разыгрался. Все поэтому внутренне одобрили Степины слова. Были даже лёгкие аплодисменты. Один из акционеров, спросил, правда
- А что же мы будем делать с этими удвоенными мощностями, когда новый автовокзал будет построен?
Степан уверенным и строгим взором посмотрел на задавшего этот вопрос, обвел грозными очами всю притихшую аудиторию и вдруг сказал
- Будут новые стройки, товарищи, не сомневаетесь, обязательно будут!
Несмотря на единогласие голосование, которое означало, что удалось ещё одну золотую жилу нащупать, и потекут теперь и отсюда, через этот заводишко городские деньги в карманы, Степан возвращаясь, сам не зная почему, чувствовал какой-то неприятный осадок. Желая отвлечься, стал смотреть в окно и поймал себя на мысли, что опять он очутился в СССР. Путь лежал через промзону. Плохой ухабистой дорогой ехали медленно. За окном Степанова мерседеса один за другим появлялись огромные цеха заводов за заборами из каменных плит, высокие вечно дымящие трубы. По виду тут тоже с советских времен ни чего не изменилось. Не хватало только закопченных лозунгов, прославляющих партию и трудовой люд. Да, нет, вот пожалуйста, на серой стене одного цеха красным кирпичом выложено - ' Слава труду!' 'Почему я раньше не замечал?' - подумал Степан. Он стал вглядываться и, вот ведь, странное дело, почувствовал, что не хочет возвращаться в центр, в свой офис и радуется тому, что машина едет медленно. И ещё почему-то, вдруг подумалось Степану- «Отец в своём цехе почти до самой смерти проработал токарем. Всю свою послевоенную жизнь.»
Ну а на заводе, вскоре после голосования на расчётный счёт действительно поступили внушительные средства. Потом и новое оборудование было приобретено, и акционеры и руководители завода, когда собирались принимать хоть сколько-то важное решение по текущим вопросам, всегда спрашивали друг друга - " А Степан Сергеевич не будет против?"
И в других отраслях дела шли более-менее благополучно. К примеру, работали три маленькие уютные гостиницы. Постояльцев направляли сюда нужные люди все из той-же администрации. Номера всегда почти были забронировать на неделю вперёд. Все кроме одного. В каждом отеле всегда держали свободным один номер на случай, если кому-то из чиновников покровителей вдруг захочется уединения.
Контролем и откатами, занимался Сергей Сергеевич. Он покруглел ещё больше.
При таком положении дел Степе оставалось лишь наблюдать, читать отчёты и думать, куда инвестировать эти свои прибывающие миллионы.
А куда их инвестировать? Степан Сергеевич был вполне здоров, чувствовал себя хорошо, но конечно же понимал, жизнь подходит к концу. Ещё лет десять, в лучшем случае пятнадцать. Потом Люба станет старушка а он и подавно. Степины дети от первого брака, две дочери, жили за границей. Одна была по образованию медик. Она недавно вышла в Италии замуж за врача стоматолога помогала ему по работе, потому в деньгах не нуждались. Другая жила одна в небольшой квартире в Праге, бездельничала, а когда становилось невмоготу скучно, водила на экскурсии русских туристов. Жила в основном на папины деньги, но тратила не много. Степан не баловал.
Поймать бы крота, да как его поймаешь...
Где он? Уехал в другой регион, или где-то совсем рядом? Какими он средствами располагает, с кем дружит, и что у него на уме? Готовит ли он свой ответный ход, страшный и подлый удар исподтишка? А может, все уже готово и беда случится вот-вот? Ни одного ответа не было. Вот, поймать бы его, в самом деле, и зверям лесным скормить. Тогда бы какая жизнь настала хорошая! Счастливая, мирная и добрая... Но расправиться с кротом по звериным законам ни как не получалось, да и по человеческим не выходило.