«ИЗ-ЗА ЛЕСА, ИЗ-ЗА ГОР…»
Жизненная пьеса
Действующие лица
Пороховщиков Александр Петрович – рабочий, 55 лет
Крохалев Сергей Викторович – бизнесмен, 48 лет
Крохалева Екатерина Станиславовна – его жена, 25 лет
Крохалев Игорь Александрович – сын Крохалева, 20 лет
Крохалева Светлана Александровна – дочь Крохалева, 16 лет
Хон Александр Иванович – помощник, 35 лет
Ходжаева Мириам Магомедовна – домработница, 45 лет
Грицюк Алексей Сергеевич – садовник, 62 года.
Георгадзе Каха Шалвович – партнер по бизнесу, 53 года.
Охранники Георгадзе
ПЕРВЫЙ АКТ
На сцене антураж внутреннего убранства большого дома. В нем несколько уровней соединенных между собой лестницами и переходами. Пространство максимально захламлено различными предметами быта. Столы, стулья, шкафы и кресла стоят в максимальном беспорядке. Повсюду разбросаны коробки и тюки. Слышаться звуки жизни дома – гремит посуда, работает телевизор, кто-то вдалеке переругивается. На сцене появляются двое мужчин – один в модном и дорогом деловом костюме, в руках мобильный телефон, второй в простой, обыденной одежде, в руках сумка.
КРОХАЛЕВ. Алле! Да! Да ладно тебе, Каха не очкуй… чё впервые, что ли… бумаги махнем, Сашка подпишет… ага…Да ну… слышь, чё они сделают? Да, зассат я думаю… в рамсы не полезут… Давай, еще подумаем (отключает телефон). Вот сука хитрая… (набирает номер) Алле! Да, милая… да… да блин, помню я! Слышь, счас мастера определю и приеду… какого мастера? Светке, блин комнату делать! Ну чё ты, слышь заводишься? Я же сказал скоро буду! Да!!! Давай… Вот бабы! А? Слышь, сколь ни корми – все в лес смотрят… особенно молодые. А? Петрович? Ты то чё? Борозду портишь? Ладно, ладно – шучу… слышь, в доме толпа у меня, сам понимаешь, дети, обслуга, то да сё, ты со мной и с Саней будешь дело иметь, а остальных посылай подальше… ага? Но не сильно, сам понимаешь…
ПЕТРОВИЧ. Хорошо Сергей Викторович.
КРОХАЛЕВ. (снова звонит по телефону, уходит) Алё! Сань, слышь, ты это… ты где блин? … давай сюда покажешь тут Петровичу, ну, материалы там, еще чё… давай, давай мне ехать надо! (уходит)
САНЯ. (стоит в паре метров, и то же говорит по телефону) Да Сергей Викторович, конечно иду, сейчас буду. (обращается к Петровичу) Здравствуйте! Меня Александр Иванович зовут, но если для своих, по-простому, то - Саня. Если что-то понадобится, меня позовете. Так… материал — вот здесь, вода в кране, переодеться тоже здесь… Сергей Викторович вам спецодежду приготовил, инструмент у вас есть, комнату где ночевать будете – Маша покажет. (Кричит в сторону) Маша! Машка! В общем Машка сейчас подойдет, вы работайте, а я пойду Сергею Викторовичу помогать… (сталкивается в дверях с Мириам) Э-э-э… а это Маша… ну я пошел.
МИРИАМ. (вслед Сане) Сто раз говорила – меня зовут Мириам! Ишак…
ПЕТРОВИЧ. Ас-саля;му алейки… Мириам.
МИРИАМ. Ва-алейкум ас-саля;м… Вы… мусульманин?
ПЕТРОВИЧ. Увы, нет, но я чту людей Писания… и мои знания арабского на этом кончаются… машаллах. Пойдем комнату посмотрим?
Мириам сторонится, пропуская Петровича, изумленно смотрит ему вслед, затем срывается с места, догоняет его, и они уходят. Через некоторое время заходит Петрович в оранжевой робе.
ПЕТРОВИЧ. Везде следы шафрана…Ну ладно сиди, не сиди – начинать надо!
Он начинает разбирать завал в центральной части. Все делает тщательно – если берет предмет, то старается починить его или хотя бы привести в более или менее приемлемое состояние. И так он поступает все время повествования.
САНЯ. (заглядывает в комнату) Александр Петрович! Эгей! Там шеф к ужину всех зовет, так что переодевайтесь и - в гостиную.
Гостиная – помост над центральной частью, такое же неухоженное пространство. Большой стол под белой скатертью, на столе две зажжённые свечи, вся семья сидит в сборе.
КРОХАЛЕВ. Давай, давай проходи – не смущайся. У нас, слышь, обычай такой – по пятницам, кто в доме есть - все ужинают вместе. Итак, друзья мои! Сегодня пятница и мы снова в сборе! Как всегда, слышь! Жалко только Игорька нет, ну да ладно завтра приедет.
Мы приветствуем нашего сегодняшнего гостя! Большой, слышь мастер - Александр Петрович! Он будет ремонтировать комнату Светы. Ну вот, слышь… со всеми познакомишься позднее, а пока… давайте уже ужинать! Но сначала – поблагодарим Бога за благословение свое! Господь всемогущий! Спасибо тебе за кров и пищу нашу, слышь! Аминь!
Все начинают есть, свет постепенно слабеет, как и голоса присутствующих. После паузы в ЗТМ – звук включенного радио, идет гимнастика. Свет набирает – Петрович вновь работает в центральной части. Появляется Света.
СВЕТА. Здравствуйте! Как это ловко у вас получается…
ПЕТРОВИЧ. Здравствуй, дитя. Так ежели ты с добром к делу, то и дело отвечает тебе сторицей…
СВЕТА. А у меня все не так… Чего не возьмусь, все из рук валится. Восемнадцать уже, а ни к чему стремленья нет… Папа говорит – несуразная… а мне просто все это не интересно… все их бизнесы, деньги, шмотки… а можно я вам помогу немножко? Я научусь… обязательно.
ПЕТРОВИЧ. (после паузы) А тебе мамка позволит?
СВЕТА. Кто? Мамка? А… Вы про Катьку что ли? Не – она не мать мне, так, мачеха. Жена отца… а мама умерла уже давно…
ПЕТРОВИЧ. А отец? Он как?
СВЕТА. Да папе все равно – он вечно занят, дела, работа, то да се… а Вы что делаете?
ПЕТРОВИЧ. Да вот – пытаюсь тут наладить все, видишь беспорядок какой… а порядок нужен, и в делах, и в доме, и … в голове. Иначе заведется всякие бяки…
СВЕТА. Ха, ха, два раза. Зря Вы со мной как с несмышленышем, папа говорит, что хоть мне и шестнадцать, а умна я не по годам. Так что давайте, или болтаем или работаем…
ПЕТРОВИЧ. (с сомнением) Ну давай егоза, попробуем, что ли? Будешь мне помогать… давай покажу. Вот, аккуратно бери и потихоньку придавливай, … до полного соединения, так сказать…
Света неумело берет предмет сильно придавливает, и он ломается. Света испуганно его отпускает, делает шаг назад, спотыкается и со всего маха садится на ягодицы. После паузы они начинают громко смеяться.
СВЕТА. Я же говорю – несуразная!
ПЕТРОВИЧ. Да уж, непросто это, но ничего – не сразу боги горшки обжигать научились… немного опыта и все получится. Так вот, с божьей помощью – и сделаем… Давай еще раз попробуем – так и так.
Они работают под бодрую музыку из старенького магнитофона, который Петрович достал из сумки. Наконец садятся отдохнуть.
СВЕТА. Спасибо Вам! Это был лучший день в моей жизни! Спасибо!
ПЕТРОВИЧ. Что ты, внучка! Тебе спасибо – вон как помогаешь, без тебя бы не справился… и руки у тебя работящие… суразные.
СВЕТА. Знаете, с тех пор как умерла мама, никто так тепло не относился ко мне. Все заняты своими делами – деньги, деньги… в школе то же самое, мир как будто свихнулся… вот скажите – в жизни только количество денег имеет значение?
ПЕТРОВИЧ. Знаешь, внучка… один умный человек сказал: - «Счастье и несчастье человека — не в собственности и не в золоте; счастье и несчастье — в его душе». А люди все свое душевное беспокойство пытаются заглушить каким-нибудь делом и мерилом этого дела выбрали деньги… деньги сами по себе ничего не значат, но людям, чтобы не потеряться в себе, нужна опора, и денежный эквивалент здесь самый простой, ведь это так просто - вместо того что бы заглядывать в душу, смотрят на его достаток. Правильно это или нет – Господу ведомо, ибо допускает он это, а мы, простые люди должны стремится к доброте - доброта — это наша обязанность. Будь строга к самой себе, снисходительна к другим, и ты не будешь иметь врагов… китайцы, умные люди…
СВЕТА. Вот и я говорю…
Раздается покашливание. Они оборачиваются. В дверях стоит Екатерина, брезгливо осматриваясь вокруг, вытирает испачканный палец.
ЕКАТЕРИНА. Мы ведь договаривались – не приставать к нашим гостям? Поди к себе и умойся – выглядишь просто ужасно… отцу я расскажу о твоем поведении. (Света демонстративно вытерев руки об одежду, выходит) Вы должны простит нашу дурочку – вечно пристает ко всем со своими жизненными вопросами… учится через пень колоду, расстраивает отца… И все время спорит и спорит. (Задумчиво) «… я научила женщин говорить… Но, Боже, как их замолчать заставить…». (Жестко) Вы уже обсудили с Сергеем Викторовичем дизайн? Я хочу, чтобы вся комната была белой… абсолютно белой… вплоть до пола… вы можете это сделать? И белая мебель…
ПЕТРОВИЧ. Кхм… Да, мы уже обсуждали с Сергеем Викторычем… зря Вы так с дево…
ЕКАТЕРИНА. Это не ваше дело! Выполнить свою работу, получить деньги вот и все, что от вас требуется, а в дела семьи – не смейте лезть! Извините… всего хорошего (уходит).
Петрович пожав плечами продолжает работать, затем отрывается от работы, смотрит в сторону на шум - появляется Грицюк. Он ведет садовую тачку, в которой торчит лопата. Он проходит мимо Петровича, презрительно сплюнув.
ПЕТРОВИЧ. Уважаемый! Вы не подскажете где здесь мне бы грунтовочки раздобыть, вот – кончилась…
ГРИЦЮК. И шо? Сашко тоби не дал? У его надо просить, а не у меня, я шо – убрать, подмести, а вин – управляющий.
ПЕТРОВИЧ. Погодите! А где его найти?
ГРИЦЮК. Известно где – в спортзале, там он практически и живет… физкультурник.
ПЕТРОВИЧ. А вы не подскажете где это?
ГРИЦЮК. От жизнь, а? Да шо вы все от меня требуете? Грицюк то, Грицюк это, а Грицюк покоя хочет! Грицюк наработался в своей ридней Краине во! По горло! И то же пришли такие же – Грицюк поможи! А Грицюк шо? Грицюк тилько землю пахать и може… на тракторе, и, а ведь ни трактора, ни земли не осталось – хто не скаче, то москаль. Вот и катись Грицюк - чемодан, вокзал, Россия! И тут всем что-то от Грицюка надо! А я беженец – пострадательный чиловек, миня жалеть треба!
ПЕТРОВИЧ. Да вы не сердитесь так сильно! Я тоже с Украины, а вы с каких краев будете?
ГРИЦЮК. Да шо все ко мне пристаете? Там он …
Он уходит. Петрович уходит за кулисы. Раздается ритмичный звук. На верхнем левом ярусе площадка, оборудованная под занятия спортом: спортивный инвентарь, подвешенная груша. Перед ней, по пояс, раздетый – Саня. К нему подкрадывается Екатерина, обхватывает его со спины.
ЕКАТЕРИНА. Саша, Сашенька… Люблю тебя… давай уедем! Давай бросим это все! А? Саш? Ну давай мой хороший… сладкий мой…
САНЯ. Катя! Ты ведь знаешь – я уважаю Сергея Викторовича, я не могу поступить с ним вот так… Это нечестно…
ЕКАТЕРИНА. Нечестно?!? А спать с его женой честно? Ты совсем долбанулся? Честно, нечестно… он использует тебя! Ты зачем подписываешь документы?!? Ты наивный дурак! Этот упырь подставит тебя и не подавится! Нужно хватать все и бежать пока не поздно! Сашенька, глупый мой человечек… нам не будет здесь счастья! Он уничтожит нас если узнает… Саша… сокровище мое…
САНЯ. (горячо, положив руки ей на плечи) Слушай, что было, то было, давай забудем это… я и так мучаюсь, глядя ему в глаза…
ЕКАТЕРИНА. Мучается он… и как ты думаешь мне это забыть? А? Красавчик? Нет, это не забывается – я очень памятливая, и если, вдруг ты забудешь… так я напомню…
САНЯ. (мучительно) Катя, Катя…
Неожиданно появляется Петрович.
ПЕТРОВИЧ. Александр Иванович… Саня… Мне бы шпатлевки…
ЕКАТЕРИНА. Опять он… Ты Саня помни что я тебе сказала…
Уходит. Они смотрят ей вслед.
ПЕТРОВИЧ. Темна вода в облацех…
САНЯ. Счас Петрович, сходим… ты подожди, я только сполоснусь…
Уходят. В центре сцены, с ведром появляется Петрович и опять, что-то напевая начинает работать. Входит Мириам.
МИРИАМ. Пойдем что ли, я тебя обедом накормлю…
Они уходят в правый верхний ярус. Там они перебирают мебель постепенно выставляя стол и стулья – это кухня, Петрович садится за стол, Мириам хлопочет, готовя еду и выставляя ее на стол.
МИРИАМ. Я ведь сюда девушкой приехала… девятнадцати еще не было, до этого жила в Киргизии, как заварушка началась в девяностых, папа нас с мамой сначала срочно к дяде в Алма-Ату отправил. Но я все равно насмотрелась этих ужасов, мы жили под Ошем, в колхозе Ленина, там все и началось в начале июля… мама моя киргизка, папа узбек, представляете? А там непримиримая вражда между киргизами и узбеками… и все друг друга знают - брата моего сначала киргизы били за то, что узбек, потом узбеки за то, что киргиз – так и убили ни за что. Нам с мамой повезло – в паузе между погромами, начальство собрало автобус с такими вот полукровками и отправило во Фрунзе, от греха подальше… а папа остался, он милиционер был… его в конце июля уже, в самый разгар войны вообще какие-то урки наркоманы зарезали. Так мы и мыкались с мамой по родственникам, потом уже и в Казахстане началось, и мы перебрались в Россию… здесь все у земляков строителей обитали – еду готовили, убирались… потом они уезжали на зиму, а мы с мамой вещи охраняли… потом мама заболела, у нас документов-то никаких не было, поэтому в больницу не принимали – мулла в мечети лекарства советовал, так и лечились… а потом мама умерла - так в одну ночь и сгорела. Строители вернулись – начали приставать, мама-то меня защищала, я и сбежала… долго бегала от земляков к землякам – меня ведь не признавали ни те, ни другие, полукровка ведь, хотя говорю и на киргизском, и на узбекском… потом один татарин приютил, да хранит его создатель, работу дал на рынке, документы справил, так и прожила с ним несколько лет… хороший был человек… наркотиками только торговал, поймали, посадили – я опять на улице оказалась, его родственники меня тоже не принимали. Болталась где попало, ютилась как то, прирабатывала… потом меня в миграционную службу забрали – с документами оказалось не в порядке, там я и познакомилась с Оксаной Николаевной, первой женой Сергея Викторовича – она как раз в миграции и работала, инспектором. Познакомились, я ей всю историю рассказала, она и предложила у них пока поработать, домохозяйкой. Сергей Викторович как раз хорошо зарабатывать стал, и они этот дом купили, ремонтировать начали… так я и осталась с ними, и живу уже почти двенадцать лет… Оксану Николаевну пять лет назад похоронили, болела сильно, мучилась - Всевышний, прибрал горемычную… Сергей Викторович очень страдал сначала, думали руки на себя наложит, но отошел – дети остались, кормить надо… потом эта мадам появилась – Катька, и теперь Сергей Викторович работает как проклятый – содержать всю эту толпу и дом… дом только этот странный – мне всегда кажется, что тут кроме нас кто-то еще есть, а иногда здесь происходят странные вещи… А вы правда Коран читали?
ПЕТРОВИЧ. С чего ты взяла?
МИРИАМ. Вы поздоровались правильно, да и ведете себя как правоверный…
ПЕТРОВИЧ. Коран я читал, Мириам… и Библию, и Талмуд… и еще кучу всяких умных книг. И скажу тебе правду – везде про одно и тоже - есть Бог и есть человек. И есть - Бог в человеке и человек в Боге… вот тут каждый выбирает то, что ему нужнее. Путь к Богу, для человека как правило начинается тогда, когда становится невыносимо трудно. Знаешь есть такая притча: человек умер, и его встречает Господь. Человек возмущается – Господи, я так мучился в жизни, почему Ты не помогал мне? Бог разворачивает его и говорит – смотри, видишь следы? Это я шел всю твою жизнь рядом с тобой. Человек говорит – но вот смотри, в некоторых местах только одни следы, значит Тебя рядом не было! Господь грустно улыбнулся – в это время я нес тебя на руках… Понимаешь Мириам? Бог говорит с нами на разных языках, но говорит он об одном – мы все дети божьи, и все любимы им… даже если иногда кажется иначе!
МИРИАМ. Тогда скажите, зачем люди молятся разным Богам? Пророк, салляллаху аляйхи ва саллям, говорил: «Поистине Аллах не прощает многобожие, но прощает другие грехи кому пожелает»! Аллах дал нам знание – Бог един! И говорить иначе – грех!
ПЕТРОВИЧ. М-да, Мириам… я ведь и говорю - все и верят в одного Бога, только славят его по-разному. Твой путь правильный, только понять надо - сколько на свете людей, столько и понятий какой он Бог!
МИРИАМ. Так все войны из-за этого! Вместо того чтобы определиться об одной религии, люди дерутся из-за этого, убивают! Нам в мечети имам говорит – правоверный должен стремиться к тому, чтобы все люди объединялись под знаменем единой веры! Священный джихад!
ПЕТРОВИЧ. Люди дерутся из миллиона других причин, Мириам! А самая страшная резня, как правило покрывается разговорами о религии… хотя если копнуть, причины оказываются совсем не религиозные! Джихад, Мирам, это усилие над собой, старание, усердие, с которым правоверный работает прежде всего над собой! Ради веры! А не для насаждения веры силой, как думают многие! Пророк Мухаммад говорил – «Не повинуйся неверующим и упорно борись с ними Великим джихадом». Кораном, говорил Пророк, знанием, а не мечом! Он говорил о покорении прежде всего сердец, а не о насилии. Истинно верующие никогда никому не желают зла! Ты должна знать - ислам не признает никаких войн, и в нем нет места никаким войнам, за исключением оборонительных! В Исламе война служит лишь для таких возвышенных целей, как восстановление справедливости, правосудия, как средство приобщения людей к истинной религии и для уничтожения насилия… а джихад, Мириам это всего лишь еще один путь… путь познания.
МИРИАМ. Вы говорите, как муфассир…А вы? В кого Вы верите?
ПЕТРОВИЧ. Я, Мириам считаю, что у Бога нет имени, и как его не называй – если Его нет в сердце, это остается только звуком, пустым звуком… Но я не хочу говорить об этом - любовь и служение Богу может быть только личным, любая публичность убивает Веру, превращая ее в представление, при этом слабый голос сердца теряется в общем крике! В моем сердце Он есть, и зовут его просто – Бог, а уж перевести на земные языки можно по-разному: Аллах, Яхве или Кришна…
В этот момент в кухню заходит Грицюк, топая проходит по кухне и садится за стол напротив Петровича.
ГРИЦЮК. Шо разорались? Косточки хозяевам перетираете? Машка, есть шо нить перекусить? Сало е?
МИРИАМ. (Шепчет сквозь зубы) Пришел, козел вонючий, сын иблиса…
ГРИЦЮК. А ты, мужик сало ешь? Или тоже из этих… обрезанных?
ПЕТРОВИЧ. Свинину я ем, но при этом стараюсь не дразнить людей, для которых это важно…
ГРИЦЮК. Ты про эту что ли? Да едят они свинью – как прижмет, так и едят! Аллах, говорит, высоко – не видит… и трескают сало, аж за ушами трещит. Насмотрелся я на них в армии… базаров много, а как к делу подходит – так в кусты, толпой только сильны, друг друга нажулькают – смелые, орлы горные… а парочке по кумполу настучишь – сразу тихие становятся. И эта тоже – шипит все время за спиной, змея… (кричит Мириам) Ты пожрать дашь чего-нибудь? (Петровичу) Не нравишься ты мне, мужик… Мастер говорят… ломастер… ходишь тут везде, высматриваешь. Молчишь все время… Светку-бедолажку зачем работать заставил? Машке вот мозг трахаешь, про бога трешь? Зачем, а?
Петрович встает и молча выходит.
ГРИЦЮК. Я и говорю – мутный тип… м-а-а-стер… ладно нажрался я уже, давай – работы много еще, пошли поможешь мне… ковры вынести надо.
Уходят. Вдалеке – голос Сани.
САНЯ. Грицюк! Ты опять жрешь??? Выходи, шеф звонил – с гостем едет, убери со двора лишнее! Петрович! Не высовывайся – сиди у себя. Машка чё с обедом???
На сцене появляются Георгадзе и Крохалев. Останавливаются, продолжают разговор.
ГЕОРГАДЗЕ. Я тебе, Серега, в последний раз говорю – долги отдавать надо, мамой клянусь! Не захочешь сам отдать – придут и заберут все что есть! Люди серьезные – ты для них так, букашка, размажут и не заметят. И Сашкой не прикроешься, они все понимают… Что делать будешь, что!!! Опять свои картинки продавать???
КРОХАЛЕВ. А ты в стороне будешь стоять, Каха? Чистеньким, слышь выйти хочешь??? Вместе заварили – вместе и расхлебывать! И ты меня Сашкой не попрекай, слышь! Сам схему придумал…
ГЕОРГАДЗЕ. Я придумал??? Ты меня в эти дела не вмешивай, я, понимаешь, с добром – помочь тебе хочу, а ты – схема-а-а…
КРОХАЛЕВ. Ты мне уже помог – почему про отгрузку товара, Лавреньич знал? Ты же ведь с ним последнее время все перетираешь…
ГЕОРГАДЗЕ. Ты! Хочешь сказать, что я сливаю всю информацию Ходынскому? То есть стучу, да? Ты, Крохалев зарываешься последнее время – по острию ходишь… смотри, дарагой, можно и навернуться… серьезно.
КРОХАЛЕВ. А ты меня не пугай – пуганый я уже. Сам смотри – не поскользнись на чужом-то поту. А то много таких помощничков – рука благодарить устала…
ГЕОРГАДЗЕ. Ай, ай… как говоришь… старому другу…
КРОХАЛЕВ. Да, Каха… были друзьями… пока деньги делить не начали… большие, слышь, деньги… да, Каха?
ГЕОРГАДЗЕ. (зло усмехается) Бальшие… Сережа… очень бальшие… а за большие деньги и ответственность большая. Хочешь кататься – смазывай санки, так ведь ты говорил?
КРОХАЛЕВ. Говорил, говорил. У тебя память хорошая, завидую. Только и я не забыл, что в дело вместе с тобой влезли, а? (резко) Вместе и расхлебывать будем Каха! И даже не надейся, что спрыгнешь – я ведь то же не дурак, кое-что разумею…
ГЕОРГАДЗЕ. (после паузы) Харашо, Сергей Викторович, я тебя предупредил, ты – умный, вон – все знаешь. Так что – смотри…
КРОХАЛЕВ. Да уж как-нибудь, Каха Шалвович, постараюсь…
Входит Петрович. Они замолкают.
ГЕОРГАДЗЕ. Кто это?
КРОХАЛЕВ. Рабочий…
Георгадзе, презрительно усмехнувшись, уходит. По дороге зло ругается, споткнувшись о ящик. Крохалев и Петрович молча смотрят ему вслед.
КРОХАЛЕВ. Чистоплюй, слышь… пойдем Петрович, потрещим.
Они находят какие-то ящики, ставят их как стулья и стол. Крохалев откуда-то достает два пыльных стакана.
КРОХАЛЕВ. Давай, слышь, Петрович, выпьем чего-нибудь? Задолбался я что-то… Каха этот… сука, хитрожопая… Ты что будешь? Водка есть, вискарь? Ты, слышь не стесняйся – мне поровну что ты чумазый весь – все это говно не стоит простого человеческого отношения… Не будешь? Ну ладно, а я выпью… (выпивает) Знаешь Петрович, как забодало меня это все… Партнеры, бизнес-шмизнес, терки, мутота эта – перед этим прогнись, этого порви, а этого обходи… и везде деньги, деньги… Убил бы всех! (он достает пистолет, протирает его и кладет на ящик) А знаешь, как мне хочется все это бросить? Плюнуть на этот дом, послать всех на хер и забуриться с мольбертом в какую-нибудь глухомань, где есть домик, печка – и н-и-к-о-г-о… представляешь – лес, речка, поле, домик и никого на сто километров вокруг… полжизни бы отдал, что бы не видеть эти рожи вокруг и не слышать это вечное нытье… знаешь, Джордж Карлин как то сказал: «Настоящее хобби нашего поколения — это нытье и тупая болтовня ни о чем. Неудачные отношения, проблемы с учебой, начальник-мудак. Это всё полная фигня. Если у тебя ничего не получается, то есть только один мудак — это ты". Уважаю его, думаю он один понял весь этот гребанный мир… а все вокруг только и делают что просят – дай то, дай это… тьфу, задолбало.
ПЕТРОВИЧ. А почему не бросишь? Человек сам кует свое счастье – и что бы не происходило с тобой здесь и сейчас, это и есть результат твоих желаний…
КРОХАЛЕВ. Бросить? А кто мне даст? В нашем бизнесе бросают только ногами вперед, слышь… Чё, я не понимаю, что ли что Каха уссался? Влезли, слышь, в жир ногами… понимаю… и сам ссыкую, ну а хера ли делать? Это всё, кто содержать будет? Пушкин? Сын в институте – плати, дочь в школе – плати, за дом набегает в месяц круглая сумма, за то плати, за это…Херня все это – бросить все и уйти скитаться…, наверное, только Гаутаме это и удалось… а нам тащить воз до самого конца… какой ни бы он не был…
ПЕТРОВИЧ. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам… а сокровище ваше, там, где сердце ваше, ибо Бог в сердце каждого…
КРОХАЛЕВ. Ни хрена себе, Петрович… ты, слышь, проповедник или работяга? Я, блин, в свое время наслушался этих речей – «…не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться?» бла, бла, бла. Ага – «Душа не больше ли пищи, и тело одежды?» Знаем мы это, а фигли толку??? Будешь как монах жить, наверное, хватит этого, а если хочешь большего – потопать надо… и потоптать – таков этот гребанный мир. И ведь верил же во всю эту ахинею… чуть не сдох с голоду… Игореха еще маленький был, так слышь, иной раз молока не на что купить было… а я все рисовал, верил, что вот, вот и придет признание, деньги… хорошо хоть, Оксанка, первая моя жена, царство ей небесное, на работу устроилась – кормила всех нас, пахала как проклятая, пока не надорвалась… а ты – птички, птички небесные…
ПЕТРОВИЧ. Если ты цитируешь Писание, значить знаешь – «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их». Каким путем шел ты???
КРОХАЛЕВ. Каким? Путем? У тебя Петрович, наверное, жизнь легка? Тебе, Петрович, наверное, не приходилось бедствовать? Когда просыпаешься и думаешь где деньги достать для ребенка, когда засыпаешь и думаешь где денег взять на хлеб? Когда одним кредитом закрываешь другой кредит, и так до бесконечности. А родственники и знакомые смотрят на тебя с жалостью и плохо скрытым презрением, дескать – мазила, чиркает свои картинки, лучше бы на стройку пошел, делом занялся! А я все это прошел… и любовь свою потерял, остался один тут… как дурак. Теперь деньги есть, а счастья нет! А ты мне Библией тыкаешь… Что ты можешь об этом знать – работаешь себе на стройке и в ус не дуешь…
ПЕТРОВИЧ. Я мил человек, что бы ты знал, семью всю потерял разом! Жену, детей, родителей, понимаешь ты это? Всех, одним махом… в одну секунду. Вышел во двор покурить, а в дом снаряд… а там вся семья - праздник у нас был, старший сын невестку привел, знакомились… Понимаешь? Я стоял у ограды, с соседом разговаривал, взрывом нас раскидало, а когда очнулся, кинулся к развалинам, а там… там все вперемешку – мясо, кирпичи, барахло всякое, одежда… кровь кругом… Так вот… В одну секунду круглый бобыль остался. Потом несколько раз убить себя пытался, но Бог сберег… для чего? Для чего, я себя спрашивал! А одно я понял – пути Господни неисповедимы, и посылает Он на нас испытания для указания Пути нашего. И чем дальше ты от своего пути, тем тверже отчее наказание… Я ведь раньше навроде тебя был… все за деньгами гнался, думал в них счастье… а настоящее счастье и не заметил, просрал… деньги-то теперь можно заработать, а вернуть семью свою как? Я директором агрохолдинга был… бизнесмен, мать его... Как все это случилось, бросил все – ушел скитаться. Много где был, много чего видел, но нигде не видел покоя в людях – везде смятение, суета… Поэтому больно смотреть как люди жизнь свою на говно изводят. Как тараканы, ей-богу – шебуршат, бегают, суетятся, крохи свои собирают… но люди ведь не тараканы! У них душа есть! И разум-то для чего нам дан??? Вот и ты – сидишь бухтишь, не могу, не могу… глаза-то разуй – посмотри вокруг, чего хочешь, зачем живешь? И чем кончишь, человече? С чем к Богу пойдешь? С картой дебетовой?
КРОХАЛЕВ. (кричит, размахивая пистолетом) Блять, все знают, как мне поступать! Каха, Катька, теперь вот ты учить пришел. Вы что - довести меня решили?!?
ПЕТРОВИЧ. (спокойно) Душа за всех вас болит, Викторович! Вижу маешься, выход ищешь… а выход рядом, будь уверен. Остановись только, подумай… спокойно подумай и сердце свое слушай - оно не обманет. И о семье помни, дочка у тебя – сущее золото, ее беречь надо…
КРОХАЛЕВ. (успокаиваясь) Да думаю я Петрович, думаю… только и делаю, что думаю… Ты это, слышь, прости если обидел… Не знал про семью твою. А, где это с тобой?
ПЕТРОВИЧ. В Донецке… В самом начале… С тех пор слышать украинскую речь не могу… Ладно, что было – то было, дальше жить надо.
В этот момент входит разъярённая Екатерина. Крохалев быстро прячет пистолет.
ЕКАТЕРИНА. Сережа! Что случилось??? Я встретила Каху Шалвовича – он злой как собака, так глянул – я чуть не упала. Что тут произошло? Блин, ты опять пьешь??? Да и с кем??? Сережа, я требую, чтобы этот человек ушел! Сережа, что ты сказал Кахе??? Опять твои фантазии? Ну-ка пойдем отсюда – в кабинете поговорим, пойдем, алкоголик!
Уходят. Петрович опять берется за работу. К нему подкрадывается Света, закрывает глаза ладошками.
СВЕТА. А ну-ка, угадайте кто это?
ПЕТРОВИЧ. Тебя-то, егоза трудно не узнать! Свет твой впереди тебя идет…
СВЕТА. А что это вы делаете?
ПЕТРОВИЧ. Да вот, дитя, собираюсь все тут покрасить, а краска старовата – пришлось разводить, сейчас мешаю, что бы равномерно ложилась.
СВЕТА. А можно я?
ПЕТРОВИЧ. Ну, давай, егоза, действуй.
Они долго работают, о чем-то тихо переговариваясь. Наконец садятся на пол отдохнуть.
СВЕТА. … а почему тогда говорят – главное в жизни определиться, занять свое место в жизни? Кто его знает – какое твое место? И почему я должна занимать это место, если мне, например, этого совершенно не хочется? А?
ПЕТРОВИЧ. «Рыбка плавает в томате - рыбке в банке хорошо…», знаешь, мне так кажется, что свое место только на кладбище найти можно – как нашел, то тут и остановка. А человек - он всю жизнь искать должен – это и есть его Путь. И никто не может указывать где и как тебе останавливаться… разве только – Бог, но и ему разницы нет какое место ты занимаешь, главное какое место Он занимает в твоем сердце…
СВЕТА. А Бог? Он все знает?
ПЕТРОВИЧ. Бог? Человек всегда старается наделить Его какими-то человеческими качествами – всезнанием, добротой или гневом, а Бог слишком велик и непознаваем, что бы могли познать Его своими слабыми человеческими чувствами… Я знаю одно – что бы не происходило, все это – Божье попущение, и наша задача принять Его милость, ибо пути Его неисповедимы… а твой Путь, дитя – расти и взрослеть, оставаясь умным человеком, сохраняя доброту в сердце. А уж место обретется само собой – будь только честна и искренна перед собой. «Делай что должно, и будь что будет!»
СВЕТА. А они? Те, кто указывает мне? Они знают где я должна быть, как мне жить и что говорить? Вы очень умный Александр Петрович, хоть и простой человек, но Вам никто не может приказывать, а мне могут, и считают, что это на вполне себе законных основаниях – я видите ли несовершеннолетняя. Как мне быть?
ПЕТРОВИЧ. Учись! Учись быть мягкой и твердой, жесткой и глупой, доброй и злой! Это часть твоей жизни, может и не самой простая, но тебе нужно пройти ее, пройти и не сломаться! Если ты останешься цельной внутри – никто не сможет тебя сломать… но тебе придется это сделать! Так что сделай это достойно – ты сильный человек, я это вижу!
СВЕТА. А Вы умеете… как это говорит папа… мотивировать!
ПЕТРОВИЧ. Господи, дитя ты светлое, прости меня старика грешного…
Раздается звук подъезжающего автомобиля. Света радостно подпрыгивает.
СВЕТА. Братик приехал!
Убегает и через некоторое время входит с Игорем.
СВЕТА. Александр Петрович! А это братик мой – Игореша!
ИГОРЬ. Здравствуйте. А у вас тут весело, смотрю… Светик прямо-таки светится вся. Вы что делаете?
ПЕТРОВИЧ. Да вот – Светлане комнату ремонтируем. Вдвоем. Света очень сильно мне помогает…
ИГОРЬ. Да, да… хорошее дело… а зачем? Свет, тебе в старой комнате плохо?
СВЕТА. Да это Катька придумала – «ты уже взрослая, и весь этот детский антураж пора менять!», а мне старая комната больше нравиться… Только папа согласился с ней… И поэтому… (вздыхает)
ИГОРЬ. Да, да… это похоже на папу – не очень-то он заморачивается мелочами…
СВЕТА. Да ладно, если это ему будет приятно – то и я не против… новая так новая…
ИГОРЬ. (тихо, грустно глядя в окно) Суета сует: всё суета… (решительно, обращается к Петровичу) Значит Вы тот самый мастер, про которого папа все уши нам прожужжал? «Делает, слышь, качественно и денег почти не берет», денег не берет??? А смысл? Папа-то ладно, простая душа – ему что дешевле, то и хорошо, думает, что сможет за счет кого-то разбогатеть, но мы то кое-что понимаем в этой жизни? Правда ведь? Где-то прибудет, но где-то убудет…
Он подходит вплотную к Петровичу. Оба встают друг против друга.
ПЕТРОВИЧ. Какой серьезный молодой человек… и в жизни понимает все… завидую.
ИГОРЬ. Ну да, а еще говорят Вы в секте какой-то состоите, проповедуете ересь какую-то, а?
ПЕТРОВИЧ. Хм… такие обвинения… даже и не знаю с чего начать…
ИГОРЬ. С правды!
ПЕТРОВИЧ. С правды? А ты уверен, что она тебе нужна, сынок? Правда – вещь опасная, единожды выпустив, ее уже не загнать назад…
ИГОРЬ. Во-первых, давайте на Вы, мы с Вами на брудершафт не пили! А во-вторых не юлите, зачем Вы здесь? Грицюк сказал, что Вы по дому бродите без цели, больше болтаете чем работаете, Светке голову морочите, а?
СВЕТА. Игорь, ты чего? Никто мне голову не морочит! Александр Петрович наоборот мне очень помогает – и с комнатой, и вообще…
ИГОРЬ. «Вообще» … наивный ты мой, чистый человечек. Жулики они знаешь, как прикидываться могут, в душу залезают – только держись, так ведь, Александр Петрович? У папы много врагов, а тут вся информация как на ладони – изнутри, так сказать. А он весь такой правильный, ко всем подход найдет: с Машкой про Коран, с папой за жизнь, с тобой общий язык нашел… наш пострел, везде поспел! Что скажете Александр Петрович?
ПЕТРОВИЧ. Правду, сынок… и только правду - я профессиональный шпион, работаю на врагов твоего отца, и хочу украсть Самую Важную в мире Флешку, чтобы поработить Землю! Похоже на правду? То-то и оно, Игорек - все зависит от точки зрения… и что бы я сейчас не пытался тебе объяснить, все будет пропущено через призму твоего отношения ко мне – если ты будешь испытывать ко мне симпатию, то сам же и найдешь мне оправдание, если антипатию, то все мои объяснения будут заблокированы твоими чувствами. Такой вот тупик восприятия… Но знаешь, есть такой принцип - бритва Оккама: «Не следует множить сущее без необходимости», так вот, в нашем случае – если отбросить все сложные нагромождения, шпионаж, грабёж и тому подобное, и признать, что я простой строитель, с неким сложным мировоззрением и внутренним сочувствием к людям, и к тому же не ставящим во главу угла желание обогатиться – это изменить твое отношение ко мне?
ИГОРЬ. Изменить-то изменит… может быть. Но вопросы все равно останутся…
ПЕТРОВИЧ. Я попытаюсь ответить на них по порядку, сначала, хорошо? Зовут меня действительно Пороховщиков Александр Петрович, и я действительно строитель… давно уж. Твоему отцу меня порекомендовали достаточно авторитетные, для твоего отца опять же, люди, у которых я уже работал – и как ни странно ничего не украл. Работу я выполняю честно, стараюсь еще и качественно. Денег беру не много, по ряду причин – во-первых мне хватает, а во-вторых считаю, что бог дает денег ровно столько сколько нужно, поэтому соглашаюсь на любую сумму, а заказчики торгуются сами с собой, и как правило назначают достаточно справедливую цену, и поверь – еще и радуются, что вышло дешевле… такая вот у меня экономика, основанная на радости. И еще – можешь быть уверен, я не сектант, ибо вообще не принадлежу ни к какому вероисповеданию, и поэтому не могу ни от кого отколоться… и кстати на многих языках слова «секта» и «ересь» тождественны, почему? Ведь «ересь» по-гречески – иное учение, просто другой взгляд на общепринятые каноны веры, а верить ведь можно по-разному? Видишь, и тут смысл меняется в зависимости от точки зрения… Надеюсь, я ответил на твои вопросы, Игорь Александрович?
ИГОРЬ. (с досадой) Вы как наш преподаватель по философии – любой вопрос развернет так, что уже и не понятно, о чем, а главное зачем спрашивал…
ПЕТРОВИЧ. Диалектика, сынок…
ИГОРЬ. Значит все совсем не так как кажется? И вы просто добрый строитель, не имеющий никаких планов относительно нашей семьи?
ПЕТРОВИЧ. Абсолютно!
ИГОРЬ. А как же… Грицюк?
ПЕТРОВИЧ. Человек может ошибаться – это его божественный дар.
ИГОРЬ. Как это?
ПЕТРОВИЧ. Ну, а как можно понять свой неправильный путь? Только методом проб и ошибок. Ошибся, понял, исправил. Перед нами, к сожалению, нет карты нашего поведения, и без ориентиров мы можем долго блуждать в темноте, а так, Бог дал нам инструмент для сравнительного анализа – только ошибаясь мы можем нащупать правильную дорогу. Знаешь поговорку – «умные учатся на ошибках дураков»? Так вот – это неправильно, ведь источник мудрости — это опыт, а источник опыта – глупость. На чужих ошибках вряд ли что поймешь, а вот когда наступаешь на грабли сам, и знание прилетает прямо тебе в лоб… вот тут-то и приходит опыт… поэтому, как мне кажется, и умные и дураки учатся только на своих ошибках… и только на своих – «закрой дверь перед всеми ошибками, и истина не сможет войти», еще одна истина, так-то вот.
ИГОРЬ. Блин, я совсем запутался… как же тогда людей понимать? Кто плохой, кто хороший?
ПЕТРОВИЧ. А ты не ломай голову, просто принимай всех людей хорошими, и допускай, что они могут ошибаться… и ты можешь ошибаться. Тогда вы станете на равных – просто два человека, с возможностью ошибки. Это свойственно людям – дуализм у них в крови. Русский философ Бердяев говорил: «Человек, странное существо – двоящееся и двусмысленное, имеющее облик царственный и облик рабий, существо свободное и закованное, сильное и слабое, соединившее в одном бытии величие с ничтожеством, вечное с тленным». Красиво, тебе не кажется?
ИГОРЬ. Мы проходили Бердяева… и про дуализм я знаю - дуализм Декарта и все такое прочее… а вот скажите мне, пожалуйста, (начинает ходить по комнате, спотыкаясь о банки и инструмент) почему дуализм, почему, например, не какой-нибудь триализм, четверизм? Почему только белое и черное? Почему наш мир делится строго напополам? Разве не может быть иных делений? Везде, блин симметрия, куда ни глянь… скучно же! Лево, право, раз, два – равняйсь! Плохой - хороший, умный – глупый!!! Да, черт возьми, почему никто не допускает, что человек не может и не хочет быть прямолинейным ?!? Почему…
ПЕТРОВИЧ. Да я-то, понимаешь ли, вместе с Бердяевым как раз и утверждаю, что человек слишком сложное существо – в нем намешано столько всего, здесь дуализм выражен всего лишь наличием в человеке двух субстанций: материальной и духовной. А равняет человека социум, система, которой выгоден квадратный индивидуум. Ты знаешь, что по мнению Диотимы в Пире Платона у предшественников людей - Андрогинов было не два, а целых три пола! Один происходил от Солнца и был мужским, другой — от Земли и был женским, а третий совмещал в себе мужское и женское — это дитя Луны? То есть изначально в нас присутствует уже триада ипостасей. И к тому же, по мнению того же Платона, одни мужчины ищут мужчин, другие — женщин, равно и женщины — одни ищут женщин, а другие — мужчин… вот такие мы все сложные. И хотя это всего лишь миф, но он о многом говорит…Так что, Игорек, не путай мягкое с теплым…
ИГОРЬ. (задумчиво) Да, да… Дитя луны? Красиво…
СВЕТА. Ну вы что? Долго будете умничать? Я уже все для работы приготовила!
ПЕТРОВИЧ. (пытливо глядя на Игоря) Ну что, следопыт, ты с нами?
ИГОРЬ. (весело) А давайте устроим тут праздник труда!
Они начинают, переговариваясь и смеясь, работать вместе. Сначала Игорь приноравливается к слаженной работе Петровича и Светы, но затем полностью включается. Наконец они заканчивают.
ИГОРЬ. (продолжая) … ну вот, а декан говорит – «Что бы завтра, ноги вашей в институте не было!», а ребята отвечают – «… ни ноги, ни руки, ни любой части тела здесь не будет!» собрали документы и ушли… представляете? Такие порядки у нас… А Вы как думаете, Александр Петрович, кто тут прав?
ПЕТРОВИЧ. М-да, ребятки… не безгрешен я… не могу судить и вам не советую… но думаю поступать сгоряча – последнее дело. Можно дров-то наломать немало, а правды не найти. По уму – все тут не правы, а по сердцу… по сердцу конечно преподаватель не прав –он пытается власть свою показать, а власть-то дело скользкое – как палка о двух концах… выскользнет из рук и самого шарахнет… опять же по возрасту понимать должен… но и ребятки тоже горячатся – молодость она вспыльчива, пламя страстей все вокруг сжигает, ничего не оставляет – захочешь вернуться ан нет, вокруг зола только и головешки… остановиться бы всем – остыть, обдумать, решить как полюбовно все расставить, но увы… ничего уже не попишешь – пожалеют все о своих поступках, но поздно, поздно… человек думает что у него в запасе полно времени, вот и поступает так, словно есть возможность исправить содеянное… а судьба иногда и не дает этого шанса… но, думаю, так всегда будет – на то мы и человеки, поступаем глупо, жалеем, раскаиваемся… думаю их Бог рассудит… и время.
Водит Саня.
САНЯ. Вот вы где все! Там Сергей Викторович всех ужинать зовет, что-то он расстроен вконец, привет Игорь!
Игорь поднимается и не отводя глаз от Сани делает шаг вперед, подходит совсем близко.
ИГОРЬ. Здравствуй Саша…
САНЯ. Игорек, не начинай сначала – мы кажется все обсудили…
ИГОРЬ. Но Саша, Саша… все ведь может измениться?
В этот момент Света покашливает. Игорь смущенно оглядывается, затем порывисто выбегает из комнаты.
САНЯ. Бедный мальчик…
ПЕТРОВИЧ. Господь создал нас разными… зачем?
Все уходят. Конец первого акта
ВТОРОЙ АКТ
Снова гостиная – помост над центральной частью, такое же неухоженное пространство. Все сидят за столом, нет только Крохалева. Каждый занят своим делом убивая время. Игорь и Света о чем-то тихо шепчутся. Екатерина уткнулась в смартфон, который освещает ее лицо неестественным искусственным светом. Саня пытается сделать из салфетки лебедя, но у него ничего не получается. Грицюк развалился на стуле, ковыряется в зубах зубочисткой. Мириам тихо сидит, нервно поправляя столовые приборы перед собой. Петрович сидит, выпрямив спину, исподлобья рассматривая всех.
Наконец появляется Крохалев, быстро проходит к своему месту. Хотя он и держится ровно, но окружающим заметно, что он основательно пьян. В его руках пачка каких-то документов. Он отодвигает стул, чуть не роняя его из-за того, что не отпускает документы из рук. Наконец он кладет их на край стола, выпрямляется, обводит всех взглядом и начинает говорить слегка запинаясь.
КРОХАЛЕВ. Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие: к нам едет ревизор … ха,ха… ну смешно ведь? Это, слышь классика… На ваши лица посмотришь и Вия вспомнишь… Вот, о чем я? Ах, да – собрал я вас родные мои вот для чего… Позвонил давеча мне напарник мой драгоценный – Каха, мать его, Шалвович, а потом и передал с курьером эти вот документы… А в них очень и очень гадкие новости – суд арестовал все мои активы, меня вызывают в прокуратуру, а дом по закладной переходит именно к нему, доброму моему другу… Короче, слышь, кругом я банкрот, и на выселение у меня есть только один день… так что ребята будем думать как нам жить дальше… (он чуть не роняет бокал, но вовремя подхватывает его) Есть еще, слышь, порох в пороховницах!
Екатерина решительно выпрямляется и швыряет салфетку на стол.
ЕКАТЕРИНА. (жестко) Я тебя давно предупреждала, Сережа! Я тебе говорила – доиграешься? Я тебе говорила – послушай Каху, он осторожный человек, не наделает глупостей? Говорила!?! А ты? Ты же самый умный! Ты сам знаешь, как бизнес строить! Вот и достроил! Всех под монастырь подвел, всех!!! Куда теперь, чем жить? Ты об этом подумал? Подумал??? Нет! Все, я больше терпеть это не намерена! Сам попал в говно, сам и выкручивайся!!! Я забираю свои вещи – и пошли вы все… полем!
СВЕТА. Ты не можешь так говорить! Ты его жена!
ЕКАТЕРИНА. Жена?!? Тюрьма его жена. Неудачник и слабак, а туда же… «Слышь, я тут руковожу, слышь…» Там давно уже Каха Шалвович руководит, и правильно делает, ибо доверить фирму лоху – самое последнее дело.
СВЕТА. Папа! Как она смеет?
КРОХАЛЕВ. (пьяно) Пусть говорит. Наболело, слышь…
ЕКАТЕРИНА. И скажу! Все вы здесь сидите на шее Крохалева! Бездельники и лоботрясы, только лясы точить можете! Чурка, хохол и спортсмен-недоумок! Одна о джихаде мечтает, второй ворует все что плохо лежит! Прям анекдот… и еще этот работник – святой, блин на всю голову. Ходит проповедует… а у самого глаза хитрые. Всех я вас вижу, как облупленных. А вы? Парочка – гусь и гагарочка… Гей и даун, зашибись брат и сестра! Что ты глаза вылупил, что думаешь не узнаю, как ты к Сане в постель нырял? Но Саша наш – кремень, только баб любит, так любит что и не отбиться… Да Сереженька, хотел наш Сашенька и меня приголубить – да только хрен! Мне еще один неудачник не нужен – пусть он теперь с тобой отвечает за то, что наподписывал. Все? Получили? А теперь проваливай с дороги!
Она уходит. Саня подымается и сжав кулаки двигается за ней.
СВЕТА. Сашенька! Не тронь ее – не бери грех на душу!
КРОХАЛЕВ. Побежали крысы с корабля… Кто еще готов?
Слышится голос Мириам.
МИРИАМ. Куда ты козел навострился?
У двери стоит смущенный Грицюк, а перед ним с пистолетом в руке Мириам.
МИРИАМ. Собрался он… ты сначала рассчитайся с Сергеем Викторычем, за то, что он тебя, сволочь неблагодарная, из богадельни забрал, когда ты там от туберкулеза загибался от пьянки своей. За то, что лечил и прятал от дружков твоих сволочных! А потом иди, шайтан бессовестный!
ГРИЦЮК. Да я, блин, это… тут такие дела творятся, куда мне… я по-тихому, а?
МИРИАМ. Смельчак… Садись и жди, когда Сергей Викторыч про нас порешает, как только решит, так и будем жить, слишком уж многим мы ему должны. А может ты снова на Украину хочешь? А? Ты же такой пострадавший беженец?
ГРИЦЮК. Сука…
МИРИАМ. Давай, давай - расскажи всем как ты придумал эту историю про беженца, чтобы попользоваться добротой человеческой! Козел ты и есть – вонючий и подлый!
ГРИЦЮК. Да я же – так… не со зла…
К Мириам со спины подходи Саня, умело забирает пистолет, осматривает его. Грицюк злобно делает шаг к Мириам, но Саня показывает ему кулак и Грицюк, понурив плечи уходит в угол.
САНЯ. У Викторовича взяла, террористка? С предохранителя снять надо…
ИГОРЬ. (неожиданно для всех) Пап, она тут говорила про нас с Саней…
КРОХАЛЕВ. Да брось ты, сынок… В ней ненависть, долго сдерживаемая говорит, херня все это.
ИГОРЬ. Нет, пап, я долго молчал, но больше не могу! Мне надоели все эти ухмылки и недосказанность, меня тошнит уже от всяких намеков! Я вам всем говорю открыто – я гей! Мне нравятся мужчины… и только мужчины!
КРОХАЛЕВ. (не понимая) Ты - кто?
САНЯ. (передергивая затвор) Да пидорас он. Пассивный…
КРОХАЛЕВ. Да ты… да как ты можешь? Ты сам пидарас! Я тебе…, да я тебе счас яйца оторву, козел! (бросается на Саню, на нем виснет Света и Игорь)
В стороне стоит Грицюк и Мириам с круглыми глазами. Грицюк часто крестится.
САНЯ. (небрежно держа пистолет направленным на собравшихся) Ну и че встали? Уложу всех, без палева… Обрыдли вы мне все, ****ь… Ну да, Игорек – гей. По-моему, только для вас это новость… не сильно то он и скрывал… да ведь, народ? И Катька, сука, то же, по-моему, в открытую тут приставала ко мне? Все всё видят – и молчат как партизаны. Потому что боятся…Но вот и пришло время сказать… Вы, хитрован, Серей Викторович, ловко все обставили – Катька не выдержала, все на взводе, колятся как миленькие… а мне в чем признаваться? В том, что верил вам? В том, что подписывал все что вы мне подсовывали? Бизнес… перспективы… херня это все выходит? И подставите вы меня без зазрения совести Сергей Викторович, так ведь? Так? Только я не совсем уж лошара, как Катька плела, со всех почти документов я копии делал, сейчас они у сослуживца, он в ментовке работает, если что со мной случится он их сразу в прокуратуру передаст, а ведь там много интересного, так ведь Сергей Викторович?
СВЕТА. Папа, это правда?
В этот момент на Саню бросается Игорь.
ИГОРЬ. Убей меня, Саша! Или отдай пистолет – я сам это сделаю!
Завязывается потасовка – Игорь пытается забрать пистолет у Сани, тот не отдает. Все бросаются в попытке развести драчунов. Возникает небольшая куча-мала. Раздается выстрел. Все подаются назад. В центре остается Игорь, лежащий на полу. От него отползает Саня.
САНЯ. Игорек… я не хотел, ей богу… прости меня…
К Игорю бросается Крохалев, осторожно переворачивает его.
КРОХАЛЕВ. Игореша, сынок… не умирай… Бог со всем этим, живи как хочешь, только – живи! Сынок…
ИГОРЬ. Я жив, папа… и даже не ранен – пуля в пол ушла… Папа, папа… но я так хочу умереть, я больше не могу так жить… как мне быть, папа?
КРОХАЛЕВ. (прижимает голову Игоря к груди) Сынок, сынок… жизнь слишком хороша, чтобы уходить из нее так рано… мы тебя все слишком любим, что бы ты так просто ушел… сначала я хотел проклясть тебя – ведь неправильно все это, тебе же баб любить надо, детей рожать… но увидев тебя лежащим и уже поверив, что ты мертв… я вдруг понял – херня все это… живи сынок, пожалуйста – живи! А со всем этим – как ни будь разберемся… (встает) Ну что, котики, момент истины настал? Видишь, как все повернулось…
Он поднимает пистолет, осматривает, заглядывает в ствол, нюхает его.
КРОХАЛЕВ. И вы сейчас все ждете, что я признаюсь, как обводил всех вокруг пальцев, идя к успеху по головам и наконец зарвался? Да нет соколики, хренушки – я эти игрища Кахи заранее просчитал, и прекрасно знал, что они с Катькой задумали… и документы, Санька, я тебе подписывать давал липовые, что бы они успокоились. Так что расслабься – ни за что ты отвечать не будешь… более того, слышь, я на тебя, как и обещал часть бизнеса переписал, так что с некоторого времени ты – мой компаньон. С домом ты хорошо управлялся, надеюсь и с бизнесом разберёшься… А их завтра сюрприз ждать будет… Только ты Саня завтра уезжай, после сегодняшнего я пока видеть тебя не хочу… И еще ребятки – устал я от всего этого, как только с этим кризисом закончу, уеду на полгодика, год… в деревню – поживу спокойно, картины писать буду… думаю вы без меня справитесь. И тебе Мирам, и тебе Леша оставлю достаточно средств, чтобы не пропасть первое время… А ты сынок, не парься – я люблю тебя и думаю ты рано или поздно разберешься в правде жизни, я ведь тебе все время говорил – это твоя жизнь, ты вправе поступать так как считаешь нужным.
Света бросается к отцу, садится на пол обнимает его колени. Игорь подходит и несмело кладет ему руку на плечо. Через некоторое время Саня, Мириам и Грицюк подходят и окружают их. Наступает тишина. Из темноты выступает лицо Петровича – он спокойно смотрит на всех. ЗТМ. В затемнении голос Крохалева.
КРОХАЛЕВ. Ты это, слышь, Петрович комнату-то Светке доделай!
Свет постепенно набирается. На сцене Петрович и Света. Оба в верхней одежде. В руках Петровича сумка с инструментом.
СВЕТА. Вы вчера такое наслушались Александр Петрович, мне очень стыдно… обычно у нас не так, просто вчера был не очень приятный для нашей семьи день… Сегодня почти все разъехались – Саня в город уехал, документы у нотариуса забрать, Игорь то же с утра в институт умотал. Папа ждет с минуты на минуту Каху Шалвовича, очень собранный весь сегодня. А я… за мной тетя должна заехать - папа сказал, что лучше у нее пока пожить… Не судите нас Александр Петрович, пожалуйста, мы не плохие… просто, когда умерла мама, что-то случилось со всеми нами… каждый закрылся в своей скорлупе и уже оттуда наблюдал за тем что происходит вокруг… а скорлупа с каждым годом становиться все крепче и крепче – и уже очень трудно из нее выбраться. А вчера, несмотря на неприятные события, что-то все же произошло – мы наконец-то вылезли из своего обычного состояния и может быть, вновь станем семьей… простой семьей.
ПЕТРОВИЧ. Дитя мое… вчера вы наконец-то все стали взрослее. И не мне судить вас… я всего лишь простой строитель. Я хочу, чтобы вы все стали счастливы. Знаешь, как в одном романе – «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженный!» Даром, понимаешь? За счастье не надо платить, оно дается Богом всем поровну. Мы все счастливы изначально, мы все боголюбимы, только не знаем об этом… так и остались маленькими животными с хвостиком – ищем и ищем еду для тела своего, а про душу забываем… А наша душа и есть Бог! Живи душа Светлана и помни – Бог всегда с тобой!
На сцену выходят Крохалев и Георгадзе. Они громко спорят, размахивая пачками бумаг. Следом выходят растерянные охранники. Градус спора повышается и наконец Крохалев и Георгадзе схватываются в рукопашной. Охрана пытается их разнять, но в это время из дверей, вооруженная скалкой, выскакивает Мириам и с криком «Аллах акбар!» врезается во всеобщую свалку. Из-за сцены появляется Грицюк, секунду колеблется, и тоже ввязывается в потасовку. На сцене воцаряется хаос. Все дерутся. Петрович со Светой в стороне смотрят на это. Света делает шаг в сторону драчунов, но Петрович мягко останавливает ее.
ПЕТРОВИЧ. Не надо Света, твой отец знает, что нужно делать, он справится… А у тебя другой путь!
СВЕТА. Куда, Александр Петрович? Куда идти?
ПЕТРОВИЧ. К свету, Света… к свету!
Они поворачиваются и смотрят на центр сцены – там единственное место полностью убрано, все ослепительно чисто. Свет по краям уходит, освещен только центр. Потасовка продолжается в полумраке. Петрович берет за руку Светлану, и они уходят в этот свет. Перед тем как уйти Петрович оборачивается и говорит очень тихо.
ПЕТРОВИЧ. И кстати, я наконец закончил ремонт – твоя комната готова… Ты можешь жить…
Конец.
Новосибирск. 2016 г.