***
Двое оленей брели по заснеженному лесу, и разговаривали, - как раз про снег. Разговор был приблизительно такой:
- Этот снег как сметана, разлившаяся по земле.
- Нет, он как молоко, пролившееся с небес.
- Но снег же не льется, он не вода!
- А кто сравнивал снег со сметаной?
- Я же образно..
- И я тоже.
- А еще этот снег порой напоминает творог. Когда потеплеет чуть-чуть..
- А когда совсем потеплеет – скорее простоквашу..
- Или просто молочную кашу.
- Да что там говорить: я видел снег, похожий на сыр!
- На сыр? С дырочками? Но сыр желтый!
- Почему? Бывает и белый сыр..
- Хорошо. Пусть даже так. Но чего ты решил, что снег – это что-то похожее на молоко? Он больше похож на сахар или соль, или какой-нибудь ослепительно белый порошок.
- Иногда – да. Меня в связи с этим мучает вопрос: как снег умудряется оставаться снегом, будучи одновременно образом молока, сметаны, творога, простокваши, сахара, соли?
- Но ведь это образы: он же не становится на самом деле молоком или сахаром.
- В себе – нет. Но для нас – да. В этом и состоит магия сознания: ты видишь снег словно молоко, но вот он уже превратился в сметану, а вот и предстал солью, рассыпанной по зимнему лесу. Но когда он был молоком, он не был сметаной, а когда стал солью, то уже не являлся сахаром. И я спрашиваю себя: как можно называть этот снег снегом, когда он все время разный, - под разными именами бросается под ноги нашему сознанию? Остается ли он при этом единым в себе, обычным холодным снегом, или образы молока, сметаны, соли - отражают его суть не меньше, чем белая и холодная субстанция под нашими ногами?
- Не знаю, что и сказать. Я сейчас подумал: а что бы сказал маленький олененок об этом снеге? Олененок, который ничего не знает про замерзшую воду и холодную субстанцию? А просто видит заснеженный лес и радуется ему на заре рождения нового дня? Какие образы он узрел бы в снеге?
- Наверно, для олененка снег был бы красивой сказкой. И сам он ощущал бы себя героем это сказки. Сказки, придуманной снегом. Может быть, олененку даже не нравилось бы, что он персонаж сказки за авторством снега. Ему, возможно, хотелось бы, чтобы снег сам стал героем его сказки.
- Что-то я не совсем тебя понял. Если один субъект - уже герой сказки другого субъекта, то герою странно требовать от автора, чтобы автор стал персонажем сказки героя. Впрочем, не исключено, что все мы – герои сказок друг друга..
- Мне приходит в голову другое. А что если молоко, сахар, соль, сметана, творог – это не просто образы снега, а герои его сказки – может, он мечтает о них? Потому он нам и предстает под этими видами – ведь мы тоже вовлечены в его сказку. И оказавшись в ней, мы не можем не воспринимать его как что-то молокообразное или сметаноподобное?
- Тогда можно предположить и обратное: что молоко, сметана и другие, - собрались вместе, и придумали этот снег в лесу, и нас, смотрящих на него, но в этом снегу – остались их следы.
- Я бы еще добавил, что снег, возможно, бредит, и все те метафоры снега, что мы заметили в нем – просто признаки его ненормальности, ибо нормальный снег должен быть просто снегом, и больше ничем.
- Ну, это уже чересчур. Подумай сам: если бы снег был просто снегом, а не переливался гирляндами образов – могли бы мы радоваться ему, словно дети? А если бы не могли – то не могли бы и долго жить среди снега, и идти сейчас по заснеженному лесу, где два оленя беседуют о сущности зимы.
- Два оленя? Так это же мы и есть! Если, конечно, мы не снег, который кажется молоком. И если снег не олени, которые видят его здесь и теперь.