- Игорёш, ты меня подстрахуешь? Я на неделю с Ингой в Красную Поляну лечу на лыжах кататься, а по официальной версии, для жены, в Сочи на переговоры с клиентом.
- Олег, опять? Ну сколько можно, достал ты меня со своими любовными похождениями. И вообще я не понимаю, как можно от такой замечательной жены как твоя Маринка гулять? Она же умница, красавица, спортсменка, не зря за ней в универе весь наш юрфак бегал, а она тебя, дурака, выбрала. Вон дочку тебе какую чудесную родила.
- О, Корнеев, узнаю старую песню. До сих пор мучаешься, что Маринка меня выбрала, а не тебя, ведь это ты первый к ней клинья подбивать начал.
- Да не во мне, Корсунский, дело. Я просто понять не могу, почему ты при таком семейном счастье всё никак успокоиться не можешь, секс-гигант хренов.
- Завидуешь? Понимаю, у меня жена, дочка, любовница, а у тебя к 35 годам так ничего и не образовалось.
- Да при чём тут зависть? Просто не надо судьбу испытывать, в прятки с ней играть. Какой твой любимый тост? «Выпьем за то, чтобы у нас всё было, и чтобы нам за это ничего не было?» А вот не бывает так. Про принцип неотвратимости наказания помнишь, ты, юрист?
- А при чём здесь принцип неотвратимости наказания? Я вроде никаких законов не нарушаю, ну смотаю на лыжах покататься на недельку, ну без жены, с Ингой, и что? Кому от этого хуже? К Маринке всё равно мама на неделю приезжает, так тёща только рада будет без меня с дочкой-внучкой потусоваться, и я им мешать буду.
Семь дней в Красной Поляне пролетели весёлым вихрем, выстроившись по единому расписанию: утром секс, днём лыжи, после катания сауна, потом бар, снова секс, романтический ужин в ресторане, вечерняя дискотека, ночной секс. Противная мысль о «неотвратимости наказания», застрявшая в памяти после разговора с Корнеевым, напомнила о себе всего два раза. Первый, когда Олег, пытаясь избежать столкновения с каким-то начинающим мудаком на трассе, чудом не влетел головой в дерево. Долбанулся, конечно, здорово, но слава Богу, отделался ушибом плеча, а вот если бы головой, тогда полный Шумахер. Такой получился narrow escape, ну о-о-очень narrow. Второй - когда при взлёте из Адлера самолёт чуть не развалился от сильнейшей тряски. Как человек много летающий Корсунский столько этих турбулентностей пережил, но такую! Почему-то сразу вспомнилась катастрофа, когда на подлёте к Сочи самолёт ухнулся в воду и погибли многие известные люди, в том числе основательница фонда «Лиза Алёрт».
Однако по приезде в Москву всё вернулось на круги своя и странная тревога по поводу «принципа неотвратимости наказания» исчезла. Дом, работа, в выходные дочку на фигурное катание, вечером ужины-посиделки с родной женой, а по вторникам-пятницам секс-подзарядка с молодой любовницей. Вот оно, абсолютное счастье!
После возвращения из Красной Поляны Олег с удивлением обнаружил, что секс женой стал для него гораздо более привлекательным, чем цирковые кувыркания с секретаршей. Привычно проанализировав ситуацию, он пришёл к выводу, что всё дело в том, что с Ингой они занимаются сексом исключительно ради удовольствия, с Мариной же они действительно «занимаются любовью», making love, потому что делают это с совершенно определённой целью – зачать второго ребёнка, желательно мальчика.
А что? Алечке, их любимой дочке уже четыре, самое время завести братика, ну или сестрёнку, как получится. А чтобы получилось, Олег так старался, что у них с Маринкой практически второй медовый месяц образовался, и он уже обрадовался, что противная мысль о «неотвратимости наказания» ушла насовсем, как неожиданно она напомнила о себе весьма неприятным образом.
Как-то вечером Корсунский под привычной для мужиков отмазкой «задерживаюсь на работе» поехал к Инге и у подъезда столкнулся с седым стариком с неопрятной бородой и растрёпанными космами. Судя по поведению, старикан был явно не в себе, он разгуливал по заснеженной дорожке вдоль дома в пляжных шлёпках, красной олимпийской куртке огромных размеров с надписью Russia и нелепой шапке с меховым помпоном, время от времени пугая прохожих дикими выкриками и проклятьями: «зажрались тут, на мерседесах ездиют, страну советскую развалили-распродали, теперь всё жрут-жрут ртом и жопой, а насытить своё нутро прогнившее не могут, дерьмократы проклятые, либералы продажные, подстилки американские».
Попытавшись увернуться от праведного гнева сумасшедшего, Олег поскользнулся, и не удержавшись на ногах, упал прямо перед грозным стариканом.
- Что, мужик, упал? – с издёвкой произнёс склонившийся над ним старик, - вишь, какой красивый да холёный. Богатенький. А на самом деле настоящая падаль, потому и упал, что падаль. Ниже некуда упал, во грехе живёшь, заповеди господни нарушаешь, в Геенне огненной гореть будешь.
От такого зловещего предсказания Олегу стало реально не по себе, но….но, как это обычно бывает, в суете будней, наступающих мартовских праздников и предстоящей командировки в Питер, куда он поедет конечно же со своей суперсексуальной секретаршей, слова дурного старикана быстро забылись.
Вечер перед отъездом Олег провёл с дочкой – Маринка задержалась на заседании кафедры в университете, няню отпустили, да и зачем няня если дома любящий отец. Сапсан на Питер в одиннадцать, из дома в десять, так что можно спокойно насладиться общением с любимой доченькой. Сказку почитали, мультик посмотрели, котлетку с пюрешкой заботливо мамой приготовленные на ужин слопали, и что же теперь мой ангелочек хочет? В прятки поиграть? Можно и в прятки, тем более искать мою маленькую девочку так легко. Куда она прячется? В шкафы да за портьеры. Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Где там моя доченька, где мой ангелочек на этот раз спрятался?
Домашнюю идиллию нарушил звонок смартфона. Инга.
- Олежа, привет, представляешь, я свой паспорт найти не могу. Мне кажется, я его у тебя так и не забрала после Красной Поляны. В аэропорту хотела взять, да забыла. Посмотри, пожалуйста, наверное, со своим положил и не заметил.
- Папочка, ну что ты так долго! Иди скорей меня искать, посмотри, как я хорошо спряталась, ты меня не за что не найдёшь – раздался звонкий голосок дочки из спальни.
- Инга, извини, не могу сейчас говорить, перезвоню.
- Что, благоверная рядом? – ехидно поинтересовалась Инга.
- Да нет, с дочкой в прятки играю. Как найду, сразу перезвоню.
- Что найдёшь, паспорт мой или дочку?
- Естественно паспорт.
- Олежа, ну я очень волнуюсь, ну просто о-о-очень! Через час выезжать, а паспорта нет. Посмотри прямо сейчас, ну пожалуйста, у тебя же всегда все документы на месте. Я подожду.
- Ну ты и настырная, Инга, сейчас посмотрю.
Так, быстро в комнату, открываем нужный ящичек и …действительно, вот он Ингин паспорт.
- Не кипешуй, Инга, здесь твой паспорт, прямо в моём лежал.
- Ну я же говорила, милый. Надо же, мой паспорт в твоём лежал, как мило. Просто символично: я в твоём, ты в моём, я в тебе, ты во мне, и так много-много раз, ну ты понимаешь, о чём я. Сегодня же ночью займёмся. Пока, милый, до скорого!
В предвкушении двух дней феерического секса, Корсунский довольно подмигнул себе в зеркало и направился в спальню на поиски спрятавшейся дочери. Так, в шкафу нет, за портьерой тоже нет.
- Алечка, ангелочек мой, как ты хорошо спряталась, ты где, выходи…
Нет ответа. Олег ещё раз внимательно осмотрел шкаф, отодвинул тяжёлую бордовую портьеру и замер от ужаса. Окно! Едва приоткрытую фрамугу вдруг распахнуло сильным порывом злого мартовского ветра. С остановившимся сердцем он глянул вниз - на снегу темным пятном выделялось хрупкое тело маленькой девочки.
Скорее вниз, какой лифт, пять этажей бегом за секунду, вниз по лестнице, ведущей в Ад, в ту самую Геенну огненную, о которой предупреждал его сумасшедший старик.
- Аля, Аленька, Ангел мой, - надо взять на руки, прижать, но нельзя, нельзя, тёща-врач научила, что при травме позвоночника нельзя человека трогать. Скорую, скорее Скорую, господи, помоги!
Глядя на распростёртое на снегу тело дочки, Корсунский не мог сдержать слёз, как же так, как же так, почему так, за что, за что? Страшная в своей праведной простоте мысль прожгла мозг – «вот оно, моё наказание, принцип неотвратимости сработал».
- Папа, папочка, мне спинку больно. Помоги, - дрожащим голосом просила дочка.
- Сейчас, доченька, сейчас, ангел мой, врачи приедут, а пока потерпи, я тебя согрею.
Лежа на снегу рядом с замерзающем тельцем дочери, Олег всеми силами пытался согреть ребенка, гладил тонкие пальчики, разметавшиеся на снегу светлые кудряшки, и всё повторял:
- Как же так, Алечка, как же так, как так получилось?
- Папочка, я не виновата, я просто полетать хотела. Ты ведь сам говорил, что у ангелов если они хотят летать крылья вырастают, вот я и решила попробовать. Ты же говоришь, что я ангел. Только у меня почему-то крылья не выросли, и я не полетела, а упала, значит, ты меня обманул, папа, да? Зачем ты меня обманул? – заплакала девочка.
На этом остановимся, предоставив читателю домысливать дальнейший ход событий на свой лад. Основных вариантов три:
1) Алечка выжила и даже успешно справилась с компрессионным переломом позвоночника (есть такие случаи при падении детей с пятого этажа)
2) девочка выжила, но навсегда осталась прикованной к инвалидному креслу
3) самый печальный – девочка умерла.
Для ГГ, беспечного счастливчика Олега Корсунского, тоже предусмотрено три варианта:
1) от сознания вины за падение ребёнка он ушёл в глубокую депрессию, запой, потеря работы и т.д.
2) осознав хрупкость семейного счастья, бросил любовницу и превратился в примерного мужа.
3) развелся с женой, которая не смогла простить ему гибель ребёнка.
В любом случае ясно, что в Питер той ночью Корсунский точно не поедет и всю оставшуюся жизнь будет ходить с оглядкой, навсегда усвоив урок о принципе неотвратимости наказания. Потому что счастье – это как хрустальный сосуд, который человек несёт на вытянутых руках, и стоит ему раз оступиться, как хрупкая субстанция в миг разлетится вдребезги.