Мои женщины Июль 1963 Феи пляжа

Александр Суворый
Мои женщины. Июль 1963. Феи пляжа.

Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)

Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.

Иллюстрация: Воскресенье 13 июля 1963 года. Город Суворов. Городской пляж.

Таким образом, после двух дней грибных дождичков, в субботу и воскресенье 20 и 21 июля 1963 года, с установлением ясной, солнечной и жаркой погоды во вторник и среду 22 и 23 июля, мы с братом, с разрешения папы и мамы, когда мама убедилась, что температура воздуха в четверг днём 25 июля 1963 года стала жаркой (утром было 14.2°С, днём – плюс 22.6°С, а в полдень аж 29.2°С), в пятницу 26 июля 1963 года, наконец-то, торопясь и поспешая, пешком, а где-то даже бегом, устремились по улицам «низовской стороны» города Суворова к перекрёстку дорог у парадного въезда на территорию Черепетской ГРЭС. Здесь нас уже поджидали школьные и уличные друзья моего брата, с которыми он либо учился в одном классе, либо дружил.

К месту встречи с ребятами мы с братом подходили уже не торопясь, вразвалочку, с ленцой, сдерживая запыхавшееся дыхание. Ребята солидно, с «протяжкой», цепко здоровались, жали друг другу руки и даже меня удостоили своими крепкими пожатиями. Я старался изо всех сил и краснел от удовольствия, когда кто-то из друзей моего брата похвалил меня за «мужское пожатие».

Вскоре прогромыхал и пропылил наш городской автобус, который ехал по маршруту следования в Агеево и на Центральный посёлок. Из автобуса выпорхнула стайка хохочущих девушек. Жизнь вокруг вдруг стала цветной, улыбающейся, радостной и весёлой. Я почувствовал себя счастливым. Наконец-то я был свободен! Наконец-то я был среди «взрослых» ребят и девушек!

Где-то там осталась моя шершавая ребристая прожжённая одинокая уличная скамейка в гущах кустов акации и шиповника, пыльная пустынная не заасфальтированная улица Белинского и родительский дом под номером 7 «а» и наша дворовая печечка с жаркой чугунной плитой и расколовшимися от жара огня конфорками. Прощайте места моего детского одиночества! Здравствуй отрочество! Здравствуй новая жизнь и новые приключения! Фея, фея красоты и страсти, я иду к тебе!

Городской пляж города Суворова я видел ровно год назад, когда сюда с асфальтовой дороги, перекатываясь через бугры и выбоины, съезжали многочисленные самосвалы и ссыпали на пологий берег водохранилища Черепетской ГРЭС тонны и кубометры илистого речного песка. Не знаю, откуда строители пляжа брали этот песок, но потом эти песчаные кучи бульдозером разравнивали даже с заездом в прибрежное мелководье. Песку тогда навозили очень много, но всё равно, площадка городского пляжа оказалась относительно небольшой.

За границами песчаного покрытия пляжа опять были неровности глинистой суворовской земли, буераки, глубокие колеи от колёс грузовиков-самосвалов, какие-то провалившиеся траншеи, канавы, гряды холмов и камни, много камней. Этими камнями укрепляли берега водохранилища, примыкавшие к телу плотины Черепетской ГРЭС.

Теперь, в июле 1963 года, пляж был почти полностью обустроен по тогдашним советским «нормативам» комфортности. От асфальтовой дороги, идущей на плотину Черепетской ГРЭС и далее через водосброс на шахты, в Агеево, посёлок Центральный и на Калугу, отходила утоптанная людьми и строительной техникой грунтовая пыльная дорога, щедро посыпанная просыпавшимся из кузовов самосвалов песком. По ней было приятно идти босиком, связав шнурки кедов или держа лёгкие сандалии за ремешки.

Короткая дорога выводила нас на территорию пляжа прямо к домику администрации и лодочной станции. Это был обычный для города Суворова сборно-щитовой одноэтажный дом-барак, так называемого «финского проекта». Почему «финского»? Не знаю. Знаю только, что в начале строительства Черепетской ГРЭС в 1950 году и города Суворова жилья для строителей и будущих жителей города катастрофически не хватало, поэтому начали строить простые в сборке сборно-щитовые дама под высокой черепичной крышей. Такие дома, если не считать кирпичных фундаментов из белого силикатного кирпича и домовых печек, возводились за рекордно короткие сроки – за 3-5 рабочих дней. Ребята «на улице» часто говорили, что изначально электростанцию и город строили с участием заключённых (зека) и им один день ударной работы на стройке засчитывали как три дня их срока заключения. Тогда модно было этим «зека» писать на деревянных панелях и оконных рамах перед их штукатуркой и покраской: «Живите, суки, этот дом вам построили зека!».

Здание администрации пляжа и лодочной станции было ещё проще, чем жилые городские дома-бараки, оно было практически пустотелым. Только одна сторона дома имела перегородку, за которой был кабинет начальника пляжа и контора. Другая сторона дома была складом для вёсел, рулей и спасательных кругов. Возможно, уже в этот год здесь было водолазное снаряжение, но я его не видел. Мы вообще почти не заходили в это сырое здание, пол которого был грязным от мокрого песка, нанесённого отдыхающими и работникам пляжа.

Работников на пляже было несколько человек, и все они были небритые, хмурые, вечно сонные и полупьяные, неразговорчивые и недружелюбные. Только начальник пляжа был человеком солидным. Он иногда выходил на помост перед зданием администрации пляжа. Начальник пляжа поправлял у себя на голове «капитанскую» фуражку с чёрным козырьком и белым верхом. Он оглядывал всё вокруг в свой старенький чёрный морской бинокль. Он давал своим работникам какие-то указания и удалялся к себе в кабинет или шёл по песку пляжа к какой-либо компании, которая робко звала его «отведать угощения, какой им бог Нептун послал».

Все на городском пляже города Суворова называли начальника пляжа – «Он» или «Начальник». Это был царь и бог пляжа, всё на пляже делалось по его приказу, указанию и разрешению…

Ещё в здании администрации городского пляжа города Суворова был пост милиции, но я никогда не видел ни одного милиционера. Они приезжали из города на «газике» только если начальник пляжа их вызывал по телефону. Было это только в тех случаях, когда какие-то компании на пляже начинали серьёзно конфликтовать, ссориться или драться. Все остальные случаи разбирались самим начальником пляжа или его работниками, которые либо грубо матом разгоняли нарушителей, либо мирно присоединялись к компаниям, выпивали и закусывали с ними, а потом «милостиво» разрешали либо продолжать «отдыхать», либо мирно «удаляться ко всем чертям на четыре стороны». Конечно, милиция приезжала на пляж и в тех случаях, когда кто-то тонул, но при мне таких случаев не было.

За зданием администрации пляжа (за лодочной станцией) открывалась широкая пологая полоса берега, покрытая слоем речного песка. Первоначально этот слой и берег был пологим до самой воды, но волны ветрового наката сами собой сделали берег с уступом: у воды была ровная полоса чистого песка, а за невысоким уступом – слой песка уже поросший местами пробившейся травой.

Черепетское водохранилище, которые мы упорно называли «морем», своими ветровыми волнами и прибоем выглаживало песок пляжа. Это был настоящий плотный пропитанный водой речной песок, в котором часто попадались створки ракушек, камешки, веточки, корешки, зелёные водоросли, тина и ошмётки ила. Черепетское водохранилище было пресноводным, очень обширным, сравнительно неглубоким (в среднем 5-6 метров глубины, но есть места глубиной до 12 м) и наполненным разнообразной рыбой (ёрш, карась серебряный, окунь, пескарь, плотва, уклейка, щука и даже сом) поэтому вода в нём пахла этой пресноводной рыбой, тиной, водорослями, илом и ещё бог весть чем, но всё равно, - для нас это было настоящее море.

В городе говорили, что на ГРЭС «на цирканале» собираются создать рыбколхоз и разводить промысловую рыбу и действительно, на Суворовском базаре рыбаки начали продавать отличных жирных карпов, среди которых выделялся «карп зеркальный». Когда рыбное хозяйство работало в полную силу, в водохранилище выпускали мальков белого амура, карпа, карпа зеркального, стерляди, толстолобика, форели, чёрного амура и рыбы в Черепетском водохранилище было «уйма».

Вдоль всего участка Суворовского городского пляжа за порогом прибоя были установлены трубчатые металлические конструкции с шиферной крышей, в тени которых располагались семьи с маленькими детьми, компании мужиков и женщин. Молодёжь и другие поцанские «гоп-компании» располагались прямо на песке пляжа среди неровностей и бугорков, покрытых травой. Как правило, все эти компании и группы людей приносили с собой какую-то еду (закуску) и бутылки с лимонадом, пивом, виной или водкой.

Распитие спиртных напитков на городском пляже города Суворова строго запрещалось надписью на щите на стене администрации пляжа, особенно водки, но никто этот запрет не соблюдал. Вот почему начальник пляжа или его работники ходили по пляжу и нарочно грубо гнали «выпивох» с пляжа, но их угощали и все оставались на своих местах.

Почти каждая городская или местная компания имела на пляже своё «законное» место и время отдыха на пляже. Занимать «законные» места было не принято, а нахально и агрессивно их отстаивать, при этом скандалить и хулиганить, считалось «западло», потому что это нарушало права всех остальных на мирный и комфортный отдых. На суворовском городском пляже господствовали неписаные правила-законы: «Все старые споры и распри на пляже не действуют», «На пляже все имеют право мирно отдыхать», «На пляже маленьких не обижают, а защищают», «В воде никого не топят, а спасают».

Эти правила скороговоркой рассказал мне мой старший брат Юра, когда мы всей нашей компанией располагались на «нашем» месте в уютной песчаной выемке-полянке между травяными холмиками, расположенной невдалеке от ряда вкопанных в песок пляжа длинных деревянных узких скамеек на трёх столбах каждая. Это место было не далеко, но и не близко от домика начальника пляжа, хорошо им просматривалось в бинокль с помоста-крыльца, поэтому он и его работники почти никогда к нам не приходили. Ребята быстро выкопали ямки под травяными бугорками, спрятали туда бутылки с вином, пивом и лимонадом, а девушки тут же прикрыли эти места своими пляжными ковриками и старыми детскими одеяльцами.

В среду 23 июля 1963 года моему старшему брату Юре исполнилось ровно 16 лет и в этот день мы отмечали ему день рождения дома, потому что, хотя день был солнечный, но ночью температура воздуха была всего 11.2°С, утром плюс 17.1°С, а днём (в полдень) только 22.2°С. Идти на пляж в этот день было некомфортно. Только в пятницу 26 июля 1963 года мама, наконец-то, разрешила нам с Юрой пойти с друзьями на суворовский городской пляж. В этот день утром уже было 24.2°С тепла, а в полдень температура воздуха поднялась до рекордных 30.8°С. Такая погода держалась и последующие два дня (в субботу 27 июля 1963 года в полдень было 30.4°С, в воскресенье 28 июля 1963 года плюс 30.7°С) и все эти три дня мы с братом с восторгом навёрстывали упущенное жаркое солнечное оздоровление.

Юра в присутствии всех ребят и девушек взял с меня клятву, что я «никогда и никому не расскажу о том, что я «увижу и услышу в их компании на пляже и вокруг, не проболтаюсь и не расколюсь, даже если меня будут пытать и выпытывать с пристрастием». Что такое «с пристрастием» я ещё не знал, но честно глядя в глаза моему брату и его друзьям, я громко сказал нашу знаменитую уличную ребяческую клятву:

- Да что б я сдох! Чтоб у меня всё повылазило! Чтобы у меня в попе чирей вскочил! Чтоб мне ни дна, ни покрышки! Чтоб мне век воли не видать! Во! Зуб даю! - и я ногтем большого пальца поддел край переднего резца верхней челюсти, «цикнул» ногтем, а потом чиркнул поперёк своего худого горла большим пальцем руки.

Юркины друзья строго и внимательно следили за чёткостью и правильностью произнесения «страшной пацанской клятвы» и ритуальным «перерезанием своего горла», и удовлетворённо дружно кивнули головами. Девушки реагировали на это действие с таким изумлением, что ребятам пришлось шутками и смешками их как-то успокаивать…

После исполнения всех положенных ритуальных действий, все расположились на «нашей» полянке согласно «купленным билетам». Уже в этот момент я заметил, что размещение ребят и девчонок было не случайным, а преднамеренным. Места на «нашей» полянке распределились строго по иерархии участников компании следующим образом: на травянистом гребне восседал массивный и большой Мишка Шиманов; по правую руку от него на старом выцветшем деревянном чурбаке сидел и вертелся, как уж на сковородке, непоседливый мой брат, Юра; слева от Мишки, удобно опершись спиной о склон травянистого песчаного гребня, расположилась на красивом маленьком коврике с оленями «девушка Мишки» (имени не помню – автор). Остальные ребята: Мишка Изосин, Сашка Назаров, Шурик Сидоров и Александр Федунец (все ребята с нашей «низовской» улицы Белинского) и девушки расположились тесным кружком на «нашей» полянке, причём каждая девушка на своей подстилке-коврике-одеяльце, а ребята так просто – на песке. В центре «нашей» поляны из камней и камешков был выложен почти круглый «очаг», в котором были засыпаны песком старые угли, ветки плавника, деревяшки и обгорелые створки раковин. В склонах песчано-травянистого гребня (под деревянной чуркой, на которой сидел мой брат Юра и в песке за спиной девушки Мишки Шиманова) были спрятаны в норках наши ценные вещи, бутылки и свёртки с едой.

16-летний Мишка Шиманов уже в июле 1963 года был относительно плотный, упитанный, массивный, с хорошо наполненным красивым телом. Мишка Шиманов всем своим обликом источал силу и уверенность, авторитет и непритворную начальственность. Активно сопротивляться агрессивным и нахальным пляжным хулиганам Мишка Шиманов ещё не мог, потому что он был изначально мирным, спокойным, выдержанным, но для отпора хулиганам у него была главная особенность – спокойная уверенность и медлительная неповоротливая сила, которая действовала как бульдозер. Если Мишка Шиманов кого-либо пихал или толкал, а то и давал кому-то в зубы, то тому было этого вполне достаточно, а для более быстрых, юрких и хлёстких ударов-действий Мишке достаточно было моего брата Юры, который резко отличался от Мишки, но дополнял его.

Мой брат Юра был рядом с Мишкой Шимановым, как зоркий и цепкий шакал рядом с тигром Шерханом из сказки Киплинга «Маугли». Юра был худощавым, стройным, жилистым, с красивым спортивным телом бегуна или гимнаста. У моего брата Юры были худые жилистые длинные ноги, высокий подъём ступни, узкие бёдра, великолепная талия с плоским твёрдым животом, покрытым «квадратиками» мышц. У Юры были великолепно развитые плечи с буграми твёрдых мышц, тонкая длинная шея, вертлявая голова с копной чёрных вьющихся волос, с красивым остроносым лицом и «огненным» взглядом. Этим своим гордым, независимым, нахально-агрессивным взглядом мой старший брат Юра мог «сразить» почти любого хулигана и драчуна, но только если рядом с ним невдалеке был массивный и неторопливый Мишка Шиманов и другие юркины друзья. Мишку Шиманова ребята и девушки безоговорочно любили, а в моего старшего брата Юру – также безоговорочно влюблялись…

Мишка Шиманов располагался на пляже на своём месте по-хозяйски, основательно и спокойно. Мой брат Юра на своём месте ёрзал, вертелся, вскакивал, посматривал по сторонам и приглядывал за всеми участниками нашей пляжной компании. Остальные ребята и девчонки свободно располагались друг с другом, стараясь «кучковаться» по парам – мальчик-девочка. Девушки не возражали, поэтому, как правило, через 2-3 минуты после того, как все располагались на «нашей» полянке, все уже были парами друг с другом. Только мой брат Юра всё никак не мог определиться, спуститься ли ему со своего «чурбака» на песок рядом с «его девушкой» или остаться рядом с Мишкой Шимановым, который, восседая на своём песчано-травяном гребне, ласково полуобнимал сидевшую у его ног «свою девушку».

С самого первого раза и появления в этой пляжной компании я совершенно случайно занял место в центре у «очага», потому что заинтересовался угольками, кусочками деревяшек в кострище и створками полуобгоревших раковин речных моллюсков. Я сразу же начал «лепить» и строить из них на песке какие-то «картины» и «натюрморты». Это занятие вдруг всем пришлось «по вкусу» и ребята с интересом следили за моим творчеством.

Конечно, главное распределение ребят на «нашей» поляне зависело от девушек… Как только мы все пришли на наше место на пляже, разгрузились и выложили из сумок и сеток все наши вещи, девчонки весёлой стайкой побежали в кабинки для переодевания. Одна из кабинок находилась в пяти шагах от «нашего» места и все ребята, быстро «поскидав» обувь, свои штаны и рубашки, поддёрнув чёрные сатиновые трусы и подвернув их края до формы плавок, устроились вповалку на песке, чтобы снизу смотреть на голые игры наших девушек, которые то бестолково толпились, то подпрыгивали на месте, а то и приседали, чтобы что-то там с себя снять, а потом поправить на себе тесные трусики…

Ребячье воображение (в том числе и моё! – автор) «дорисовывало» процесс раздевания и переодевания девушек, волновало ребят, возбуждало их, придавало их движениям и возгласам нервозность, смешливость, обилие всяких шуточек, «кряканий», вздохов-выдохов. Я с изумлением это подмечал и с первого раза почувствовал атмосферу какого-то радостного возбуждения от присутствия при этих событиях в компании «взрослых» ребят и девушек. Особенно этот эффект возбуждённой радости я испытал, когда девушки в купальных костюмах одна за другой выпорхнули из кабинки для переодевания.

Дело в том, что пляж – это одно из тех мест, на которых мужчины и женщины могут увидеть друг друга и показать друг другу себя в том естестве, в котором они бывают только во время сна или в бане, то есть почти голышом. На пляже на людях находится минимум одежды: на мужчинах только трусы или плавки, а на женщинах – трусы и лифчики. Таким образом, на пляже можно легко увидеть и понять, кто чего стоит и каков он на самом деле, «по правде». На пляже сразу видно, кто «хиляк», кто «боровичок», а кто и «Ах! Аполлон!». На пляже чётко видно, кто из девушек будет стройной «моделью-красавицей», кто невзрачной «золушкой», а кто «тёткой-мамашей» с выводком маленьких детей. На пляже среди полуголых людей всё мгновенно становится ясно, понятно и не требует никаких доказательств…

Вот и мне, 10-летнему мальчишке, достаточно было бросить один первый взгляд на появившихся в купальниках наших девушках, как мне тут же стал ясен «расклад» - кому какая девушка достанется в нашей мужской компании.

Для примера и иллюстрации к этой новелле автор выбрал одну из множества фотографий советских девушек-женщин лета 1963 года, которая наиболее точно соответствует тому моменту полдня пятницы 26 июля 1963 года, когда я впервые попал в пляжную компанию моего старшего брата Юры. Одним из самых существенных моментов этой компании было совместное общение полуголых парней т девушек, которое открыто можно было позволить только здесь – на городском пляже.

Конечно, парни и девушки интимно встречались и общались раздетыми, например, в лесу во время сбора грибов или ягод, а также на каких-либо домашних вечеринках, но это были крайне редкие случаи и о них ходили только хвастливые слухи, признания или просто выдумки хвастунов. В основном парни и девчата в городах и весях Советского Союза могли прижиматься друг к другу только на танцах, во время всяких игр, шалостей и баловства, но это делалось в одежде. Здесь же на пляже появление обнажённых ребят в плавках и девчонок в купальниках производило на всех очень сильное возбуждающее действие.

Действительно, интересно и приятно было увидеть, посмотреть и внимательно рассмотреть почти обнажённых парней и девушек с их разнообразными фигурами. Девушки, которые весело, непринуждённо, но как-то смущённо-скованно-сдержанно вышли из кабинки для переодевания выглядели для нас всех очень привлекательно. Причём все девушки в купальниках выглядели очень хорошо, красиво, притягательно красиво, может быть потому, что остальные женщины на пляже были с бабистыми фигурами, то есть грузными, полными, с большими толстыми ляжками, бёдрами и «тяжёлыми» лицами.

Наши девушки были молодые, улыбчивые, весёлые, жизнерадостные, задорные и, увидев эффект своего появления, они ещё заразительнее захохотали, засмеялись, затанцевали и завертелись перед нами, парнями, красуясь своими стройными телами, длинными ножками, гибкими талиями, худенькими плечами и гривами своих пышных причёсок. Наши девушки были краса вицами и все мужики на городском пляже невольно повернули свои головы в их сторону.

Я тоже сразу же оценил и увидел отличительную красоту наших обнажённых девушек и ощутил гордость от того, что они в нашей мужской компании. Ребята с восторженным рёвом восхищения и одобрения встретили девушек, повскакали со своих мест и я заметил, что каждый из них, особенно Мишка Изосин и Сашка Федунец, которые по своей «конституции» были не спортивного телосложения, подобрали свои животы и расправили свои плечи. Мишка Шиманов, мой старший брат Юра, а также худые и стройные Шурик Сидоров и Сашка Назаров, особо не хорохорились, а просто встретили наших девушек доброжелательно, приветливо и дружески.

Очень интересно было смотреть, как девушки и парни распределялись друг с другом по парам. Мишка Шиманов даже не встал, а просто протянул руку к самой красивой, стройной и высокой из девушек, и она послушно шагнула к нему и грациозно присела у его ног, заняв место слева от него. Мой брат Юра и Сашка Назаров практически одновременно оказались рядом с одной худощавой девушкой среднего роста, скромного, но достойного вида с кокетливым грациозным поведением. Не претендуя на величественную красоту и стать своего худенького тела, она отличалась лукаво-озорным выражением красивого лица и пышной курчавой причёской-стрижкой. Эта девушка была по-настоящему красавицей.

Мишке Изосину и Шурику Сидорову, которые были «друзья не разлей вода» досталась склонная к полноте, но очень весёлая, жизнерадостная и улыбчивая девушка с симпатичным круглощёким лицом, хохотушка-веселушка как говорится «с пышными формами».  Она единственная из всех девушек была одета в «бабский» купальный костюм: чёрного цвета огромные трусы с поясом, закрывающим пупок, и лифчиком;больше похожим на обычный домашний бюстгальтер, только она сняла с шеи бретельки-завязки и завязала их у себя на груди. От этого её округлые красивые плечи, верх полной груди и шея были полностью обнажёнными и девушка выглядела сверху как «королева».

Сашке Федунцу, я считаю, повезло, потому что этому застенчивому скромному, но чертовски хитрому и умному парню, досталась самая весёлая и озорная, самая бойкая и раскованная, самая женственная и самая игривая девушка. Она была одновременно и девчонкой, и женщиной, потому что её руки, плечи, торс, икры ножек и талия были девичьи, а бёдра бабистые, широкие. Купальник у неё был тоже раздельный, но пошит из странной материи – с выпуклыми частыми «бубенчиками», матерчатыми шариками, которые рельефно подчёркивали все выпуклости её небольших грудок и полной попки. Эта девушка единственная из всех «наших» девушек была с накрашенными губами и глазами, поэтому выглядела особенно привлекательно.

«Наши» девушки внешне мне понравились, а я, почему-то, видимо, понравился им, потому что они, устраиваясь на песке вокруг «очага», каждая весело теребила мне мой чуб на голове. Я смутился, потупил глаза, чтобы не видеть вблизи их груди, попы, бёдра, талии и пупки, но мои глаза предательски всё равно искали эти «женские прелести».

Старшие ребята тоже все возбудились и тесно уселись рядом с девушками, а Мишка Шиманов по-хозяйски распорядился достать из песчаных «схронов» бутылки и закуску. Все весело засуетились и вскоре девушки уже жеманно пили из стаканов по глоточку терпкое жгучее крепкое вино «Портвейн». Мне налили сначала немного пива, но я поморщился и поперхнулся, тогда открыли бутылку лимонада и я с удовольствием уплетал бутерброд с «фиолетовой» колбасой с белыми круглыми сальными «таблетками».

Вскоре общение в нашей компании стало полностью раскованным, свободным, весёлым, игриво-жизнерадостным и началось самое интересное: анекдоты, воспоминания шуточки, приколы и подколы, толкания и прижимания, весёлая возня и даже борьба «нанайских мальчиков», то есть приставания парней к девушкам и девушек к парням, сидя на горячем песке пляжа. Ребята ещё два раза выпили по полстакана вина, девушки – ещё только один раз, а потом все стали играть в пляжный волейбол. Я уже полностью освоился среди полуголых парней и девчат и уже почти спокойно реагировал на мелькание перед моими глазами женских грудей, прыгающих вверх-вниз в тесных лифчиках, на вертлявые полукруглые упругие попы и бёдра девушек, которые никак не хотели уступать в силе и ловкости «мальчикам». Старшие ребята реагировали иначе…

Парни играли в волейбол с элементами футбола азартно, тоже свободно и раскованно, но с каким-то иным «подтекстом» - они соперничали. Не соревновались, на состязались, а соперничали друг с другом. Они не играли «на результат», а играли «Напоказ», то есть показывали девчонкам себя, свою ловкость, сообразительность. Точность бросков и ударов по мячу. В этой игре точно было видно, «кто есть кто» в нашей компании и что из себя каждый представляет.

Мишка Шиманов играл точно, как начальник, нисколько не заботясь о точности удара или подачи мяча. Он только всегда бил по мячу «щадяще», как бы нарочно сдерживая свою силу, чтобы случайно не задеть свою высокую, стройную, красивую и царственно медлительную девушку и не обидеть кого-либо из нашей компании. Мишка Шиманов был очень похож на белого медведя, потому что был белый, как лунь, добрый, сильный, грузный и относительно медлительный.

Мой старший брат Юра играл искренне, азартно, быстро, ловко и стремительно. Он всюду успевал: подавал, отбивал, подбирал самые «провальные» броски и подачи мяча. Он выручал всех и каждого, кто был поблизости, особенно девушек и все ему были очень благодарны. Беспощадно Юра критиковал только мою игру и моё участие в общей игре в пляжный футбол. Он кричал на меня, возмущался, ярился, грубо посылал бежать за отлетевшим или откатившимся мячом и всякий раз насмешничал, когда я неудачно принимал или отбивал мяч. Наши девушки неоднократно делали Юре замечания в мою защиту.

Мишка Изосин и Шурик Сидоров играли в мяч очень просто, ловко и надёжно. Девушки, которые стояли в круге напротив них, с удовольствием играли с ними, понимали их, они вчетвером дружно перебрасывали мяч, и всё у них складывалось аккуратно. Сашка Назаров играл в мяч очень сдержанно, редко принимал его и редко посылал в игру, но всякий раз у него получалось, что он ловко выручает и спасает «мяч» и подачу для той игривой девушки, которую он выбрал для себя, а она, по всей видимости, выбрала его. Они, как говориться, «играли в паре», это было видно «невооружённым глазом».

Мой старший брат Юра поздно заметил сложившийся «тандем» между Сашкой Назаровым и его девушкой. Он жутко возревновал, рассердился, напрочь забыл про меня и всё чаще и чаще делал ошибки в ударах по мячу, а однажды вполне откровенно, высоко подпрыгнув, ударил «свечой» в сторону Сашки Назарова. Сашка Назаров не успел отреагировать на мяч и ему сильно досталось мячом «по тыковке».

Этот удар мячом по голове друга произвёл двоякое впечатление: с одной стороны все постарались обернуть это событие в шутку, а с другой стороны весёлая, а теперь озабоченная красивая девушка, полностью начала игнорировать моего разгорячённого брата Юру и окружила заботой раненого Сашку Назарова. Игра в пляжный волейбол «захлебнулась» и Мишка Шиманов распорядился всем «горячим парням и девчонкам» готовиться к купанию «в нашем море». Только тут все заметили, что хитрый Сашка Федунец и его девушка только делали вид, что играли вместе со всеми, а сами всё время о чём-то говорили, общались, договаривались.

Купаться в прибрежной полосе было не очень приятно, потому что стараниями многочисленной детворы, мужчин и женщин вода была взбаламучена, насыщена песком, илом, водорослями и тиной. Купаться нужно было либо в стороне от общего места пляжа, либо подальше «в море», либо возле берегов ближайшего острова, на котором стояли высоковольтные вышки. Этот остров был сплошь покрыт невысоким березняком, прибрежными ивами и густой водяной травой, осокой. До этого острова можно было доплыть вплавь или на лодке, которые в изобилии лежали на своих местах, на деревянных длинных полозьях, по которым их спихивали в воду или поднимали на берег. Среди этих деревянных тяжёлых лодок были две старые алюминиевые лодки, бывшие моторные «казанки».

Лодка, которую нам разрешили использовать, была старая, краска на ней облупилась и сошла, обнажив серо-блестящие алюминиевые борта и скулы гибких обводов корпуса лодки. В середине лодки не было поперечных деревянных лавок, но по бортам были устроены узкие и длинные фанерные лавки с фанерными спинками. Только в носовой части лодки и на корме были поперечные решетчатые лавки (банки), на которых восседали гребцы короткими алюминиевыми трубчатыми вёслами с широкими полукруглыми лопастями.

Лодочный мотор нам не дали, поэтому ребята быстро устроились на банках: Мишка Шиманов на корме со своей девушкой (на руле), Мишка Изосин и Шурик Сидоров на передней банке с вёслами, на боковых лавках мой старший брат и Сашка Назаров по бокам «их» девушки, а на другом борту девушки гребцов и Сашка Федунец со своей «веселушкой». Мне сначала не было места вовсе, потому что мой брат хотел оставить меня «сторожить наши вещи на нашем месте», но я заупрямился, девушки дружно меня поддержали и Мишка Шиманов молча разрешающе кивнул. Так я быстренько вскочил в лодку-казанку и занял самое удобное и удивительно интересное место – на носу лодки, свесив ноги по сторонам её форштевня, покрытого сплошными зазубринами и ямками от ударов о причалы и берега.

Распределение парней и девчонок в лодке-казанке было правильным, и небритый мужик из администрации пляжа и лодочной станции одобрительно хмыкнул, проверяя рассадку людей в лодке. Он хмуро «с матерком» сказал нехитрые правила поведения в лодке и на воде и строго-настрого предупредил о нашей ответственности за лодку и пассажиров. При этом он запретил нам далеко удаляться от берега в море и не заплывать за остров, чтобы он и его начальник могли всегда видеть нас в бинокль. Мишка Шиманов солидно и спокойно обещал выполнить все указания и наша тяжело нагруженная лодка-казанка отчалила от полузатопленного старого причала.

Мишка Изосин и Шурик Сидоров гребли вёслами неумело, вразнобой и часто лопасти их вёсел срывались с воды и окатывали роем брызг сидевших на корме. Мишка Шиманов только улыбался, а его высокорослая царственная спутница с гибким стройным телом и красивыми формами в самом красивом и модном купальнике вскрикивала, морщилась, капризно обижалась. Девушки, сидевшие в напряжённых позах по бортам, на эти капризы подруги и душ из брызг только весело смеялись и щебетали, стараясь весёлостью приглушить тревогу от пребывания в море.

Вскоре Мишка и Шурик приноровились грести и наша лодка-казанка ходко пошла по гладкой воде. Под моими ногами и форштевнем зажурчала вода. Я заворожённо смотрел, как «несётся» подо мной полупрозрачная тёмная серо-зелёная вода и слушал, как журчит бурун. Мне казалось, что мы не плывём рывками в такт гребков вёслами, а несёмся куда-то вдаль, в дальние дали, к далёким неизвестным островам…

Мы действительно заплыли относительно далеко от берега и городского пляжа, даже фигурки людей на пляже выглядели уже как муравьи на песке. Вода вокруг была удивительно спокойная, прозрачная, живая, одновременно тёплая и прохладная. Я опускал в бегущую воду ступни ног и чувствовал её приветливую ласковость и нежную прохладу. Мне очень захотелось нырнуть в эту воду и также стремительно поплыть в ней, как плыла наша лодка-казанка. Я восторженно обернулся назад к ребятам и услышал вопрос Мишки Шиманова, заданный им его оригинальным природным сиплым голосом.

- Как водичка, Саша? – спросил меня Миша Шиманов и я увидел вопросительные взгляды всех присутствующих в лодке.
- Отличная! – тут же выпалил я в восторге. – Самое время купаться!
- Устами младенца глаголет истина! – тут же подхватили ребята и начали готовиться нырять и опускаться в воду.

Мишка Шиманов сказал всем, что нырять в воду можно только с кормы или с носового кокпита. Я не знал, что такое «кокпит», поэтому опешил от неожиданности, а сам Мишка вдруг взбрыкнул ногами и свалился с кормы лодки-казанки назад спиной в воду. Всплеск от его «нырка кувырком назад» окатил его подругу водой, она взвизгнула, вскочила на ноги, но Мишка вынырнул, схватил её за лодыжки и ласковым, но мощным рывком свалил в воду. После этого все ребята и девчонки, без разбору и, не соблюдая правила ныряния с лодки, начали кувыркаться или спускаться в воду. Лодка закачалась и я испуганно схватился за её борта.

Мой старший брат Юра вынырнул и строго-настрого приказал мне оставаться в лодке, потому что на глубине вода была холодная. Парни и девушки весело плавали, ныряли и баловались в воде, а я «сторожил вёсла и лодку», чтобы он не перевернулась и не уплыла под лёгким ветерком и волнами. Мне было очень обидно, но я и сам боялся нырять «в открытом море» на большой глубине.

Вскоре ребята и девушки наплавались, нанырялись, набаловались в воде и начали забираться в нашу лодку-казанку. Девушки подплывали к борту, хватались за планширь и пытались рывком выскочить из воды и сесть на борт лодки. Почти у всех девушек этот «финт» не получался и тогда парни снизу из воды подпихивали их, естественно, хватаясь за их попы и ляжки. Девчонки визжали, охали, ахали, сопротивлялись, а ребята только ещё сильнее «помогали» им забраться в лодку.

Чтобы лодка сильно не раскачивалась, я занимал место на противоположном борту и помогал девушкам полностью выскочить на борт лодки. Так и я тоже смог прикоснуться к нервным цепким пальцам и рукам девушек, близко увидеть в действии их женские прелести и тела. Мишка Шиманов тоже помогал девушкам забираться в лодку-казанку и он делал это уверенно, по-хозяйски, нарочито грубо, но надёжно. Я видел сам, как он подставлял свою мощную пухлую ладонь под сокровенное тайное место девушек и мощно выталкивал-возносил их из воды. Девушка Мишки Шиманова, первой взлетевшая в лодку на мишкиной руке, ревниво следила за тем, как он «лапает» остальных девчонок. Больше из ребят такой трюк с вознесением девушки из воды в лодку повторить не мог…

После того, как все опять заняли свои места в лодке-казанке «согласно купленным билетам», наш путь направился к острову. Всем вдруг захотелось «на минуточку» пристать к берегу, сойти на необитаемый остров и посетить «кустики».  Однако, приближаясь к заросшему ивняком и березняком острову с огромными решетчатыми высоковольтными вышками, в лодке возникло какое-то странное напряжение. Я с интересом смотрел на приближающуюся осоку и камыши острова, а позади меня вдруг настала тишина.

Избитый и израненный старый форштевень нашей лодки-казанки с шумом вонзился в остролистную осоку, камыш и глинистый илистый берег. Я первым соскочил на берег и, утопая в жидкой глине, схватил относительно длинный конец (верёвку) и, выполняя поручения Мишки Шиманова, протянул её подальше на берег, рывком потянул за собой нос лодки и накинул обычный узел, привязав лодку к ближайшей молодой берёзке. Мишка Шиманов меня похвалил и я не сразу заметил, как изменились лица и поведение ребят и девушек.

Мишка Шиманов подал руку своей спутнице и они, ни на кого не глядя и не обращая внимания, молча удалились в гущу кустов. Девушка Сашки Федунца почти точно также удалились в другую сторону и быстро скрылись из глаз. Полнотелая и добродушная девушка Мишки Изосина и Шурика Сидорова также молча, опустив голову, пошла вперёд в кущи кустов березняка и оба парня послушно пошли вслед за ней. Оставшаяся девушка и двое парней – мой старший брат Юра и Сашка Назаров – никак не могли решиться и выбрать путь своего следования. Они стояли на берегу втроём и никто из них не шевелился.

- Юра, - вдруг сказала серьёзным и добрым тоном девушка, - Принеси мне пожалуйста полотенце, прохладно очень.

Мой старший брат Юра стремительно кинулся к лодке, замешкался в топкой глинистой тине и осоке, схватил полотенце и также стремительно бросился назад, но девушка (Юра этого не видел) тоже очень быстро схватила за руку Сашку Назарова и увлекла его вправо по берегу, скрывшись за листвой и ветками кустов. Мой брат, как разъярённый тигр, скакнул на твёрдый берег, лихорадочно огляделся по сторонам и бросился в погоню за убежавшим Сашкой Назаровым и его девушкой, но немного в другую сторону. Я слышал, как мой старший брат с треском проносится сквозь кусты…

Я остался один в лодке-казанке. Не знаю, как это выразить словами, но я «всё понял». Что сейчас делали друг с другом ребята и девушки, я не знаю. Может быть, они только целовались и обнимались, а может быть, не только целовались. Я знаю точно только одно: я был тоже возбуждён и во мне тоже бурлили страсти и гормоны. Мне тоже сейчас хотелось бы уединиться с какой-либо девочкой и целоваться, целоваться. Целоваться, прижиматься к ней всем телом и моим писюном, чтобы из него выплеснулась накопившаяся «мужская сила» и «мужской сок». Вместо этого я смело вошёл в топкое прибрежное море, окунулся горячей головой в прохладную воду и начал плавать, далеко не удаляясь от берега.

Я свободно плавал и барахтался в чистой воде моря, нырял, открывал глаза под водой, исследовал дно и стебли камыша и осоки. Я видел всякую водную живность и мелких рыбёшек. Я ногами на ощупь искал в тине и топкой глине моллюсков, выдирал их из глины и складывал на дно лодки-казанки. Я занимался этим делом, пока совсем не окоченел от холода. Как только я рывком с кормы забрался в лодку-казанку из островной чащи появились ребята и девушки. Девушки шли первыми, а за ними, спотыкаясь и чуть ли не падая, шли ребята. Я ещё удивился, чего это они делают?

Девушка Мишки Шиманова выглядела очень довольной и удовлетворённой. Они с Мишкой совершили обратную процедуру посадки в лодку-казанку и начали интимно друг с другом шептаться. Мишка Изосин и Шурик Сидоров шли, спотыкаясь и не глядя друг на друга, но их девушка тоже была очень довольны и не просто вошла, вспорхнула в лодку-казанку. Сашка Федунец и его девушка вошли в лодку порознь, даже не помогая друг другу, но по их таинственным лицам было ясно видно, что между ними произошло что-то значимое, важное, такое, чего они оба хотели скрыть от окружающих. Девушка, увлёкшая Сашку Назарова в гущу кустарников острова, тоже самостоятельно забралась в лодку и устроилась с самым независимым, но довольным видом. Она никак не реагировала и даже не смотрела в сторону своего спутника и моего старшего брата Юры, которые подходили к лодке и садились в неё, как два врага. Причём Сашка Назаров, как всегда, был спокоен и сдержан, а мой брат – сердит и насторожен.

Все заняли свои места. Мой брат Юра сердито приказал мне оставаться в лодке, сильно оттолкнул лодку от берега и мы поплыли обратно в сторону городского пляжа и лодочного причала. Никто почти ничего не говорил и вскоре лодка-казанка глухо стукнулась своим многострадальным форштевнем в доски и трубы причала. Давешний небритый и уже осоловевший от выпитого мужик придирчиво осмотрел лодку, вёсла, верёвочные концы, а затем милостиво разрешил нам «убраться на все четыре стороны». Мы все вернулись на своё место на пляже, проверили свои спрятанные в песчаные схроны вещи и попытались вернуться к праздному ничегонеделанью, но у нас ничего не получилось. Странное напряжение, возникшее ещё при подходе лодки к острову, не проходило и я никак не мог понять причину этого внезапного напряжения.

Мишка Шиманов попытался было расшевелить ребят и девчонок, предложив сыграть в карты «в подкидного дурака», но результаты игры ещё больше усилили напряжение в компании. Не помогли остатки вина и пива, и вскоре все засобирались домой. Только на пути домой, когда наши девушки переоделись в лёгкие воздушные цветастые платья и белые блузки, напряжение спало. Все дружно договорились вечером пойти в кино. На вечерний киносеанс меня они с собой не звали, да и я сам был «сыт» сегодняшними приключениями, некоторые из которых я хорошо понимал (так мне казалось), а некоторые нужно было хорошенько «обмозговать».

Возле нашего родительского дома мой старший брат ещё раз строго-настрого напомнил мне, что я ничего не должен рассказывать папе и маме из того, что видел на пляже, в лодке и на острове. Я клятвенно обещал ничего не рассказывать, но вечером за ужином я взахлёб восторженно рассказывал нашим родителям о моих приключениях, всякий раз ввергая моего брата в тревожный ступор, когда я только прикасался опасных тем по вопросам поведения девушек, парней и моего старшего брата. Я старался рассказывать интересно, полно, насыщенно, но не проболтался ни о чём «таком». Только в одном я честно признался – в том, что накупался всласть и в том, что играл вместе со всеми в карты «в переводного дурака». Причём «дураком» я не был ни разу…

Поздно вечером при отходе ко сну я ждал, что мне привидятся «феи пляжа», но никто из них мне не приснился и так и уснул, не увидев красивые тела и купальники «наших девушек».

- Ничего, - сказал мне кто-то из моих внутренних друзей-голосов. – Ещё приснятся и не раз, и не два. Теперь ты многое увидел, но многое ещё тебе предстоит увидеть и узнать. Наблюдай, Сашок. Зри в корень.
- Какой корень? – успел я ещё подумать и прикоснуться к моему уставшему донельзя дружку-писюну. – Этот что ли?