В безоблачном небе парит птицей огромный Боинг. На его борту сто восемьдесят девять пассажиров летят из Москвы в Ганновер. Среди них и я. Самолёт движется плавно, уверенно разрезая воздушное пространство. Ни тряски, ни покачиваний.
Я ёрзаю в кресле, пытаясь поудобнее устроиться, чтобы уснуть. Ничего не помогает, сон не идёт. Стойкое чувство дискомфорта упорно держит меня в тисках, и я отдаю себе отчёт, что это совершенно неконтролируемая реакция, с которой невозможно справиться усилием воли. Но это не аэрофобия.
Мне неудобно сидеть. Я не могу положить руки на подлокотники кресла, потому что они заняты руками соседей с обеих сторон. Внушительных размеров чёрная конечность, вызывающая у меня резкое отторжение, нагло оккупировала то, что должно делиться пополам. Она напоминает мне большого чёрного удава, который замер на какое-то время, но стоит только прикоснуться к нему, тотчас же приходит в движение.
Многолетнее подавляемое мной в душе чувство неприятия людей с таким цветом кожи вновь остро напоминает о себе.
Хозяин этой руки - солидной комплекции негр, расположившийся слева от меня. Как заявляет моя чересчур продвинутая подруга, слово "негр" является проявлением расизма, и нужно говорить: темнокожий или чернокожий, но я всё равно говорю "негр".
Он появился в салоне самолёта, когда народ, распихав ручную кладь по багажным полкам, уже расселся по своим местам, а я наивно размечталась, что место слева останется свободным. Угольного цвета бугай с кучерявой шерстью вместо волос в ярко-оранжевой с короткими рукавами тунике и такого же оттенка широких штанах.
Справа от меня - сухонькая немка лет восьмидесяти, мирно посапывающая в своём кресле. Её хрупкая ручка тоже покоится на подлокотнике, и я всячески стараюсь не касаться её, чтобы ненароком не вырвать бабулю из плена Морфея.
Путешественница я опытная и онлайн регистрацию на рейс стараюсь делать в момент её открытия, чтобы забронировать место у прохода. Ни у иллюминатора, ни тем более между незнакомыми людьми проводить несколько часов в воздухе совсем не хочется. Но в этот раз звёзды посмеялись над моими желаниями - свободные места оказались только в середине ряда.
Я по-прежнему предпринимаю попытки уснуть. Повернувшись, случайно задеваю плечом соседа слева и тут же получаю ответный толчок в плечо. Господи, как же я ненавижу его в этот момент! Я зажата и подавлена, и ещё сильнее вжимаюсь в кресло. Моё "Sorry" остаётся без ответа.
Невольно память уносится в глубокое детство: мне шесть лет, и я гуляю с родителями в парке. В солнечный тёплый день мы идём втроём, и я крепко держу маму и папу за руки, подпрыгивая и радостно смеясь.
Вдруг я вижу то, что заставляет меня крепко зажмуриться и громко закричать от страха. Навстречу нам движется семья чернокожих: женщина, мужчина и примерно такого же возраста, как я, девочка. С неграми я сталкиваюсь впервые, и сказать, что просто пугаюсь, значит, не сказать ничего. Больше всего меня ужасает маленькая негритянка, показывающая мне язык. Она кажется мне чертёнком из недавно прочитанной сказки. Какое счастье, что родители со мной!
Затем память совершает зигзаг в студенческие годы, когда я стою под дверью больничной палаты и люто ненавижу Артура Винота, однокурсника из Зимбабве. Столько лет прошло, а я отчётливо помню эти имя и фамилию. Там в палате лежит моя лучшая подруга Таня, сделавшая аборт от этого чудовища и чуть не сошедшая с ума. Бедная дорогая моя Танька! Сколько лет ей приходится лечиться от этих травм, физической и душевной!
Я закрываю глаза и стараюсь думать о Томе. И, представляя его, успокаиваюсь и возбуждаюсь одновременно, ведь через пару часов мы, наконец, встретимся после трёхмесячной разлуки. Я лечу к своему родному и любимому человеку.
Сон всё-таки накрывает меня: я стою на аллее в том самом парке из детства. Голубое небо качается на зелёных кронах в лучах золотого солнца. Вокруг тишина, и лишь весёлые птичьи голоса нарушают её.
Внезапно где-то начинает гудеть и завывать ветер. Звуки приближаются, постепенно усиливаясь, и вот они уже совсем рядом. Эти звуки мне хорошо знакомы, они призывают к немедленному действию, ведь бездействие опасно, но так не хочется просыпаться и возвращаться в реальность.
Новый сильный порыв ветра заставляет меня открыть глаза, и я понимаю, что никакой это не ветер, а мой чернокожий сосед борется с приступом удушья. Мужчина сгибается в «вынужденной позе»* и касается головой своих рук, лежащих на коленях. Его тело содрогается от сухого кашля со свистящими хрипами. Короткие, шумные вдохи перемежаются с тяжёлыми, затруднёнными выдохами, а испарина покрывает не только лицо, но и блестящими капельками гуляет по гигантским рукам.
Мне, астматику со стажем, не нужно объяснять, что это такое.
Да, этот человек мне глубоко неприятен, может даже ненавистен, как был бы, наверное, ненавистен любой негр, но я слишком хорошо знаю, как коварен астматический приступ.
- Где ваш ингалятор? Вы понимаете по-русски? - взволнованно спрашиваю я.
Мужчина приподнимается и, приложив руку к груди, пытается дышать открытым ртом, но это даётся ему нелегко, грудная клетка ходит ходуном.
Бабуля-немка что-то тараторит, активно жестикулируя, но мне сейчас не до неё.
- Где ингалятор?! - почти кричу я.
- В багаж. Сдал случайно, - с трудом произносит сосед на чистейшем русском языке.
Раздумывать некогда. Я лезу в свою сумочку и достаю оттуда карманный беродуал*, без которого не мыслю ни одной поездки.
- Возьмите! - сняв колпачок, я сую его в руку, напоминающую мне чёрного удава. Толстые пальцы быстро сжимают баллончик, и полные розовые губы со знанием дела обхватывают мундштук.
А я задумываюсь о том, что если беродуал не снимет удушье, то придётся бежать к стюардессам, у которых должен быть в аптечке раствор преднизолона для внутривенного укола. Один раз только преднизолон и помог мне. Сосед делает глубокий вдох, затем через минуту ещё один, пытаясь как можно дольше задержать дыхание.
- Спасибо! - шепчет он, а я прикладываю палец к своим губам, показывая, что пока лучше помолчать.
Грудь в оранжевой тунике вздымается чуть спокойнее, но дыхание мужчины всё ещё напряжённое, с характерной одышкой.
- Вам нужно сделать укол, - поднимаюсь я.
- Не беспокойтесь, мне лучше, - сосед дотрагивается до меня, останавливая. - Благодарю вас!
Вернув мне берордуал, он жмёт своей лапищей мою руку.
Какое-то время мы сидим молча, и я, прислушиваясь к его дыханию, с удовлетворением отмечаю, что приступ отступает.
И вот тут я как будто прозреваю. То ли мир перевернулся, то ли я сошла с ума, то ли та маленькая испуганная девочка заблудилась где-то в солнечном парке, то ли куда-то подевалась ненавидящая чернокожего однокурсника студентка, но меня реально тревожит состояние здоровья незнакомого негра, из-за которого я почти весь полёт чувствую себя не в своей тарелке, мучаюсь воспоминаниями и не могу уснуть. А то, что мне придётся потом самой дышать этим ингалятором, который держали во рту полные розовые губы, меня не пугает! Вероятно, это случится позже.
***
Господи, как же я соскучилась по Тому! Пройдя паспортный контроль и прошмыгнув мимо таможенников, я оказываюсь в его объятиях, краем глаза наблюдая, как моего чернокожего соседа встречает семья - жена и дочка, примерно шести лет. Этого не может быть, но негритянка смотрит на меня и показывает мне язык!
---
* «вынужденная поза» - поза, которую рефлекторно принимает больной во время приступа: в положении сидя наклон вперёд с упором на руки
* беродуал - карманный ингалятор для снятия астматических приступов