Часто Мэтт с криком просыпался среди ночи, так как в арочных проемах в стене видел силуэты каких-то живых фигур. На мгновение они вырастали из сна, подмигивали ему и вновь становились всего лишь проёмами.
Такое же могло происходить и по утру с солнечным лучом, пронзающим из-за штор комнату насквозь. Мэтт, едва отворив глаза, принимал его за тянущуюся руку. Возможно, хозяином её был «худи», повешенный перед сном на спинку стула, чей капюшон - удивительным образом напоминал голову некого таинственного существа. Но тоже - всего на один миг. Микроскопическое мгновение. Ровно такое, чтобы успеть закричать от ужаса и тут же придти в себя, увидев в свете дня- истинных хозяев форм.
Впрочем, за долгие месяцы засыпания в этой своей новой комнате Мэтт уже так привык к этим ночным превращениям, что просыпаясь кричал уже будто заранее зная, что ничего страшного нет - это всего лишь ещё какой-нибудь неодушевленный предмет, замаскировавшийся за ночь под какого-то человека, демона или карлика. Просто предмет. Можно сразу же обратно закрыть глаза и послать привет своему чувствительному воображению. Так он и делал. Слушал как постепенно замедляется пульс, с частоты ударов бешеного мотора гоночного болида до -пусть ещё не ангельского, но вполне себе человеческого.
«Вот и хорошо. Опять можно на радость заснуть! Оказывается, никакого чемодана у меня не украли. А я то грешным делом подумал уже горлевать! Вот так сон!..» - думал Мэтт и вскоре, под аккомпанемент «белого шума», доносящегося из включённой на ночь стереосистемы, засыпал вновь.
Интересно, когда он откроет глаза - то первым, что увидит, окажется опять какой-то леший или домовой? Хотя и настоящий домовой обитал где-то в недрах его дома. Домашний питомец-дог часто провожал его, пробегающего где-то по потолку, внимательным взглядом, полным непонимания и ужаса. И стоило его хозяину Мэтту встать с дивана и пойти на кухню, как дог тут же следовал за ним по пятам, красноречиво показывая своё нежелание оставаться одному в комнате с потолковым побегушкою. Мэтт же не боялся его. Ну разве что самую малость. И то, исключительно в те моменты, когда воображение его будило посреди сна и рисовало перед глазами невообразимых персонажей.
Порой, после таких пробуждений, Мэтт сразу знал, что дальше уже не заснёт. Стоило лишь появиться такой мысли. «Нет. Не засну. Чего даром лежать? Пойду на кухню, расскажу всем свой сон.» И он шёл на кухню, закрывал, оставленную на ночь для проветривания, форточку, ставил на газ турку, падал в старенький диван и начинал записывать нечто такое:
«Сны снятся мне или я снюсь снам? (Снюсь-снам - звучит как название какой-то арабской сладости. ) Первые мои шаги после пробуждения - мои ли они шаги? Шатающейся походкой в известное всем место- щелчок выключателя - да что там, порой и в голове всё ещё что-то щёлкает, хрустят суставы, шаркают о ворс ковра тапки. Накануне, кажется, была мысль о какой-то поездке в другой город. А тут - в эти первые секунды после пробуждения - мысль о том кажется просто дикой, пришедшей в голову какому-то смертельно здоровому человеку. Находится сейчас в поезде рядом с массой непонятных масок?! Да ещё Одному! С покалечено больным воображением и этим, не могущим идти, чтоб не раскачиваться из стороны в сторону туловищем! Оказаться где-нибудь за пределами своей комнаты с привычными шторами на окне, с привычно воркующим из угла кухни, холодильником. Оказаться вместе с массой масок, где-нибудь ещё и под землёй, где надо будет, чтобы пройти дальше, бросать специальный жетон. Его нужно будет выменять на деньги, простоять среди масок в длинную очередь к окошку. Там промелькнёт чья-то рука в рукаве. Звякнут на блюдце жетоны. Потом опять куда-то идти, спускаясь всё глубже, а вокруг тебя будет непрерывный гул голосов. И как это всё возможно, если сейчас - слышится щелчок выключателя в твоей ванной, где не может быть никаких чужих масок- ты откроешь кран и подождёшь пару секунд, пока из него польётся горячая вода?
Можно спокойно стоять и ждать. На шатких после пробуждения ногах. Стоять и улыбаться этой сумасшедшей мысли, пришедшей накануне - отправиться в путешествие. Подумать только! Тут уже до крана дойти стоит изрядного мужества и приложения нервных усилий. А тут - в электрический поезд с масками. Сидеть рядом с ними в каких-то сантиметрах друг от друга. Притворяясь, что так это и должно быть. Что чужие друг другу маски должны соприкасаться друг с другом в такой несвободной близости. При условии, конечно, если хотят куда-то попасть. Но зачем им туда? Боюсь, они даже не смогут ответить на этот вопрос. Просто нужно. А почему? Кто сказал? Хммм. Тебе и самому порой начинают приходить в голову эти больные мысли- что куда-то нужно идти, ехать, спешить! Куда?! Зачем?! Утреннее пробуждение прекрасно даёт ответ на все эти вопросы.»
Мэтт заканчивал писать, допивал кофе и возвращался в кровать. Он точно знал, что теперь - убаюканный ритмом письма - сможет уснуть. И нет иной альтернативы сну, нет выбора, и значит совершенно не нужно бояться, что выберешь что-то не то. Или что что-то не выберешь. Спать - единственная награда за мужество. Существовать призраком в мире масок, полных страстей и желаний! - безусловно требовало изрядного мужества. Но теперь можно было его потерять, отправившись на боковую.
Если повезёт- случится сон, в котором ничего не случится терять. Может даже повезёт, и Мэтт сделает в нём пару уникальных фотографий небывалой планеты, от видов которой захватывает дух даже во сне! Или доведётся взять интервью с говорящей лошадью. Мэтт спросит, - где она оставила своего жокея? А та ответит, что на диске. Возможно, один только Мэтт и оценит весь юмор этого интервью. Если только конечно не проснётся и не запишет его в свой дневник, страницы которого развешивает сушиться от смеха и непролитых слёз на бельевой верёвке на своём балконе. Мэтт такой наивный. Верит, что кто-то может забраться к нему на балкон и прочесть то, что написано на развешанных страницах! Прочесть и быть может даже и усмехнуться, что такое смог написать призрак. Ведь известно, что в той квартире с балконом давно уже никто не живет.