Моя жизнь-это моя душа. Что есть в душе, то воплощается в материальную оболочку: в руки, в ноги, в движения, в поступки и свершения. Главное-не останавливаться, не стоять на месте, не нежиться в мягкой и уютной постели, а бежать, идти, плыть, карабкаться, ползти-в общем, передвигаться вслед за душой, что я и делаю вот уже шестьдесят лет.
А начиналось все с детства…В пять лет я лишилась матери: она трагически погибла, упав в погреб и захлебнувшись грунтовыми водами. Помню горе отца, на руках которого остались две маленькие девочки, девятилетняя Леночка и пятилетняя Валочка. Иначе нас не называли, потому что для родителей мы были Вселенной, Солнцем и Луной, долгожданные дочери-кровиночки, а после смерти мамы папа стал любить нас еще сильнее: и за себя, и за нее. Он поступил мудро, отправив нас на все лето в село Хильчичи Середино-Будского района Сумской области к дедушке и бабушке, в совершенно другой размеренно-сказочный мир добра, тепла, заботы и еще большей любви бабушки Прасковьи Тимофеевны и деда Егора Пархомовича. Первозданная природа находилась именно во дворе Киселей: хата под соломенной крышей, разлапистый клён под окнами, несколько хозяйственных построек для скота, сохранившаяся со времен войны ветхая землянка и огромный, но ровный и ухоженный огород с грядками и картошкой. И сад был из яблоней, груш, вишен и калины, но деревьям хозяйской заботы не хватало (мол, что за ними ухаживать, они и так растут). Живности было много: корова Рыжка с суровым характером, кроме бабушки, не подпускавшая к своему вымени никого; два прожорливых поросёнка, заливистая собачонка Розка; безымянная кошка- героиня, приносившая летом каждому внуку по котенку, и многочисленные куры-передовики производства яиц. Свежее яйцо можно было выпить или испечь в печи «яешню» на огромной чугунной сковородке и непременно на сале. Это была любимая еда деда, мясо он ел неохотно, молоко совсем не пил, за что часто получал ругательства от бабушки: «Жид старый». Почему жид, никто не знал. На Сумщине не было евреев или было совсем мало, но об их веселом нраве, мудрости и хозяйственности знали и здесь, и поэтому от зависти, наверное, все, кто выходил по каким-то параметрам из крестьянского строя, получали такие ругательства: жид и обязательно старый! Вот он, незлобивый деревенский юмор Полесья.
Каждое лето в Хильчичи привозили сначала нас с сестрой из Донбасса, это название в селе ассоциировалось с чем-то космическим. Ехали мы из Донецка на поезде долго, часов двадцать, так как поезд кланялся каждому столбу вежливо и неторопливо. На станцию Чигинок состав приходил в два часа ночи и стоял всего лишь две минуты. Подъезжая, мы уже слышали громкий голос деда, бегущего к нужному вагону: « И где тут мои внучки?». До села добирались на грузовой машине, которую выписывали в колхозе для встречи гостей. Дед сидел всегда в кабине, а мы и случайные попутчики в кузове. Развозя по селам встреченных гостей, шофер не отказывался от благодарности родственников и в каждой хате угощался самогоном, консервами, которые покупались для особого случая, ароматным хлебом и зеленым луком. К конечному пункту назначения и шофер, и дед добирались, будучи изрядно навеселе, и уже за столом хозяина праздник встречи внуков продолжался до утра. Вскоре приезжали двоюродные сестра и брат из Новосибирска, аж из самой Сибири, где по улицам медведи бродят, и праздник встречи гостей повторялся. Бабушка, к удивлению, не ругалась на деда. Теперь понятно, почему: три внучки и внук отданы на все лето ей, ее любовь росла в геометрической прогрессии, от этого Прасковья Тимофеевна молодела и расцветала, забота о внуках делала ее счастливой.
В хате Киселей «было все включено», как в нынешней Турции: проживание, питание, виды сервиса, напитки. Начнем с проживания. Пятистенная изба состояла из большой комнаты, жилой хаты, и сеней, где раньше держалась скотина. Все было просто и незамысловато: русская печь с грубкой занимала четвертую часть пространства, кухонная полка для глиняной посуды, небольшой обеденный стол, два сундука, крепкая деревянная кровать, еще один стол в Красном углу, где висели иконы, бабушкино благословение. Несмотря на то что дед был коммунистом, иконы были неприкосновенны, да и никто на них не покушался, как сейчас на памятники. Утром, сквозь сон, я слышала, как молится бабушка Пресвятой Богородице и просит мира и добра своим детям и внукам.
Размещались мы кто где: чаще всего все спали на сеновале на чердаке сарая, жилища коровы Рыжки, иногда я облюбовывала кровать и располагалась на ней одна, как царица. Если вместе с нами приезжали родители, они почивали на верху хаты прямо под соломенной крышей. До сих пор помню, какой это был безмятежный и радостный сон, вставать можно было не с петухами, а когда выспишься, не надо никуда спешить, а речка и лес и так никуда не денутся, они подождут.
Питание было натуральным, свежим и очень вкусным. На завтрак бабушка ставила на стол свежайший творог, крынку домашней сметаны, глечик с утрешним молоком, миску с медом и крупно резала испеченный ее же самой хлеб. Все это уплеталось в один миг, на радость хозяйке. По молоку я в деда: в детстве не пила и до сих пор не понимаю его вкус, но деду за это доставалось, а я была неприкосновенной, как и моя внучка Аленка сейчас. Обед бабушка начинала готовить ранним утром: в одном чугунке борщ, в другом -жаренку с петухом, в третьем - узвар из сушеных груш на десерт. Никогда в жизни ничего вкуснее бабушкиного обеда не ела, до сих пор слюнки текут, когда вспоминаю зарумяненную в печи картошку, протипанную то ли куриным, то ли дровяным ароматом. Ужинали обычно в саду, где под яблоней была сложена печка. На ней жарили картошку или яичницу, варили вареники с земляникой или пекли пирожки с яйцом и зеленым луком.
Виды сервиса в Хильчичах представляют возможность комфортного отдыха на собственном пляже речки Бычихи , или активного сбора грибов и ягод в сосновом лесу, или подвижных игр на соломенных скирдах ( кто быстрее и выше заберется), или, наконец, танцы под гармошку и просмотр кинофильма в сельском клубе за двадцать копеек.
Одним из главных достоинств «все включено» является возможность бесплатного употребления любых напитков как алкогольных, так и прохладительных. По алкогольным напиткам непревзойденным специалистом был дед Егор Пархомович, который до войны был трезвенником. По словам бабушки, дед разбаловался на войне, а иначе трудно было уцелеть в кромешном аду. Бабушка в зарослях сирени за хатой гнала самогон, местную валюту и достойное угощение, разливала продукт по бутылкам, пляшкам по-хильчански, и, наивная, пыталась это добро спрятать до лучших времен. Дед пляшки находил легко
(сказывалась военная сноровка) и устраивал посиделки с друзьями-фронтовиками с многочасовыми воспоминаниями о сражениях в Сталинграде и Болгарии.
Из прохладительных напитков в неограниченном количестве предлагалось молоко из погреба и ситро из магазина по двенадцать копеек, а еще вода из колодца или криницы в лесу. Вода была ледяной в самое жаркое лето, что зубы сводило от холода, и очень вкусной, хотя сейчас принято говорить, что вода не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Это неправда. В детстве все было по-другому, недаром детство называют золотым.