Оккупация и национальный вопрос. ч.2 Немецкие подданные России в годы ПМВ.
(Продолжение. Предыдущая глава:http://proza.ru/2021/01/06/627)
Начнем эту главу с разговора об истории данного вопроса в нашей стране.
На территории Российской империи (и СССР) немцы (германские племена) проживали многие столетия. К примеру, в Прибалтике немцы жили со времен средневековых «крестовых походов на Восток» и занимали там господствующее положение среди местных племен.
Немцы и немецкая культура, во многом, формировали политику Российской империи на протяжении XVIII -начале XX веков.
Как известно, Пётр I начал свое «взросление» в Москве, обществе немцев в так называемой немецкой слободе. Именно там возникли «корни» его «прозападных» взглядов, привычек и симпатий.
Можно вспомнить о фаворитстве и фактическом управлении Российской империей Эрнстом Иоганном Бироном, в период царствования императрицы Анны Иоанновны, и кратковременное узурпирование им фактической власти, после ее кончины (будучи регентом при малолетнем императоре Иване VI).
Огромное количество публикаций и исторических свидетельств служат подтверждением факта существенного присутствия этнических немцев в государственном аппарате Российской Империи в XVIII—XX веках, в том числе, например, и в период царствования Екатерины II.
Как известно, 4 декабря 1762 года Екатерина II подписала Манифест, "О дозволении всем иностранцам, в Россию въезжающим, поселяться в которых губерниях они пожелают и о дарованных им правах". Манифест был отпечатан на русском, немецком, французском и английском языках и был разослан российским дипломатическим представителям в Европе.
Год спустя первоначальный Манифест был дополнен двумя новыми документами, которые назывались: "Манифест о даруемых иностранным переселенцам авантажах и привилегиях" (22 июля 1763 г.) и "Указ об учреждении Канцелярии опекунства иностранных переселенцев". Эти документы гарантировали им поселение на выбор в пригодной местности России, освобождение от любых налогов.
Иностранным предпринимателям разрешалось ввозить и вывозить свои товары беспошлинно. Предоставлялось право на собственные органы местного самоуправления, право на сооружение своих церквей, освобождение от воинской повинности, возможность беспрепятственного выезда из России.
В перечень свободных и удобных к заселению российских земель были включены части Новороссии, Поволжье, Северный Кавказ, Южный Урал, Сибирь (Тобольск) и многие другие на выбор.
За первые три года число переселенцев составило 23 тысячи. Немецкие поселения на Волге росли особенно быстро: в 1765 г. их было 12, а в 1767 г. стало 67. Два года спустя перепись населения установила, что в 105 немецких поселениях на Волге живут 6,5 тысяч семей переселенцев.
Тысячи немцев тогда стали переселяться с насиженных мест в необжитые степи Поволжья.
На то были две причины.
Первая заключалась в очень выгодных условиях, которые предоставляла переселенцам Екатерина II. А это снабжение колонистов путевыми деньгами, выбор на свое усмотрение мест для поселений, отсутствие запретов на вероисповедание и отправление обрядов, освобождение от налогов и военной службы, возможность брать у государства беспроцентную ссуду на обустройство хозяйства.
Вторая причина связана с тем, что на родине многие немцы, в первую очередь жители Гессена и Баварии, подвергались притеснению и ограничению свобод. На этом фоне условия, предложенные российской императрицей, казались решением насущных проблем.
Прибывшие в Россию переселенцы освобождались от «всяких налогов и тягостей» на разные сроки. На 30 лет - иностранцы, селившиеся колониями на землях, обозначенных в реестре как свободные для поселения. На 10 лет получали налоговые и другие льготы колонисты, поселившиеся в губернских и провинциальных городах, с предоставлением им на полгода бесплатных квартир. И только на 5 лет - иностранцы, пожелавшие остаться в Петербурге, Москве и в близлежащих к ним городах Лифляндии, Эстляндии и Финляндии.
Беспроцентную ссуду давали на десять лет под строительство домов, закупку продовольствия до первого урожая, скота, сельскохозяйственного инвентаря и инструментов для ремесленников. По истечении отведенного срока выплата должна была осуществляться в течение трех лет равными частями.
В Поволжье немцы привезли свою религию, культуру и быт. Свободно исповедуя лютеранство они, тем не менее, не могли ущемлять интересы православных, однако им разрешалось обращать в свою веру мусульман, и даже брать их в крепостные.
Более ста лет немцы Поволжья пользовались привилегиями, дарованными им Екатериной II, пока в 1871 году не произошло объединение Германии. Александром II это было воспринято, как потенциальная угроза для России – отмена привилегий русским немцам не заставила себя долго ждать. (Разумеется, это не касалось великокняжеских семей, имевших немецкие корни).
С этого времени немецким организациям запрещается публичное использование родного языка, все немцы получают те же права, что и русские крестьяне и переходят под общую российскую юрисдикцию. А введенная 1874 году всеобщая воинская повинность распространяется и на колонистов.
Неслучайно последующие несколько лет отмечены массовым оттоком поволжских немцев на Запад, вплоть до Северной и Южной Америки. Это была первая волна эмиграции.
В общем, можно сделать вывод о практически постоянном присутствии немцев в истории России.
В огромной пропорции немецкие корни были у императорской семьи Романовых, так как постоянные династические браки заключались, в основном, с представителями высшего германского дворянства.
Кроме того, большое количество русских учёных, военных деятелей, представителей искусства принадлежало к немецкой национальности.
Среди таковых можно назвать Д.И. Фонвизина (фон Визин), И. Ф. Крузенштерна, Ф. Ф. Беллинсгаузена, Иоганна Корфа, Карла Иессена, барона Фердинанда Врангеля, Франца Лефорта, Б. А. фон Глазенапа, Отто Коцебу и многих других «русских» немцев.
Огромное количество «остзейских» немцев веками служили в царской армии, и как правило, это были смелые, воинственные, дисциплинированные и доблестные офицеры и генералы.
Практически, до начала Первой мировой войны особых проблем с немецкой «диаспорой» в Российской империи не было.
Более того, вся внешняя политика России в XIX веке была основана на дружеских отношениях с Пруссией (а потом и Германской империей), что обеспечивало сохранение продолжительного мира в Европе, и отсутствие крупных (а тем более мировых, или общеевропейских) войн в эту эпоху.
После разгрома Франции в ходе франко-прусской войны (которую кстати, Французская империя и начала) и потери французами Эльзаса и Лотарингии, вопрос о реванше стал «мейнстримом» французской внешней политики.
Уже после заключения Версальского мира, француз Луи Гетан, лионский делегат Лиги прав человека, откровенно высказался о Первой мировой войне так:
«Если мы без предубеждения, вне зависимости от того, к какому лагерю прибило нас случайностью рождения, совершенно свободно и откровенно отнесемся к делу, то прежде всего невольно напрашивается мысль о том, что война 1914 года является последствием войны 1870 года, ибо с того момента идея реванша, замаскированная в большей или меньшей степени, уже больше никогда не покидала нас».
К сожалению, император Александр III, обидевшийся на поведение Бисмарка в ходе Берлинского конгресса, посвященного итогам русско-турецкой войны 1877/78 г.г., круто изменил «вектор» русской внешней политики, и взял курс на военный союз и сотрудничество с республиканской Францией (для которой это решение царя стало настоящим подарком).
Ибо НИКАКИХ шансов на военный реванш в войне «один на один» с Германией Франция не имела, и французские полководцы, кстати, это прекрасно понимали.
Франция мгновенно оценила стратегическую ошибку Бисмарка на послевоенном Берлинском конгрессе 1878 года, когда Германия поддержала Англию, в противовес российским интересам на Балканах. Конгресс этот явился победой Дизраэли, англо-австрийской победой над русским государством, вызвавшей озлобление в России к Германии.
Следствием недружественной России позиции Бисмарка, занятой им на Берлинском конгрессе, стала широкая антинемецкая кампания, поднятая славянофилами в русской прессе.
Мотив о коварстве Бисмарка был подхвачен и правительственными кругами. С ответными обвинениями выступили немецкие правительственные газеты. Так в прессе двух дружественных тогда стран началась знаменитая «газетная война».
В конечном итоге, Александр III принял, роковое для России, решение о союзе с республиканской Францией.
Кстати, в «демократической» Франции очень многие откровенно презирали «деспотическую, самодержавную, царскую Россию» и даже стыдились этого союза, но в большой политике, нет места чувствам и сантиментам, там правят бал ИНТЕРЕСЫ государств.
А Франция, мечтавшая о реванше и готовившаяся к нему, была жизненно заинтересована в союзе с Россией.
При этом союзе кошмаром для Германии становилась война на два фронта, которую она, по всеобщему мнению, выдержать не смогла бы.
Вот так и заложен был фундамент Первой мировой войны в которую Николай Второй втянул Россию…
Многие государственные деятели России пытались отговорить царя от гибельного курса на развязывание войны с Германией.
Наиболее аргументированным документом была записка которую П.Н. Дурново подал Николаю Второму в феврале 1914 года.
Вот небольшие выдержки из нее:
«Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов.
Заморских колоний у нас нет и, вероятно, никогда не будет, а сообщение между различными частями империи легче сухим путем, нежели морем. Избытка населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию?
Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться.
Зачем оживлять центробежные стремления, не заглохшие по сию пору в Привислинском крае, привлечением в состав Российского государства беспокойных познанских и восточно-прусских поляков, национальных требований которых не в силах заглушить и более твердая, нежели русская, германская власть?
Совершенно то же и в отношении Галиции.
Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан, сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов?
Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров.
Очевидная цель, преследуемая нашей дипломатией при сближении с Англией – открытие проливов, но, думается, достижение этой цели едва ли требует войны с Германией.
Ведь Англия, а совсем не Германия, закрывала нам выход из Черного моря. Не заручившись ли содействием этой последней, мы избавились в 1871 году от унизительных ограничений, наложенных на нас Англией по Парижскому договору?
И есть полное основание рассчитывать, что немцы легче, чем англичане, пошли бы на предоставление нам проливов, в судьбе которых они мало заинтересованы и ценою которых охотно купили бы наш союз…
В отличие от английских или французских, германские капиталисты большею частью, вместе со своими капиталами, и сами переезжают в Россию. Этим их свойством в значительной степени и объясняется поражающая нас многочисленность немцев-промышленников, заводчиков и фабрикантов, по сравнению с англичанами и французами.
Те сидят себе за границей, до последней копейки выбирая из России вырабатываемые их предприятиями барыши. Напротив того, немцы предприниматели подолгу проживают в России, а нередко там оседают навсегда.
Что бы ни говорили, но немцы, в отличие от других иностранцев, скоро осваиваются в России и быстро русеют.
Кто не видал, напр., французов и англичан, чуть не всю жизнь проживающих в России, и, однако, ни слова по-русски не говорящих?
Напротив того, много ли видно немцев, которые бы хотя с акцентом, ломаным языком, но все же не объяснялись по-русски?
Мало того, кто не видал чисто русских людей, православных, до глубины души преданных русским государственным началам и, однако, всего в первом или во втором поколении происходящих от немецких выходцев?»
Не правда ли, тут содержится сильная аргументация и верные наблюдения об истинных интересах России?
На кой ляд царю было втягиваться в войну с Германией, не имея для этого НИКАКИХ реальных целей? Получить земли с враждебно настроенным к России польским и галицийским населением?!
Организовать свободный проход через Проливы еще Александру III предлагал германский император и сделать это, при помощи немецкого давления на Османскую империю, можно было без всякой войны.
Но все было тщетно.
Николай Второй не желал менять внешнеполитический курс своего папА и уверенно вел Российскую империю к войне и катастрофе…
В годы ПМВ в России у «наших», русских немцев и возникли серьезные проблемы.
Давайте вспомним, как все это тогда было.
С началом мировой войны губернии, примыкавшие к линии фронта, были объявлены "находящимися на театре военных действий".
Вся власть на их территории переходила в руки военных властей. Здесь контрразведка производила аресты «подозрительных» самостоятельно, а местные жандармские органы беспрекословно выполняли приказы армейского командования.
А в ряды «подозрительных», разумеется, в условиях сильнейшей антигерманской истерии, развернутой тогда в русской печати и общественном мнении, в первую очередь попадали «русские» немцы.
Последний протопресвитер Русской армии и флота Г.И. Шавельский подчеркивал:
«Гражданские распоряжения военных властей, как-то: выселение жителей, эвакуации предприятий и т. п., сыграли значительную роль в развале общего строя государства и, несомненно, имели серьезное значение для успеха революции…
В Петербурге, на Морской, толпа разгромила здание немецкого посольства. Германский посол уехал из России. Жена его, бывшая в хороших отношениях со многими русскими, оставила свои драгоценности в Эрмитаже.
Ее знакомые рассказывали мне, что перед отъездом у нее в разговоре с одной из фрейлин Двора вырвались слова: «Бедный Государь! Он не подозревает, какой конец ожидает его».
Она была уверена, что Германия разгромит Россию, что затем начнется в России революция, во время которой погибнет Государь…»
(Шавельский Г.И. «Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота»)
На удивление пророческими оказались эти слова жены германского посла в царской России…
После начала войны, под флагом «борьбы с германизмом», по Высочайшему указанию, Санкт-Петербург был переименован в Петроград, многие царские чиновники и генералы срочно переделывали свои немецкие фамилии «на русский лад» и отказывались от приставки «фон». Даже новогоднюю (рождественскую) елку, как немецкое изобретение, тогда тоже было решено запретить.
Срочно была проведена корректировка закона “О государственной измене путем шпионства” и спешно утвержден перечень из 25 пунктов — запретов для прессы, под которые могла попасть практически любая тема.
Благодаря широчайшим полномочиям, предоставленным военным (да и гражданским тоже) властям, начались массовые выселения местных российских граждан «немецкой национальности»:
Стараниями военных властей очень быстро высылка лиц, «подозреваемых в шпионаже», превратилась в массовую высылку немецких колонистов из западных губерний Российской империи.
«23 сентября 1914 года начальник 68-й пехотной дивизии генерал-майор Апухтин приказал выслать всех немцев из Виндавы и Либавы.
Начальник штаба Двинского военного округа генерал-лейтенант Курлов распорядился выслать всех немцев из Сувалкской губернии.
В начале октября 1914 года командующий 10-й армией генерал от инфантерии Сиверc отдал приказ "выслать колонистов из всех мест, находящихся на военном положении".
(Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы. — М.: МОНФ, 2000.)
(Кроме высылки немцев, из всех прифронтовых губерний производилась тогда также массовая высылка евреев, которых царские власти обвиняли в пронемецких симпатиях и даже шпионаже.
Подробно об этом поговорим в главе о положении еврейского населения в условиях оккупации.)
Как видим, отдать приказ о высылке немцев из того, или иного региона (или города) мог даже не Верховный главнокомандующий, или командующий расположенной там армии, а «обычный», рядовой начальник дивизии.
Напомню, что в отличие от Великой Отечественной войны, в годы Первой мировой Германия не осуществляла нападения на русскую территорию, напротив, именно царская Россия в августе 1914 года, силами двух армий, начала вторжение в Восточную Пруссию, стремясь разгромить дислоцированную там 8-ю немецкую армию и затем «нанести удар в сердце Германии»!
Очень интересно (и почти неизвестно у нас, ныне) официальное извещение, изданное командующим 1-й Армией генералом П.К. фон Ренненкампфом, для жителей Восточной Пруссии 17 августа 1914 года.
В «Объявлении всем жителям Восточной Пруссии», распространяемом по тамошним городам и селениям, говорилось:
«Императорские Российские войска вчера… перешли границу Пруссии и двигаются вперед, сражаясь с войсками Германии.
Воля государя императора – миловать мирных людей.
По предоставленной мне власти объявляю:
1. Всякое сопротивление, оказываемое императорским войскам Российской армии мирными жителями, – будет беспощадно караться, невзирая на пол и возраст населения.
2. Селения, где будет проявлено хоть малейшее нападение или оказано мирными жителями сопротивление войскам или их распоряжениям, немедленно сжигаются до основания.
Если же со стороны жителей Восточной Пруссии не будет проявлено враждебных действий, то всякая даже малейшая оказанная ими Российским войскам услуга будет щедро оплачиваться и награждаться.
3. Селения же и имущества будут охраняться в полной неприкосновенности».
Не слишком-то «гуманные» обещания: «немедленно сжигать до основания» (!!!) селения, «где будет проявлено хоть малейшее нападение или оказано мирными жителями сопротивление войскам или их распоряжениям», а также обещание «беспощадно карать» всякое сопротивление, «невзирая на пол и возраст населения»(!!!), как ни печально об этом говорить, царскими войсками выполнялись.
В донесении в штаб Северо-Западного фронта 25 (12) августа П.К. фон Ренненкампф отмечал, что «…поступают редкие донесения одиночных выстрелах из селений по войскам.
Все селения, откуда стреляют, сжигаются, о чем население оповещено».
Порой там производились и карательные расстрелы местных жителей. Наиболее известный инцидент произошел в Абшвангене.
По русской версии, события развивались так:
«Вечером было получено распоряжение штаба армии об откомандировании 1-ой бригады, 1-ой кавалерийской кавал. дивизии в Инстербург и далее в крепость Ковно, где она должна была поступить в распоряжение коменданта крепости.
Проночевав в мест. Абшванген бригада, без своей конной батареи выступила утром 15/28 августа на Инстенбург. На привале во Фридланд было получено новое приказание – немедленно возвратиться к дивизии.
Место нахождение в не было точно известно.
До позднего вечера, высланные разъезды не могли найти ни штаба дивизии ни кирасирских полков.
На ночлег бригада стала в дер. Альменхаузен, не доходя нескольких верст до Абшвангена, в которой полк ночевал накануне.
Командир полка приказал корнету Голынскому выяснить во что бы то ни стало к рассвету местонахождение дивизии.
На маленьком двухместном полковом автомобиле, вместе с полковым писарем Смолиным и шофером ефрейтором Куприяновым, Голынский в полной темноте тронулся в сторону Абшвангена.
Но едва лишь автомобиль выехал на площадь местечка, как из многих домов он был обстрелян ружейным огнём. Выезд с площади был закрыт возами с соломой, поставленными поперёк улицы.
Первыми же выстрелами, выпущенными по автомобилю, корнет Голынский был убит. Пуля попала ему в голову и раздробила весь череп. Куприянов был ранен четырьмя пулями в руку и дробью в ухо. Смолин получил заряд дроби в ногу.
Мотор остановился.
Куприянов вылез из автомобиля и, несмотря на ранения, стал заводить мотор, пока Смолин отстреливался из винтовки, выпуская одну обойму за другой.
Куприянову удалось завести мотор. Задним ходом автомобиль выехал с площади и, взяв первую попавшую боковую улицу, благополучно выехал из Абшвангена и присоединился к полку.
Узнав о случившемся, командир полка приказал эскадронам немедленно выступить и оцепить Абшванген, а № 2 эскадрону, в рядах которого служил Голынский, обыскать всех жителей и тех, у которых будет найдено оружие расстрелять, а дома их сжечь.
У входа в Абшванген было вывешено объявление на немецком языке, объясняющее принятие этих исключительно суровых, крайних мер, как следствия убийства мирным населением русского солдата». (Звегинцов В.Н. Кавалергарды в великую и гражданскую войну. 1914 – 1920 год. - Париж: Издательство Е. Сияльской, 1936. – С. 66 – 67)
Как видим, командир Кавалергардского Её Величества полка генерал-майор Долгоруков А. Н. на рассвете послал на поиск штаба своей дивизии поручика Голынского, на автомобиле (!), с двумя нижними чинами. На въезде в Абшванген они были обстреляны и Голынский был убит наповал.
Решив, что это сделали местные жители, генерал-майор Долгоруков приказал своим кавалергардам окружить Абшванген, обыскать дома всех его жителей и тех, у которых будет найдено оружие расстрелять, а дома их сжечь.
Что и было исполнено.
Количество расстрелянных, их «пол и возраст» в своей книге Звегинцов указывать не стал.
Вот, что об этом расстреле и количестве его жертв, говорил знаменитый русский писатель А.Н. Куприн:
«А вот что рассказывает раненый кавалерист солдат-гвардеец Вишневский:
- Прямо мы наступали на неприятеля, дрались жестоко, но только когда мы пришли в деревню, то нас встретили очень гостеприимно, а потом они нашего офицера убили из-за угла. За это мы расстреляли их пятьдесят человек, в возрасте от 17 до 45 лет...
- И ты расстреливал?
- Обязательно!»
(А. И. Куприн. Двинск // Русское слово. - 1914. - 12 (25 окт.). - № 235. - С. 4)
А вот немецкая версия этих событий:
«Во время I мировой войны, 29. 8.1914 Абшванген был почти полностью сожжен русской армией, и 65 человек расстреляны. Поводом для этого стал обстрел патрулём немецких кирасир русского армейского автомобиля на околице Абшвангена и убийство при этом высокопоставленного русского офицера, князя Трубецкого.
Как возмездие за мнимую атаку со стороны гражданских лиц, упомянутые люди были расстреляны - в том числе 28 из деревни, прочие же из находившихся там беженцев - и 84 здания уничтожены. Похожее произошло также в Альменхаузене. Восстановление деревни началось с весны 1915, на великодушно предоставленные государством средства и в целом было закончено до окончания войны в 1918.
Так как большинство мужчин были на войне, большую часть работ выполнили многочисленные русские военнопленные.
Специальный памятник, торжественно открытый в 1925, напоминал об убийствах в Абшвангене: стоящая дымовая труба сожженного старого дома, на которой находилось аистиное гнездо, имела на 3 стенках по одной бронзовой доске с именами убитых и стихотворение местной писательницы Erminia v. Olfers-Batocki»
Кроме того, там приводится список расстрелянных, из которого видно, что среди жертв оказалось 4 женщины, одна из которых была тяжело больна и сгорела в собственном доме.
Похожая версия изложена и в англоязычной Википедии:
«29 августа 1914 года отряд немецкой разведки из 4 кавалеристов подъехал к незанятой деревне, столкнулся с российским автомобилем, проезжающим через неё, и открыл огонь по этому автомобилю. Один русский офицер, член семьи Трубецких, был убит, и машина двинулась обратно в деревню Альменхаузен, примерно в 5 км к востоку от Абшвангена.
После возвращения автомобиля в Альменхаузен, российский отряд казнил 9 гражданских лиц (Mayor Prang, Farmer Stadie, Hermann Marienberg и 6 неизвестных беженцев), которые случайно оказались рядом, и сжёг 70 домов из 81 имеющихся. В это же время, другой отряд вошёл в Абшванген, где стал казнить жителей-мужчин и жечь дома и хозяйственные постройки. В Абшвангене 78 зданий из 101 имеющихся были уничтожены.
Во время резни в Абшвангене, 65 человек (28 местных жителей, 37 беженцев из южной части Восточной Пруссии) были убиты.
Благодаря успеху Германии в битве при Танненберге, российские войска отступили из района Абшвангена, и 3 сентября 1914 г. деревня была без боя освобождена немецкими войсками. В 1924 году 74 погибшим мирным жителям был поставлен памятник».
(Перевод. Оригинал:http://en.wikipedia.org/wiki/Abschwangen_massacre)
Интересно, что погибший там поручик Голынский (которого немцы почему-то именуют князем Трубецким) был поляком и уроженцем Привисленского края.
Из воспоминаний польского дворянина и политика И. О. Корвин-Милевского:
«Ян-Стефан-Владимир Голынский (Jan Stefan w;odzimierz Ho;y;ski)
Родился 16 марта 1889 г. Крещен 8 июля 1889 г. в Мстиславльском костеле. В 1901-1908 гг. учился в Могилевской губернской гимназии, которую окончил с серебряной медалью. Служил в Кавалергардском полку.
Убит в 1914 г. Похоронен на Повонзковском кладбище в Варшаве.
…пал смертью, погибший, нет скорее, убитый на улице молодой кавалергард Голынский, за что российский полковник приказал расстрелять 100 немцев из числа мирного населения [Korwin-Milewski H. Siedemdziesi;t lat wspomnie;: 1855-1925. – Pozna;, 1930. – S. 375].
Как видим, польский политик тоже не слишком-то точен: генерала Долгорукова в своей книге он «понизил» до полковника, зато число жертв расстрела «округлил» до 100.
Что можно сказать об этом прискорбном происшествии?!
Очевидно, что у командира Кавалергардского Её Величества полка генерал-майора Долгоруков просто сдали нервы.
Никакой необходимости проводить эту карательную акцию из-за короткой перестрелки в которой был убит один офицер, основываясь на показаниях двух раненых в ее ходе солдат, конечно не было.
Рассказ о том, что стрельба там велась «из многих домов» подтверждалась только рассказом солдат, попавших в засаду. Если бы в реальности так было, то едва ли им удалось бы завести заглохший автомобиль и задним ходом уехать из незнакомого городка.
Охотничьи ружья, обнаружение которых в ходе обысков домов служило основанием для расстрела, вполне могли быть в домах у многих ни в чём не повинных жителей.
Немецкие крестьяне в Восточной Пруссии жили очень зажиточно и охотничьи ружья (а то и пианино) в их домах были обычным делом.
Ружья эти, конечно, находили не при личном обыске, а в домах жителей. Кого именно предписывалось расстреливать в таких домах, из рассказа Звегинцова совершенно непонятно.
Характерно, что в репортаже А.И. Куприна подчеркнуто, что кавалерист солдат-гвардеец Вишневский даже гордится своим участием в экзекуции:
«За это мы расстреляли их пятьдесят человек, в возрасте от 17 до 45 лет...
- И ты расстреливал?» - спрашивает у него Куприн.
«- Обязательно!» – отвечает Вишневский.
Как видим, ничего предосудительного ТОГДА, в этой жестокой экзекуции, у нас не видели, иначе очерк Куприна не смог бы пройти «сито» военной цензуры и быть опубликованным «по горячим следам» в официальной печати.
Что же касается действий немецких кирасир, то можно отметить, что им не стоило затевать бой с русским разъездом в населённом пункте.
У немцев (и англичан) также не упомянуто, что русские казнили только тех у кого было найдено оружие. Судя по тому, что убитый офицер немцами был назван Трубецким – русские источники ими вообще не использовались. (Впрочем, их не так и много было).
Надо подчеркнуть, что в годы Первой мировой войны (жестокости которой не идут ни в какое сравнение с неслыханными зверствами гитлеровской Германии в годы Второй мировой войны) поведение германских войск вовсе не отличалась каким-то «гуманизьмом».
Различных жестокостей, зверских рассправ, убийств гражданского населения, грабежей, пыток и т.п. изуверств со стороны германских войск и в годы ПМВ также с избытком хватало.
Война (тем более мировая) ОЧЕНЬ жестокое и кровавое дело, во время которой обычные мирные законы, понятия и правила жизни, как правило, теряют свое значение.
Поэтому убийства, мародерства, грабежи и насилия, как над вражескими военнослужащими, так и мирными жителями, увы, на войне – обычное дело.
(Однако, как говорил Глеб Жеглов, «правопорядок в стране определяет не наличие в ней воров, а умение властей с ними бороться!»
Перефразируя это, можно сказать, что «дисциплину и правопорядок в воюющей армии определяют не грабители, насильники и прочие подлецы в военной форме, а умение и желание её командования с ними бороться и наводить в своих рядах порядок!»)
Если уж речь зашла о вторжении царских войск в Восточную Пруссию, то отметим еще одно любопытное обстоятельство, неплохо характеризующее общий «уровень» руководства Российской империи.
Поначалу продвижение наших войск было довольно успешным, немцы отступали и желающих «порулить» в захваченных богатых немецких районах оказалось предостаточно.
Вот что вспоминал об этом один из самых верных сторонников монархии (и царя Николая Второго) П.Г. Курлов.
(Дело происходит в августе 1914 года):
«Ночью мы приехали в город Белосток, где находилась квартира главного начальника снабжений, а рано утром я был уже у генерала Данилова, который приказал мне тотчас же явиться к главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта, генералу Жилинскому, так как приказ о моем назначении генерал-губернатором Восточной Пруссии будет немедленно отдан и я должен без замедления выехать к новому месту своего служения.
Каково же было мое удивление, когда главнокомандующий, ранее мне знакомый, принял меня очень холодно и заявил, что ему ничего не известно о причине моего вызова, но что он не преминет запросить ставку верховного главнокомандующего.
Как впоследствии оказалось, эта холодность объяснялась тем, что генерал Жилинский, как варшавский генерал-губернатор, продолжал считать себя таковым и на занятой нашими войсками германской территории.
Ответ получился в тот же день и в довольно резкой форме: «Генерал Курлов назначается генерал-губернатором Восточной Пруссии для введения в ней строгого порядка».
Приходилось преклониться пред волей великого князя, спорить с которым его подчиненные не дерзали.
Генерал Н. А. Данилов приказал мне безотлагательно представить проект управления Восточной Пруссией и выехать туда, не теряя ни одной минуты времени…
На том же вокзале ко мне подошел один из знакомых мне чинов министерства внутренних дел К. В. Гюнтер и заявил, что министр внутренних дел приказал ему экстренно выехать в Белосток в качестве губернатора одной из местностей Восточной Пруссии.
Таким образом, одновременно с распоряжениями верховного главнокомандующего министр внутренних дел отдавал свои собственные. Так окончилось мое кратковременное генерал-губернаторство…»
(«Гибель Императорской России». Курлов Павел Григорьевич)
Как видим, ОДНОВРЕМЕННО на посту генерал-губернатора завоеванных районов Восточной Пруссии видели себя: главком Северо-Западного фронта генерал Жилинский, назначенный Верховным главнокомандующим в.к. Николаем Николаевичем, в качестве губернатора, П.Г. Курлов и, назначенный на этот же пост министром внутренних дел империи, К.В. Гюнтер.
Правда, спустя всего несколько дней немцы разгромили сначала 2-ю армию Самсонова, затем нанесли тяжелое поражение 1-й армии Ренненкампфа, и выбили все русские войска из Восточной Пруссии.
Так бесславно и закончилось их губернаторство…
Однако, в.к. Николай Николаевич, который покровительствовал П.Г. Курлову, нашел для него новое назначение.
И вот что он увидел в Риге:
«Великий князь желал объединить гражданское управление всего края, кроме Ревеля, как морской крепости, в руках одного лица, сохранив подчинение территории в военном отношении военным округам…
…Он решил назначить меня, в качестве помощника главного начальника Двинского военного округа, особоуполномоченным по гражданскому управлению Прибалтийского края и предоставить мне все права генерал-губернатора, независимо от прав командующего армией по административным и хозяйственным вопросам.
Первое, что мне бросилось в глаза в Риге, это — вывески на немецком языке и господствовавший в городе немецкий говор…
Мне пришлось сделать распоряжение об устранении немецких вывесок и недопущении разговоров на немецком языке…
Делопроизводство ландратских коллегий велось до войны на немецком языке.
Необходимо было заменить его русским.
Лифляндский губернский предводитель дворянства барон Пиллар фон Пильхау, которого я просил сделать этот переход по собственной инициативе, ответил мне исполнением моего желания, присовокупив в конце письма, что это делается коллегией в силу моего права воспретить употребление немецкого языка, что в корень подрывало мои намерения».
Отметим вот что.
Более 200 лет Рига (да и вся Прибалтика) находилась в составе Российской империи, формально считаясь русским городом (и территорией).
Однако царская администрация за эти столетия так и не удосужилась перевести там делопроизводство (да и хотя бы уличные вывески) на русский язык.
Немцы все это время чувствовали себя в Риге (и всей Прибалтике) хозяевами, определяли весь внутренний порядок и уклад тамошней жизни.
Местное население (особенно латышское) люто ненавидели своих немецких земляков и не скрывало это.
С началом ПМВ эта старинная вражда обострилась.
П.Г. Курлов вспоминал:
«В это трехдневное пребывание в Риге я убедился, что настроение в городе крайне тяжелое: старинная вражда между местным немецким населением и латышами разгорелась до значительных размеров.
Со стороны латышей сыпалась масса обвинений на своих противников не только за их чрезмерную любовь к германцам, но и за шпионство и даже за государственную измену. Во всем этом была масса преувеличений, которые в последующей моей службе в Риге создавали мне тяжелые недоразумения.
На первых порах мне самому пришлось произвести, по заявлению члена Государственной Думы князя Мансырева, два дознания, причем жалобы его оказались крайне преувеличенными.
Некоторая вина падала на немецкое население, которое не учло обстановки момента и допускало ряд бестактных действий, послуживших причиной огульных обвинений. Оно не понимало, что в период войны с Германией необходимо было отказаться от многих проявлений, естественных при общности языка, национальности, религии.
Так, например, мне доложили, что при первом прибытии в Ригу военнопленных германцев они были встречены с цветами. (!!!!!!)
Желая предупредить повторение таких случаев, которые, конечно, могли вызвать репрессии со стороны военного начальства, я по телеграфу просил главного начальника округа впредь не направлять в Ригу пленных немцев…
В числе подобных заявлений обращали на себя внимание письменные извещения о том, что башни в замках некоторых помещиков, а главное, разбросанные по всему краю лесные вышки служат для целей сигнализации, — хотя германской армии и флота вблизи не было…
…всякое ограничение с моей стороны немецкого населения принималось эстами, а в особенности латышами, за победу над враждебными им немцами-помещиками…»
Нет ничего удивительного в том, что после оккупации германскими войсками Курляндии в 1915 году, и полного захвата ими Риги и всей Прибалтики в 1917-18 годах, именно немецкое население этого края с восторгом встретило своих «освободителей», стало опорой германской оккупационной администрации и даже успело провозгласить там «независимое» королевство, пригласив себе на трон германского принца.
Потом, когда в ноябре 1918 года Германия признала свое поражение в мировой войне, немецкое население Прибалтики, под давлением властей Антанты, поддержало местных латышских, литовских и эстонских националистов и активно участвовало в создании их лимитрофных государств.
Ну да это «дела прибалтийские».
А теперь посмотрим, какое же положение у немецкого населения было в других областях Российской империи.
Отметим, что в начале ПМВ в России царила полная уверенность в скорой победе над Германией, и симпатии многих «угнетенных» народов ТОГДА были на русской стороне.
Даже в Финляндии (где всегда были сильны русофобские настроения) со стороны финнов порой происходили антинемецкие проявления.
Служивший тогда в XXII (Финляндском) армейском корпусе капитан Б.Н. Сергеевский вспоминал:
«Командиром корпуса был генер. штаба ген.-лейт. Бринкен Александр Фридрихович.
… население Финляндии оказалось совершенно лойальным.
Должен подчеркнуть это еще раз и сказать даже более того - население подчеркивало свои патриотические чувства в русском смысле.
Командир корпуса приказал арестовать и выслать в Швецию всех германско-подданных.
Когда группу из полиции препровождали по Эспланаде, то финская толпа стала их бить и пришлось вызвать роту 2-го Финляндского стрелкового полка, чтобы охранить этих немцев от дальнейшей расправы.
( Сергеевский Б. Н. Пережитое, 1914 - Белград, 1933).
Подчеркнем этот момент: летом 1914 года «финская толпа» на Эспланаде (а это красивый бульвар в самом центре Гельсингфорса) избивала «германско-подданных», которых русские власти депортировали в Швецию, а уже в 1915 году, когда всем стала понятна военная мощь Германии, многие сотни финских добровольцев стали нелегально перебираться в Германию, чтобы воевать против России.
Повсюду в Российской империи развернулась шпиономания, аресты и высылки германских и австрийских подданных.
«28 июля 1914 года штаб Корпуса жандармов направил начальникам управлений телеграмму, в которой указывался порядок действий властей в отношении различных категорий подданных вражеских государств.
Все германские и австрийские военнослужащие, оказавшиеся в России, объявлялись военнопленными и подлежали аресту.
Австрийцы и германцы, числившиеся в запасе армий своих государств, также были включены в категорию военнопленных, их следовало высылать из Европейской России в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губернии, а из Сибири — в Якутскую область.
Подданные Германии и Австро-Венгрии, арестованные "лишь по подозрению в шпионстве, но без определенных улик", также высылались в упомянутые местности…
В середине августа 1914 года МВД разослало губернаторам и градоначальникам России специальные телеграммы, в которых разрешалось понятие "военнопленный" распространить на всех австрийских и германских подданных мужского пола от 18 до 45 лет, за исключением заведомо больных и неспособных к военной службе. Они также подлежали аресту и высылке.
Летом 1914 года военное ведомство и МВД определили условия депортации — "в вагонах III класса за собственный счет под стражей, причем в местах, назначенных для их жительства, они должны довольствоваться в смысле жизненных удобств лишь самым необходимым".
В 1914 году высылке подверглось свыше 50 тыс. мужчин, из которых около 30 тысяч — этнические немцы…
Уже в первые дни войны в канцелярии губернаторов и жандармские управления хлынул поток доносов на немцев.
Их обвиняли в шпионаже, "подозрительном поведении", ведении антирусской пропаганды и т. д. (Подобное происходило и в Германии, только там жаловались на русских, французов и англичан.) Проверку информации вели жандармы…
В основном посредством доносов люди сводили между собой старые счеты. Доносили на немцев-колонистов, чиновников с немецкими фамилиями, их знакомых и родственников. Если в западных губерниях прифронтовой полосы какая-либо доля истины в таких доносах могла присутствовать, то в глубоком тылу, особенно в Сибири они явно не имели отношения к борьбе со шпионажем.
И все же по каждому доносу велась тщательная проверка…
В течение первых недель войны по всей России прокатилась волна арестов. Причем аресты лиц, отнесенных к категории военнопленных, не везде проводились в одинаковые сроки.
Так, в приграничных губерниях Европейской России аресты австрийских и германских подданных начались 19-20 июля, а во внутренних губерниях — позже. Например, Акмолинский губернатор 20 июля распорядился арестовать "запасных или состоящих в резерве германских и австро-венгерских подданных"».
(Греков Н.В. Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы. — М.: МОНФ, 2000)
Надо сказать, что кроме высылки немцев и австрийцев в годы ПМВ в России широко практиковались высылки турецко-подданных и даже … китайцев.
Так, Н.В. Греков об этом рассказывает:
«22 августа 1914 г. УВД уведомило ГУГШ о том, что из Петрограда в Китай были насильственно отправлены 114 китайских подданных.
К началу сентября из Петрограда и Петроградской губернии были высланы все китайские торговцы, как подозреваемые в шпионаже…
20 октября 1914 года, в день вступления Турции в войну с Россией, военный министр В.А. Сухомлинов предложил главе правительства И.А.Горемыкину поставить на обсуждение Совета министров вопрос о ссылке или выдворении за границу всех без исключения турецких подданных.
Необходимость такой меры генерал Сухомлинов объяснял следующими обстоятельствами:
"... если с открытием военных действий с Турцией руководители турецкого шпионажа -чины посольства и консульств, выедут за границу, а часть осуществителей этого шпионажа (военнообязанные) будет выселена в качестве военнопленных в отдаленные местности, все же в распоряжении турецкого правительства останется шпионская сеть в виде не высланных с мест турецких подданных…".
Поэтому генерал предложил "в интересах государственной обороны" выслать за границу всех турецких подданных "без различия их положения, пола и возраста", кроме подлежащих аресту в России.
Тех же, кто не подчинится распоряжению о выезде, в двухнедельный срок выслать в северные губернии как военнопленных».
Как видим, такие репрессивные меры, как ссылка в отдаленные районы России лиц «враждебных национальностей», высылки и депортации по национальному признаку или «подозрению в шпионаже» (!!!) широко применялись в царской России в годы Первой мировой войны.
Возвращаясь к вопросу о «лицах немецкой национальности» живших вне территории Германии, надо сказать следующее.
После поражения Германии в ПМВ и подписании кабального Версальского договора, миллионы немцев оказались вне территории «урезанной» Веймарской республики, во вновь образованных государствах: Польше, Чехословакии, Австрии, провинциях Эльзас и Лотарингия, отошедших к Франции.
В 30-х годах ХХ века возник термин «фольксдойче».
Фольксдойче — (нем. Volksdeutsche, «германский народ») — обозначение людей, родным языком которых был германский и которые жили вне Германии (в отличие от «рейхсдойче» нем. Reichsdeutsche — «имперские немцы»).
В период существования Третьего Рейха (1933—1945) фольксдойче имели особый правовой статус как в пределах самого рейха, так и в генерал-губернаторстве, протекторатах и рейхскомиссариатах, а также в союзных Германии странах.
Гитлер ввел в употребление термин фольксдойче в меморандуме Имперской Рейхсканцелярии от 1938 года.
В этом документе термином фольксдойче определяются «люди, чей язык и культура имеют германские корни, однако, не имеющие германского гражданства».
Для Гитлера и других германцев того времени этот термин нёс в себе некоторые смысловые оттенки — чистота крови, расовое определение и является сугубо идеологическими оттенками данного термина.
Вот об этом феномене и пойдет речь в следующей главе.
На фото: собрание фольскдойче в Варшаве. Февраль 1940г.
Продолжение: http://proza.ru/2021/01/21/552