Дивеевское дело

Артем Нечаев
Вкус пищи был трансцендентным. Это действительно была еда, а не синтетические отбросы, которые прораб в мешках вываливал нам из своей вагонетки.
Как же неплохо они устроились в центре, думал я, поглощая угощение со странным  названием «блины». Но даже вкус настоящей пищи не мог успокоить течение мысли - бусинки внутри меня продолжали нанизываться на невидимую нить: кормят, значит сейчас будут выспрашивать самое важное. Сам бы я сделал именно так. Итак, что нам известно? Политика их явно не интересует, мои делишки с Хмуровым тоже, может артефакты? Но где я пересекался в жизни с артефактами? Впрочем, ведь это было!
- А вы слыхали про дивеевское дело? – резко спросил я, прощупывая почву.
Великан красноречиво посмотрел на меня, но промолчал.
- Да, мы знаем про это. А что помнишь про него ты? – живо поддержал мой вопрос инспектор, и в глазах его я прочел заинтересованность.
Ага! Значит, все-таки их цель - дивеевские артефакты. Думают, что девчонка что-то знала и поделилась со мной. Ну что ж, продолжим игру, посмотрим что еще кроме сытной пиши удастся выторговать.
- Ну само дело с подрывом монахинь как не помнить. Прогремело тогда на всю страну. Как оказалось, потоки тонкой материи проходили так, что Дивеево было стратегическим местом для установки антенн нашей системы и посему, вокруг него требовалась санитарная зона без каких-либо помех. Ирония судьбы. Скопище изгоев и раскольников всех мастей должно было стать образцом нового порядка. В рамках работ по установке антенн, было необходимо взорвать Троицкий собор, а эти дуры в рясах, прорыли туда потайной ход и взорвались вместе с ним. Конечно, это был большой скандал и удар по нашей политике. Делом заинтересовались на самом верху. Я был срочно командирован в Саров, куда этапировали оставшихся в живых раскольников,  и расследовал этот инцидент по горячим следам. Точнее, был одним из многочисленных следователей. В управлении мне поставили тогда четкую, политическую задачу – оставшиеся в живых должны дать правильные показания и публично принять техноверу. Тогда весь этот фанатичный демарш  монахинь будет обращен в нашу пользу.
Для начала, я поработал с отцом Мелетием. Раскусить его было нетрудно. Батюшка всю жизнь был ведомый, и, лишившись духовных авторитетов сам шел на контакт. Обещание служить в московском соборе и сытной жизни для его семьи сделало свое дело.
Затем настала очередь старца Агрипия. Сломать его – было делом непростым. Старец был уперт и готовился идти до конца. Однако, к счастью, он сильно доверял собственным откровениям, так что, спустя неделю Агрипий уже выступал по телевизору с чипом на лбу и призывал покаяться и выйти из лесов, как это было ему открыто с моей помощью.
- Но как именно тебе удалось так быстро их обратить? – удивленно спросил собеседник. Я заметил, что в этот момент кто-то закопошился под его широкой полой, но он провел рукой и движения прекратились.
- Любовь и внимание. – коварно улыбнулся я, садясь на своего конька.
- У каждого человека есть свой ключик. Но чтобы получить его, надо раскрываться самому. Впустить его в себя.
За старца я получил, кстати, внеочередное звание. И вот после этого триумфа, под конец мне приказали поработать с ней…
Тут я замолчал, справляясь с нахлынувшими вместе с новым слоем воспоминаний эмоциями.
-Она была даже не монахиней, простой послушницей. Кажется, ее собирались постричь, но не успели. Из-за этого, даже свое мирское имя она считала чем-то постыдным. А звали ее… Дарья.
- Эх, не с этим именем мне надо бы помирать. –говаривала она. Ну расскажу все по порядку.
Когда я впервые увидел ее, пятнадцатилетнего подростка, в тюремной камере, над ней уже изрядно потрудились мои коллеги. Однако, результатов не было. Объект замкнулся и был совершенно непригоден для подключения. Девушка отказывалась общаться и все твердила что проклята и должна умереть. Местные следаки не отличались особой техникой и работали по старинке, обкалывая психотропами, моря голодом и не давая спать. В общем, она была уже на грани.
Чертыхаясь, я потребовал тут же перевести заключенную из сырой камеры в нормальную медпалату с окнами в сад, а сам, по обыкновению, поселился на соседней койке в качестве няньки-сиделки. Я ухаживал за ней, как за дочерью. Кормил из ложки, менял компрессы, следил, чтоб пила нужные лекарства. И через пару дней она стала приходить в себя.
Первое, о чем Даша спросила меня:
- Где Крышка? – тут я невольно улыбнулся, и заметил, что на лице инспектора также промелькнула улыбка.
Я сначала не понял, а потом разобрался – что так звали ее кошку, которую Даша умудрилась протащить сквозь конвой до самой тюрьмы, где они были вынуждены расстаться.
Без Крышки девочка отказывалась общаться, поэтому я приказал найти подходящую по приметам кошку. К счастью, она не ушла далеко, и нашлась у бака с отбросами, сражаясь за жизнь с местными котами.
 Появление Крышки очень обрадовало Дашу. Она стала откармливать ее, холить. Радости кошки тоже не было границ. Однако, сознание постепенно возвращалось к затворнице, и как то под вечер выражение испуга вновь появилось на ее лице. Она забилась под одеялом, отказываясь говорить и есть, отвечая на мои расспросы лишь одно:
- Меня здесь не должно быть! Я проклята. Отставь меня.
Тогда я понял, что пора действовать. По легенде я был одним из родственников погибшей монахини Зинаиды. От отца Мелетия, исповедовавшего покойную, я знал все, что надо, чтобы соответствовать образу. Я долго рассказывал ей, как мы жили вместе, как я любил сестру Зинаиду, как переживал что не мог там быть и предотвратить этой трагедии.
Она долго слушала, а потом села на кровать, посмотрела опухшими глазами и сказала тихо:
- Ты наверно хороший человек, Андрей! Но не понимаешь главного...