ГРОБ

               
-Ты Василий послушай меня, что я сейчас говорить буду.
Прошу не перебивай, а запомни и выполни всё как есть пожалуйста.
Позавчера когда я вот тут прямо заночевал, ну ты помнишь бухали, мамка ко мне во сне приходила, царство небесное.
Ярко так приснилась в платье ситцевом, молодая и на сенокосе кажется.
Это где-то как будто после войны сразу. Ей тогда ещё сорока не было, а мамка моя красавица была, отца-то я своего слабо помню,хотя ручищи поболее моих были.
Помню как на войну провожали, нёс меня на руках, сильный, большой.
Я в него, хоть и мамка моя не маленькая была, ростом -то чуть пониже меня.
Нас у неё трое осталось, мал мала меньше, а вот вырастила всех сама, замуж так и не выходила, хотя и поклонники были, только ждала она Ваську отца моего.
Верила, будто жив он, да видно нет, закатало их в самом начале войны.
Кто с отцом уходил, назад ни один не вернулся.
Забрали в самом начале, правда целый год от него письма приходили, а вот в сорок втором, как отрезало, а потом похоронка. Мать с этой бумажкой всю ночь просидела, как каменная, а под утро встала с табурета, да и пошла на работу.
Бумажку эту больше мы и не видели, а она просто сказала, мол брехня всё это, жив Васька. Так и ждала его потом, бывало проснусь среди ночи в пацанах ещё,а она отодвинув занавеску стоит у окна  и смотрит на улицу.
Не знай боль её в душу мою легла, не знай что за хрень такая, только вот пью и забываюсь как бы, а в трезвую голову, так мысли всякие лезут, порой так и хочется врагу какому голову топориком раскроить, сам себя боюсь, а вот пьяный, я мирный, одним словом Булда.
Ведь не поверишь, с детства прилипло, а как точно, а в детстве-то я и не пил вовсе и фамилия моя Емельянов, а вот с чего Булда, сам не пойму, да и не помню. По молодости смотрел в словаре, без Булды, это вроде как всё по-честному без обмана. Так–то правы дружки мои были, всю жизнь врать не люблю, прямой и откровенный, да и брехунов терпеть ненавижу.
Многое мне правда моя в жизни моей изломала, а теперь уж и говорить нечего, только вот в пьяном виде и успокаиваюсь. Но всё это тебе Васька я не для этого душу изливаю. Мамка во сне радостная была, меня к себе звала, а я вроде как и не отказал ей.
Потянулся было, да так с топчана и упал на пол.
Тут холод собачий, а у меня в башке будто кузнец по наковальне колотит, хорошо хоть стопка полная на столе стояла, выпил её мне и полегче стало, а то бы наверное к мамке тут же отправился. 
Я к чему тебе это.
Ты Василь Васильич друг мне с детства, все мои тайны и судьбинушку знаешь.
Так вот Васька, уж коли я к мамке соберусь, а думаю скоро уже.
Да не перебивай.
У меня на чердаке гроб-домовина моя готовая.
Загодя сделал, за лето подсохла, так вот ты мне Василий, новую-то не делай, ни к чему, да и лес у нас в этом году говно, а в том самом гробу схорони.
Я уже в нём по осени два раза спал, а потом на чердак поднял, а то подумалось, что с ума схожу, как пьяный, так просыпаюсь в гробу и ты знаешь спится мне в нём так хорошо, и голова поутру не тяжёлая, прямо и выбираться не хочется.
Так что это наказ мой тебе Василий.
А уж если ты коли перёд меня соберёшься, так я Васька тебе всё в лучшем виде расстараюсь,не переживай даже, друг же ты мне,жизнь нашу какую-никакую бок о бок прожили. Так бы я тебя не беспокоил разговором этаким, да видишь, мамка к себе позвала. Видно кирдык скоро.
- Да ладно тебе Коль до ста лет живи, рано ещё.
А Булда ты, из-за того что бурчишь много.
Это тебе не пацаны кликуху прилепили, это тебя Ленка Зотова окрестила.
Помню, по весне в лапту на поляне играли, а ты чем-то всё не доволен был, вот и прилипло к тебе с первого раза, а сейчас ты в пьяни Булда Булдою, всё чего-то тебе не нравится. Я бы даже больше сказал, ты как "кила ненастная", всё недоволен чем-то. Давай–ка Коль, ещё по соточке, а то прямо послушал тебя и всплакнуть хочется, разбередил ты душу мою.
А мать твою, Колька, я с малого помню.
Статная женщина была, красавица, только доселе спросить у тебя хочу, как имя её полное, а то все Талькой звали, а полное и не знаю как царство небесное.
-Да чёрт его знает, но во всех документах Талька. Видно имя такое.
Я поначалу Капитолина думал, а она мне сказала что Талька.
Отец её так назвал, выдумщик был тоже мне царство небесное.
Отец мой помню, Талей её ласково называл,а иногда тальянкой, гармонь эдакая есть, а дед мой, отец её, как только что не так, так Талией Италией величал.
Короче откуда имя такое, так я сам толком не знаю.
Зато на всё село одна была с таким именем.
 -Да, сильно не повезло нашим родительницам, война смолоду мужиков забрала, так они всю свою жизнь и проишачили в колхозе за трудодни, хорошо хоть на старости пенсию выдали,какая-никакая, а всё им в радость была.
Они выпили не чокаясь, как бы помянув своих ушедших матерей.
Так и продолжили сидеть в столярке ПМК два пожилых плотника, всё наливая и наливая друг, другу, вороша то те, то эти вопросы когда-либо встававшие на их жизненном пути.
Про хороших мастеров  по селу тогда так говорили. «руки золотые, а рот говённый»
  Умер Булда по глубокой осени, дома умер в полном одиночестве.
Пришёл с работы, прилёг, да так и не проснулся.
Уже к обеду всем в ПМК стало известно, что умер Николай Емельянов.
Директор вызвал Васильевича и приказал, чтобы гроб, крест всё честь по чести.
Тут и вспомнил Васильевич об их разговоре.
Он вошёл во двор и приставив лестницу, влез на чердак.
Чисто выструганный гроб и крышка стояли прямо около лаза.
И тут Васильевичу словно голос сказал,
"Ты Васька не делай мне нового, в этом обязательно схорони".
И не думал Васька, ни о какой оказии, а случилось всё так неожиданно, как снег на голову, когда покойника в гроб укладывать начали, а гроб чуток коротким оказался.
Тут или покойник вытянулся, или сам мастер ошибся.
Как вроде сапожник без сапог. Всем ладные делал по размеру,на загляденье, а себе видишь, не угодил малость.
Погрузили гроб в машину и в столярку по быстрому.
Там Васильевич вставки по узкому концу приладил и на гроб и на крышку.
Так и схоронили в этом гробу, достойно как сам указал.
Полностью выполнив наказ покойного.