– Что-то долго она не идёт сегодня, – вздохнула телефонная будка, – может забыла?
– Наверное из-за того, что холодно, морозец то жгучий, – ответил тополь.
– Минус 28, я посмотрел, - ответил домишко, моргнув пустыми глазницами оконных проёмов.
– Так у тебя градуснику поди лет сто уже и жидкость из него давно вся вытекла через дырявый пол, – залился низким смехом тополь, – Что ты там видеть можешь?
– Это у тебя один ствол и остался толщиной в бочку, а вся шевелюра из остатков ветвей повылезла, а я всё что нужно, вижу, – ответил дом, – Тебя каждый год городские службы чекрыжат налысо, думают, что у тебя листья отрастут. Вот наивные.
– Да чем ты можешь видеть? – тополь перестал смеяться, – У тебя окон то нет, про шевелюру вообще молчу. Из всех достопримечательностей – только круглая дыра в треугольном чердаке. И мусор в яме, что теперь вместо пола. И вообще тебя скоро снесут.
– А ты не умничай, дерево, и тебя заменят.
– Тихо вам, она идёт, - шикнула на них телефонная будка.
– А тебя вообще-то главным никто не выбирал,– пробурчал тополь,– Уже и телефонной станции давно не существует, сейчас всё беспроводное …
– Да хватит тебе уже бурчать, - перебила его будка.
… у тебя даже трубки нет, одна коробка с диском осталась.
– Вот старый скрипучий ворчун, - добавил дом.
– Если ты сейчас же не замолчишь, то не узнаешь о чем она говорила, – рассердилась телефонная будка, – я тебе этого не скажу.
– Ну ладно, ладно, молчу, – скрип дерева стал еле слышен.
– Она уже близко, всё, собрались. Настроились. Начали.
К телефонной будке приближалась женщина в красном пуховике с накинутым на голову капюшоном. Жесткий морозный снег пружинил и, ломаясь, скрипел под валенками.
– Надо же, а валенки до сих пор выпускают, - прошептал тополь.
– Да тихо ты уже.
Женщина, услышав тихий шелест ветра в ветвях, посмотрела на стройный тополь с раскидистой кроной, потом перевела взгляд на уютный одноэтажный домик с красной черепичной крышей и отбеленными отштукатуренными стенами. Из печной трубы струился дымок. Из окон дома мягко растекался по снегу тёплый свет электрических ламп.
Женщина улыбнулась. Морщины пробежались стайкой по краю губ и уселись в уголках глаз. Длинные тонкие пальцы провели по холодному корпусу телефонного аппарата. Она сняла трубку и опустила две маленькие блестящие монетки в монетоприёмник. Монетки весело запрыгали, на дальнем конце телефонной линии кто-то снял трубку.
– Здравствуй дедушка, - улыбаясь, сказала женщина, – Ты наверное помнишь, что раз в году, в одну из морозных зимних ночей исполняются желания? И я помню. И вот я опять пришла. Ух как сегодня воздух свежит. Соединишь меня?
Она говорила. То смеясь, оперившись рукой о полочку в будке, то размахивая ей. А иногда внимательно слушая, широко раскрыв глаза, очерченные растущим белым инеем на ресницах.
А потом она повесила трубку. Постояла немного и пошла, накидывая на голову капюшон, тень от которого скрыл свет, идущий от её глаз и улыбки.
Скрип снега становился всё тише и тише.
– Ну что, что она сказала, рассказывай давай, – нетерпеливо зашелестел остатками веток тополь.
– А кому звонила? – прошамкал черным дверным проемом дом, – всё тем же?
– Да. Всё тем же. И всё туда же. Они там все по-прежнему молоды веселы и дружны. Хотя … многие её сейчас на самом деле уже и не помнят. А некоторые не вспомнят уже никогда. Эх, юность, – усмехнулась телефонная будка, – Эх, задор и мечты.
Ну что, друзья, ночь впереди длинная. Слушайте.
Фото автора