Как–то, перед самым Новым годом послали меня мои домашние за пирогами да ватрушками. Ёлка уже красовалась в центре посёлка Воскресенское.
За углом уютного ларёчка под вывеской «Выпечка», вытаращив слезливые глазищи, уставилась на прохожих облезлая рыжая собака. Тощий кобель, скорее всего «закрылечкиных» кровей, кажется притащил в суетливую предпраздничную человеческую толкотню все свои собачьи беды.
На приличном в этот день морозце его левая задняя лапа заметно волочилась. А правую он то и дело отдёргивал от утоптанного снега, как от разогретой сковородки–блинницы. Казалось бы, бездомок задрипанный, кои сейчас десятками по улицам бродят, людей пугают. Но что–то в этой псине, в её обличье, так сказать, и поведении показалось мне с человеческим схоже.
Остановился я и понаблюдал за Шаруней, как я его сам и обозвал. Одно ухо у доходяги было более обвислым, чем другое. Брюхо, как говорят, приросло к хребтине.
Выставив печальную свою морду поближе к раздатке прилавка, исходящего духмяным испарением печёнки, пережаренной с лучком на постном маслице, Шаруня будто виновато вопрошал:
- А не очень ли строго за понюх меня здесь спросят?
Не прилетит ли дрыном по бокам? От мусорных баков со жрачкой меня вчерашние дружки да жучки–сучки отвадили. А тут вот запашком мясным намахивает так, что он от рваных брылей до самого хвоста нутро пробивает…
Я встал в короткую очередь, намереваясь прихватить пару пирожков с картошкой и для Шаруни, а краем глаза всё за ним подсматривал.
Рядом, на парковку, прохрустев льдинками вкатился крутой джип. Местный «мажор» с яркой, как бабочка спутницей и с ненашенским загаром вальяжно прошествовал к ларёчной раздатке и отоварился без очереди. Шаруня, тем временем проковылял к «лендроверу» и умудрился малость написать на его колесо с блестящими шипами.
Подоспевший водила замахнулся на него связкой ключей и выдал смачный плевок вместе с дорогущей жвачкой. И ведь точно попал псу в свалявшуюся на голове шерсть. А Шаруня неуклюже стряхнул «лапшу» с ушей, вдруг нежданно взбодрился, шарахнулся в сторону и успел–таки клацнуть жёлтыми клыками по упругой ляжке подруги мажора.
Преследования не было - ветеран грызни за течных сучек знал все подворотни и дыры в заборах.
Я скормил Шаруне целых три пирожка. Два с картошкой и один с печёнкой. Отчего–то зауважал я его. Правда, пришлось долго приманивать разбойника, веру в людей он, видимо уже давно утратил.
______________________________