В сквере на светло-голубой скамейке сидела пара: мужчина 27 лет и женщина, на 4 года младше него. Мужчина был невысок, но строен, во френче - форму свою он продолжал носить и дома, и, как сейчас, на прогулке. Форменная фуражка лежала рядом с ним, и можно было заметить, что облысеет он очень скоро. Женщина тоже была невысокой; красота её поражала. Не только правильные ее черты - нежный овал лица, открытый взгляд карих, доверчивых глаз, чуть вьющиеся волосы, задорной челкой коснувшиеся бровей - все в ней говорило не только о породе, все, даже непривычно изящная для тех лет одежда, свидетельствовало о хорошем вкусе.
Недавно началось лето 1926-го года. Вечерело, но жара еще не спала. Они часто приходили сюда, в сквер у кинотеатра "Стелла", совсем не далеко от их нового дома. Садились на эту, не слишком удобную скамью: две нешироких доски сиденья, между которыми можно свободно просунуть ладонь, спинка из одной точно такой же бледно голубой доски - минимализм, конечно. Однако стояла она прочно, на двух чугунных, изогнутых в форме буквы "h", вкопанных в битый кирпич ножках.
Женщина была в положении, на сносях, но это вовсе её не тяготило. Сейчас её больше всего занимал вопрос - как они назовут своего готового вот-вот появиться на свет ребенка? Одного лишь взгляда на мужчину и женщину хватило бы, чтобы понять: нет у них в этом вопросе согласья.
Женщина - моя бабушка - год назад вернулась из Вены, там она училась последние годы. И ей хотелось для новорожденного имени европейского. Мужчина - это, конечно, мой дед, а он был чекистом, большевиком-революционером, мечтал об имени, говорящем о Революции. Вот, к примеру, Владимир, имя его кумира, разве оно не подошло бы идеально будущему октябренку?*
Бабушка знала, что спорить бесполезно. Но... оставалась надежда, что ребенок окажется девочкой. И она хотела теперь, чтобы муж согласился назвать ее пусть не Изольдой /ей очень нравилось это имя/, а хотя бы Викторией. Но уж никак не какой-нибудь Октябриной!
Дед был хитер. Добившись своего в выборе имени мальчика, он решил проявить добрую волю и согласился на ... жребий.
- Давай, напишем на бумажке каждый свой вариант, - предложил он, - и какой вытащим из моей фуражки, тот и запишем в свидетельстве о рождении.
Тут же был выдернут из записной книжки листик бумаги и разделен на две равные части.
- Так, на одной половине мы пишем "ВИКТОРИЯ", - объявил дед, доставая своё стило, а на другой ... "АГАВНЯК"!
- Как-как?! - поразилась бабушка.
- АГАВНЯК! - Чему ты удивляешься? Это же красивое армянское имя, и означает оно - Голубка!
- Не дам! - почти закричала несчастная моя бабушка, - не дам испортить жизнь нашей дочери! Или тебе хочется, чтобы в школе её стали дразнить - "говнуш!" - одноклассники!?
Дед, однако, был неумолим. Единственное, на что он согласился - это чтобы бабушка сама вытянула из форменной фуражки записку с именем.
Рука её тянулась к головному убору деда нерешительно. Так, будто в нем находились не клочки бумаги, а осы. Но вот бумажка вытащена, развернута...
- "АГАВНЯК"! - обреченно проговорила бабушка. И тут же что-то в глазах мужа показалось ей настолько явным, что она, сунув в фуражку руку еще раз, обнаружила - ДА, ДА! - именно то, что она и заподозрила: еще одну "АГАВНЯК", вместо её вожделенной "Виктории"!
Бабушкиному негодованию не было предела.
Но дед, сумев обратить все в шутку, сделал вдруг "компромиссное" предложение:
- А давай, если родится девочка, назовем её Аллой!
Бабушка, в шоке от пережитого, обреченно согласилась.
И хитроумный дед добился своего - он с самого начала хотел выбрать именно это, напоминающее о Красном Знамени Революции имя, а весь фарс с "Голубкой" разыграл лишь для того, чтобы лишить бабушку сил к сопротивлению.
* Октябрята - в СССР дети начальной школы, готовящиеся стать пионерами.