За столом они заспорили. Папа и мама мои.
Маму обуяла ревность, она увидела, как какая-то "московская командировочная фифа" в центре станции, у фонтана, о чём-то горячо и ласково говорила отцу, стоя очень близко, хватая, тяня к себе, и гладя его руки.
- И руки гладит, и в глаза заглядывает, только не цыпочки не встаёт, и на шею не запрыгивает!
Папа отшучивался, отмахивался
- Что ты выдумываешь?! Просто разговаривали.
Мама, задохнувшись от негодования, шумела, что московская дамочка только что в кусты его не тащила.
Я недоумевала. Как это мама не может понять, что папка у нас не такой. Не променяет он семью и жену на приезжую распущенную фифу. Была во мне большая наивность шестнадцатилетней девушки, и, конечно вера в крепость семейных отношений отца и матери. А как иначе?
А она все распалялась, поскольку отец всерьёз её не принимал, а отшучивался и посмеивался.
Я же тогда не знала, что, возможно, это был показательный урок в сложных взаимоотношениях родителей. Возможно отец показал маме, как может быть неприятна ей его, якобы излишняя близость, с другой женщиной. Ну, чтоб задумалась она - а всегда ли сама права и беспорочна в похожих случаях.
Станция маленькая, все на виду. Всякие слухи ходили тогда. Но я была совершенно не в курсе маминых сложностей. Потом только, уже взрослой, узнала от "добрых людей", да и то долго ещё не верила, отмахивалась от рассказанного, как от липкой назойливой мухи.
А тогда, от большой наивности, и в мыслях не держала, что кто-то из них может быть увлечен чужим человеком. И поэтому папку поддерживала, над мамой снисходительно посмеивалась.
Дескать, ты чего, совсем с ума сошла?
Мама моя меня всегда любила не очень, так скажем - через силу. Этому были причины. Не могла она мне простить самовольного появления на свет за год до их свадьбы.
Ну, бывает так. Московский студентик. Практика на Урале в "алмазном" селе. Симпатичная девушка. Студент уехал, а девушка родила дочку.
Мама красавица такая! Её в селе кто только замуж не звал. Всем отказывала...
- А вот когда захотела - не позвали...
Это её слова. На которые отец, досадливо морщась, говорил
- Ну что ты? Что вспомнила! Как узнал про дочку - так приехал сразу и поженились.
Но мама молву и хулу маленького рабочего заводского села не осилила, и из-за этого так и не смогла меня полюбить.
Человек она была не злой, жизнь мою не заедала, но и близко не держала, не подпускала.
Забывала обо мне иногда полностью - что я, где я, как. Потом спохватывалась
- А Ариша то где?
Денег на меня жалела. Тут сказывалась ещё и её нищая послевоенная молодость. Самой главной мыслю её было
- Деньги потратим, а что есть будем?
Говорила она это грубовато, употребяля вместо слова "есть" более простое, вульгарное - "жрать".
Меня коробило. Виновата, голода не знала...
Ну вот так мы сидели за столом в своей прекрасной комнате, светлой, с распахнутым видом на море, обедали, мама шумела про ту "дамочку", а мы с папой покатывались от смеха - отец - видя разбушевавшуюся ревность, делающую мамино лицо ещё более красивым, а я от глупости, и, ещё раз повторю, от полной уверенности в крепости родительских отношений.
Неожиданно мама, не сдержав эмоций швырнула в меня свою чашку с горячим и крепким черным кофе. Кофе потек по лицу, чашка упала и разбилась.
А я, онемевшая, удивлённая, растерянная, вытирая коричневую жижу, сидела и думала
- Разве так можно? Ведь в Серёжку (это брат мой младший) никогда бы не кинула, а случайно попав, всполошилась бы - как с ребенком, да что. А она меня ещё и предательницей назвала...
Отец такое окончание обеда не одобрил, глянул на меня - в порядке ли, не поранилась ли, встал и ушёл на работу в лабораторный корпус, так как обеденный перерыв заканчивался.
Мама, с каменным, беломраморным, прекрасно вылепленным лицом, даже не посмотрев в мою сторону, поднялась со стула, и ушла на кухню.
Было обидно, было унизительно.
Я то думала, что своими несерьёзностями облегчаю, упрощаю ситуацию, а получилось не помощь маме и папе, а просто очень больно для меня. Она ведь даже не посмотрела - не обжег ли меня кофе, не поранила ли чашка лицо.
Сидела в залитом коричневым летнем сарафане, и в очередной раз думала
- Мама моя меня совсем не любит. Серёжку, братика маленького, любит, прямо глаза светятся, Лицо молодеет и становится просто прекрасным, а меня - нет.
Вечно она так - глянет по-уральски, мазнёт взглядом из подлобья, зыркнет просто, вот и вся её нежность ко мне.
И ведь какая беломраморная - ни сразу, ни потом, не покаялась, не спросила
- Доча, не обожглась ты? Прости меня, с собой не совладала. Не хотела обидеть. Так получилось. Прости.
А я думала, что если она так мне скажет, я ей объясню, что просто хотела показать своими смешками несерьёзность ситуации, ну не может отец нас забыть, и поэтому беспокоиться не надо...
Глупая была. Молодая совсем.
Молодость прошла...
Нет уже их обоих.
Мама давно ушла.
До последнего её дня была я с ней рядом в больнице.
Папа умер 31 декабря 2020 года.
Весь последний год я как мантру повторяла папе каждый день
- Папка, я так тебя люблю.
И он светлел взглядом и лицом от этого.