Здравствуй, уважаемый Президент! Зовут меня Марфа, по батюшке Афанасьевна. Всю жизнь проработала дояркой. В колхозе коров у нас было триста голов, а жителей в деревне двести. Теперя уж не только коров, но и кошек и собак в деревне не сыщешь. Осталось десяток домов, в каждом по одной старухе. Старики наши уж давно померли. Трудники они были. Много всякой работы переделали. От того рано бог и прибрал. Работали много, днем на колхозной, а с утра раннего и к вечеру позднему на своей домашней работе.
Дом, с моим Петром Ивановичем, царство ему небесное, строили сами, своим горбом. Лес на лошадях зимой возили. Где в худом месте лошаденка вытащить не могла, сами подпихивали. Три года строили. Два ребенка при родах потеряла, в худых мотах.
Дом получился баской, просторный и светлый. В больших комнатах у нас по три окна. Нарядный получился. Вагонкой обшили, покрасили в желтый цвет. Муж окна наличниками резными украсил, такими, похожими на снежинки. Вот в нем и живу... Теперя одна… Старший то сын, еще мальчонкой погиб в Афганистане… Будь он не ладен… А младший от Чернобыля скончался. Тоже по призыву служил. Говорят при царе младших то в армию не брали. Так то бы лучше было. Кто-то мог род продолжить.
- Да о чем это я? – подумала женщина. Надо бы про деревню написать.
- Нет у нас почты, - продолжила она, - фельдшера и магазина. Понимаем, кто на десять старух кошелек будет трясти.
Тебе конечно много писем пишут, поди в прихожей целые мешки стоят. А все равно писать мне больше некуда. Боюсь я того, что хоронить то нас, старух, уж некому.
Писательский труд Марфы Афанасьевны прервал звук царапающего стекла. Она догадалась, друг пришел. Распахнув створки окна, увидела знакомую физиономию – медведя. Старушка помнила гостя еще неуклюжим медвежонком, когда его, оставшегося без матери отпаивала молоком. А теперь ишь какой вымахал. До подоконника полтора метра, а он еще на пол окна выше… Громадный…
Медведь смеется, зубы скалит, весь чумазый, морда перепачкана ягодами. Пахнуло от него духмяном, малиной, и еще чем то, может мятой лесной.
- Значит у Каменного холма лазил, - догадалась старушка. Там на взгорке, с южной стороны, мяты много… Вот ведь шпана. Вперед нас ягоды обобрал... Представила… Стоит в малиннике, только голова из кустов торчит, глаза зажмуривает от удовольствия, а напоследок еще и поваляться в кустах любит… Баловник…
- Чего не весело глядишь? Чем занята? – спросил ее медведь.
- Пишу письмо Президенту.
- Прочитала бы что ли.
Выслушав ее лесной гость стал возражать:
- Грибы белые, грибы красные, а особенно грибы красные с белыми точками. Как поешь, дух захватывает. Ягоды кругом – черные, синие, красные. Собирай, не хочу.
Не зная названий, медведь обзывал все по цвету. А дух у него захватывало от мухоморов.
Он продолжил:
- Дичи полно – глухари, куропатки, рябчики с белым мясом. А рыбы в реке и озерах полно. Спины торчат. Ходить по ним можно. Во, смотри, Афанасьевна, какое пузо я за лето отъел. Нашла печаль. Хоронить некому. Если что подсоблю. Я тебя съем. Ежели дом под берлогу моей медведице отпишешь. Так и пиши в Москву:
- Завещаю дом свой, потом и мозолями заработанный, медведю, не московскому, который в Правительстве (зверь имел ввиду премьера), а нашему местному, то есть мне.
Старушка возмутилась:
- Съест он меня, морда бесовская. Уж лучше в райцентр в больницу отправиться, всяко там, ежели помру, по-людски похоронят или можно было через собес в дом престарелых попросится, предлагали ей когда то туда переехать… Да чего то страшно... Горят они по всей России часто, вместе с людьми... Грех то какой, прости Господи… Еще за свою жизнь участи такой не заслужила.
Вспомнила чего попросить то хотела. Может на тот штраф, что бывший нефтяной олигарх с России просит, 40 миллиардов или по более денег каких то, можно было бы для стариков и старух доброе дело сделать, все-таки не он, а они страну обустраивали после войны - дома престарелых построить, а еще какую-нибудь копейку им на похороны отпустить.
Простите если где не складно вышло. Не приучены мы письма писать. Все больше дела делаем. А медведь, он шутник такой... Он так утешить хотел... Он уж избалован теперь…На что ему старые кости…